Indivisible

Работать в школе Куну нравится. Даже несмотря на то, что многие, узнав об этом, только крутят пальцем у виска. Даже несмотря на то, что Кун и взаправду иногда чувствует, что ещё немного — и его психике действительно конец. Даже несмотря на то, что, как бы он ни бился, любовь к истории получается привить только единицам. Даже несмотря на то, что ему постоянно приходится видеться с Хуан Ренчжуном. От ученика, что стабильно занимает первое место в рейтинге, Кун, опираясь на воспоминания о том, как вели себя отличники в его школе, ожидал немного другого поведения. В его время налаживание контакта с учителем стояло чуть ли не выше, чем объём знаний и старание на уроках. Оценку старались заработать улыбочками, подарками и прочим откровенным подлизыванием. Ренчжуна Кун недооценил. Его знания действительно оказались впечатляющими, настолько, что с Ренчжуном можно было вести увлекательную беседу без ощущения, что он чего-то не понимает. Рассуждения и выводы удавались ему великолепно, он умел взять из материала учебника гораздо больше, чем остальные, но вот характер… Кун, пусть и обладал явной склонностью к гуманитарным наукам, не смог бы подобрать слов, чтобы описать даже тот взгляд, каким смотрел на него Ренчжун. Наиболее приближённым к действительности определением было бы «презрительный», но к нему прибавлялось ещё столько оттенков негативных эмоций с разве что изредка проскальзывающим уважением, что одного слова точно бы не хватило. Ренчжун всегда держался предельно вежливо, не позволяя себе ничего лишнего, но в речи и действиях его вежливость причудливо смешивалась с язвительностью. Причём в настолько идеальных пропорциях, что и прикопаться было не к чему. Тем не менее, несмотря на всю свою ершистость, Куна Ренчжун сумел заинтересовать. В основном как раз из-за своих интеллектуальных способностей. Его увлечённость учёбой, любознательность и сообразительность внушали уважение, и, пусть Ренчжун навряд ли испытывал нечто подобное по отношению к Куну, сам Кун испытывать был готов. Он ещё в студенческие времена поклялся не выбирать себе любимчиков, но в этом случае ему просто не оставили выбора. Совсем ещё слабо, но Кун тянулся к Ренчжуну как к одному из тех, кто имел с ним общие интересы и обладал качествами, что Цянь ценил в людях и хотел видеть у тех, кто входил в его ближайшее окружение. Он был бы совсем не прочь пообщаться с Ренчжуном не как учитель с учеником, а на равных, посмотреть на него, освобождённого от субординации, но, во-первых, ему вообще не стоило задумываться о подобном, надо было остановиться на том, что Ренчжун — просто ученик, хоть и более способный, а он, Кун, учитель, и, во-вторых, младший, если бы и выдалась возможность, вряд ли бы согласился. Со временем он начал осторожно подталкивать Ренчжуна к более острым дискуссиям, перерастающим порой в споры, и то, как уверенно младший держался, как отстаивал свою позицию, какие удачные подбирал аргументы, заставляло Куна продолжать это делать. Особое удовольствие ему доставляла чужая реакция на «Ренчжунни», такое чистое, но старательно скрываемое раздражение, что других вариантов обращения зачастую и быть не могло. — То есть, ты хочешь сказать, что можно было обойтись и без этой войны? — спокойно интересуется Кун на очередном уроке, предвкушая их обычные дебаты. Класс затихает, заинтересованно прислушиваясь; им подобное всегда было, есть и будет только в удовольствие как гарантия того, что уж их-то точно теперь не спросят. — Вполне, — не менее спокойно отвечает Ренчжун. — Абсолютно бесполезная трата времени и ресурсов. Кун возражает, Ренчжун затем возражает ему, и итогом этого становится ожесточённый спор. Впервые на памяти учителя младший недостаточно убедителен, упорно рассматривает ситуацию только с одной стороны, не желая видеть другую, как бы Кун ни старался его направить. — Ренчжунни, — Кун слегка ослабляет узел галстука и откидывается на спинку стула, мягко улыбаясь мгновенно вспыхнувшему ученику. — Я не говорю, что ты не прав, твоя позиция, безусловно, имеет место быть, и я принимаю во внимание все твои аргументы, но ты не видишь того, что я пытаюсь тебе показать. Копни глубже, Ренчжун, оцени ситуацию. Я абсолютно уверен, что это не от недостаточного знания материала, поэтому ни к чему тебя не принуждаю, но, пожалуйста, прими во внимание то, что я тебе сказал. Хорошо? Ренчжун кивает, кусая губы. Он выглядит поникшим и разочарованным таким исходом, но всё это длится не дольше секунды, затем он берёт себя в руки и, поклонившись, садится. — Это всё ещё высший балл, — решает подбодрить его Кун, но младший даже взгляда не отрывает от тетради. И так — до самого конца урока, когда Ренчжун, глядя в пол, торопливо собирает вещи и пытается как можно быстрее выскользнуть из кабинета. — Ренчжун? — Кун ловит его за запястье, решая обойтись без привычных ласковых (?) обращений, потому что ситуация всё же не та. — Тебя что-то расстроило? — Нет, учитель Цянь, — металлическим голосом. — Я просто должен больше стараться, и… — глубокий вдох. — … И работать над ошибками. — Пойми, я не желаю тебе зла, совсем наоборот, пытаюсь помочь тебе раскрыть весь потенциал. — Я позанимаюсь дополнительно. Это всё? Кун, понимая, что правду ему всё равно не скажут — да и кто он такой, по сути? — решает было Ренчжуна отпустить, но внезапно даже для себя самого спрашивает: — Ты нормально спишь? У Ренчжуна действительно мешки под глазами и бледноватая кожа, что наводит на определённые мысли. — Да, учитель Цянь. — Уверен? Этот вопрос — определённо лишний. Ренчжун вырывает руку из захвата и, бросив короткое «да», уходит, закрывая дверь чуть громче, чем следовало бы. Кун только вздыхает. Стена между ними кажется непреодолимой, но почему её так сильно хочется преодолеть?

***

— И по какому поводу на этот раз? Джисон разглядывает бежевый ковёр на полу гостиной, где стоит сейчас, ожидая предстоящей бури. Главное позади — он уже нашёл в себе смелость отдать матери записку от учителя, где ей настоятельно рекомендуют посетить школу. — Завалил тест. Ничего серьёзного, правда, я перепишу потом. — Ничего серьёзного? — голос матери становится холоднее, ещё немного — и подуют воображаемые арктические ветра. — Разве «ничего серьёзного» — это повод для того, чтобы вызывать меня в школу, Джисон? — Думаю, нет. Но учитель считает по-другому, наверное. — И он имеет право так считать. Ты совсем забросил учёбу, Джисон. Вот посмотри на Ренчжуна… Джисон закатывает глаза и готовится к неизбежному монологу на тему «Ренчжун молодец, а ты — нет», который отточен уже практически до совершенства с помощью многократных повторений. Он любит маму и любит Ренчжуна, но просто ненавидит, когда первая упоминает второго, потому что для самого Джисона это никогда ничем хорошим не заканчивается. — Мне стоит запретить тебе посещать репетиции? Джисон давится воздухом. — Нет, мам, пожалуйста, нет, я исправлю оценки, правда, — бормочет он. Накатывает паника, одна только мысль о том, что придётся жить без группы, заставляет руки дрожать, а сердце — биться в ускоренном темпе. — Напомни-ка, сколько раз ты уже это обещал? — Мам, я знаю, что надо было раньше думать, но пожалуйста… — Сегодня ты в любом случае остаёшься дома и готовишься к тесту. — Но как же они без меня… — Справятся. Даже не пытайся спорить, Джисон, сегодня ты под домашним арестом. Мать говорит спокойным, но строгим тоном, которому остаётся только подчиниться, — сказываются годы в бизнесе. Джисон только не понимает, почему с ним общаются порой хуже, чем с теми же деловыми партнёрами. И спорить — занятие действительно бесполезное, по крайней мере, сейчас, поэтому Джисон только, повесив голову, плетётся в свою комнату, где достаёт учебники и пытается вникнуть в непонятные формулы. «Я не смогу сегодня прийти», — пишет он Чэнлэ. — Что случилось? — первое, что говорит Чэнлэ, когда звонит ему спустя буквально пару секунд. — Я под домашним арестом, — пыхтит Джисон, со злости пиная ногой рабочий стол. Толку от этого — только боль в пальцах. — Из-за учёбы? — тихо спрашивает Чэнлэ после паузы. — Естественно. Вы там постарайтесь как-нибудь без меня, ладно? — У меня есть идея получше, подожди немного. «Идеей получше» оказывается просто сбежать. Спустя двадцать минут Чэнлэ, в лучших традициях сериалов о подростках, стоит у окна Джисоновой комнаты и громким шёпотом призывает перестать трусить и спуститься уже наконец. — Мне влетит, — пытается аргументировать Джисон, но совсем слабо и неуверенно, потому что лично для него выбор между учебником и Чэнлэ, который, задрав голову, улыбается вроде бы рядом, но (пока) не совсем, очевиден. — Закрой дверь на замок, и, если твоя мама всё-таки попытается зайти, скажешь, что спал. Пойдём уже, и так времени немного, у Минхён-хёна курсы какие-то при университете, он в восемь уходить должен. — Ты сам-то хоть понимаешь, насколько глупая у тебя идея? — Джисон, по правде говоря, так даже и не считает. — Нормальная идея, — оскорбляется Чэнлэ. — Ой, иди ты, я тут, значит, помочь пытаюсь, а ты совсем не ценишь. Вот попроси меня помочь ещё раз, ни за что не соглашусь, понял меня, засранец? Джисон, не обращая внимания на его причитания, достаёт из шкафа другую пару кроссовок — та, что он обычно носит, осталось в коридоре, до которого просто так не добраться — обувается и, захватив гитару, подходит к окну. — Доволен? — спрашивает он, когда приземляется на аккуратно подстриженный газон рядом с Чэнлэ. Старший лучезарно улыбается. — Вполне. Пошли, мы уже опаздываем. — Подожди, хён. Чэнлэ оборачивается, вопросительно приподняв брови. Джисон делает шаг по направлению к нему и заключает парня в объятия. — Спасибо. Ты настоящий друг. — Я, конечно, польщён, но не дави так, пожалуйста, у меня уже рёбра трещат. Джисон отстраняется, а Чэнлэ осторожно потирает грудную клетку, слегка морщась. — Больно? — Навернулся дома с лестницы, вот и страдаю теперь, — беспечно отвечает Чэнлэ. — Всё, пойдём-пойдём. Что-то в его тоне не внушает доверия, но Джисон решает не развивать тему. Вместо этого он восторженно делится рассказом о том, как снова пробовал сочинить мелодию, которая получилась вполне неплохой. Чэнлэ хвалит его и опять улыбается, так ярко и искренне, что Джисон забывает и о том, что не верил ему, и о том, что если мама узнает, то ему окончательно и бесповоротно придёт конец. Сейчас это кажется таким неважным.