Indivisible

У Донхёка, общительного и обычно довольно болтливого, столько несказанного, что, наверное, однажды оно попросту разорвёт его изнутри. Джено, сам того не подозревая, только усугубил ситуацию своим признанием, и теперь Донхёк даже не знает, как смотреть в глаза Джемину, который только-только слегка оправился после постоянных ссор родителей. Плюс один человек в компанию тех, от кого Донхёк что-то скрывает. То, что беспокоит его сейчас больше всего, — они отдаляются. Он от Минхёна, Минхён от него. Все семеро друг от друга. Донхёк не начинает нуждаться в Минхёне, Джемине и остальных меньше, к первому так и вовсе тянет даже сильнее, почти до боли, так, что взять бы и пришить к себе ярко-красными нитками. Возможно, и они тоже не начинают нуждаться меньше в нём самом, но что-то странное и пока неосязаемое всё чаще и чаще встаёт между ними. Донхёк очень надеется, что ему просто кажется. На репетиции всё ещё собираются в полном составе, хотя каждый осознаёт, что делать это будет невозможно, как только Джисон уедет. Осознаёт каждый, но вслух не говорит никто. Игнорируют, будто если не затрагивать болезненную тему, проблема сама собой исчезнет. Минхён сидит на диване в актовом зале, Донхёк — на полу, прислонившись затылком к его коленям. Старший одной рукой записывает в тетрадь решение задачи, другой лениво перебирает волосы Донхёка, который едва не мурчит от удовольствия. Сейчас даже кажется, что всё спокойно и хорошо. — Я не могу перестать думать об этом, — внезапно говорит Минхён, и его пальцы на несколько мгновений замирают. Донхёк хмурится и поворачивается к нему лицом, слегка недовольно спрашивая: — О чём на этот раз? — О человеке, который тебе нравится. Донхёк в тысячный раз жалеет, что вообще ляпнул об этом, ведь ему самому забыть о брошенной фразе не составило труда, тогда как Минхён ожидаемо отпечатал её у себя в сознании. — Минхён, это… — Подожди, — Минхён откладывает тетрадь и хлопает по поверхности дивана рядом с собой, приглашая Донхёка присесть. Тот с тяжёлым вздохом поднимается на ноги, готовясь к не менее тяжёлому разговору. — То есть он… Или всё же она?.. — Он, — бормочет Донхёк, отводя взгляд и чувствуя, как внутри всё этому противится. Ему очень-очень хочется заменить на «ты», вот так вот резко, и плевать даже, что будет. Его всё равно разорвёт, так или иначе. Рано или поздно. — Он не против? То есть, на самом деле знает и не против? Потому что это неправильно, Донхёк, я чувствую себя просто ужасно и… — Ты такой глупый, — шепчет Донхёк. — Ты, хён, пишешь потрясающие песни, прекрасно разбираешься во многих предметах и знаешь огромное количество интересных фактов, но такой дурак. Просто невозможный. Брови Минхёна сходятся у переносицы, он собирается возмутиться, но Донхёк прерывает его ещё до того, как он начинает говорить. — Ты не должен чувствовать себя ужасно, хён. Ты не сделал ничего плохого. Более того — я тоже не сделал. — Но я же фактически поступаю как эгоист, удерживая тебя рядом с собой, хотя ты влюблён в кого-то другого, — Минхён повышает голос, что происходит крайне редко. Только когда он упорно пытается убедить Донхёка в чём-то. — Ты не эгоист, — отрезает Донхёк. — И тебе не кажется, что я бы уже прекратил это всё, если бы хотел? — он чувствует, что ещё совсем немного — и выболтает всё, о чём так долго молчал, а это значит, что разговор пора экстренно заканчивать, ведь выболтать хочется, но не сейчас. Только не сейчас, в тот момент, когда он сам не готов к последствиям. Судя по крайне сосредоточенному лицу Минхёна, такой вариант ему в голову не приходил. Пока он молча думает, Донхёк просит: — Давай, пожалуйста, закроем эту тему. Я, честно, не готов пока об этом говорить, учитывая, что ты уже тысячу раз мог всё понять. — Но… — Проехали, Минхён. Донхёк резко поднимается и снимает с вешалки куртку. Он старается не смотреть на Минхёна, который выглядит поникшим и запутавшимся и чей голос звучит тихо-тихо в вопросе: — Ты куда? — Подышу свежим воздухом. Вернусь к началу репетиции. Стоя на крыльце школы и чувствуя, как ветер тысячами тончайших иголок проникает, кажется, под кожу, минуя слои ткани, Донхёк приходит к неутешительному выводу. Им осталось совсем немного.

***

Странное ощущение того, что от него что-то скрывают, Джемин старается игнорировать. Минхён с Донхёком отводят взгляд, стоит только посмотреть в ответ, но Джемин списывает это на ссору, последствия которой явно ощущаются: парни не приближаются друг к другу и на метр, хотя обычно больше похожи на единое целое. Под подозрением остаётся только Джено. Джено, чьё поведение настораживает Джемина уже несколько недель. Он улыбается и шутит, притягивает Джемина к себе, обнимая за плечи, но точно так же не смотрит в глаза. Репетиция длится не более получаса. Остальное время, на неё отведённое, они решают потратить на разговоры и ничегонеделание, понимая, что в дополнительных прогонах смысла сейчас гораздо меньше, чем в проведённых вместе драгоценных минутах. Потому что совсем скоро их не останется вовсе. Вспоминают какие-то дурацкие, но смешные случаи, произошедшие за последние несколько лет, смеются над шутками и порой затихают, осознавая, что именно ждёт их совсем скоро. Только Донхёк непривычно тихий постоянно, без малейших перерывов, несмотря на все их усилия. Уходит он раньше всех, сославшись на плохое самочувствие. Минхён подрывается следом, но Донхёк отстанавливает его жестом, показывая, что хочет пойти один. Остальные ребята выглядят не менее удивлёнными, чем сам Джемин. Что-то между этими двумя определённо выходит за привычные рамки, но Джемин обещает себе не лезть, по крайней мере, пока это не касается непосредственно его или же группы в целом. В данный момент и у него есть то, с чем следует разобраться. Как только вся их большая компания расходится в разные стороны, Джемин цепляется за локоть Джено и тянет хитрым шёпотом: — Какие у тебя планы на вечер? — Не знаю, — пожимает плечами Джено. — В принципе, никакие. Ты хотел что-то предложить? Джемин нетерпеливо кивает. — Мама уехала к родственникам, вернётся только завтра, поэтому, может быть, останешься у меня? Включим какой-нибудь фильм, опустошим мои запасы сладкого и всё такое… Если хочешь, конечно. — Разве я могу отказать? — с улыбкой спрашивает Джено. Его глаза, когда он смотрит на Джемина, в кои-то веки не отводя взгляд, превращаются в улыбки тоже, и это радует Джемина настолько, что он едва сдерживается, чтобы не повиснуть у Джено на шее прямо посреди улицы. Заначка со сладостями у Джемина действительно довольно впечатляющая. Джено понимает это, когда его глазам предстаёт целая куча всевозможных шоколадок, упаковок печенья и прочего, заботливо спрятанная Джемина за аккуратными стопками одежды на полке в шкафу. Фильм — недавно вышедший блокбастер с преимущественно положительными отзывами — Джемин выбирает практически методом тыка, не особо заморачиваясь. Гораздо важнее, что Джено наконец рядом, буквально под боком, такой родной и тёплый. Первые десять минут он честно пытается следить за сюжетом, но рука Джено, устроившаяся у него на бедре, здорово отвлекает. Джемин пытается не обращать на неё внимания, но безуспешно — ладонь будто обжигающая. — Ты специально, да? — спрашивает он, уже готовый сдаться. — Что специально? — Джено как всегда пытается строить из себя дурачка, однако до невозможности хитрая улыбка его выдаёт. — Отвлекаешь меня, — поясняет Джемин, более чем уверенный, что в этом нет необходимости. Он просто пытается поддерживать диалог. — Я, между прочим, хотел узнать, что будет дальше, а ты, наглая морда… Джено прерывает его коротким, совсем невесомым поцелуем в шею, и Джемин замолкает, сглатывая. Слабое желание досмотреть исчезает совсем, будто и не было его никогда. Джемин, оказывается, даже не подозревал, насколько истосковался по поцелуям с Джено. За последнее время максимумом, что ему перепадало, были объятия и нежные чмоки в щёку, и сейчас, ощущая губы Джено на своих, Джемин почти сходит с ума. Почти. Мелодия звонка прерывает их неожиданно и беспощадно. Джено пытается игнорировать, но, закончившись один раз, она начинается снова, и Джемину приходится отстраниться. — Ответь, я подожду. Вдруг что-то важное. Джено нехотя кивает и тянется за телефоном. — Сейчас вернусь. Джемин хмурится, наблюдая, как Джено уходит говорить в соседнюю комнату. Не то что бы он пытался контролировать каждый телефонный разговор своего парня, вовсе нет, просто это кажется странным — обычно Джено свободно разговаривал при нём по телефону с кем бы то ни было. Разобрать слова не получается, но одну фразу, последнюю, Джемин, к сожалению, слышит чётко: — Сейчас приеду. Джено отключается и смотрит на Джемина с заметной нерешительностью во взгляде. — Я слышал, — говорит Джемин обманчиво безразличным тоном. — Если тебе нужно, езжай. — Это важно, — тихо отвечает Джено. — Правда, важно. Я и сам не хочу никуда ехать, но… — Иди, пока я не разозлился окончательно, — эта фраза уже сквозь стиснутые зубы. Джемину просто до безумия обидно — неужели он опять сделал что-то не так, неужели на него снова нет времени? — Я вернусь через пару часов и, обещаю, мы продолжим с того, на чём остановились. Только подожди. Джемин кивает. Что ему ещё остаётся делать? Только ждать. Через два с половиной часа, за которые Джемин практически успевает уснуть, приходит сообщение. Оно длинное и больше чем на половину состоит из извинений, поэтому Джемин даже не дочитывает — основной смысл и так ясен. Джено пишет, что до утра его лучше не ждать. Джемин действительно не понимает, когда и где они свернули не туда.