***
Алла Анатольевна, как и обещала, приехала к дочери в гости, и Соня и Костя начали свою операцию под кодовым названием «Притворись моим мужчиной». За чаем, после вкуснейшего ужина, приготовленного Соней, женщина начала расспрашивать молодых людей о том, как они познакомились, как давно вместе и, что естественно, о том, что волнует любую мать любой взрослой дочери — когда свадьба и внуки. — Ну вот выиграем «Битву», а там и о свадьбе подумаем, — спокойно сказал Константин, заставляя Егорову подавиться кусочком «Наполеона». — И внуков тогда же организуем. Да, Сонь? — но девушка лишь пнула мужчину по ноге под столом, мол «не заговаривайся». — Вот, Гецати, тебе ребёнок, — беря на руки крутящегося около её стула Аркашу, который тут же принялся облизывать её лицо, сказала Соня. — Пока что нам хватит. И змеи твоей тоже. — Господи, у вас ещё и змея живёт? — теперь подавилась Алла Анатольевна. — Вот я примерно так же отреагировала, мам, когда она неожиданно утром в спальню заползла, когда я красилась сидела. Охренела и не выхренела, как говорится. До сих пор привыкнуть не могу к тому, что Костя это чудо периодически выпускает поползать. — Зато с Аркашей у чешуйчатой любовь. Он её катает на себе по квартире и совсем не боится, — подхватил Костя. — В отличие от некоторых. Когда чай был допит, а торт съеден, Соня принялась за мытьё посуды. Гецати, решивший помочь девушке прибраться на кухне, то и дело задевал её, стоящую у раковины, то рукой, то бедром. И Егорову это напрягало — мужчина явно заигрывался, а за столом всё ещё сидела её мама, посему воспитательно рычать на него было нельзя. Однако сказать, что мужские прикосновения были ей неприятны, девушка не могла. Совсем наоборот. Костя же, чувствуя Сонино напряжение, останавливаться не собирался, прекрасно понимая, почему ему в принципе хочется так себя с ней вести и, когда Соня в очередной раз приподнялась на носочки, чтобы дотянуться до стоящей в висящем довольно высоко шкафчике сушилки для посуды и поставить туда очередную тарелку, обнял её со спины, проникая ладонями под её задравшуюся майку. Кожа девушки аж мурашками в момент от этого прикосновения покрылась. Но это не было чем-то пошлым или двусмысленным. По крайней мере, не казалось таковым. Константину определённо нравилось то, что он делает, ведь он прекрасно видел, как Соне было плохо в недоотношениях с Сашей, хоть те и продлились меньше месяца. Знал, как ей не хватало обнимашек и нежности. И готов был ей всё это дать. Лишь бы она это правильно восприняла. А Соня поймала себя на мысли о том, что абсолютно не понимает, почему её тело так реагирует на прикосновения аланского провидца — она ведь к нему ничего не чувствует. Вроде как. — Костя, не переигрывай, — так тихо, чтобы мама случайно не услышала, шепнула девушка, затем громче добавив: — Костя, ты мешаешь. И мне водичка в рукав потекла. Неприятно. Мужчина просто забрал из её руки тарелку и, поставив её на место, поцеловал Соню в шею. В этот момент Егорова поняла, что мурашки её сейчас затопчут. Примерно так же как услышавшие лезгинку дагестанские блохи из дебильного анекдота кошку. Пожелав маме спокойной ночи и отправив её, в компании успевшего за день привязаться к ней (и привыкшего спать на кровати) Аркаши, в спальню, Соня пошла в ванную и, приняв душ, по привычке собралась было пойти туда же. Но бдительный Костя, озабоченный тем, что ведьма слишком долго залипает в обители вантуза, очень вовремя вышел из гостиной и фразой: — Ты спишь со мной, — просто пригвоздил Егорову к полу. — В смы-ы-ы-ысле? — слишком уж громко протянула девушка, испугавшись такой неожиданности. — На коромы-ы-ы-ысле, — в тон ей ответил Гецати, просто заталкивая её затем в комнату и закрывая за собой дверь: — Если ты не забыла, Сонечка, то мы с тобой уже почти четыре месяца вместе. И как бы логично, что спим в одной постели. И не только спим, — поиграл бровями. — Ну, это я сплю в постели, — прошипела в ответ Соня, устраиваясь на разложенном диване. — А ты спишь на полу. Сорян. — А мама твоя утром зайдёт, что скажет? И вообще, я тебе вон, одеялко тёплое заправил, чтобы ты не замёрзла ночью. И даже место у стеночки уступил. — Ой спасибо, Константин Константинович, — отвесила девушка шутливый поклон, заползая затем под одеяло. — Так уж и быть, ложитесь на диван. Но учтите, что я пинаюсь. — А я храплю как зебра и одеяло забираю. Спи, Егорова, — фыркнул мужчина, гася свет, а затем устраиваясь рядом с ней и обнимая её. — Руку убери, она тяжёлая, — пропыхтела Соня, пытаясь перевернуться на бок. — Привыкай. Нам неделю так спать. — Твою мать, — закатила девушка глаза. — Спокойной ночи.***
Неделя в компании Сониной мамы пролетела как-то абсолютно незаметно. Утром женщину ждал самолёт и потому она, довольно рано поужинав, отправилась паковать чемодан и ложиться спать. Соня и Костя, прибравшись на кухне, решили тоже не засиживаться и, быстренько искупавшись, скрылись у себя, думая, какой бы фильм глянуть перед сном. Выбор пал на документалку про Мессинга, о котором в последние несколько дней молодые люди почему-то очень часто спорили. Однако та оказалась настолько нудной, что выключить её пришлось уже через первые пятнадцать минут. Да и провидец и ведьма, занятые своими мыслями, не очень-то вникали во всё то, что говорилось с экрана. Соня всю неделю довольно много думала о том, что происходит между ними с Костей, придя к выводу, что он успешно пользуется сложившейся ситуацией в личных целях. Только вот понять, играет он или нет, она всё ещё не могла. Константину Егорова действительно нравилась. Причём ещё с того самого дня, как он увидел её на поляне. И эта «игра в любовь» помогла ему обрести железную уверенность в своей к ней симпатии. Ему очень хотелось заботиться о Соне, укрывать её, вечно раскрывающуюся по ночам, обнимать, крепко прижимая к себе… В общем, дарить любовь, ласку и нежность. Всё то, чего ей не хватало в предыдущих, пусть и недолгих, но всё же отношениях. — Лучше бы «Титаник» посмотрели, — фыркнула Соня. — Ну его нафиг, того Мессинга. И чего мы вообще про него начали? — Понятия не имею, — пожал плечами Костя, крепче обнимая лежащую на его плече девушку — они всё ещё держали образ. Ну мало ли. — И «Титаник» не лучший вариант перед сном. Ты бы опять плакала из-за того, что Ди Каприо утонул и орала, что если бы эта корова Уинслет подвинулась, то душка Лео бы остался жив. Ну и мы его на той неделе смотрели. Я не выдержу ещё раз! — Ой всё, — Егорова попыталась выбраться из мужских объятий, но Гецати ей шанса на это не дал, перевернувшись на бок и осторожно обняв второй рукой. Девушка тут же почувствовала, как пополз вверх тонкий шёлк пижамной майки и как её щеки коснулись тёплые губы. Прикрыв глаза, ведьма отдалась своим ощущениям, понимая, что Костя всё-таки не играл, а действительно что-то к ней чувствует. Всё то, что не давало ей покоя всю неделю, наконец улеглось и поселило в душе какое-то невероятное спокойствие и умиротворение. Провидец же, продолжая прокладывать дорожку поцелуев ниже, смело ведя её от острых Сониных скул к тонкой шее, сожалел лишь о том, что не смог раньше понять, насколько Соня для него важна и как много времени он упустил, пытаясь убедить себя в том, что между ними быть ничего не может. — Мммм, — Егорова вздрогнула, когда он коснулся её шеи губами, и запрокинула голову, подставляя тонкую кожу под поцелуи. Так хотелось оставить ей небольшой симпатичный синячок, но Константин сдержался, зная, что за такие выходки уж точно будет спать на полу. Он просто не мог оторваться от неё. От нежной кожи, почти неуловимо пахнущей фруктами. От мягких волос, шёлковой лентой проскальзывающих между пальцами. Выступающие ключицы, ложбинка между ними, будто бы случайно съехавшая лямка майки и уколы щетиной по плечам. И слова не нужны, ведь действия говорят гораздо больше. А у Сони мурашки табунами вдоль позвоночника, да и по всему телу носились. Ну точно затопчут, если он ещё раз поцелует. А он целует. Снова в щёку, снова уколов щетиной, а затем коснувшись кончиком носа её носика. Глаза в глаза. Егорова вязнет, тонет. Соображает, в чём тонет (карие же), глупо хихикает и понимает, что игра в одни ворота это не игра вовсе. Губ решает не касаться — боится, что сорвётся. Проводит ладошками по мужским щекам, пробуя наощупь то, что совсем недавно кололо тонкую кожу с синеющими под ней венками. Целует. — Ты на ёжика похож, — улыбается, вызывая у него ответную улыбку. — У тебя такая щетина прикольная. Мужчина фыркает, изображая колючего, а затем касаясь губами шеи девушки где-то за ухом. А Соне бы остановить его, хоть и совсем не хочется. Её напрягает эта слишком опасная близость — она понимает, что если они сейчас продолжат, то утром мама домой не улетит. — Всё, Костя, — дыхание предательски сбито, — давай спать. Одеяло сегодня будет одно на двоих. — Спокойной ночи, Соня, — этот змеиный полушёпот, от которого мурашки снова оживают. — Спокойной ночи, Костя, — Егорова удобно расположилась в кольце его рук, уткнувшись носом в мужскую грудь, приятно пахнущую гелем для душа.***
На самом деле, Алла Анатольевна ещё в первый день прекрасно поняла, что между её дочерью и Костей ничего нет, а всё это не более чем дешёвый спектакль во избежание неудобных разговоров и ненужных расспросов. Однако увидев в щель неприкрытой двери то, что происходило ночью (привет Аркаше, которому приспичило покушать и жажде), она поняла, что та игра, которую выдумала Соня, чтобы лишний раз не расстраивать её, уже вовсе не игра, а реальность. Соне она, конечно же, ничего не сказала, но та всё прекрасно поняла (экстрасЕнс же) и решила ничего не говорить Константину. А в голове у городской ведьмы тем временем уже созрел один довольно интересный план.