Джокер Гарольд Поттер

Прежде хочу сказать, что немножко расист у нас мистер Дурсль и мистер Сабини, а я и евреев люблю, и итальянцев, и вообще всех всех всех, главное чтоб человек сам какашкой не был, а уж какая у него кровь - дело десятое       Что такое год? Триста шестьдесят пять или шесть восходов солнца, промежуток между двумя днями рождения, полсотни миллионов умерших и полторы сотни тысячи тысяч новых душ. Для детей год – целая вечность, для взрослых, постоянно суетящихся, его никогда не хватает на всякие их взрослые дела; для кого-то год будет идеальным отражением предыдущего, а кому-то перевернет всю жизнь. Семья Дурслей явно относилась к последней категории.       По крайней мере жители Литл-Уинга были твердо в этом уверены. Как же, еще прошлым летом фирма главы семейства насчитывала лишь один небольшой завод да десяток рабочих, а сейчас? Дрели (да и не только) мистера Дурсля буквально разлетались со станков пяти огромных ангарных заводов, и каждый уважающий себя строительный магазин имел хотя бы парочку в продаже. «Граннингс» имел несколько фирменных магазинов в Лондоне и, по упорным слухам Литл-Уинга, уже давно вышел на рынок Европы. Без сомнений, за последний год жизнь семьи Дурсль претерпела довольно сильные изменения, но жители небольшого городка даже не догадывались, что им доступна лишь верхушка айсберга. И Петунья Дурсль прикладывала все свои силы, чтобы все так и оставалось.       Потому что все и правда изменилось. Потому что её сын остался дома не просто с коллегой мужа, а под защитой настоящего убийцы; потому что она не только не помешала этому, но и была спокойна, что Дадли в безопасности; потому что Вернон вез её и их племянника в самую глубь преступной столицы Великобритании.       Петунья взглянула в зеркало на безмятежно насвистывающего какую-то мелодию Гарри и тяжело сглотнула. Умом она понимала, что волноваться не о чем, но упорно вертела влажными пальцами плоский браслет, что вновь незаметно для себя сняла с запястья. Сегодняшняя встреча должна была стать лишь формальностью, официально все волнующие вопросы они с итальянцами уладили, благо современный мир позволяет договариваться, не встречаясь лицом к лицу, но из вежливости согласились так сказать «поздороваться». Один небольшой вопрос остался, и Петунья всеми силами надеялась, что их план не провалиться. Тем более, что отказывать в маленькой прихоти эмоциональному дону, что, наконец, решил высказать благосклонность, дело опасное и неблагородное. Петунья непроизвольно улыбнулась этим нехитрым объяснениям для близкого круга, прекрасно понимая истинную причину всей этой поездки – любопытство племянника, что «ни разу не видел настоящего главу английской итальянской мафии». Улыбка стала откровенно нервной, когда миссис Дурсль в который раз отогнала всплывающий вопрос о том, каких глав мафии вообще видел Гарри, потому что ответ вряд ли смог бы ее успокоить.       Петунья вновь взглянула в зеркало, чтобы поправить и так идеально лежащую прическу, и в который раз напомнила себе, что они едут просто поговорить, «на чашечку чая» в честь объявления долгожданного перемирия, как выразился дон. «Всего лишь чашечка чая,» - упорно повторила она своему отражению, но так хвалёная интуиция – или же вовсе и не она – тихо предупреждала об опасности.        - Да не волнуйтесь вы так, тетушка, - Петунья вздрогнула, но смогла удержаться и не подпрыгнуть, когда племянник внезапно приблизился с невидной в зеркале стороны сиденья. – Я понимаю, конечно. Итальянцы хоть и забавный народ, но союзники из них отвратительные: верткие, улыбчивые, стремящиеся угадить всем и никому одновременно. Но в данный момент, мне нужно, чтобы они хотя бы номинально были на нашей стороне. Миссис Дурсль чуть резковато кивнула, стараясь усмирить табун мурашек – голос племянника был слишком близко к ее уху, слишком.       - Нам точно они нужны в качестве союзников? Стоят того усилия? – Петунья и Гарри одинаково удивленно повернули головы к мистеру Дурслю. Непрошибаемый по своей природе, он, довольно тяжело принявший перемены в расстановке сил в их семье, легко ужился в новой, не совсем законной среде: вопросов не задавал, со своей ролью злого укротителя не слишком разумного сброда справлялся на «ура», а при более ответственных переговорах спокойно молчал. И то, что он решил высказаться – именно не обругать кого-то по привычке, но заволноваться - было… интересно. Темноволосый парнишка, не спуская с дяди зеленого прищура глаз, плавным, каким-то змеиным движением приблизился к мужчине, просунув голову между двумя передними сидениями.       - Ну, так… - мистер Дурсль сглотнул, скосив взгляд на племянника. – Правду говоришь: скользкие они, верткие, а мы к ним так открыто едем. Помню года два назад один набился ко мне в партнеры, так веселый такой, сволочь, приятный, на рыбалку, гнида такая, со мной ездил, а через полгода я узнал, что он в тайне с моим конкурентом работает, на два фронта, так сказать. Нельзя этим итальяшкам верить, вот помяните мое слово, не…       Возмущенно-обиженное ворчание мистера Дурсля прервал громкий смех. Откровенно не детский, но не настолько жуткий, каким мог бы быть.       – Ох, поверьте, едим мы вовсе не открыто, да и доверять им никто и не собирается. А я уж подумать успел, что у вас эта чудесная семейная интуиция проснулась, - отсмеявшийся Гарри выглядел как самый настоящий ребенок, но цепко заметил, как Петунья дернулась на последних его словах. – Так, так, так… Это что такое? Темните, тетушка? Так вы не стесняйтесь, нам каждое слово сегодня важно, такой же волнительный день! – в последнем предложении отчетливо слышался сарказм, так несвойственный столь юному ребенку, но единственной, кто могла его распознать, было явно не до того.       - Ничего, Гарри, так, дурные предчувствия. Как ты и сказал: день сегодня особенный, с такими людьми не каждый день встречаешься. Вот нервы и шалят, нужно было немного пустырника выпить перед поездкой, - как можно более непринуждённо улыбнулась Петунья. Тему этих предчувствий она поднимать не любила, привыкла оперировать только железно доказанными фактами, а не эфемерными понятиями. Пусть сама Петунья и прислушивалась к своему внутреннему голосу довольно часто, но вводить в заблуждение Гарри из-за каких-то глупых ощущений было опасно – кто знает, как он среагирует.       – Что за ерунда про пустырник! Вы мне, тетушка, нужны в полной ясности вашего ума! – зеленый глаза за стеклами очков возмущенно вспыхнули, и два взрослых человека совсем по-детски вжали головы в плечи, испытав совсем не иллюзорный страх. Но темноволосый мальчик уже ушел в свои мысли, откинувшись обратно на заднее сидение, бормоча что-то про предчувствия и детские игры.

***

      К большому ангарному зданию на самой окраине Инфилда машина семьи Дурсль подъехали в полном молчании – последние наставления Гарри дал километра за шесть и замолк, нацепив вновь маску безмятежного ребенка. Дарби Сабини хоть и был весьма гостеприимным хозяином, но знакомиться с новыми союзниками в доме не рискнул, уж шибко много в нем было хрупких реликвий, оттого и пригласил их в неиспользуемый склад, который, конечно, перед гостями был чуть ли не вылизан до блеска.       Припарковав самый обычный джип, мистер Дурсль придержал жене дверь и, коротко отдернув юлой завившегося Гарри, требовательно посмотрел на встречающего их помощника.       – Пройдемте,– парень, молодой, лет двадцати пяти на вид, смуглый и совершенно точно шокированный подобной картиной, даже забыл про акцент, но уверенно повел их к ничем непримечательной двери.       Внутри было как во всех ангарах темно и немного прохладно, но в центре, в сфере света напольных ламп, каким-то диким оазисом, возвышался большой деревянный стол, заставленный множеством яств, с десяток даже на взгляд удобных мягких стульев и почему-то большой, похожий на пальму, цветок («Монстера,» -автоматически отметила Петунья).       – Miei cari amici*! Вы, наконец-таки, здесь! – с одного стула подскочил темноволосый мужчина, высокий, в идеально сидящем костюме-тройке, с клишированными тонкими усами над верхней губой. Он, широко раскинув руки, будто стремясь обнять так дорогих ему друзей, с лучезарной улыбкой зашагал в их сторону. – Я так рад видеть вас в живую!       Улыбка чуть дернулась, но мистер Сабини смог сдержать лицо, когда гости вышли на свет. Перед главой одной из влиятельных группировок Лондона стояла самая обычная семья: упитанный мужчина лет сорока пяти с нахмуренными лохматыми бровями, высокая женщина в модном по нынешним меркам домохозяек платье и … ребенок? Итальянец не смог сдержать ползущую наверх бровь. Нет, ему точно не мерещиться – на полшага дальше женщины стоял мальчик лет десяти, с интересом и небольшой каплей страха рассматривающий все вокруг. Вопрос о том, не заблудились ли эти милые люди, чуть не сорвавшийся с языка, был опережен мужчиной. Он, так же хмуро смотря на итальянца, протянул руку для рукопожатия, и абсолютно подходящим ему голосом представился:       – Приятно познакомиться, мистер Сабини, можете звать меня Джеком, - «Далеко ему не приятно» подумал темноволосый мужчина, но, сморгнув наваждение, улыбнулся и пожал протянутую руку, обменявшись ответными любезностями.       –Джилл, – односложно представилась его спутница, и мистер Сабини галантно поцеловал немного длинноватые пальцы, улыбаясь про себя такой простоте. Банда под странным названием «J» буквально ворвалась на арену преступного Лондона чуть больше полугода назад. То, как она аномально быстро росла пугало многих, но более странно было то, что она всегда громогласно заявляла о совершенных деяниях, метя новую территорию или людей этой закорючкой. «А еще она была весьма жестокой в своих методах,» -напомнил себе глава здешней итальянской мафии и повернулся к так заинтересовавшему его мальчишке.       – А вас как зовут, giovanotto**? – мистер Сабини чуть наклонился, рассматривая паренька. Черные волосы и ярко-зеленые глаза явно говорили о том, что это не их общий сын, если впечатление, что эти Джек и Джилл семейная пара, не обманчиво.       - Тодд, - будто сказал самую смешную из имеющихся у него шуток, выдал паренёк, и прежде чем итальянец успел выпрямиться и пригласить гостей к столу, лукаво спросил, - А почему у вас костюм не в полоску, мистер Сабини?       Темноволосый мужчина недоуменно уставился на свой костюм, а потом, осознав вопрос, тихо рассмеялся.       - Потому что в полоску костюмы у моих подчиненных, а босс ведь должен чем-то выделяться, - не удержался и потрепал вихрастую макушку, списав встревоженный взгляд Джилл на материнские инстинкты (если она мать, конечно). Вид рассматривающего теперь окружающих мальчишки был весьма забавен, но мистер Сабини поторопился позвать гостей к столу. *мои дорогие друзья **юноша

***

      - Ваш чай оказался весьма … разнообразным, мистер Сабини, - с улыбкой заметила женщина, когда официант сменил уже третье блюдо, подав, наконец, обещанный чай с очаровательным пирожным.       То, что главной в этой странной паре оказалась Джилл было неожиданно, но, в принципе, не так странно, как то, что по левую руку Сабини, напротив женщины сел не Джек, а маленький Тодд. Глава семейства (или и не глава вовсе) в разговор не встревал, сидя сбоку от Джилл, подальше от хозяина. Тодд же напротив – постоянно влезал в мерную беседу старших, странным образом не раздражая, но мягко меняя ее течение.       – Я был так рад нашему соглашению, miei cari amici, что просто не смог удержаться, - еще одна обворожительная улыбка.       - Кстати, говоря о соглашении, - Джилл вернула улыбку мистеру Сабини. – Вы были так добры, что отдали нам целый квартал на Севен-Систер-роуд, вот только, придя туда, мы обнаружили нелепое недоразумение: квартал принадлежит евреям, можете себе представить?       Вежливая улыбка застыла на красивом лице дона, а температура вокруг стола будто упала на пару градусов. Джилл продолжала улыбаться, Джек замер с занесенным над десертом ножом, а Тодд, радостный оттого, что ему, наконец, донесли сладость, с упоением вцепился в пирожное ножом и вилкой, не замечая, что официант, забравший грязные тарелки, отходить от стола не спешит.       – Какая обескураживающая неприятность, - еще шире растянул в улыбке губы мистер Сабини, отчего-то чуть успокоенный этой детской возней. – Но думаю, что вы, так серьезно претендующие на значимую позицию в Лондоне, с легкостью устраните ее.       Что произошло в следующее мгновение, глава одной из самых влиятельных группировок туманного Альбиона, будет пытаться понять долго, но совершенно безуспешно. Мальчишка, только что увлеченно ковыряющийся в своей тарелке, вдруг оказывается совсем близко, на шее чувствуется опасная прохлада метала, и только после этого слышится звук разбитой посуды и судорожный хрип стоящего за спиной мальчика официанта.       Почему-то приходит не страх, но невероятное удивление. Слышится чей-то отчаянный итальянский: «Вилка! Вытащите у него из горла вилку!» - и зычный голос Джека, который угрожающе объясняет, что ангар захвачен, и в подтверждение его слов со своих позиций падают итальянские снайперы, слышаться звуки возведения курков и резкие выкрики, но мистер Сабини не обращает внимание на весь этот шум от слова совсем, потому что ядовитая зелень глаз за стеклами очков не дает отвести взгляд ни на мгновение.       - Ай-я-яй, мистер Сабини, ай-я-яй, - голос, далеко не детский, змеей проскальзывает в уши дона. – Разве mamma не учила вас вежливости? Кто же подставляет с таким трудом обретенных союзников? Не хорошо чужими руками решать свои проблемы, ай не хорошо.       - Что ж ... Что ж вы так остро реагируете? - говорить было трудно скорее даже не из-за холодного лезвия, а гипнотизирующего взгляда напротив, однако легкая хрипотца. проскальзывающая в голосе, - все, что говорило о весьма опасном положении дона. - Это всего лишь маленькая ошибка, давайте просто пересмотрим условия соглашения...       - Да что вы говорите! – мальчишка притворно удивленно вскинул брови. – И что же вы готовы нам предложить?       - Тридцать процентов прибыли с оборота оружием, но вы встаете в категоричную позицию против Алфи с его еврейскими щенками, иначе провернуть это не получиться, - самообладание успело вернуться к итальянцу, и, притихший от внезапности вихрь мыслей, вновь начинал набирать обороты, оценивая обстановку, ища выход.        – Ух, вот это я понимаю глава итальянской мафии, - на дне глаз и правда плещется какое-то детское восхищение. – Даже ходя по лезвию ножа, умудряется выставлять свои требования.        – Иначе просто не получи… - пытается донести до ребенка (ребенка ли?) Сабини, но тот громко шипит, закрывая рот пальцем, и в этот момент дон понимает, что вокруг стоит абсолютная тишина.        – Вы нравитесь мне, мистер Сабини, и я бы очень не хотел терять ваше расположение из-за глупой выходки, - Тодд грустно вздохнул. – Вот только итальянцы славятся своим ненасытным желанием мести посмевшим оскорбить их достоинство, и что-то мне подсказывает, что это, - он нажал на лезвие, заставляя мужчину задрать голову еще выше, - достаточное оскорбление.       - Но… - несмотря на чуть ленивый вид, в темноволосой голове дона судорожно крутились мысли, силясь найти путь из сложившейся ситуации; такой гениальный, на первый взгляд, план: извести Алфи силами внезапно появившейся дикой группировки – вдруг не кажется таким уж гениальным; что-то, древнее, вибрирующее в крови, подсказывало, что лучше иметь этого мальчишку в союзниках, всеми силами вернуть его расположение. – Итальянцы известны не только мстительностью, но и крепкими семейными узами…       - Предлагаете нам с вами стать семьей?       - Да! – мистер Сабини, широко улыбнувшись, отчаянно пытается закончить мысль. - То есть нет. Mia nipote *, дочь погибшего брата, на днях справила свой седьмой день рождения. Мы можем объявить помолвку…       - Вы предлагаете, будто в средние века, заключить политический брак? – что-то в прищуре зеленых глаз заставило быстро уточнить.       - Нет, что вы, лишь помолвку, а после совершеннолетия дети сами решают, хотят продлить этот союз или нет, - и видя недоумения в глазах Тодда, решил добавить. – Десять лет гарантированной тишины, мы будет стоять кровью за вас, в ответ прося того же.       - Уж больно гладко стелете… В чем причина такой благосклонности?       - Ну, можете назвать это внутренним предчувствием, - видя, что мальчишка уже полностью согласен, Сабини позволяет себя кошачью усмешку. Сбоку Джилл издает какой-то мало понятный звук, а Тодд раздается оглушительно громким в такой тишине смехом.       Смотря, как черноволосый парнишка, сидя на столе, заливается по-настоящему жутким хохотом, небрежно играясь с ножом, Сабини понимает, что подобных нужно держать только в союзниках. Убить, конечно, тоже неплохая идея, но какой дурак переломит смертельно наточенный меч, боясь зарезаться об него сам? *моя племянница