UnderGrell conceptual Tarot

      — Черт побери! — с нарастающим беспокойством Грелль с силой встряхнул древний исцарапанный мобильный телефон, постучал им о бедро, однако высветившаяся на черно-белом экране надпись "Нет сигнала" пропадать явно не собиралась. Возможно, не стоило регулярно запускать несчастную трубку в стену или ронять из кармана, а возможно, в забытом всеми богами уголке непроглядной дикой природы радиоволновая связь категорически не приживалась — наверняка Сатклифф не ведал и не слишком-то задумывался. Отряхивая безнадежно испачканные влажной тиной и комьями грязи алые берцы, старался он не предаваться напрасным в абсолютном одиночестве панике и отчаянью. И не думать о настойчивых советах Спирса подыскать вместо новых лакированных сапог непривлекательные, зато гораздо более удобные резиновые.       Солнце кренилось к линии горизонта в считанные минуты, отбрасывая кровавые блики на безмолвствующих темных водах. На сети островков и кочек в изобилии набухали чудные спелые ягоды, и молодой мужчина ввинчивался в низкие кусты с явственной ненавистью, словно винил за произошедшее. На его беду, мирно растущая клюква не подозревала, как может увлечь сборщика своим богатством — до того, что задолго после ухода коллег с плодовитого места обнаружил он себя без единой живой души под боком. Бессмысленные тычки шестом в окружающие его кочки результатов не принесли: право слово, за часы бездумного следования за проводником он так и не понял до конца хитроумного принципа нахождения незримых троп. Грелль восседал на чудом не сгнившем краешке трухлявого пня несчетные минуты, клял последними словами придурочного Рона, фанатика сбора дикорастущей съедобной дряни, придурочные ягоды и трижды придурочное болото — и искренне надеялся, что слова те будут последними не в его жизни.       Праздным сидением он ничего не добьется, а с наступлением темноты шансы его изничтожатся целиком. С таким выводом Сатклифф пошевелил очередную близкую к себе кочку и неутешительно взвыл: казавшаяся поначалу крепкой, частица суши пошатнулась и накренилась под давлением шеста. Сгинуть в болотной трясине в самый разгар цветущей, пышущей молодостью жизни ему совершенно не хотелось. Ах, и можно ли выдумать постыднее гибель для изнеженной городскими удобствами леди?!       Серая и тонкая, как жердь, птица разгуливала в паре десятков метров. Ссохшиеся корки от давно съеденного сэндвича отправились умелым замахом прямиком к пернатому недоразумению. Опершись на покрытый бурой жижей посох, юноша тяжко, с обессиленным негодованием вздохнул.       — И кто мне здесь воду мутит? — голос за спиной грянул столь внезапно, что Грелль без лишних мыслей взмахнул увесистой палкой, обрушил на источник звука и только после обратил внимание, кто блокировал его удар двумя скрюченными пальцами. А стоило рассмотреть — не сдержал пораженного вскрика. На месте прогнившего пня высилось существо с грубой зеленоватой кожей, увитое мокрыми травами и усыпанное кружками ряски. Его белоснежные спутанные космы походили на шерсть мифического животного, черты лица будто плыли, не задерживаясь на едином облике, а желто-зеленые глаза всасывали незадачливого путника подобно губительной топи. С любопытством оглядев запертого в ловушке мужчину и полную до краев корзину, чудное создание широко ухмыльнулось, явив свету полусгнившие зубные пеньки, на что Сатклифф недоверчиво прищурился.       — Косплеер, что ли? Мог бы и раньше вылезти, пока я тут орал во все горло, — давление на палку ослабло, и необходимое в пути через болото орудие улеглось на сочащуюся землю. — Впрочем, неважно. Парень, ты просто обязан помочь мне выбраться отсюда! Мои ребята отошли далеко отсюда, а я понятия не имею, как пользоваться этой дурацкой дубиной и выходить из этой вонючей лужи! Я так молод и совсем не хочу умирать...       — Никто не хочет, — существо приблизилось вплотную и с силой вдохнуло у благоухающей розовой водой шеи. Когти, напоминающие куски дубовой коры, зацепили полы плаща и размазали по ним салатовую слизь. — Проси. Умоляй о спасении.       — Да как ты!.. Ты совсем... — задохнулся от возмущения Грелль поначалу, но от гипнотического, мерцающего оптической иллюзией взгляда не отрывался, не был в состоянии опустить собственных век или пошевелиться, и в безнадежном смирении прошептал: — Пожалуйста, вызволи меня отсюда. Я сделаю все, что ты захочешь, только позволь выйти...       …Получаса хватило солнечному диску, чтобы спрятаться за чернеющей зубчатой кромкой леса, и плотные сумерки с белесым туманом охватили болотную гладь. Вздрагивающий от самого странного, пугающего, удивительно сильного и с тем вместе иссушающе-унизительного оргазма Грелль ступал по ощутимой неким шестым чувством тропе с незнакомой доселе точностью и уверенностью, пока наконец не выдохнул с едва зарожденной на фоне происходящего искрой успокоения. Пока воздух с тяжестью покидал его легкие, в глухой чащобе забрезжил огонек. С воспрявшим духом и рожденными из ниоткуда силами Сатклифф поспешил в его сторону: вдруг коллеги не бросили его и так ищут?       Огонек в итоге оказался узким окном небольшой, но уютной хижины, из тех, что предпочитают лесники и поседевшие отшельники. За запыленным стеклом виднелся ажурный керосиновый фонарь, языки пламени плясали и в решетчатом очаге, но хозяина юноша не рассмотрел. В любом случае у него отыскался ночлег, а завтра, с новыми силами, он вернется в отчий деревенский дом Нокса и врежет обоим коллегам по холеным мордам. Ответом на стук в промасленную дверь стали негромкие летящие шаги.       — Ты? — зарычал Грелль и резко поставил корзину с ягодами на землю. Подумать только! На пороге встречал его недавний знакомец, успевший к тому времени снять идиотский костюм и как следует вымыться. В зрелые черты вплелось недоумение, а лучащийся теплом даже в зыбкой темноте взгляд подернулся замешательством. — Теперь, когда моей жизни ничего не угрожает, я тебе, уроду, отомщу, так и знай!       Месть ласковому, разгоряченному, пахнущему десятками трав, дымом и увлажненным дерном леснику пришлась по вкусу. По крайней мере, как мог судить Грелль, плавно двигая разведенными бедрами и провокационно царапая поврежденным маникюром гладкий торс. Тихое удивленное восхищение окрашивало тонкие сеточки морщин, когда поджарое тело гостя извивалось на ворсистых шкурах, а бледная кожа сжималась огрубевшими от тяжелой работы ладонями. Но чудеснее, восхитительнее всего было шокированное, обомлевшее в первобытном ужасе лицо юноши, когда в кокон из покрывал и мехов ему принесли чашу горячего бульона и невинно бросили:       — За сюрприз, конечно, благодарю — нечасто меня так заездить могут. Только вот, сэр… Вы кто?