***
Пока Соня ковыряла ключом в замке, Константин допил шампанское. Бутылочное стекло звякнуло о бетонный пол подъезда, мысленно пообещав, что с утра окажется в мусорном контейнере с торца дома. Довольный Аркаша, уже выгулянный теми самыми добрыми соседями напротив, спокойно спал на своём законном месте в прихожей, смотря свои собачьи сны про косточки, мячики и прочую дребедень. Ему было абсолютно начихать на то, что хозяева наконец-то вернулись домой. И едва мужчина закрыл за собой дверь квартиры, защёлкнув затем замок, как Соня решилась. Смазала резко все недосказанности губами, спрятанными сегодня в непривычно-красное. Оставила яркие следы по шее вниз, задев воротник рубашки. Теперь уже Косте бы остановить её, как ей хотелось его в тот вечер перед отъездом её мамы, да не хочется. Соня просто обезоружила его этими своими матовыми красными. Знает. Всё знает. Видит, как тараканы в черепушке порядок наводят. Потому и рот ему закрыла своими губами. Чтобы не ляпнул лишнего — того, что они ещё не успели на дальнюю полку положить, чтобы забыл поскорее. А Костя ведь не забудет. И она об этом знает. И прихожая плывёт перед глазами, когда она вот так по шее. И молния её красного платья легко ползёт вниз под сильными пальцами, обнажая чёрное гладкое на фоне светлой кожи. Худые колени под капроном чулок, когда она обхватывает мужские бёдра ногами, врезаются в память Константина. Оставляют своей остротой кровоточащий порез. Он, кажется, совсем не готов к такому повороту. Но его чёрная рубашка уже летит следом за порядком надоевшим пиджаком куда-то к чёрту, поддавшись напору её тонких пальцев. Придётся быть готовым. Ведь он планировал это же. Просто не так резко. А она топит прикосновениями тёплых губ его ледяное сердце. И его топит. В себе. Щёлкает замок двери в спальню, отрезая все пути назад. Тихим скрипом отзываются пружины матраса на кровати. И Костя ныряет. Забывая набрать в лёгкие побольше воздуха. И тут же задыхается, вдыхая запах её нежной кожи. Целует. По шее и ключицам вниз, срывая с её губ тихий стон. Освобождает от оков белья, как-то на автомате расправляясь с крючками. Она лукаво щурится, спрашивая, сколько было до неё, что так ловко одной рукой. А он не знает, что ответить. Теряется. Хорошо черти закрома памяти подмели — не оставили там никого, кроме неё. Щёлкнула застёжка на браслете. Следом за ним с помощью Кости на тумбочку отправились серьги и мужские часы. Очень некстати зажёгся свет — Гецати задел рукой ночник. Без него было гораздо лучше. Хотя, такой тусклый, мягкий тоже ничего. Чулки по Сониным ногам вниз. Губы Константина от её колен по внутренней стороне бедра вверх. Теперь пришла очередь Егоровой задыхаться. Тёплые руки по горячему телу. Соню бьёт дрожь, хоть и кажется, что она сгорает заживо. Мужские пальцы чуть надавливают на выступающие бедренные косточки, заставляя девушку сдавленно вскрикнуть, а губы касаются чувствительного места через тонкую ткань белья. Нет, ну он специально? Каждое прикосновение отдаётся пульсацией внизу живота и вырывается наружу уже далеко не тихими вздохами, иногда превращающимися в стоны. Сильные пальцы скользят по бёдрам вниз, увлекая за собой и резинку белья. А Соня уже губы в кровь искусала, сжимая плед под собой до побелевших костяшек тонких пальцев. А Костя всё ещё дразнит её, смело лаская языком и губами. Наслаждаясь тем, что она полностью в его власти и предвкушая не менее сладкую месть с её стороны. А Егоровой кажется, что у неё искры из глаз сыплются, когда сладкая судорога сводит всё тело, отзываясь приятным покалыванием в кончиках пальцев. Едва отдышавшись, девушка тянет руки к ремню мужских брюк. Легко поборов почти не слушающимися пальцами пряжку, тянет вниз молнию и ловким движением лишает Костю лишних на данный момент деталей гардероба. И Гецати просто сносит крышу, когда Соня прокладывает губами влажную дорожку от его шеи вниз, осторожно при этом лаская тёплой ладонью его достоинство. А когда к делу подключается ещё и шершавый как у кошки язык девушки, черти принимаются уносить шифер с удвоенной скоростью. И Костя легонько надавливает на Сонин затылок, собирая затем в хвост так мешающие ей волосы. И Егорова повинуется, желая сделать своему мужчине ещё приятнее, однако останавливаясь на полпути, слыша перед этим хриплый стон, слетевший с мужских губ. Соня зажмуривается в предвкушении, когда Константин резко опрокидывает её на спину, затем просто сминая её губы требовательным поцелуем. И глаза открывать совсем-совсем не хочется — кажется, что всё растает, как сон, стоит лишь это сделать. Но это всё не сон. Тихий шелест разрываемой мужчиной фольги. Всё ещё сбитое дыхание девушки. Свист ветра за окном. Часы, тикающие где-то в прихожей. Все звуки сливаются для Егоровой в один, когда Гецати осторожно входит в неё и ловит её полный наслаждения стон своими губами. Медленные, размеренные движения. Тонкие пальцы Сони, цепляющиеся за Костины сильные плечи. И дышать не через раз не получается. И абсолютно плевать на то, что соседи-собачники утром будут странно смотреть (а девушку и правда весь дом слышал). Теперь Костя и Соня задыхаются уже вдвоём. И каждое прикосновение пускает по телу электрические разряды. И девушка сильнее жмётся к мужчине, которого так же, как и её, бьёт дрожь. И губы снова впиваются в губы. И металлический привкус крови на них не кажется чем-то неприятным. Скомканный плед отправляется на пол. Соню Костя заботливо кутает в одеяло. Глаза и у мужчины, и у девушки, слипаются мгновенно. Они оба улыбаются во сне.***
Утром Константин будет отвоёвывать у Аркаши те самые брошенные в коридоре Сонино красное платье и свою рубашку (пиджак маленького почему-то не заинтересовал), которые пёсик, пользуясь случаем, спокойно уволок в свою нору. А Соня проснётся от аромата кофе и свежей выпечки — гуляя с Аркашей, Костя успел заглянуть в пекарню рядом с соседним подъездом и купить её любимые круассаны. Это утро было по-настоящему добрым. А сколько таких добрых утр ждало Гецати и Егорову впереди, было известно только Всевышнему. Ну и Костиным духам (но эти вредины не хотели ничего ему говорить).