Волшебные руки

- Вот, - девушка протянула Нум-Инору кадку с чёрной мазью неведомого происхождения. Морской дракон придирчиво оглядел содержимое и даже проверил густую смесь, окунув в неё коготь. - И с помощью этого я смогу стать одним из вас? Островитянка закатила глаза, с силой выдохнув, отчего пушистые кудряшки на её чёлке разлетелись в стороны. - Нет, это сделает тебя нормальным внешне. А одним из нас ты станешь только после обряда посвящения в мужчины. По бледным пальцам неспешно стекала напоминающая смолу масса и, капая на омываемый водой камень, оставляла на нём чёткий, блестящий на солнце след. - Ты хотя бы скажешь мне, из чего оно сделано? - со слабой надеждой поинтересовался Нум-Инор. - Тебе лучше не знать, - с грозной улыбкой сощурила глаза девушка. - Мужчины всегда используют мазь для своих обрядов, так что никто не заметит чего-нибудь необычного. Ну всё, мне пора бежать. А ты как следует намазывайся и приходи. С этими словами она легонько хлопнула сына океана по предплечью и, подмигнув, убежала в деревню. От её следов на мокром песке оставались углубления, которые тут же заполнялись водой набегающего прибоя, затем проворно исчезали. Нум-Инор всё никак не мог понять, нравится ли ему Риу. Она часто издевалась над ним, видя неосведомлённость юноши, и всегда потом долго хохотала. Именно так, а не иначе, посвящала она Нум-Инора в традиции своей общины: давая попробовать местные кушанья и только потом говоря об их происхождении, или принося обжигающий напиток под названием «кава», от которого у морского дракона свело горло до хрипоты, и лишь после объяснив, что делают его из корня дикого перца. Эффект от «кавы» был неутешительным: у юноши сильно закружилась голова и он потерял сознание на несколько часов, а, очнувшись, обнаружил себя почти погребённым в мокром песке, покрытом ради маскировки глянцевыми листьями фикуса. Рядом с ним не было ни единой души - девушка давно убежала в деревню, ведь отлучаться надолго ей не хватало смелости: её могли начать искать и крайне невовремя обнаружить на дальнем берегу морского дракона. Проверить его самочувствие она так и не пришла до следующего утра, когда, довольная и беззаботная, прибежала на привычное место их встречи. Нум-Инор решил отплатить Риу как следует: на месте, где девушка припрятала его спящим, он оставил аккуратно утрамбованный песок и с удовольствием наблюдал из-за камней, как раздосадованная островитянка откапывает горсть за горстью и находит только обломки радужной чешуи и рыбьи скелеты. В конце концов ему не хватило терпения, и морской дракон изо всех сил окатил девушку волной, привлекая внимание. Какое-то мгновение она молча и оторопело таращилась на него, вытянув вверх брови и поглядывая то на острозубо улыбающегося юношу, то на горстку песка, а после они долго гонялись друг за дружкой на мелководье, и, к стыду своему, Нум-Инор едва ли успевал ускользнуть из ловких загорелых ручек девушки. И вот теперь, оставшись наедине с кадкой смолы, Нум-Инор чувствовал таящийся где-то совсем рядом подвох. И всё же доверял, сам толком не понимая, почему и зачем. Нум-Инор оглядел себя. За проведенный вблизи деревни месяц кожа его ещё сильнее высветлилась, бирюзовый оттенок почти сошёл на нет, частично сохранившись за счёт радужного мерцания чешуек. Волосы - не такие, как у других морских драконов, а тёмные и гладкие, наследие матери, - оставались неизменными. Эксперимент, сводившийся к тому, что Нум-Инору нужно больше загорать, чтобы выглядеть по-человечески, по мнению Риу с треском провалился. Однако Нум-Инор знал другое: в древности многие морские драконы выучивались среди людей в Вавилоне, Греции и Египте, а, вернувшись в море, учили своих детей грамоте, письму, этикету, истории и географии. От долгой жизни под открытым небом эти учителя приобретали почти человеческий облик: кожа и волосы их теряли подводный оттенок, становясь почти белыми, а плавники на ушах и чешуйки, отсохнув подобно змеиной коже, со временем и вовсе отваливались. Неизменным оставался лишь острозубый гребень во всю спину - оттого ведь они и назывались драконами, - но уже издавна его научились прятать под одеждой. Иное имя, которое получили такие морские драконы на суше - альбиносы. Но островитяне не знали альбиносов, и бледнокожий Нум-Инор всё ещё выглядел бы для них кем угодно, но не человеком. Для того и нужна была тёмная мазь. Однако пока что дракон отложил маскировку на потом, вспомнив кое-о-чём важном. Всё-таки более всего его делало похожим на человека сердце Торико. Этот маленький, но такой важный кусочек человеческого естества менял его изнутри: рождал непрошенные слёзы, вечернюю тоску и странную боязнь одиночества. Однако даже эти неприятные приобретения радовали морского дракона: вместе с ними Нум-Инор всё больше ощущал в себе нечто новое, то, чего не знал никто из его жизнерадостного народа, его собственный житейский опыт. Поэтому стоило отдать долг и поскорее навестить бывшего хозяина сердца. *** Очнувшись на обветренном берегу всё того же острова Нгай-о-кири уже без сердца, Торико совершенно не ощутил разницы: он, как и прежде, свободно дышал, ходил, взбирался на кокосовые деревья, ловил рыбу, спал и просыпался, и делал всё это легко и совершенно безболезненно. Только взявшись за любимое дело, певец с удивлением обнаружил, что его новые руки хоть и могут вырезать флейты из тростника, а потом и извлекать звуки, - но музыки они создать не могли. Музыка покинула Торико вместе с метущимся сердцем, но вот что странно: его это уже совсем не волновало. Он продолжал делать, как когда-то, музыкальные инструменты, но уже скорее по привычке, чем по желанию. И если и играл, то душа его продолжала молчать, а не вторила искуственно сложенным мелодиям. Нум-Инор сдержал обещание и вскоре вернулся к Торико, чтобы ответить на его вопрос. Певец в это время занимался привычным для себя делом: что-то мастерил, усевшись на песок прямо у воды и умело орудуя удобными закруглёнными когтями волшебных рук. Мерный шелест накатывающих и уходящих волн перекликался с ритмичными звуками срезаемой, подобно маслу, деревянной стружки. Раньше бы Торико признал музыку и в этом шуме. - Эй, Торико! Мальчик плыл верхом на дельфине - в этот раз было достаточно светло, чтобы мужчина смог разглядеть их обоих. Ухватившись за гладкий спинной плавник, Нум-Инор всем корпусом прильнул к фигуре дельфина, и они приближались очень быстро. Издав высокий, похожий на детский смех звук, дельфин, столь же улыбчивый, что и его хозяин, подтолкнул сидящего на нём мальчика к берегу, а сам нырнул вглубь. - У тебя удивительное сердце, мой друг! - подплывая ближе, первым делом поблагодарил морской дракон. - С ним я всё чувствую иначе: свежесть воздуха, мелодии бамбука и... - У меня нет сердца. Нум-Инор оторопело замолчал, и на воодушевлённом лице его застыла и стала опадать улыбка. Торико произнёс эти слова с совершенным безразличием, вяло и устало, как если бы сын океана попросил у него какой-либо вещи, а той не оказалось бы. Нум-Инор явно почувствовал себя виноватым. - А руки... нравятся тебе? - Да. И ни слова больше. Другие слова были и не нужны - мужчина сосредоточенно, с упоением вырезал в отполированном куске дерева углубление, затем тем же острым когтем принялся украшать получившийся полукруглый музыкальный инструмент завитками и небольшим изображением черепахи. Придирчиво покрутив рисунок перед глазами, Торико решил снабдить черепашку тончайшим цветочным узором на панцире. Раньше он так не мог. Эти руки были значительно искусней предыдущих. Разлёгшись на берегу и наблюдая за человеком, морской дракон склонил голову набок и почти что впал в тот же транс, в каком, несомненно, находился сам Торико. С изумлением рассматривал и он черепаху. Однако долго молчать дракон не мог. - Я познакомился с Риу, как ты просил, - с воодушевлением проговорил Нум-Инор, болтая по воде босыми ногами. - Увы, у нас в городе я никогда не видел кого-то похожего на неё. Сомневаюсь, чтобы где-нибудь вообще нашлась похожая на неё девушка. Значит, Суммали нет и в океане. Возможно, она погибла на пути к городу морских драконов. Певец равнодушно воспринял это известие, сухо кивнув головой. Нум-Инору это, как ни странно, не понравилось, и он, нахмурив тонкие, цвета бронзы, брови, продолжил с напускным весельем, силясь всё-таки завладеть вниманием друга: - Чего Риу только не вытворяет!.. Рассказать? - Она весела? - спокойно, не отвлекаясь, спросил музыкант. - Ещё как весела! Торико с безразличием принял и это. Но слушать рассказы ему совсем не хотелось. - Послушай, Нум-Инор, - медленно и утомлённо проговорил мужчина, из последних сил заставив себя говорить. За прошедший в уединении месяц он совершенно отвык от этого бесполезного ныне навыка. - Ты нашёл своё место в моём народе. Что, если и мне уйти теперь в океанский город? Руки дракона при мне. А остальное... Торико выбросил из рук на нагретый песок полукруглую деревянную каримбу, и она завертелась, перекатываясь с боку на бок, пока не остановилась у самой воды. Волна прибоя тут же увлекла её, словно лёгкую лодчонку, и покатила дальше. Таких безделушек на острове скопилось слишком много, а играть на них было совершено некому и не для кого. Не дав ей уплыть, сын океана подхватил каримбу обеими ладонями и, словно драгоценную чашу, взвесил в руке. Та молчала, да ведь и Нум-Инор совершенно не умел играть. - Это можно. У нас любят людей. Только прежде сделай для меня кое-что ещё, прошу, - Нум-Инор отпустил изделие в океан, а затем выудил из складок своих одежд завёрнутую в прозрачную ткань горсть жемчуга и протянул её Торико. - Я хочу подарить их Риу, но мы, драконы, не умеем делать украшений. Всё, что мы носим, царские ловцы добывают из погибших кораблей. Но я подумал... эти жемчужины гораздо красивей, чем те, мелкие, что люди заковывают в серебро. Ты человек, и ты смог бы сделать украшение. Торико оторопело смотрел на жемчуг и понимал, что подобной красоты ему ещё видеть не доводилось. Гладкие, скатанные морем овальные камушки различной формы сияли и переливались в ладонях, настолько приятные глазу, что их так и хотелось катать в руках. - Вот, гляди, у меня есть обломки серебра с нарукавников, а ещё остатки цепи. Если хочешь, я отдам даже свой пояс, только сделай из всего этого настоящее ожерелье. Серебра было много. И как собрать украшение воедино, Торико не знал. Но в волшебных руках всё спорилось: приспособив одну деталь к другой и поместив между красивыми обломками металла крупные жемчужины, человек сплёл крохотные колечки в тонкую цепь, а затем взял получившееся украшение и приподнял перед собой, прикидывая, подойдёт ли Риу такое тяжёлое. Затем убрал всё лишнее и взглянул на вещь ещё раз. Всё равно было не то. Тогда Торико вспомнил красоту лесных орхидей, росших на его острове, и то, как недавно рисовал узоры цветов на такой бессмысленной каримбе. И, оторвав всё ненужное серебро, с новыми силами принялся вырезать из податливого дерева эти цветы, похожие на бабочек. Теперь детали были лёгкими и тонкими, как живые цветы, и в их сердцевины Торико поместил самые красивые из жемчужин. Над тихо шумящим островом спустилась ночь. Вдалеке звенели цикады. Нум-Инор, заждавшись, уснул прямо на берегу в окружении разбросанных обломков серебра, и возле него расхаживала крупная чайка, приноравливаясь цапнуть за пахнущие морем волосы. Торико отогнал её быстрым движением руки и протянул готовый подарок юноше, проснувшемуся от недовольных криков птицы. - Ей понравится. Нум-Инор принялся рассматривать необычные бусы, но Торико уже поднялся на ноги и отошёл от него. Дельфин, что примчал сюда сына океана, снова был поблизости, и Торико погладил его гладкую голову своей морщинистой рукой с блестящей, почти рыбьей кожей. Золотистые чешуйки с запястья давно расползлись до самого локтя. Торико знал, что на сей раз спутник Нум-Инора приплыл, чтобы проводить его в подводный мир, указать дорогу. Напоследок мужчина обернулся. - Будь счастлив, друг Нум-Инор. И ушёл, бросив юноше улыбку, в которой не было надежды или сочувствия, но именно так улыбались морские драконы - мирно. На глубине под ноги ему попалась лестница, нещадно потёртая временем, со скользкими, поросшими илом ступенями. Внизу было одновременно гулко и тихо. Ничто не сковывало дыхания - Торико был готов идти вперёд. Возможно, лунный свет отражался внутри воды по-особому, но тёмная кожа его стала отливать странным коралловым цветом. Дельфин, помахивая хвостом, вёл за собой; все звуки словно были собраны в огромную колбу, и каждый шелест водорослей, каждое движение юрких плавничков рыб, каждый шаг Торико отдавались глухим эхо. Где-то далеко впереди зазвенела песня, и морской дракон понял, что океанский город - ещё только впереди. Город по́д морем заброшен, Свежим небом не овеян, А вверху, вон там, поверь мне, Воздух слился с шумом волн. Вслед за мной пойди, мой предок, И достигнем вместе града, Что построил брат для брата, Что воздвиг своей рукой. Сколотил сын сыну замок Из бегущей камня глыбы, В танце пёстробокой рыбе Быстротой подобен он. Передвинется и царство Вслед за замком тем плавучим, И воздвигнется могуче Передвижный дивный град. Где-то там, вдали, разлёгся Старый сфинкс зеленобокий, Взгляд его премудроокий Смотрит из-под толщи ила. Он ответит тебе, отче, Что б ты только ни спросил бы, Неизведанное диво За его седой спиной.