Indivisible

Донхёк решает, что нужно что-то менять. Поэтому меняет полчаса сна с утра на обязательные тренировки, а время, что проводит с Минхёном, — на свободное. До конца осуществить, правда, получается только первый пункт, потому что приучить себя к физическим нагрузкам оказывается гораздо легче, чем от Минхёна, наоборот, отучить. Донхёку давно следовало догадаться о том, что таких непонятных отношений надолго ему не хватит. Что его влюблённое и страдающее идиотизмом сердце возьмёт в заложники мозг и начнёт диктовать свои правила. И не лезть, желательно, во всё это. Минхён пока вроде бы ничего не замечает — сам занят бесконечной подготовкой к экзаменами, но Донхёк подозревает, что чем больше он будет увёртываться от поцелуев и объятий, тем больше вероятность, что старший начнёт догадываться. Но пока что всё спокойно, и Донхёк даже почти не нервничает по этому поводу. В том, что он изолирует себя от Минхёна, Донхёк находит как минимум один огромный минус — никто больше не говорит ему, какой он классный и красивый, и даже несмотря на то, что помогало это через раз, становится как-то совсем уж тухло. Хотя, с другой стороны, никто теперь не мешает переменам. Поэтому дополнительно Донхёк меняет цвет волос на шоколадный и садится на диету. Отказываться от сладкого, мучного и много чего ещё трудно, но Донхёк успокаивает себя тем, что в случае успеха он, возможно, начнёт выглядеть лучше. И именно на четвёртом пункте он прокалывается. Конкретно так, с почти слышимым треском. Просто Минхён с утра, перед занятиями, подходит к нему в коридоре, утаскивает за запястье в пустой кабинет, прежде чем Донхёк успевает хоть что-либо сообразить, и протягивает его любимое пирожное. — Извини, что не получилось сегодня пойти вместе, — (хотя Донхёк и радовался, что инициатором не пришлось выступать ему самому). — Это же твоё любимое, да? Или память подводит? — Не подводит, — Донхёк улыбается уголком губ, аккуратно отводя Минхёнову ладонь в сторону. — Спасибо, хён, но съешь его сам, хорошо? Мне не хочется. — Чтобы Ли Донхёк и отказывался от пирожных? Всё снова слишком резко. Слишком резко Минхён притягивает его к себе и устраивает ладони на боках. Донхёк пытается вырваться, но с такой хваткой это практически нереально. — Ты вообще ешь? У тебя же и так кожа и кости, Хёк… — Я ем, — бормочет Донхёк, опустив взгляд. — Если бы не ел совсем, мы бы, наверное, с тобой сейчас не разговаривали, как думаешь? — Прекрати. Пожалуйста, прекрати. И язвить, и голодать, и бегать от меня прекрати. — Я не делаю ничего из того, что ты назвал. — Мы едва пересекались в последние пять дней. И каждый раз, когда я хотел провести с тобой время, ты убегал, ссылаясь на какую-то ерунду. — Я, может, занят был. И тебе ведь нужно готовиться к экзаменам, а я только мешаю. — Ты не мешаешь, Донхёк, — вздыхает Минхён. — Я бы не выдержал без тебя. Придёшь после репетиции? — Ну, у меня были планы, поэтому… — Пожалуйста. — Ладно. Минхён впервые за последние пару месяцев улыбается настолько счастливо, а Донхёк думает, что сила воли у него практически на нуле, раз он готов сдаться ему снова.

***

— Ты же понимаешь, что должен нормально питаться перед концертом? Донхёк напрягается. Первое время он просто валялся у Минхёна на кровати, пока тот делал домашнее задание, и бездумно переключался с одной соцсети на другую. Они молчали, но никто против этого не возражал, и Донхёк даже думать забыл о причине их недавней размолвки. — Ты вокалист, в конце концов, и не должен голодать, если хочешь показать всё, на что способен. — Я не голодаю, — повторяет Донхёк пока спокойно. — Здоровое низкокалорийное питание, и всё. — Именно поэтому ты не обедал? — Тебя же не было в кафетерии. — Зато все остальные были. И я не скажу, кто именно тебя сдал. — Я однозначно выбрал не тех друзей, — фыркает Донхёк. — Пятеро предателей и один зануда. — Если будешь таким неблагодарным, то не останется вообще ни одного. — Значит, так… — Донхёк, задетый почему-то за живое, собирается встать, но Минхён реагирует неожиданно быстро — встаёт раньше и буквально спустя пару секунд садится Донхёку на бёдра, опираясь руками о кровать. Младший, отвыкший уже от такой близости, даже пугается поначалу, но Минхён только улыбается, глядя ему в глаза и, наклонившись, оставляет почти невесомый поцелуй на его губах. — Не уходи, — шепчет он. — Я собирался провести с тобой ещё немного времени. — Немного? — вырывается у Донхёка. — Столько, сколько хочешь. Минхён целует его снова, уже немного дольше, затем отрывается и снова начинает улыбаться. И Донхёк, пожалуй, готов сдаться ему ещё как минимум один раз.

***

— До сих пор не могу поверить, что ты не проигнорировал мой звонок. Джемин улыбается слегка кривовато, но в глубине души он счастлив настолько, что счастье, кажется, сейчас разорвёт его изнутри. Ещё бы — отец появляется дома совсем редко, мать выглядит уже лучше, а Джено соглашается прогуляться по вечерним улицам, наснимать кучу смазанных фото и купить Джемину игрушку в виде непонятного зверя, чтобы было, кого обнимать по ночам, хотя и не признаётся, что хотел бы оказаться на месте игрушки сам. — Не прекратишь? Да, признаю, я крупно облажался. Но через время ты увидишь, что это только к лучшему. — К лучшему не видеть тебя так долго? — Совсем немного. — Каждая секунда ощущалась как год, — фыркает Джемин и обиженно надувает щёки. Ему нравится, что с Джено он может вести себя так, как захочет, и не беспокоиться о реакции. Несмотря на то, что их отношения ещё не переросли период «слепой влюблённости», как зачастую выражается сам Джемин, они видели, кажется, столько сторон друг друга, что самая худшая среди них определённо была. Джемин, по крайней мере, на это надеется. — Зато сейчас ты рад меня видеть даже больше, чем обычно, так ведь? — Джено улыбается, тыкая в щёку Джемина пальцем. — Вообще не рад, — говорит На серьёзным тоном и показательно делает два шага вправо, оказываясь от Джено на приличном для узкого тротуара расстоянии. Правда, его тут же толкают, и приходится вернуться обратно, цепляясь за локоть старшего всего двумя пальцами, но очень-очень крепко. — Не рад? Тогда отцепись. — Ещё чего. Джено внезапно переплетает их пальцы и устраивает обе руки в кармане своего пальто. Это слегка неудобно, но Джемин терпит, потому что о том, чтобы вот так взять любимого человека за руку, он мечтал слишком долго — стоит только вспомнить те долгих два года, что он провёл, влюблённо вздыхая Джено вслед. Сверкают разными цветами вывески магазинов, светят жёлтыми квадратиками-окнами дома, под ногами шуршат сухие листья, а небо покрывает город серым куполом в пятнах туч. Холодно, ветер пробирает до костей, и Джемин, который осень, вообще-то, просто ненавидит, даже слов не может найти, чтобы пожаловаться. Потому что у него есть Джено, а остальное, даже если это и минусы, кажется несущественным. — Готов к концерту? — спрашивает Джено, хотя ответа и не требуется. — Естественно, — Джемин гордо поднимает подбородок и выпячивает грудь колесом, едва не свалившись при этом, когда в тротуаре попадается трещина. Джено смеётся, и Джемин слегка смущается, но договаривает: — Мы так давно нормально не выступали, что я немного отвык, но любовь к сцене гораздо важнее. Он молчит буквально несколько шагов, а затем выпаливает: — А представь, что мы станем известными. И на наши выступления будут приходить в десятки… Нет, в сотни раз больше человек, чем сейчас. Мы сможем выступать не только в Сеуле, но и в других городах, и даже, возможно, в других странах. Минхён-хёну не придётся поступать туда, куда он не хочет, я смогу обеспечить маму… — А ещё у нас будет много фанатов, — продолжает Джено. — И я не думаю, что очень много, если они узнают о том, что мы встречаемся. — Это да, — Джемин на пару мгновений грустнеет, затем снова озаряется идеей. — Но мы можем не говорить, правильно? Главное — не слишком палиться, и тогда, возможно, никто не узнает. — Ты наглый обманщик, На Джемин. — Какой есть. Но мы ведь ещё и не особо известны, так зачем загадывать наперёд… Ты же останешься со мной, если вдруг нам повезёт? — Останусь, можешь быть уверен. Главное чтобы ты, ослеплённый сиянием толпы фанатов, остался со мной. — Глупый Джено, — Джемин ласково проводит большим пальцем по его ладони. — Куда же я от тебя денусь? А Джено беспокоит и не кажущийся почти мифическим успех вовсе, а то, что Джемин узнает о той его стороне, которую он бы предпочёл скрывать настолько долго, насколько это возможно. О том, что деньги у него появляются вовсе не из воздуха и, более того, не самыми законными путями. Интересно, бросит ли его Джемин, если узнает? Или решит, что парень-вор ему ни к чему, и тогда все усилия окажутся совершенно бесполезными? Джено становится до боли грустно, когда он об этом думает, и крошечный пока червячок сомнений грызёт душу. Но сейчас Джемин рядом, смеётся ему в ухо и сжимает пальцы чуть сильнее нужного, и, пожалуй, невесёлые мысли можно отложить. Он ещё успеет об этом подумать.