Год спустя
Донхёк в очередной раз останавливается у зеркала в гримёрке, внимательно изучая своё отражение. Он не может не признать, что выглядит хорошо. И не только сейчас, в винного цвета рубашке, с лёгким макияжем и стильной укладкой, а в целом. Всегда. Принять себя таким, какой есть, было сложно. Донхёк срывался, снова и снова замыкался в себе, однако каждый раз Минхён со своей ненавязчивой, но такой необходимой поддержкой оказывался рядом. Донхёк двигался маленькими, но уверенными шагами, и в конце концов слова, которые он говорил, пытаясь привыкнуть, — «ты молодец, Донхёк», «отлично справился», «ты самый лучший» — стали чистой правдой. Раньше ему казалось, что, если Минхён ответит взаимностью на его чувства, он тут же начнёт себе нравиться, но сам Минхён научил его любить себя по-другому — без причин вовсе. Просто за то, что он, Ли Донхёк, студент первого курса вокального отделения, существует. — Волнуешься? — Минхён подходит сзади, кладя голову Донхёку на плечо. Тот кивает. Сегодня их первый масштабный концерт — два с половиной часа только их музыки, два с половиной десятка тщательно продуманных выступлений, сотни людей, которые будут подпевать исключительно им. И пусть не многотысячный стадион, а лишь клуб средней популярности, это — их мечта, ставшая реальностью. — Ты справишься, — обещает Минхён. — Мы все справимся. И Донхёк верит его словам.***
— Ты не видел мою бандану? — интересуется Джемин. — Синюю. Джено качает головой, гипнотизируя экран телефона, на котором высвечивается сообщение от «китайской заразы» с одним коротким словом: «нет». — Да не переживай ты так, — Джемин взлохмачивает ему волосы и пальцами приподнимает голову за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. — Вот увидишь, Сычен обязательно придёт. Даже если выделывается, Юта точно притащит его с собой. — Я просто хочу доказать, что играю не так паршиво, как он думает, — бормочет Джено, нахмурившись. — Ты соскучился, даже не отрицай. — Ещё чего! — возмущается Джено. — Собирайся быстрее, пора выезжать. — Но бандана же… Давняя мечта Джено всё же осуществилась, пусть и не в полном объёме: в студенческом общежитии им любезно согласились предоставить одну комнату на двоих. Вследствие этого граница между «одеждой Джемина» и «одеждой Джено» постепенно истончилась настолько, что почти исчезла, но это устраивало обоих, кроме тех случаев, когда оба забывали, куда положили ту или иную вещь. Совсем как сейчас. Телефон Джемина коротко звенит, оповещая о входящем сообщении, и парень закатывает глаза. У него проблема, совершенно противоположная проблеме Джено: — Я уже тысячу раз сказал, что не хочу видеть его на концерте, неужели так сложно понять? — Может, не будешь так категоричен? Даже твоя мама, кажется, его уже простила. — Именно поэтому я его прощать не должен. Пусть осознает, как испортил жизнь нам с мамой. Сколько бы он ни уверял, что изменился и хочет наладить со мной отношения — ни за что не поверю. — А что, если это действительно так? — Но… — Джемин хочет было возразить, но, вовремя сообразив, что спорить с Джено по этому поводу — себе дороже, потому что каждый останется при своём мнении, замолкает, продолжая поиски злосчастной банданы. Уже позже, в такси, он всё-таки отправляет в ответ сообщение с адресом.***
Не то чтобы Ренчжун ожидал, что его жизнь резко изменится за один день. Но обещанный год прошёл, прошло уже достаточно времени с того момента, как он выпустился и поступил в престижный университет, Кун официально перевёлся работать в другую школу, а их отношения так и не продвинулись дальше дружеских. Ренчжуну хотелось надеяться, что все небольшие знаки шаги и жесты, которые осторожно предпринимал Кун, были именно тем, о чём он думал, но он не был уверен до конца. Его терпение стремительно таяло, но давить он не решался, уговаривая себя немного подождать, к тому же, учёба по-прежнему занимала значительную часть его времени. Только задумываться начал, что спустя столько времени он стал единственным, кто ждёт и любит. Ему удаётся отпустить себя и расслабиться во время концерта, позволить всепоглощающему чувству восторга захватить с головой и затопить все остальные чувства, стерев волнение подчистую, но взгляд всё равно невольно останавливается на одном человеке из огромной толпы. Родители уезжают сразу после концерта: на следующий день с утра пораньше запланирована важная встреча. Они долго извиняются, но Ренчжун прекрасно всё понимает и благодарен уже за то, что они пришли и всерьёз интересуются его увлечением. Тем не менее, смотря на то, как остальные разбредаются к друзьям и родственникам, он слегка грустит. Джисон что-то показывает приехавшей ради концерта матери, Джено пытается обнять закатывающего глаза Сычена, пока Юта хохочет рядом, а Ренчжун сидит на стуле в углу зала и бездумно крутит в руках бутылку с водой, продолжая чего-то (кого-то) ждать. Чужое присутствие рядом он замечает не сразу. Зависает, глядя в стену ничего не выражающим взглядом и пытаясь привыкнуть к тому, как сходит ощущение кайфа, оставляя после себя странную пустоту. Кун останавливается в паре шагов, не решаясь сказать и слова. — Тебе понравилось? — интересуется Ренчжун, медленно поднимаясь и подходя ближе. — Очень! — глаза Куна и правда горят, и он хлопает по карману джинсов, где лежит телефон: — Я много снимал, чтобы потом пересматривать. — Зачем? — хмыкает Хуан, зачёсывая влажные волосы назад, что разительно отличается от его привычной аккуратной причёски. Кун внимательно следит за этим движением взглядом. — Ты выглядел потрясающе. Я даже… заново влюбился. Ренчжун застывает, переспрашивая: — Что? — и сердце снова колотится как бешеное, совсем как во время выступления. Потому что неужели наконец-то… — Почему тогда не сказал? Год прошёл, и я… — Сомневался, — пожимает плечами Кун. — Боялся, что ты уже передумал. — Наверное, можно было спросить? Ты просто… Просто… У меня слов нет, честно. — То есть ты всё ещё хочешь этого? Простое «да» Ренчжуну кажется каким-то неуместным. Поэтому он делает то, чего от него никто не мог ожидать, и одновременно то, что кажется сейчас самым правильным: тянется вперёд и, обняв Куна за шею, целует, надеясь, что его ответ поймут правильно. И Кун, кажется, понимает.***
— Я хорошо справился, — заключает Джисон, ещё раз просмотрев все свои баллы за последние проверочные, специально сохранённые в галерее, чтобы показать маме. — Просто отлично! — Чэнлэ закидывает руку ему на плечо, придвигаясь ближе. — Я, честно говоря, даже не ожидал. Джисон пихает его в бок: — Ты как всегда меня недооцениваешь. — Я люблю тебя. Но ты и сам знаешь, что отличником никогда не был. Однако, — он делает паузу, подчёркивая следующие за ней слова: — Я тобой очень сильно горжусь. И хёны тоже. — Мы все молодцы! — радостно подтверждает Джисон. — По сравнению с тем, что было год назад… Ну, ты понимаешь. Чэнлэ кивает. За этот год они работали над ошибками больше, чем когда либо, полностью пересмотрев своё отношение к группе. Старались не врать и не утаивать, и, главное, решать проблемы сразу, как бы тяжело это ни было. Делиться тем, что беспокоит, без всяких «а, ерунда, справлюсь сам». Потому что однажды они уже не справились, и повторения не хотелось. Были и ссоры, и новые ошибки, но они выстояли. — Я горжусь всеми нами. Действительно горжусь.***
Перед тем, как загрузить инструменты в машину, Минхён снова созывает всех вместе, игнорируя вздохи притворного недовольства. Недавно он придумал новую кричалку и был до безумия горд своей идеей, а потому использовал её при каждом удобном случае. И сейчас он внимательно следит за тем, чтобы все отозвались на его «Yo Dream!» дружным шумом. Это всегда вселяет спокойствие и надежду, заставляя верить в то, что за этим годом последует бесчисленное множество ещё более счастливых. По-другому и быть не может.