Волшебные руки

Суммали с детства грезила музыкой воды. Когда ей исполнилось двенадцать, девочка уговорила мать взять её с собой на это сакральное действо, и - о, как она была счастлива! Для музыки воды женщины облачались в специальные наряды - так часто Суммали доводилось видеть, как мать шьёт их из огромных листьев пандануса, а иногда и помогать ей, и вот теперь она знала, для чего они предназначались, - и, собравшись вместе, шли следом за самой мудрой, чьи обширные бёдра тяжело покачивались в такт напеваемой вполголоса мелодии. Увесистые шаги чеканно отбивали ровный ритм. По пути пела только она - старшая, - другие же молчали, не смея разносить музыку воды по тропинкам деревни, да и предназначалась она не для мужских ушей. Правду сказать, двое молодых мужчин всё же удостаивались особой чести - самые чистые и достаточно сильные - они ждали женщин на пригорке, полускрытые пышно растущими кустами, и стояли на своих постах от начала и до конца действа, молча и бездвижно охраняя женский труд. Специально для них были сшиты особые наряды из украшенного цветными бусинами белоснежного льна, красивыми складками оплетающего загорелый, смазанный тёмным маслом торс, и до того этот контраст чёрного и белого был разителен, что чуть ли не бил в глаза маленькой Суммали, которой стражи и вовсе казались посланниками какого-то неведомого иного мира. Одежды женщин были, напротив, просты, и в изготовлении их не допускалось присутствие ни льна, ни других тканей; не использовались даже нитки, и только гибкие, свежие пальмовые или пандановые листья, сплетённые между собой, составляли основу наряда. Груди укрывали двумя половинками разбитого кокоса, а ноги - широкими лиственными юбками. Над пяткой, вокруг щиколотки разрешалось сплести камлаи - тугой браслет из трав и ярких цветов. - А почему мы не наденем камлаи на руки? - спросила Суммали, облачаясь в такой наряд впервые. Ответный взгляд матери сразу сказал ей: Суммали только что произнесла неимоверную глупость. - Как же можно играть музыку воды облаченными в браслеты руками? Вода чистая, и наши руки чисты, они жаждут общения с водой и не ищут другого украшения. Больше Суммали не задавала глупых вопросов, а просто наблюдала за старшими и делала то же, что и они. А понаблюдать было за чем. Пока женщины шли к морю, всё вроде бы было хорошо. Чем дальше они отходили от поселения, тем глубже делалось гортанное пение их предводительницы, и оно заполняло собой все окружающие звуки - трели и пересвисты птиц, шёпоты трав, а между тем в кустах невдалеке от Суммали явственно различалось и какое-то инородное шелестение. Оно не могло принадлежать идущим стройной рекой женщинам - слишком было много шума. Глянув украдкой в сторону, Суммали увидела чьи-то едва поспевающие за ними бегущие ноги, облачённые в белые одежды. Это сразу подсказало девочке, что рядом с женщинами бегут, по-видимому, пара стражей, а шумят они лишь потому, что они - мужчины; да и кроме того явно торопятся, ведь свои посты стражи должны были занять заранее, ещё до прихода женщин. Но в какой-то момент их странные перебежки заметила и мать Суммали, и другие взрослые, пока наконец сама мудрая Бунси* не обратила внимание на подозрительных преследователей. Бунси остановилась, сделав два громадных шага своими широкими стопами, и одной ладонью разом вытянула из завесы кустов двух мальчишек, умудрившись ухватить тех за уши и встрёпанные волосы. Теперь Суммали смогла наконец разглядеть их и узнала Кеута и Торико. Младший едва достиг одних с Суммали лет и по привычке придерживался за предплечье второго, старший же, Торико, выглядел уже практически мужчиной семнадцати лет. Оба раздосадованно верещали. - Ах, негодники, ударь вас в полдень сурия*! - перекрывала их недовольство большая Бунси. - А если и не ударит, то это сделаю я! Да где ж вы взяли эти наряды?! Дальнейшее превратилось в памяти Суммали в сплошной гвалт: другие женщины вступили в перепалку, кто-то заступался за мальчишек, кто-то ругал их в духе Бунси, но из всего этого девочка поняла одно: Кеут и Торико действительно нарядились стражами женщин и хотели пробраться таким образом на музыку воды. «Вот ведь дурачьё! - думала про себя Суммали. - Ведь могли бы спросить после, к примеру, меня, если уж им так хочется всё знать! Но ведь не станут!.. Особенно этот дурачок Кеут». В результате мальчиков решено было выпроводить из священной рощи, в которой они оказались обнаружены (это сделала мать Кеута, отделившись от толпы), и процессия двинулась дальше. Встревоженности с их уходом не поубавилось, женщин так и тянуло ещё немного посудачить, но Бунси твёрдой своей походкой возобновила движение, пожалуй, чересчур бойко напевая основной мотив и не в меру топоча. Но это подействовало: женщины угомонились и вспомнили, зачем они здесь. - Моани́*, послушай, Послушай, океан, Как споют ладони, Как станцуют руки. И Суммали наконец увидела музыку воды. Зайдя в голубые волны по самый пояс, так, что листья их юбок всплыли на поверхность, превратив воду в ярко-зелёную, вереница женщин выстроилась в полукруглую дугу. По примеру Бунси, все подняли руки и синхронно опустили ладонями вниз. Раздался всплеск, затем ещё один, и ещё; женщины били по воде, словно по звонким кокосовым бонгам, и ритм входил в странное противоречие с пением, которое женщины выводили хором, плавно, тягуче, под аккомпанемент резких ударов. - Сурия, послушай, Послушай, моани́, Этими руками Был рождён наш мир. И вода пела громче всех. Она вспенивалась, сворачивалась в водовороты в руках женщин, радостно ревела, взлетая и обрушиваясь каскадом вниз. Суммали только теперь поняла, что песня женщин совсем не была музыкой воды - не стоило так её прятать от остальных селян, - а истинной тайной этого действа была музыка, рождаемая океаном. «О, океан! За красивую песню эту я навеки твоя!» - пылко подумала девочка. Словно заворожённая, боялась она ударить по волне рукой, и только бережными движениями водила по встревоженной кромке воды кончиками пальцев. - Играй же, Суммали! Неожиданно громкий возглас матери (скажи она тише, девочка бы ни за что не расслышала её слов в гулком пении моря) словно вывел её из оцепенения. - Океан хочет этого? - рассеянно поинтересовалась девочка. И, не дождавшись ответа, начала неуверенно похлопывать по воде. Видя, что дочь её всё ещё не подпевает, женщина невольно смешала текст песни со своими словами: - Ну же! Пой, смелее, Нуми* Суммали... Ты, великий моани, Нашим голосам внемли! Услышав это, Суммали с восторгом поняла, что только что стала частью священной песни. И стала отбивать ритм гораздо усерднее, вплетая понемногу свой голосок в общий хор. А в кустах позади них, на сей раз никем не замеченный, лежал, припав к земле, мальчишка, и изо всех сил вслушивался.