Indivisible

Джемин сидит на полу в комнате Джено и складывает оригами. Рядом разбросано уже около двух десятков фигурок, действие перестало нести хоть какую-то цель уже на третьей, превратившись в «просто руки занять», пока разрозненные мысли пытаются собраться в логическую цепочку. Джено работает за компьютером: доделывает очередной доклад. Его оценки всё ухудшаются, а потому Ренчжун и Джемин настаивают на том, что их нужно исправлять. Он выглядит таким домашним в очках, то и дело сползающих на кончик носа, и растянутой футболке, что Джемину на мгновение даже кажется, что всё как прежде. Увы, нет. Прежний Джено наверняка бы сейчас играл на гитаре или сминал в комок очередной лист бумаги с неудачными текстом будущей песни. Прежний Джемин никогда бы не убрал синтезатор на балкон, делая вид, что инструмента и вовсе в доме нет, потому что даже смотреть на него стало неожиданно тяжело. Прежние Джено и Джемин не избегали бы любого случайного взгляда и не сидели бы в полнейшей тишине, не зная, что сказать. — Донхёк всё ещё не отвечает на звонки? — интересуется Джено тихо. — Нет, — так же тихо отвечает Джемин. Прошло два дня с той злополучной ссоры, но Донхёк на связь так и не вышел, прогуливая школу и игнорируя любые попытки с собой связаться. — Его мама сказала, что заболел. — Я вчера видел Минхёна, но он ушёл, как только меня заметил. Они, конечно, часто ссорились, но чтобы так — впервые. Джемин кивает, пытаясь понять, когда отношения между Минхёном и Донхёком, которые всегда были словно сиамские близнецы, пусть и постоянно подстёбывающие друг друга, успели настолько испортиться. Когда успели испортиться отношения между всеми в целом. — Это конец? — в голосе Джено столько надежды, что Джемин не может сказать прямо, что он сам уже ни на что не надеется. — Я не знаю, Джено. Посмотрим. Кто знает, вдруг Джисон вернётся, Минхён с Донхёком помирятся, а между нами перестанет происходить какая-то непонятная ерунда. Последнее Джемин говорит, совершенно не думая, будто мысль, которая столько раз посещала его голову, наконец нашла отражение в словах. Наверное, он просто не может больше терпеть. — У нас всё хорошо, — Джено больше утверждает, чем спрашивает, и Джемин качает головой, потому что нет, совершенно не хорошо. — С чего начать? С того, что у тебя постоянно какие-то дела, которые позволяющие бросать меня где угодно, потому что «Джемин, это срочно, прости»? С того, что тебе постоянно звонит какой-то Сычен, и это тоже всегда срочно? Или с того, что у тебя внезапно появляются деньги в таком количестве, в каком старшеклассник заработать не может, если только он не знаменитость? Джено мрачнеет с каждым словом. Некоторое время молчит, затем серьёзно спрашивает: — Ты действительно хочешь, чтобы я тебе всё объяснил? — Будь добр, — фыркает Джемин, и Джено садится на ковёр напротив него, аккуратно отодвигая журавликов в сторону. Он рассказывает всё с самого начала, не упоминая только имён, кроме Сычена, которого Джемин уже знает, и постепенно На становится его отражением, таким же хмурым и серьёзным. Когда рассказ заканчивается, он первым делом спрашивает: — С чего ты вообще решил, что я хочу переехать? — Твои родители постоянно ругались, и… — Ругались, но все проблемы были только от отца, который сейчас с нами не живёт. Я не могу бросить маму, Джено. Я хотел бы жить с тобой вместе, очень хотел, но только тогда, когда мы закончим как минимум школу и оба найдём работу. Законную. Я… Честно, я не понимаю, как тебе такое пришло в голову… — Я думал, что смогу помочь тебе, — голос Джено звучит неуверенно. Он постепенно начинает понимать, насколько глупой была его затея. — Связавшись с подозрительными типами? — Они не подозрительные! Ну… Не все, по крайней мере. — Это преступление, Джено! — почти кричит Джемин. Он резко поднимается на ноги и принимается ходить туда-сюда по комнате. — Сколько ты украл? — Не знаю точно. Я потратил часть. — Сколько осталось? Джено называет сумму, и Джемин застывает, шокированный. — Ты совсем идиот? — Видимо, — соглашается Джено, устало потирая лицо ладонями. — Я никогда не крал у бедных. А богатым наверняка всё равно, тысячей вон больше или меньше. — Но ты крал не по тысяче вон, так ведь? — Суммы были больше. Но не в этом суть, Джемин… — Чёрт, да ты даже не понимаешь, что натворил. Это нарушение закона, Джено, я повторюсь! — Я знаю! — взрывается Джено. — Но я не мог смотреть, как ты плачешь чуть ли не каждый вечер. У меня сердце разрывалось, понимаешь? Я был готов на всё, что угодно, лишь бы не видеть тебя таким. Наплевать, преступление или нет. — Но знаешь, чего я на самом деле хотел? Чтобы за это время хоть раз, когда ты был мне нужен, ты пришёл и обнял меня. Хотя бы ответил на звонок. — Джемин… — Ты предпочёл расставить приоритеты по-своему. И в какой-то момент деньги оказались гораздо выше, чем я… Не хочу это говорить, но, по-моему нам следует взять перерыв до того момента, пока это не изменится. — Джемин, пожалуйста. — Дай знать, если передумаешь. Если вдруг решишь, что я снова тебе нужен. Джемин уходит, а Джено, подорвавшись было, садится обратно, внезапно передумав его останавливать. Безумно хочется, но он понимает, что этот перерыв необходим им обоим. Он тоже запутался. Заигрался во враньё. Замечая, что Джемин случайно наступил на одного журавлика, Джено тянется за помятой фигуркой и аккуратно поправляет кривоватое крыло. Он наконец понимает, что одной только любви между ними было недостаточно.