Встретимся в Вавилоне

Только когда вокруг всё стихло, Вэриан позволил себе расслабиться. Осесть на пол, схватиться за голову, начать нести бред… Что? Нет, не в его духе впадать в маразм при каждом потрясении. Однако, он действительно был на грани, балансировал на тончайшем лезвии меча, что любезно подставили под ноги его враги-друзья. Щека до сих пор пылала. И сердце тоже — пылало. Такой коктейль из эмоций и чувств, наверное, не испытывало ни одно живое существо на земле. — Поручится она, как же. Лживая мерзавка. Черт, как болит-то, а! Надо бы сухого льда замострячить, — промолвил раздражённый алхимик и, еле поднявшись от эмоционального напряжения, поплёлся к лабораторному столу. Алхимия. Такое простое, но всеобъемлющее слово. То, что непостижимо для одного, но доступно другому, избранному. Набор тех знаний, которые могут сдвинуть этот загнивший мир с мёртвой точки. Для кого-то она — несбыточная сказка, для других — бесполезное времяпровождение, но для него это — целая вселенная. Алхимия Невероятный спектр цветов, эффектов, экспериментов и сумасшедшее разнообразие результатов. Та самая сила, что способна разбить неразбиваемое, расплавить нерасплавляемое, сжечь несжигаемое, утопить непотопляемое. Но что же это, разве не одна магия способна на такое? Алхимики в один голос ответят, что алхимия — наука. Если хотите — волшебная наука. Кажется, Вэриан мог петь дифирамбы своему смыслу жизни двадцать четыре на семь, если бы, конечно, умел их сочинять. Но сейчас — в этот самый момент — работа не спорилась от слова совсем. Мысли горели адским пламенем, пожирая сознание изнутри, словно голодная обезумевшая саранча, что только и ждала сигнала. Среди бешеных языков пламени он с трудом различал Радигера, что в панике носился вокруг друга; комнату, что после постройки ловушки обветшала так, словно тронешь пальцем что-то сильнее касания пера к телу — и оно вот это вот всё развалится быстрее карточного домика; небо, что сияло сегодня мириадами звёзд, словно указуя путь в этой непроглядной мгле лжи, предательств, унижения, стыда, обиды, яростного зла, что безумно просилось наружу: вдоволь наесться. Но впереди всего хаоса была она — девушка, сотканная из необузданного огня, солнечного света, материнского тепла, текучей лавы чувств, обжигающей любви ко всему сущему. И всё, всё, ВСЁ, чёрт возьми, о ней. Как остаться после такого не обугленным чудовищем, жаждущим любви и мести, а человеком? Он не знал, правда не знал. Но хотел знать, отчаянно знать, потому что это убийство, это ещё один шаг за грань — и помешательство… «Вавилон на тяжёлую голову не построишь», — промелькнуло у него в голове, и наваждение как веником смело. Точно, у него ведь есть работа! Вавилон. Будет поважнее всяких душевных страданий. Ва-ви-лон. Название, уже заведомо задающее высокую планку. Что-либо созданное в этом мире под названием Вавилон априори не будет чем-то мелким, несущественным, проходящим. Вавилон — это нечто фундаментальное, необъятное, вечное, величественное, желанное и высокое… То, что станет заменой Богу, чему можно будет поклоняться и, доведя себя до исступления, попросить одно-единственное желание… И оно сбудется. Непременно, обязательно, несомненно! — К чёрту всё, пора за работу. Для начала, посмотрим принцип работы механизма, — забыв обо всех тяготах бренного тела, алхимик закрепил края свитка книгами и начал переводить все иллюстрации с приписками к себе в блокнот. — Есть. А теперь — материалы и детали… Так. Погодите-погодите, это что вообще за… Твою мать. Чёрт, чёрт, чёрт! — в сердцах долбанув по столу, Вэриан схватился за голову: нужных материалов в Короне и в помине не было! А половину он даже никогда и не видел, не то что изучал. Диковинные названия говорили за себя: не там ищешь, дурачок! Да и вряд ли это полный вариант механизма, у него-то в руке оказался лишь кусочек пергамента, одна четвёртая от целого. Что существенного можно сотворить, имея на руках неполную схему? И можно ли вообще?! — Тупик. Грёбаный, чтоб его, тупик. И что теперь?! — истерично то ли закричал, то ли рыкнул алхимик, затравленно взирая на Луну — спутницу его страданий и душетерзаний. В этот же момент задул сильный колючий ветер, пронизывающий до самых костей. И это в середине лета! Вэриан придерживал изрядно отросшие волосы и не заметил, как из кармана фартука что-то выскользнуло. Точнее, заметил только тогда, когда чёлка перестала закрывать весь обзор и бумажка грозилась улететь далеко и надолго. — При первой же возможности состригу эти лохмы. Вэриан подбежал к грязно-серому клочку, отряхнул от пыли и земляной насыпи, раскрыл и нахмурился: местами текст был сильно размыт, местами сожжён, но в целом послание оказалось читабельным. «Что ж, если ты держ… руках эту записку, значит, ты свободен. И если тебе…уда податься, приход… верну… Пья… лна… Она н… ся в город… од назв… ильо. Но не раньше…го ме…ца осени. И не рассчитывай, что т… не пре… дут в случае оп… ти. Жизнь — сложная и жестокая штука. P. S. Я не против сотр… ва с человеком с сильными мозгами. Мы… ожем дого… я.» Его как обухом ударило. Осознание всего идиотизма ситуации пришло не сразу: шайка бандитов, которую возглавляла воровка и ещё-одна-заноза-в-заднице Кейн, предлагает ему деловой союз. Та самая шайка, которая намедни заседала по соседству и распевала похабные песни во славу своей Леди, которая строила грандиозные планы и обещала золотые горы с исполнением желаний в обмен на беспроигрышный план побега и вступление в бравые ряды их команды. Та самая шайка, которая в самый последний момент кинула наивного мальчика как старую пешку сгнивать в каменной клетке, покуда самим выпал шанс сбежать! Эти нелюди, эти прогнившие насквозь алчные звери, которым до фонаря мораль и правила, которые встали на скользкую дорожку явно не от хорошей жизни, которые… Ему так или иначе импонируют. Сознание кричало, что это самая банальная ловушка, хитрая уловка с выгодой лишь для них. Это, как минимум, опасно: соваться в богом забытые места, выживать в поисках нужных людей, осторожничать и следить, чтобы они не убили тебя. Но с другой стороны… А был ли у него выбор? — Здесь мне сейчас всё равно делать нечего. Радигер, собирайся, мы выдвигаемся на рассвете! — скомандовал питомцу алхимик и засуетился в поисках провианта, золота в дорогу и самых необходимых вещей для учёного вроде него. На пол полетели пустые колбы, чертежи и формулы, ненужные палки и железки, которые он совсем недавно так трепетно спаивал вместе. Нынче мысли занимали вещи поважнее уже никому ненужной стеклотары, и Вэриан не разменивался по мелочам. Как вдруг… Взгляд зацепился за один пергамент. Выцветший, потрёпанный, пахнущий пылью и ещё чем-то родным и тёплым. Хах, ну да, конечно. Что же это ещё могло быть. Первый эскиз Рапунцель. … Вэриан отчаянно хотел утонуть в этих солнечных воспоминаниях, так негаданно всплывших перед глазами. Очень хотел. Где-то глубоко-глубоко в душе, за железной бронёй, покрытой арктическими льдами и цепями из слепой ненависти и холодного расчёта. Хотел вернуть первые дни знакомства и всё, связанное с ней, вплоть до самого рокового дня… Вэриан от отчаяния едва ли не воет. Вэриан рвёт бумагу с особым садизмом. Собирает клочки, зажимая в руке, и швыряет на землю. Подходит ближе, достает спички. Зажигает. Запах гари стремительно разносится по округе. — Вот бы так же просто сжечь все чувства. Вэриан горько улыбается. *** На утро голова болела нещадно. Рапунцель едва доковыляла до умывальника, дабы мало-мальски привести себя в порядок. Обычно ей не составляло особого труда прийти в себя и переключиться на мир людской, но после вчерашних феерических событий… — Н-да, ни одна мысля на собрание не спешит, — помассировав виски и протерев глаза подушечками пальцев, девушка пару раз хлопнула по щекам, набрала в ладони воды до краёв и с силой впечатала в лицо. Брызги холодной свежей воды на других участках кожи мгновенно взбодрили, в голове заметно прояснилось. Маленький хамелеон с прежним задором приветствовал подругу и по-своему поднимал настроение, пробуждая не только тело. Она тепло улыбнулась Паскалю, и тот от счастья едва не свалился со своей импровизированной сцены. Она тихо засмеялась, а ему того и надо было. На короткие мгновения стало по-прежнему хорошо, душа так и рвалась запеть!.. Но всё закончилось, едва начавшись. — Рапунцель, ты уже встала? — осторожный полушёпот Кэс вернул с небес на землю, возвращая уже позарез надоевший образ алхимика. «Чует настроение за версту, что ли? Где она, там и его призрак? Неразлучны даже на ментальном уровне, чтоб вас». — Да, Кэс, я встала. Встала и готова к большой работе, которая нам сегодня предстоит. Нужно разработать план, обсудить детали, сделать листовки, исследовать места… — внезапно златовласку качнуло в сторону и она чудом не свалилиась, с силой сдавливая край кровати. — Ты, случайно, не заболела, дорогая моя? — обеспокоенно выдала брюнетка, подлетая к подруге и помогая сесть обратно в опочивальню. — Нет-нет, ты что, мне нельзя болеть сейчас! Я в полном порядке, просто лёгкое помутнение с утра, — нервно рассмеялась принцесса, приглаживая свои локоны и заспанно взирая на бодрую Кассандру. — Правда, всё в поряд… — раз! И Рапунцель внезапно потеряла ориентацию в пространстве. — Рапс?.. Рапс! Рапунцель! — Кассандра, мимолётно поддавшись панике, кинулась было за подмогой, но чуть погодя сообразила смерить температуру и послушать дыхание. — Тяжело дышит, и лоб горячий. Простудилась где-то, — умозаключила брюнетка, поправляя рукава на платье и неодобрительно покачивая головой. — Совсем себя не бережёт. Надо сказать королеве. — Н-не надо ходить к м-маме… — промолвила обессилевшая враз девушка в полусне, пытаясь остановить подругу. Однако, та оказалась непреклонной и молча вышла из покоев принцессы, не желая слушать больные бредни. — Заразил или последствия так называемого яда? Может всё и сразу, с него станется, — недобро усмехнувшись прохрипела Рапунцель и всё-таки поддалась серьёзной слабости, отдавая себя царству Морфея. …Тем временем, кошмары продолжали донимать её даже в бреду. Бежать. Бежать, бежать, бежать! Как можно быстрее, как можно дальше от него, от этих лап жуткого механизированного чудовища, от камней, что царапают пятки и подступают к ней всё быстрее и ближе. Дорогу, что Рапунцель окропила своей кровью, преграждает силуэт, до подкосившихся коленок знакомый, до онемевшего голоса жуткий. А глаза его — светятся. Злым таким блеском, беспощадным. Рвут душу на кровавые лоскуты, очерняя само существование принцессы. Вдруг силуэт неумолимо начинает приближаться, а она и с места двинуться не может: что-то ей не даёт возможности убежать. Протягивает руку, в которой трепыхается чьё-то сердце, из нутра которого стремительно пророс… Лунный цветок. Самый настоящий Лунный цветок, с великолепным морским оттенком и внутренним сиянием, так похожим на сияние их общего спутника Земли в ночной тиши. Невероятное зрелище, от которого вольно-невольно захватило дух. Рапунцель хотелось дотронуться до него. Это желание зудело на кончиках пальцев, стало идеей-фикс, но стоило ей прикоснуться к одному из лепестков, как силуэт скорчился, словно в агонии, и осел на колени, поднося руку с цветком из сердца к груди, откуда сочилась кровь нескончаемым потоком. Она наполняла пространство, превращаясь в море, что тотчас же начало штормить. Свет от цветка осветил лицо алхимика, и девушка увидела кристально чистые слёзы, что громадными бусинами скатывались по лицу, прокладывая солёные дорожки к самому сердцу. А взгляд, некогда убийственный и всененавидящий, стал печальным, отчаянным, затравленным. Рапунцель стало плохо. Не помня себя от страха за этого человека, она шагнула к нему и крепко-крепко обняла, чтобы хоть как-то смягчить эту тупую боль, что прошивала, как ей уже казалось, не только его. Капли крови, смешанные с их общими слезами, окропили платье цвета сирени и заляпали лицо. А волосы, что у неё, что у него — не поддавались никаким мирским законам, испуская непрекращающийся свет и словно танцуя друг с другом в первый и последний раз. В какой-то момент она поняла, что их души поют в унисон. Ответное объятие не нуждалось в объяснениях. И когда она собиралась подумать, что всё будет хорошо, Вэриан просто отдал ей своё сердце, срывая с него цветок и полностью заглатывая, давясь лепестками, кашляя уже ненавистной кровью. Цветок закрепился на месте сердца и, затягивая вокруг себя рану, скрылся внутри. А когда он поднял свой взгляд, Рапунцель будто умерла. В нём не было ничего человеческого, ничего даже близко напоминающего об алхимике. Страшная одухотворённая пустота, заполнившая дыру в сердце. Спустя мгновение он пошёл ко дну. Кажется, на сей раз крик слышали не только в замке. Проснувшись, она даже не обратила внимания, как быстро ворвались к ней в комнату родители, Кэс, Юджин и пара стражников, пытаясь сообразить, что случилось. Бедный Паскаль от страха забился в угол и слился с пространством. А случилась неконтролируемая истерика, надрывный вой в подушки, что моментально промокли от града бесконечных слёз и бредни, словно в лихорадке. — Это я виновата, это я во всём виновата! Это всё я, я, Я! ВСЁ ИЗ-ЗА МЕНЯ!!! — из едва различимого шёпота принцесса резко перешла на пронзительный крик, срываясь с постели и подлетая к окну, из которого обжигающие лицо лучи солнца ещё и слепили глаза. Вообще, погода сегодня выдалась на удивление чудная: тёплый бриз едва всколыхнул золотые локоны, обдавая свежим воздухом с головы до пят; кудрявые облака перменно то скрывали небесное светило, то показывали всему миру его красоту; птенцы у её окна даже не вспорхнули от страха, любопытно заглядывая в комнату; а температура так вообще была одной из самых комфортных в течение года. Но за пеленой солёной воды и срывающих крышу эмоций сложно что-либо заметить в о о б щ е. — Рапунцель? Ты меня слышишь?! Рапунцель! Чёрт, неужели до сих пор лихорадит? — Милая, отойди от окна! Её посетило чувство дежавю и те же самые ощущения, что перед обмороком. Рапунцель медленно сползла на пол, обнимая себя, словно пытаясь согреться. Громкий плач очень скоро перетёк в тихие всхлипы, сопровождающиеся крупной дрожью. Девушка комьями глотала воздух, давясь и кашляя, пытаясь успокоить сумасшедшую пляску сердца, но было чертовски тяжело. Фредерик и Арианна тотчас же сорвались к их единственному сокровищу, не смея медлить более и секунды. — Доченька, что случилось?! — королева крепко обняла её, пытаясь понять: когда же всё пошло не так. — Родная, ты так кричала! Кто тебя обидел?! Нужна помощь? — король сначала метался из стороны в сторону, позже тоже решив присоединиться к ним, обнял обеих широкими и мощными руками и попутно ругал на чём свет стоит виновников такого состояния принцессы. — Мама… Папа… — златовласка смотрела на родителей отстранённо, будто со стороны. Объятия чудесным образом успокоили бушевавшую бурю эмоций. Шестерёнки внутри неё после тотального обвала потихоньку вставали на место, запуская мозговые механизмы, что со скрипом и невероятной тяжестью начинали своё движение: она заставила всех поволноваться, причём основательно. — Простите, мне… Жуткий кошмар приснился. Арианна потрогала лоб девушки и помрачнела. — Золотко, да ты вся горишь! Ты ещё не выздоровела, поэтому идём обратно в постель. Не волнуйся, я буду рядом, — заверила её мать и помогла напару с Фредериком подняться страшно шатающейся из стороны в сторону дочери доплестись до мягкого уютного ложа. — Вот так, теперь перекидывай ножки наверх… Умница, — женщина повернулась ко всем присутствующим и красноречиво обвела их взглядом, не требующим лишних слов. Юджин, Кассандра и все, кроме Фредерика, поспешно удалились. Ну, как удалились… Кэс насильно утащила беснующегося Фицерберта, который никак не хотел покидать свою принцессу, что пребывала ныне в прескверном состоянии, о чём он громким шёпотом настойчиво напоминал черновласке, но той как об стену горох. — Дорогой, позови нашего доктора, пожалуйста. — Уже бегу. — Пусть ещё раз проверит её, чтобы я хоть немного успокоилась. — Конечно, дорогая, одна нога тут, другая там, — шаги короля стремительно стихали, и когда массивная дверь тихонечко закрылась с той стороны, королева тяжко выдохнула. Невероятно тяжело наблюдать за тем, как болеют родные дети. Королева присела поближе и стала поглаживать принцессу по волосам, касаясь разгорячённого лица. Когда Кассандра буквально влетела в тронный зал, где и положено было находиться королеве, лицо её выражало крайнюю степень озадаченности и тревоги. Насторожившись уже только поэтому, Арианна без всяких официальных речей спросила о ситуации, а она оказалась такова: Рапунцель лихорадит, причём сильно. Сорвавшись с места, она силой потащила за собой только вошедшего в зал мужа, по дороге объясняя ситуацию. На душе было тревожно, ведь их дитя практически никогда не болело, а лихорадка в их краях (особенно в замке) могла взяться лишь искусственным путём. Думая об этом всё время, Арианна не могла не отметить связь нынешнего поведения дочери с этим инцидентом. Что-то поспособствовало этому… Или кто-то. Так или иначе, она обязала себя выяснить обо всём. Конечно же, только после того, как дочка придёт в себя и будет готова к откровениям. Вопрос только в том, будет ли она готова открыться вообще?.. — Мам… — севшим голосом промямлила златовласка. — Прости меня, пожалуйста. Я доставляю столько хлопот… — Не говори глупостей, доченька. Ты всегда была храброй, а вчера так вообще храбрее всех. Ты невероятная молодец, слышишь? Просто сейчас твой колодец сил истощился, почти весь высох, потому-то, видимо, ты и заболела. — Ну не знаю… Может, это мне наказание? — горько усмехнулась Рапунцель, печально вглядываясь в зелёную бездну глаз, так похожих на её собственные. — О чём ты гов… — Я предала Юджина, сама того не ведая, — не дала договорить и как на духу вышептала принцесса, скрывая глаза за частично прикрывшими лицо тяжёлыми прядями. Арианна была слегка озадачена. — Ну, дорогая, все совершают ошибки… — девушка на эти слова лишь покачала головой. — Это не тот случай, мам, — просипела девушка, не скрывая солёных дорожек, что проложили свой путь по загорелому миловидному личику. Королева замолкла, что-то судорожно соображая, но в конце концов не нашла ничего лучше старой-доброй игры. — Хорошо, давай поступим так: ни одна живая душа, кроме нас с тобой, не узнает об этом. Пусть это будет нашим самым большим и ужасным секретом, а про детали поговорим позже, когда ты сама захочешь. Договорились? — тёплая и всепонимающая улыбка матери в очередной раз растопила все страхи и печали, что довольно долго томились в ожидании, разъедая изнутри собственное сознание молчанием и самобичеванием. Захотелось всё-всё выкинуть из головы и, наконец, просто отдохнуть телом и душой: без кошмаров, без серьёзных дум о королевстве, дальнейшей судьбе алхимика и о её собственной, без анализа всего и вся вокруг. Арианна крепко обняла принцессу, смахивая прозрачные слезинки на отсыревшие подушки. — Договорились, — даря ответную солнечную улыбку, скорее вымученную, принцесса медленно прикрыла глаза и незаметно для себя вновь отправилась к Морфею. На сей раз сон был глубоким, спокойным и добрым. Удостоверившись, что она уснула, королева тихо покинула опочивальню и медленно побрела по замку, готовясь в любой момент словить Фредерика с доктором и развернуть их обратно, дабы дать девочке восстановиться. А силы ей вскоре ох как пригодятся. *** Спустя два дня в замке стало по-прежнему тихо и мирно (насколько это вообще возможно), но лишь с одним отличием… — Рапунцель. — Рапунцель занята, позовите её позже. — Рапунцель! — Да сказала же, что Рапунцель занята! — Рапс, етить твою налево! — А? — подняв массивные лабораторные очки, златовласка наконец вышла из крепких дум и обратила внимание на стоящую подле неё Кэс, что скрестила руки и нервно постукивала указательным пальцем по внутренней части плеча. — Ой, прости, не заметила, что ты здесь, — неловко ответила принцесса, ставя колбу с розоватой жидкостью на лабораторный стол. — Я это заметила, — съязвила брюнетка, по-доброму усмехаясь. — Вся в работе, да? Тебе хоть помогло это исследование? И, боже, смени уже этот халат, от него несёт помоями! — недовольно забурчала дочь капитана гвардии, отмахиваясь от запаха будто от назойливой мухи. — Правда, что ли? — удивлённо выдала блондинка, а затем подняла ворот и принюхалась. Не заметив ничего подозрительного, продолжила вести беседу как ни в чём не бывало: — Возможно, пролила на него что-то… Насчёт исследований пока ничего конкретного сказать не могу, но засохшая жидкость в камере через какое-то время кристаллизировалась, и мне удалось понять природу этого вещества. Не без помощи, конечно, но это лучше, чем ничего, но… — лицо девушки стало хмурым. — Но?.. — Это вещество встречается на окраинах Короны, в исходном виде напоминает леденцовые кристаллы и они очень, очень редкие, я как-то читала о них. Маревины. А в раздробленном и жидком состоянии Маревин, оказывается, излюбленный людьми подполья лёгкий наркотик, что выветривается буквально через пять минут, но эффект от него… колоссальный, — златовласку невольно передёрнуло от молнией пронзивших воспоминаний, однако отвлекаться сейчас она не была намерена. — Предположительно, он был разбрызган по камере сразу же после моего прих… Ой, — когда принцесса поняла что сболтнула лишнего, было уже поздно. Лицо Кассандры немедленно вытянулось, глаза округлились, а брови спрятались за чёлкой. — Что ты сейчас сказала? — После… П-после м-моего п… Патрулирования, да. Я оговорилась. — Какое патрулирование может быть в твой день рождения? Знаешь, слабоватая отмаза вышла. Какого чёрта ты к нему опять ходила, подруга?! — Кэс, я… Я не знаю. Меня вело чувство, что мне просто необходимо это сделать, понимаешь? — Да что тут не понимать, — шумно выдохнула воительница. — Ладно, что было, то было, сделанного не воротишь. Теперь у меня другой вопрос: как наш пройдоха достал этот, по твоим словам, редкий кристалл и куда прятал при каждой проверке камеры гвардейцами? — Дай подумать… А может ли это быть… Ах, неужели?! — неожиданная мысль посетила светлую головушку и крепко засела там, утверждаясь всё больше и больше. — Соседская камера. Там ведь был кто-то. Я точно помню, что там были люди, но в тот день их не было уже! Кэс, это они дали ему Маревин. Более того, скажу больше: скорее всего Вэриан отправился по их следам. — Браво, Шерлок, я в восхищении от вашей дедукции! Но, дорогуша, только полнейший идиот попрётся за Леди Кейн и её шайкой, знаешь ли. — За кем?! — теперь настала очередь вытягивать лицо от удивления златовласке. — Да, за Кейн. Я вспомнила: не так давно среди гвардейцев был переполох насчёт их побега, но докладывать королю они не стали. Сама понимаешь, у него и так забот полон рот, а тут ещё и ворьё пропащее… Отправили дело на самотёк, и вот что из этого вышло. Рапунцель стала мрачнее тучи. Нервно шагая из стороны в сторону перед лабораторным столом в комнате, соседствующей с её покоями, она быстро складывала паззлы в голове, стараясь не упустить мельчайшие детали. Кассандра наблюдала за подругой с тревогой, не так давно поселившейся внутри неё: одно дело, когда ты просто посылаешь солдат на поиски мальчишки. Другое — когда с огнём в глазах пытаешься докопаться до правды самостоятельно, выбирая самые опасные пути. Ей совсем непривычно было уже почти не наблюдать искренней улыбки на её веснушчатом лице. Кассандра боялась, что такими темпами Солнце скоро угаснет. — Рапунцель! — появление Юджина оказалось настолько же неожиданным, как если бы посреди чистого поля в одно мгновение образовался бы кратер вулкана. — Красотка, только что прибыл Стэн и… Уф, секунду, отдышусь только, — через раз глотая воздух пробасил шатен. — Кхм-кхм! Итак, цитирую его доклад: «Наши люди не спускали с него глаз, но стоило ему выйти за стены Короны, как его и след простыл. Он будто сквозь землю провалился!», конец цитаты. Короче, прошляпили мы его. — Галюциногенное зелье… Тот же метод распыления… — Рапунцель словно ушла в астрал, одновременно слушая Юджина и думая о возможном просчитывании его ходов, бормоча себе под нос самые разнообразные варианты развития событий. — Нет, площадь слишком большая, тогда… Ловушки и иллюзии? Скорее всего, он любитель поломать мозг себе и окружающим… — Рапунцель, вернись к нам, — Кассандра помахала рукой перед лицом принцессы, и та моментально вышла из транса. — Простите, мысли бегут впереди меня, — златокудрая принцесса скинула с себя халат, поддела пальцем массивные очки и отправила в полёт на своё законное место в раскрытом шкафу. Посмотрела на замызганную ткань, всё же отмечая про себя ту вонь, о которой говорила Кэс. — Ладно, согласна, его надо постирать. — Ну наконец-то! А что с алхимиком будем делать? — Ничего. — ЧТО?! — хором воскликнули бывший вор и воительница, едва не оседая от шока на пол. — Сейчас мы уже ничего не сможем сделать. Он мастерски заметает следы, а от преследования его хитрейшества страдают только наши солдаты! Лучше прекратить сейчас и выждать какое-то время, пока он не успокоится и не потеряет бдительность. — А потеряет ли? Всё же мы имеем дело со злодеем, который умеет учиться на своих ошибках, — от Кассандры не просто веяло скептицизмом, им несло за версту. — В кои-то веки я с тобой согласен. Красотка, нельзя полагаться только на интуицию и туманные предположения. — На это могу ответить только то, что рано или поздно все спотыкаются на ровном месте, — с мрачной улыбкой заключила златовласка. В глазах зажёгся недобрый огонь, коим друзья очень часто обжигались, когда советовали принцессе оставить ту или иную затею. Будущего правителя Короны и фрейлину на полставки от такой картины резко передёрнуло. *** — Полагаю, обратной дороги нет, — ехидно заключила мечница, предвкушая интересные заварушки. — Полагаю, это начало конца, — неодобрительно качнул головой Юджин, даже не подозревая, насколько окажется прав. — Полагаю, план должны услышать не только вы, друзья мои, — ответила принцесса, широко шагая в сторону казарм, где сейчас должен был отдыхать капитан и его подчинённые. Всю дорогу новоиспеченный комедийный дуэт спорил по самым пустячным делам, тем самым жутко раздражая идейного вдохновителя, что была совершенно не настроена слушать прирекания и жаркие споры: один Паскаль, верный друг и товарищ, сдерживал души её прекрасные порывы. — Стэн! Стэн здесь? — особо не церемонясь воскликнула Рапунцель, рывком едва ли не снося дверь с петель. С того конца коридора послышалось, как кто-то звонко всхрапнул, а спустя пару секунд перед компанией друзей стоял заспанный, но не потерявший шика и чести капитан королевской гвардии. — Так точно, принцесса. Чего изволите? — Мне нужна ваша помощь. — Конечно, для вас всё, что угодно. Мой гарнизон полон сил и воодушевления! — заверил Стэн, попутно охватывая взглядом унылую картину а-ля «Утро понедельника после воскресной попойки. Холст, масло». Неловко усмехнувшись, капитан прояснил ситуацию: — Видите ли, вчера праздновали день рождения нашего собрата, и в какой-то момент всё вышло из-под контроля… — Ничего страшного, после вашего сложного задания обязательно нужно отдохнуть. Как он проснётся, передайте ему от меня самые искренние пожелания! — как только златовласка улыбнулась той самой фирменной улыбкой, у всех как булыжник с души упал. «Значит, ещё не всё потеряно». — Но прежде, я бы очень хотела, чтобы вы возобновили патрулирование и поиски преступника. — П-принцесса, я не ослышался?.. — Я знаю, что вы думаете обо всём этом: она помешалась, да? Нет, ни разу по собственному желанию никого не преследовала с дурными намерениями, но в то же время я понимаю, что сие мероприятие необходимо для обеспечения безопасности наших с вами жизней. И не только их, капитан. — Принцесса, но это бессмысленно! Вы предлагаете проверить каждый куст в Короне и за её пределами?! И девяти жизней не хватит, если не будет ни одной наводки! — Нет, нет! С чего вы взяли, что каждый? Я лишь прошу вас отправить одного-два человека под личиной простых граждан в близлежащие города вплоть до портовых деревушек и доложить мне, когда найдёте его, — златокудрая принцесса сложила пальцы лодочкой, смыкая их и неосознанно указывая ими на Стэна. — А вы найдёте, — утверждающе-угрожающе подвела итог Рапунцель, вводя добродушного Стэна в некий транс. Позже он удивлялся, как в один момент не расплавился под обжигающим напором зелёных малахитов, обрамлённых жидким золотом и хриплым, немного огрубевшим голосом, требовательным и грозным в случае неоправданных ожиданий. — Сделаем всё возможное. Стэну было трудно принять тот факт, что выросла не только его дочь: принцесса была уже совсем не та наивная девочка, взращенная в тепличных условиях и в какой-то момент просто прыгнувшая из мрачной сырой комнаты в светлую и просторную, где ей был необходим дополнительный уход, цветок ведь изначально дикий. В конце концов, что-то приходит, что-то уходит… — Благодарю тебя, Стэн! …А что-то остаётся и греет душу. Как обнимашки, например. СПУСТЯ ТРИ МЕСЯЦА Прекрасный сад, что раскинулся у подножия замка, по-прежнему цвёл, а с разных уголков разносились невероятные ароматы роз, пионов, сирени и множества других представителей роскошной флоры Короны. Середину осени можно было угадать лишь по нескольким подсушенным кустикам и пучкам увядающих цветов, что спрятались в зелёной листве своих собратьев. То ли дело деревья: те не поскупились на роскошный листопад из золотых, багряных, белых, зелёных и даже чёрных листьев, заполняя сад приятным шелестом. Прошло немало времени, прежде чем Рапунцель немного поумерила пыл и просто перестала выжидать, отдавая предпочтение более приятным хлопотам. И речь сейчас далеко не об обязанностях будущей королевы. — Давно так спокойно на душе не было, — заключил брюнет, перебирая пальцами золотые волны волос возлюбленной, попутно отмечая про себя, что они на самом деле выглядят, ни больше-ни меньше, как жидкое золото. Его сокровище разлеглось на широкой скамье, и Фицерберт предложил свою ляжку в качестве подушки. Та немедля согласилась и лежала довольная как кот, объевшийся сметаны. Смотрела в глаза этому чуткому человеку и понимала, что с ним действительно х о р о ш о. Всякий раз, когда Юджин оказывался в поле её зрения, Рапунцель начинала улыбаться и вести себя как идиотка, постоянно повторяя про себя, что до сих пор не верит своему счастью, которое можно обнять, поцеловать, погладить по голове, снова обнять и так до бесконечности, пока не захочется чего-то большего. А ведь хотелось. Рапунцель по своей натуре далеко не трусиха, но если разговор вдруг заходил об интимной части жизни, девушка старалась найти любой обходной, лишь бы не сталкиваться с этим тет-а-тет. Парень не понимал её мотивов, но терпел, стоически терпел, потому что любил как проклятый. Потому что не хотел терять этого блеска жизни в глазах любимой. Терпел и надеялся… Однако, надежды и терпение медленно, но верно давали трещину. Блеск становился тусклым. — Действительно давно. Есть в октябре какая-то особая поэзия, знаешь… — Знаю, милая. Знаю. Приятное духу молчание не обязывало ни к чему, и то казалось апогеем спокойствия и взаимопонимания между ними. …Пока в сад, задыхаясь, не ворвался рядовой солдат гвардии и выкрикнул те слова, которые в один момент смели пелену наваждения спокойствия и мира. Слова, благодаря которым горячая кровь взбурлила по венам, возвращая глазам прежний блеск азарта. Слова, что стали приговором для них обоих. — Мы нашли его!