***
Только вот всё равно чувства скребутся в душе рассерженными кошками, отчаянно требуя кому-то о себе рассказать. Ренчжун сталкивается с этим впервые и совсем-совсем не знает, что делать, ведь в учебниках, которые он исправно прочитывал от корки до корки с первого класса, об этом не писали, и, видимо, очень зря. Друзья выглядят такими же убитыми и подавленными, как и он — оно и понятно. Даже в столовой никто толком не разговаривает, лишь Чэнлэ с Джисоном обсуждают недавно вышедшую игру, оба с совершенно идентичными кругами под глазами. Ренчжун слушает их лишь изредка, погружённый в свои отнюдь не радостные мысли. Хочется выговориться, очень хочется, вот только кому? Никто, наверное, не назовёт его тронутым и прочее, но всё же. Ренчжуну нужен человек, который способен понять его хотя бы чуточку. Кто-то, кто тоже испытал на себе, каково это — влюбиться впервые и сразу не в того, в кого следует. Джено, сидящий напротив, увлечённо набирает кому-то сообщение, а Джемин вытягивает шею, пытаясь заглянуть в телефон. Ли перехватывает его взгляд, и младший хмурится, мгновенно отворачиваясь. Даже на робкое касание к щеке реагирует не так, как обычно — дёргается в сторону, а после и вовсе уходит, оставляя коробочку недопитого сока на столе. Понятно. Эти тоже поссорились. Джено роняет голову на стол и тяжело вздыхает. Именно в этот момент Ренчжуна осеняет. После уроков он догоняет Джено, который чуть ли не бежит — так торопится оказаться дома, подальше от промозглого ветра. Цепляется за локоть и сразу выпаливает: — Джено, нужен твой совет. Тот смотрит с лёгким удивлением, но пожимает плечами и говорит: — Давай ко мне тогда. Дома у Джено уютно и светло, в настенных шкафчиках на кухне несколько пачек вкуснейшего печенья, и атмосфера в целом настраивает на разговоры по душам. — Как ты понял, что любишь Джемина? — начинает издалека Ренчжун, когда Джено садится по левую руку от него, жуя печенье. — В один прекрасный момент мне просто захотелось поцеловать его, когда он улыбался, — вспоминает Ли и сам невольно улыбается. — Потом я ещё полгода посомневался и помучался, прежде чем прийти с признанием. — Было ощущение, что ты какой-то неправильный и не должен всё это чувствовать, да? — Ага. Мы столько лет были лучшими друзьями, и я просто… Растерялся? Испугался? Да, наверное. Иногда хотелось просто перестать чувствовать вообще всё. Губы Ренчжуна трогает практически незаметная улыбка. Чертовски знакомо. — И всё же… Самым страшным было потерять его вообще. Признаться и получить отказ, а после перестать общаться. Я даже представить не могу, что со мной было бы, если бы такое случилось, и не хочу представлять. Даже не знаю, как набрался смелости. Ренчжун сидит молча, переваривая полученную информацию. Джено предельно искренен, позволяет заглянуть к себе в сердце, и это заставляет ему доверять. — Как же это тяжело, — бормочет Ренчжун расстроенно. — Чувствовать чувства. Джено с усмешкой толкает его локтем, почти моментально после этого становясь серьёзным. — Тяжело, но в то же время прекрасно. Кто бы ни был тот человек, который тебе нравится, Ренчжун, попытайся завоевать его сердце, ладно? Сам себе не простишь, если не попробуешь. И помни, что я, как и остальные ребята, всегда на твоей стороне. Непосильная ноша на ренчжуновых плечах будто бы становится чуточку легче.***
— Осторожней, — просит Чэнлэ, когда Джисон в очередной раз обжигает губы, не в силах дождаться, пока рамён остынет. Они устраивают перекус в кафешке у реки, грея замёрзшие ладони о стенки глубоких мисок. На улице страшно холодно, особенно учитывая, что синоптики обещали температуру градусов на пять выше той, что сейчас установилась. Обоих, однако, это смущает мало: не так уж много в их распоряжении осталось прогулок, а потому приходиться упаковаться в тёплую одежду и идти на набережную, потому что Джисону так захотелось. Чэнлэ поворчал для вида, но младший был слишком милым, чтобы отказаться. — Я просто голодный, — объясняет Джисон. — Не поужинал дома, спешил к тебе. Чэнлэ улыбается против воли, ведь стоять выше еды в списке предпочтений Джисона — уже достижение, отличная награда для него. — По Скайпу ведь совсем не то, — в который раз начинает Джисон, и Чэнлэ закатывает глаза: пока что совсем не хочется об этом думать. Естественно, настоящий Пак куда приятнее пиксельного, его можно обнять и потрепать за ухо, погладить по волосам и дать лёгкий подзатыльник, если забудет, кто тут хён. Но если сравнивать Джисона на экране ноутбука и полное его отсутствие, то первый вариант выигрывает с огромным отрывом. — Тогда приезжай почаще. Каждые выходные, если поедешь на самом раннем автобусе, то вполне успеешь. Один день отдадим под репетиции, один на развлечения. Джисон понятливо быстро-быстро кивает. Это, конечно, было бы идеально, но вряд ли получится действительно каждые выходные, учитывая нагрузку в школе. Чэнлэ, по правде говоря, беспокоится больше не за себя, постепенно съедаемого тоской, а за тихого скромного Джисона, которому наверняка будет довольно тяжело влиться в новую компанию. Он и людей-то незнакомых не любит, сходится медленно и нехотя, а здесь плюсом пойдёт разлука со старыми друзьями. — Главное — не зажимайся, — советует обычно Чэнлэ с видом, будто у самого друзей и приятелей сотни. — Если увидишь хороших порядочных ребят — предложи дружбу сам, такие на дороге не валяются. — Мне не нужны другие друзья, — заявляет насупленный Джисон каждый раз. Да и Чэнлэ с трудом может принять тот факт, что Джисона, вероятно, придётся с кем-то делить. Он никогда себя ревнивой натурой не считал, но в этом случае буквально с ума сходит. — Ещё я за репетиции переживаю. Что будет с группой? Я уезжаю, Минхён-хён выпускается, всем остальным, кроме тебя, нужно будет готовиться к выпускным экзаменам. Мы и сейчас-то редко собираемся, а что будет со следующего учебного года? — Всё будет нормально, — а Чэнлэ и сам-то в это не верит. Не верит, кажется, уже никто. Все подавлены предстоящим отъездом самого младшего, Минхён худой и бледный, как сама смерть, пререкается с Донхёком постоянно, хоть и страдает от этого. Джено с Джемином тоже мало напоминают единое целое, как обычно, даже Ренчжун, всегда собранный и серьёзный Ренчжун путается в словах и теряется во времени, постоянно выглядя так, будто мыслями где-то очень далеко. То, что группа сейчас является лишь жалкой тенью себя прежней, их грандиозной задумки, сомнений не вызывает. Будущее туманно и пугающе, прохудившийся мостик, ведущий к желаемой известности, опасно качается на ветру. — Не будет, — Джисон истолковывает всё верно. — Давай пока не будем об этом думать, ладно? Доедай быстрее, сам же хотел посмотреть на реку. На набережной людей совсем немного — видимо, погода не устраивает. Только редкие спешащие одиночки, среди которых медленно бредущие вплотную друг к другу Чэнлэ и Джисон кажутся чуть ли не пришельцами. Они останавливаются, чтобы, оперевшись на перила, посмотреть на слабо мерцающую водную гладь. Чэнлэ, не раздумывая, склоняет голову Джисону на плечо, пытаясь отпечатать в памяти этот момент. Ценный настолько, что даже страшно, и ровно настолько же чудесный. — Красота, — выдыхает Джисон. — Жаль, что звёзд не видно. — Для чего тебе воображение тогда? — фыркает Чэнлэ. — Подними голову и представь. Он тыкает пальцем в небо, вырисовывая контуры немногих известных ему созвездий. На расположение со спокойной душой плюет — не разбирается, да и не до этого сейчас, когда Джисон расстроен отсутствием крошечных сияющих точек на небосклоне. Внезапно младший ловит его руку в воздухе, переплетая их пальцы. У Чэнлэ перехватывает дыхание. — Хён, — и мурашки не от ветра, а от Джисона, который зовёт его своим низким голосом с какой-то особенной интонацией. — Ты понимаешь, насколько ты прекрасен сейчас? Чэнлэ хочется сказать «перестань», засмущаться и легонько пихнуть Джисона в бок, чтобы не смел больше вытворять с ним такие вещи. Но вместо этого он совершает поистине огромнейшую ошибку — смотрит Джисону в глаза. Так будет только больнее потом, когда их будут разделять сотни километров. Но разве это важно? Совсем нет, когда Джисон наконец нежно и совсем невесомо прикасается своими губами к его. Совсем не важно.