Волшебные руки

Вправо - влево, вниз, к самой кромке воды, - обратно, к другой. Маленькая старая каноэ со скрипом раскачивалась на волнах, вызывая головокружение. Непривычная прохлада утра, синяя-синяя темнота и странный дурман, навеянный сильным запахом трав. Он узнал эти ароматы - кто-то напоил его крепким настоем сонного сбора, чтобы на первое время опьянить боль и облегчить путешествие. Наверное, это был Эперона, которому было всё же не наплевать на бывшего ученика, больше некому. Только он мог хладнокровно, с чувством гордости за выполнение долга исполнить приказ вождя и затем мягкосердечно избавить жертву от страданий. Очнувшись, Торико уже знал, что остров Тассна остался далеко позади. Он не помнил, просто потому, что не видел этого, но был уверен: осуждённого на изгнание, будь он в сознании или же нет, всё равно не медля посадили в каноэ и пустили лодку в океан. И теперь вокруг не было никого, кроме этого старого, мудрого хозяина мира, что держал и тихонько раскачивал одинокую каноэ в своих ладонях. К большой кованой петле, как и полагалось, крепилось одно весло, возмущающее своей бесполезностью. Грести самостоятельно? Лодка была устроена таким образом, что он не смог бы этого, даже если бы захотел удерживать весло ногами: узкое дно, рассчитанное лишь на одного седока, обхватывало торс, будто коканом, и подняться на ноги не было никакой возможности. Однако Торико умудрился ухватить ручку весла зубами. Вряд ли от подобных усилий будет большая польза, решил он, но это всяко лучше, чем горестное созерцание собственной беспомощности. Когда небо впереди высветлилось, став нежно-лиловым, мужчина бросил свою затею с веслом, оставив его бессмысленно болтаться рядом с лодкой, и забылся тяжёлым сном. Через какое-то время его разбудила боль - воздействие настоя спадало - но Торико почти не обратил на неё внимания. Всё вокруг наконец-то переменилось! Сонное солнце висело в зените, а каноэ - о, чудо! - прибило к незнакомому берегу. Пенные волны накатывались на борт теперь только с одной стороны, с другой же под боком каноэ оказался испещрённый волнистыми полосами мокрый песок. Огромная пальма, согбенная, словно древняя старуха, склонялась прямо над водой, почти окуная листья в соль. Торико с почти змеиными повадками удалось выкарабкаться из лодки и оглядеться. Что это за место, и какое имя носил этот остров, он не знал, да и не мог узнать: берег оказался совершенно чужим, не было никаких признаков присутствия здесь других людей. Были видны следы недавнего шторма: битые куски морских раковин белым браслетом окаймляли линию берега, бурые нити водорослей завитушками осели на изрисованном волнами песке. Видать, после бури здесь случился отлив, значит, не стоит оставаться к воде так близко, и в первую очередь стоит переместить подальше лодку: она ещё пригодится. Стараясь не смотреть на свои руки, Торико оттеснил пустую каноэ (ему даже не дали с собой припасов или хотя бы ножа!..) к стоящим вдали деревьям, затем начал обход острова. Зелёная роща приятно шумела: птицы при его приближении с криками взлетали с насиженных мест, на голову ему то и дело сыпались с некоторых мёртвых деревьев сухие ветки, и скоро Торико приспособился быстро отходить на пару шагов в сторону, едва заслышав хруст ветвей наверху. Большие влажные камни оплетали ростки диких орхидей, их чарующие воображение цветки оказывались иной раз величиной с ладонь, иной - уместились бы и на ногте. Такие легко было принять за бабочек, и некоторые из них, ничем не выдавая своей истинной сущности, действительно внезапно вспархивали с зелёных ростков, спеша прочь от незнакомца. Другие росли пышными гроздьями, жёлтые, они до боли напомнили Торико цветочные леи, украшавшие тоненькие плечи Риу всего лишь вчера. Какова её судьба теперь?.. Малышка осталась дома совсем одна. Не обидят ли её грубые убониты, сможет трусливый Кеут сберечь её? Горло сдавила нестерпимая горечь. Растущий на камнях мох хранил в себе много влаги, и Торико склонился к ним, чтоб утолить жажду. Стало легче, а о Риу и Кеуте он решил пока что не вспоминать. Здесь росли кокосовые пальмы, и мужчина, отыскав упавший кокос, тут же ловко разбил его ударом ноги. Но для пропитания этого, конечно, будет недостаточно. Ему придётся ловить рыбу. Но как?.. Прошло изрядно времени, прежде чем мужчине удалось найти замену своим рукам. С одного края берега лежало дерево, в которое когда-то, видно, ударила молния, разбив его надвое. Изрядно потрудившись, Торико смог оторвать две крупные ветви-коряги, и, если ухватывать их за длинные концы и зажимать под мышками, навалив одну корягу на другую, получалась почти что рыболовная сеть. Так и прошли первые дни Торико на незнакомом острове: мужчина, поднатужившись, брался за свою находку, заходил по колено в воду и в поте лица трудился, пытаясь поймать этим сооружением хотя бы одну рыбину. Ничего у него не выходило. Тяжёлые ветви выпадали - их было совершено невозможно удержать! - и несколько раз чудом не были унесены волнами. Торико, однако, не отчаивался и, кое-как разорвав зубами часть своей одежды на верёвки, изловчился привязать тяжеленные коряги к своим плечам, перекинув куски ткани крест-накрест на груди и зафиксировав ветви на предплечьях, крепко и основательно. Хоть деревянное сооружение и мешалось при ходьбе, тяжело волочась за ним следом, зато больше не норовило уплыть в море, и после стольких мучений снимать деревянные руки он не собирался. Так у Торико вновь появились руки. Но даже в таких условиях поймать рыбу удалось далеко не сразу. В конце концов Торико помогла та самая старушка-пальма, что свесилась прямо над водой. Взобравшись на её толстенный ствол и спустив одну «руку» в воду, прождав в таком положении с час, Торико победно захлопнул ловушку второй деревянной «ладонью» как раз, когда в сеть попались две большие рыбы. Вечером на его острове жарко пылал костёр, подогревая самый настоящий ужин, о котором мужчина мечтал уже давно. Так и зажил Торико на острове, и даже дал ему имя: Нгай-о-кири, «умное дерево», в честь старой пальмы, а ещё в честь своих деревянных рук. Лишь об одном он скучал. Иногда вечерами он ложился на песок, глядел на холод звёзд, на мерцающую лунную дорожку и мечтал о музыке. Даже если бы его музыкальный лук и флейта были рядом - он не смог бы издать ни звука. Нужны были пальцы, чтобы зажимать тетиву одной рукой, а второй извлекать столь любимые звуки. Флейту нужно было обнимать и греть в ладонях, чтобы она ожила и запела. Ничего этого он сделать не мог. В один из таких вечеров Торико неожиданно осознал, что смотрит уже не на звёзды, а на чьи-то яркие, мерцающие в темноте глаза. Было странное ощущение, будто бы когда-то, невероятно давно, Торико их уже видел. Недоуменно моргнув пару раз, мужчина обнаружил, что яркие звёздочки никуда не пропадают и всё так же отражаются в воде - разве что, словно бы копируя, глаза тоже мигнули - раз, два, - и снова неподвижно уставились на него. Не желая оставлять это одной из загадок острова, Торико, опершись о левую «руку», решительно поднялся на ноги и поспешно приблизился к воде. Неведомое создание, немного поколебавшись, сдвинулось - быстро, словно рыба, - на некоторое расстояние прямо под покровом прозрачной воды и снова застыло, притаившись и мерцая своими большими глазами, не отрывая взгляда от человека. Это, определённо, была какая-то странная рыба, решил для себя Торико. Может быть, нечто вроде дельфина, если судить по размерам, но только совсем на него не похожее... Из-за водной ряби совершенно невозможно было разглядеть. - Не бойся, - тихонько проговорил Торико, из любопытства подходя ближе, уже не так поспешно, а с осторожностью. - Я не охотник, я тебя не трону. Он действительно не собирался ловить этого внезапного гостя, а, напротив, был ему рад. Отшельничество совсем измучило его, и, хотя и раньше Торико можно было назвать одиночкой, это было несравнимо с нынешней жизнью на острове, с полнейшим и безоговорочным господством на маленьком клочке земли. - Хочешь, спою тебе? - предложил он, делая ещё один маленький шаг по воде. - Слушай-ка. Белолицая качурка пролетает над волнами. Всё щебечет, всё болтает. Может, бурю призывает, Может, ласточкой завьётся, вихрем чёрным пронесётся, Знать, душа кого-то бьётся в её крошечной груди. - Это правда. На Торико смотрело лицо юноши, со всплеском вынырнувшее из воды. С мокрых волос, что доставали ему до плеч и продолжали плавно развеваться под водой, стекали и падали на остренький нос капли. Если они стекали на длинные ресницы, незнакомец резко тряс головой, сбрасывая их, и тогда становились ненадолго заметны маленькие плавнички-уши, то собиравшиеся подобно веерам, то вновь раздувавшиеся от короткого негодования. Это был удивительно бледнокожий мальчик на вид лет пятнадцати-шестнадцати, и песня Торико его явно заинтересовала. - Качурка всегда несёт в себе чью-то душу, - продолжил он говорить, и голос мальчика странным образом то взлетал интонацией ввысь, то вновь опускался, словно голос морского прилива. Вместе с тем Торико показалось, будто он слушает его откуда-то издалека, приложив к уху морскую раковину. Может быть, так говорят рыбы? Только гораздо тише. - Если умрёшь в море, то твой улетающий дух тут же подхватит качурка, и будет вечность носить его над водами. Так что, лучше не рисковать и плыть столько, сколько сможешь, а уж если не удаётся... - Кто ты? - не выдержав, перебил Торико. - Я? Сын океана, - в переливчатых глазах отразилось изумление. - Ты не знал? Меня зовут Нум-Инор, в честь деда*, а отца когда-то звали Ицхек, до того, как ему повстречалась моя мама и дала ему новое имя... Нум-Инор, продолжая по-детски лепетать, как лепечут утренние волны, вынул из воды свои руки и облокотился о них подбородком, положив на большой круглый камень длинные, усыпанные золотистыми чешуйками ладони. Торико поймал себя на том, что практически не слушает неожиданного собеседника, а лишь жадно смотрит на него, изучая. Он, в свою очередь, тоже облокотился на руки, только вот он мог это себе позволить даже стоя. - ...это было ужасно! Мне было так страшно смотреть, что я не смог. А, когда посмотрел, твои руки уже были отняты злыми людьми, и та красивая девушка убежала. - Что?.. - удивлённо переспросил мужчина. Оказывается, Нум-Инор наблюдал за ним уже давно, ещё на старом острове, и видел, как прервалась людская свадьба, и даже рассказал Торико, что это была змея. - Так вот, в чём было дело!.. - с огромным облегчением и одновременно со страхом выдохнул Торико. Выходит, Риу молила о помощи совсем не зря. Там, на этой свадьбе, он даже не успел понять, что именно угрожает ей, и бросился помочь, не в силах и дальше смотреть, как девушка танцует в немом ужасе. И юный Аман погиб вовсе не от карающей руки неба, а от собственной неосторожности. О, чудо, что Риу вовремя заметила змею!.. - Спасибо, сын океана. Я должен был знать, что произошло там на самом деле. - Не благодари, - улыбнулся мальчик, показывая ряд тонких острых зубов. А затем и вовсе вышел из воды. Брови Торико резко взлетели вверх, когда он увидел рядом с собой создание с человеческими ногами, человеческим туловищем, хотя готов был поклясться, что только что видел под водой могучий дельфиний хвост. Кожа мальчика едва заметно светилась, окутанная луной, и была светлее, чем можно было предположить. Когда сын океана опустился на берег рядом с ним, собственная кожа Торико показалась ему чёрной, как наступившая ночь. Воткнутые в песок руки-ветви загородили их собой, словно стена несуществующего дома. Отдалённо Торико задумался о том, что такой дом ему ещё предстоит здесь построить. Может быть, этот Нум-Инор даже поможет ему?.. Вдвоём было бы проще и, в буквальном смысле, сподручнее. Но Торико не ожидал, что Нум-Инор решит помочь ему гораздо быстрее и совершенно иначе. - Тебя осудили по клевете, - серьёзно и вместе с тем не без улыбки произнёс Нум-Инор. Он, в отличие от вечно хмурого Торико, казалось, ни при каких обстоятельствах не переставал улыбаться и внутренне сиять. - Тебя хотели убить, отняв твои руки. Но ты невиновен, ты спас целую жизнь, и оттого ты сейчас жив духом. Тебе уже не может навредить то, что вредит телу. Смотри. Гость стал словно снимать с себя перчатки, как делает ящерица, сбрасывая хвост; все в рыбьих чешуйках, они податливо слетели с тонких рук, и Нум-Инор натянул их поочерёдно на руки Торико - вернее, не на руки, и не на те самодельные руки, к которым мужчина уже успел привыкнуть, а скорее на то, что от бывших рук осталось. Скользкие, тончайшие перчатки клейко окутали немного зажившее увечье. - Попробуй их! - пылко и горя любопытством, наказал Нум-Инор. Казалось, он сейчас загорится изнутри и будет освещать берег не хуже недавнего костра. Торико удивлённо начал сжимать и разжимать пальцы, не веря в происходящее. Зеленовато-золотистые, с маленькими острыми коготками на кончиках пальцев, руки были почти как настоящие - с той лишь разницей, что у прежних рук Торико никогда не было таких изящных, гибких пальцев, его прежние руки были грубы и хранили на себе мозоли от струн и - что говорить! - от простой человеческой мужской работы. Эти же - были руками принца. - Вот видишь. Не надо расстраиваться, когда что-то не получилось или произошло нечто плохое, - с улыбкой твердо проговорил подводный мальчик. - Нужно думать и делать дальше, и, вдохнув в своё дело дух, можно даровать ему жизнь. Торико не мог, не в силах был что-либо ответить, зато гость продолжал говорить. - Можно убить телесно, но нельзя убить духовно. Именно поэтому твои руки живы. Тебе ведь с ними гораздо лучше, правда? А ты дай мне сердце. - Моё сердце? - опешил Торико. - Но... я не выживу без него! - Я ведь сказал: тебе уже не может навредить то, что вредит телу, ты жив духом. И твоё сердце будет живо, как ты сам, оно лишь окажется вдали. Но, поверь, тебе так даже станет легче. - И зачем тебе оно? - Мне хочется к людям, - признался Нум-Инор. - Я хочу полюбить ту девушку, которую видел перед тем, как у тебя отняли руки. Она так прекрасна. Мы, морские драконы, знаем: только человеческое сердце способно на любовь. - Вас много? - нервничая, спросил Торико. - Ещё как много! - рассмеялся морской дракон. - Целый океанский город! У моего отца-океана было много невест, и каждая родила ему сыновей и дочерей. Нас больше, чем ты можешь представить. - Скажи, Нум-Инор, - решил вдруг спросить Торико. - Тебе известна Суммали? Она ушла в море, чтобы стать невестой океана. Приплыла она к вам? - Твой вопрос не такой простой, - Нум-Инор улыбнулся, вновь демонстрируя пугающе ровный ряд мелких остроконечных зубов. - Может быть, да, а может - нет, ведь каждая невеста океана, приходя к нам, оставляет на берегу своё земное имя. Вот если бы я увидел её или кого-то на неё похожего, то сказал бы, у нас она или нет. А так - не могу. Торико мечтательно призадумался. - А взяв моё сердце, ты отправишься в мой народ? И останешься там? Нум-Инор радостно закивал. - Тогда сделай кое-что для меня. Когда познакомишься с Риу, вернись сюда, на этот остров, и расскажи мне, живёт ли в океанском городе Суммали. Ведь они как две капли воды похожи, и ты точно сможешь ответить на мой вопрос. - А ты разве не пойдёшь к людям вместе со мной? - Нет, Нум-Инор. Я изгнан из народа, - мужчина печально улыбнулся своим мыслям, вспомнив, как когда-то почти всё племя в радостном предвкушении собиралось вокруг него, дабы послушать новую песнь; больше всех неизменно радовалась Риу, хоть и не могла сказать этого, однако он знал. Всё это было теперь лишь воспоминанием. - Но ты ведь можешь стать моим слугой, - беззастенчиво предложил Нум-Инор. - А моего слугу уж никто не прогонит! Услышав это, мужчина не выдержал и рассмеялся, откинув голову назад и потрясая худощавыми плечами. - Ну уж спасибо за предложение! Он ещё долго смеялся, так, как будто не делал этого много лет, и юный морской дракон смотрел на него с изумлением, хотя тоже улыбался - это было его обыкновенным состоянием, а вот с Торико, похоже, происходило что-то странное. - С тобой... всё хорошо? - спросил Нум-Инор, видя, что смех в груди этого человека, наконец, иссяк. Торико упирался в колени волшебными руками и тяжело дышал, постепенно успокаиваясь. Откинув со лба волнистую прядь волос и посмотрев вдаль, он долго-долго, глубоко-глубоко вздохнул, подобно печальному вздоху моря. И, не глядя на Нум-Инора, сказал: - Что ж, сын океана, бери моё сердце себе. Что-то взметнулось ввысь - и тут же опало, как будто и не было. Хвост дельфина с громким, но далёким всплеском обрушился на воду, прибивая к берегу новые волны. Торико почувствовал, что очень устал, и утомлённо прикрыл глаза. Уже почти засыпая, он снял с себя путы - рваные верёвки, на которых болтались ненужные деревянные руки.