Может, это любовь с первого взгляда, или мне опять пройти мимо?
***
— Матерь божья! Вставай с бетона, а то детей не будет, — строго приказывает Наташа, прежде чем Влад успевает опомниться и осознать происходящее. — Н-наташа..? — зачем-то спрашивает он, потирая сонные глаза ладонями и снова устремляя взгляд вверх, действительно видя перед собой девушку в спортивных шортах и майке, держащую в одной руке полный мусорный пакет. — Не, ну ты глухой или чё? Живо поднимайся, хлопчик, — повторяет она, протягивая Владу свободную руку. — Неужели ты тут спал? С ума сойти! Опять твой папаша? Он берёт чужую руку и поднимается на ноги, не успевая следить за вопросами и фразами, что буквально вылетают изо рта русоволосой девицы друг за дружкой. — Да так, ничего особенного, — неоднозначно произносит он, отряхивая пыльные джинсы сзади. Наташа понимает всё и без подтверждения брюнета, с сочувствием качая головой: если бы она могла — прямо сейчас бы пошла к этому ненормальному и надавала ему лещей, но Слава объяснил ей, что тогда Владу станет либо ещё хуже, либо недоотец сдаст его в интернат. — Чего же ты к нам сразу не пошёл..? Ой, да не красней ты… Эй, ты чё ревёшь?! — Наташа с недоумением смотрит на Владика, спешно растирающего слёзы по щекам рукавами толстовки; девушке очень жаль мальца, ибо ей становится понятно, что он просто стесняется прийти в трудную минуту и попросить помощи. — Тише, чувак, не реви… Давай-ка поднимайся к нам, да поживее, я пока мусор выкину… Не реви! Влад почему-то не может остановить слёз, даже когда остаётся наедине с собой. Бывают такие странные минуты, когда вроде бы видимых причин для рыданий нет, но горько-солёные слезинки водопадами льются из глаз по щекам, падая на пол. Та обеспокоенность, с которой смотрела на него Наташа, то волнение, что она испытывала, находясь рядом с ним — всё это до глубины души поражало его, не ощущавшего заботы и внимания уже так долго. Он поднимается на пятый этаж и встаёт около двери в квартиру, не решаясь стучаться, пока Наташка не вернётся с улицы; он чувствует себя очень неловко, ведь какой нормальный человек заявляется в гости в одиннадцать вечера? — Горе ты луковое! — восклицает девушка, только начиная подниматься с четвёртого на пятый, но уже заприметив Владика, стоящего под их дверью. — Ну и чего стоим? — Решил тебя подождать, — отвечает подросток, робко переминаясь с ноги на ногу, благодарно глядя на хозяйку квартиры. Та лишь не сдерживает звонкий смешок и поднимается дальше, наконец ступая на лестничную клетку пятого этажа; она подходит к двери и, по-хозяйски дернув ручку, широко отворяет её, пропуская гостя вперед, а затем заходя вслед за ним, закрывая дверь за собой. — Тихонько разувайся и проходи, — негромко произносит она, скидывая со ступней резиновые сланцы и дожидаясь, пока Влад снимет свои кеды. Девушка провожает робкого гостя до двери Славкиной комнаты и едва слышно стучит в неё: Влад понимает, что русоволосая просто не хочет разбудить маму, которая, по всей видимости, спит в гостиной после рабочего дня, и от этого наблюдения его сердце просто разбивается от умиления и восторга — где-то в этом жестоком мире, на отшибе культурной столицы, живет вот такая вот Наташка, которая не хочет разбудить свою уставшую матушку, вернувшуюся с работы; вот такой вот Славка, зовущий в квартиру всяких побитых страдальцев и закармливающий их пирожками до отвала; и, без сомнений, чудесная женщина, правильно воспитавшая своих единственных и любимых детей. — Чего тебе? — негромко доносится из комнаты, и девушка принимает это за «проходи», открывая дверь. — Я тебе вот компанию привела, — произносит она бодреньким тоном, с глубочайшей тоской в глазах смотря на брата, следя за тем, чтобы смущённый гость не заметил этого взгляда. — П-привет? — как-то неуверенно произносит Влад, слегка улыбнувшись и помахав ладонью в знак приветствия. — Привет! — русоволосый, сидящий на разобранной кровати, играющий до их прихода в стандартную стрелялку-бродилку на ноутбуке какой-то старой модели, улыбаясь, машет рукой в ответ на приветствие гостя; Наташка широко улыбается, удостоверившись, что контакт налажен и, кинув что-то типо: «я к себе», выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. — Как ты? — спрашивает Слава, закрывая и откладывая ноутбук на кровать, предварительно сохранив уровень в игре. — Что случилось? Влад нерешительно трётся у двери, а затем, когда хозяин комнаты кивает ему на тот самый угловой диванчик, где брюнет спал в ту ночь, проходит и садится на него. Влад не привык много болтать, рассказывать о своих переживаниях и проблемах кому-то, но пытливый заинтересованный взгляд Славы вынуждает его говорить. — Из дома, так скажем, выгнали, вот меня Наташа в подъезде и подобрала, — коротко произносит он, убирая тонкими пальцами волосы, спадающие на лицо, за уши, освобождая обзор. Слава, ожидавший рассказа подлиннее, вздыхает, понимая, что в общении с брюнетом нужно найти особый подход; он никогда не увлекался психологией, но ему действительно хотелось дать понять запуганному до смерти пареньку, что он — тот, кому можно полностью довериться. Славик не помнит, когда это он стал считать себя надёжным и понимающим человеком: возможно, с этой самой минуты, беря на себя ответственность за сидящего напротив Влада. — А что ты делал в подъезде? — терпеливо спрашивает он, полностью меняя тактику общения с брюнетом. Гость был честным, но неразговорчивым и неуверенным в себе, а значит лучшее, что мог сделать Слава, чтобы узнать всё подробнее — задавать конкретные вопросы. — Решил переждать ночь… — отвечает Влад, прекрасно понимая, к чему тот клонит. — Я не мог просто взять и прийти. — Но почему же? — Просто потому, что… — он замолкает. «Просто потому, что я слишком лишний в вашей уютной квартире». «Просто потому, что не хочу никого беспокоить понапрасну». Владик закрывает лицо ладонями, глубоко вздыхая, и ему удается не заплакать, скорее всего, потому что сил на это просто не хватает; Славик беспокойно смотрит на него, понимая, что перестарался с вопросами на самом же первом, мысленно коря себя за такую оплошность: темноволосый слишком слаб и впечатлителен, и сейчас лучшее, что он может для него сделать — застелить ему постель и пожелать спокойной ночи. — Хей, ты чего? — осторожно спрашивает хозяин комнаты, как только Влад убирает руки от лица; его тёмные глубокие глаза выглядят очень усталыми, а тонкие губы слегка дрожат от волнения. — Давай ты сейчас поспишь, а утром мы славно побазарим, хорошо? Всё будет хорошо, только не реви. Влад кивает, ощущая приятное тепло, разливающееся по его телу; он снова чувствует себя частичкой этой чудесной квартиры и мысленно рискует представить себя частью семьи Славы, пугаясь даже думать об этом, отдавая себе полный отчёт в мечтаниях. Славик настоятельно просит его умыться и переодеться, протягивая ему запасное полотенце и свои чистые футболку и шорты, чем сильно его смущает. Влад тихо, чтобы не разбудить главу семьи, идёт в ванную и спешно умывается тёплой водой, а после надевает вещи Славы на своё тело. Футболка болтается на нём, как на вешалке, обнажая тонкие бледные руки со старыми шрамами от сильных ударов и просвечивающимися из-под кожи венами; шорты, благо с регулирующимися шнурками, которые парень туго завязывает чуть ниже талии, оставляют открытыми бóльшую часть худых ног, где давние шрамы искусно переплетаются с недавними синяками. В этой одежде он чувствует себя очень незащищенно, но пытается убедить свой мозг, что сейчас защита и не требуется, потому что Слава — такой добрый и заботливый — защитит его при любой необходимости. Влад выходит из ванной, так же на цыпочках, едва ли издавая хоть какие-то звуки, и возвращается обратно в комнату Славика, мирно сидящего на своей кровати, застеленной какими-то детским бельём с медвежатами, словно ему подарили его, когда тому было десять. Владик не смотрит на русоволосого, а тот бросает на него внимательный взгляд; брюнет неловко шмыгает носом, убирая спадающие на лицо пряди: от количества повреждений на белой, как молоко, коже, сердце Славы с болью сжимается, что тот сам едва ли сдерживается, чтобы не уронить пару солёных бусин на простынь; также поражает болезненная худоба гостя. — Походу, ты слишком мал для моих вещей, — с улыбкой говорит он, замечая про себя, что не может так просто отвести взгляд от чужих шрамов — маленьких трагедий, за которыми, несомненно, стоит жестокий бессердечный человек; ему так хочется надавать по морде этому ублюдку, обижающему этого хрупкого, словно фарфоровая кукла, мальчика, такого беззащитного и беспомощного. — Я вот постелил тебе, — наконец произносит Слава, понимая, что так открыто пялясь на юношу, он ставит его в неловкое положение, поэтому переводит взгляд сначала на диванчик, застеленный бельём в цветочек, а потом на чужое лицо. — Спасибо большое, — негромко говорит Влад, улыбнувшись уголками губ и подходя к диванчику; он ложится на него и укрывается мягким, словно облако, пуховым одеялом, чувствуя уют и тепло, царящие в комнате русоволосого. — Спокойной тебе ночи, — с широкой улыбкой произносит Слава, перелезая через кровать и выключая настольную лампу, что до этого освещала комнату; поверх узорчатого желтоватого тюля окно сегодня плотно закрывали тёмно-охристые шторы. Затем он возвращается в свою постель и укрывается по пояс, положив руки за голову. — Спокойной… В комнате воцаряется мягкий полумрак, Влад кутается в одеяло, так как постоянно мёрзнет, и ощущает, как сильно он устал; хронически тёмные веки буквально слипаются; последнее, что он видит — Славика, лежащего в своей кровати напротив; последнее, что ощущает — спокойствие.***
Влад пробуждается ото сна, когда стрелки на часах указывают на начало девятого, он открывает глаза и кидает взгляд на кровать Славы: растрепанный паренёк мирно посапывает на боку, повернувшись спиной к стене; Влад с интересом начинает внимательно рассматривать спокойные черты лица спящего, впервые так открыто пялясь на него. Русые, с небольшим рыжеватым отливом, слегка завивающиеся волосы беспорядочно лежат на подушке, и создаётся впечатление, что их действительно много, хотя на самом же деле Слава носит вполне короткую стрижку; светлые ресницы едва заметно подрагивают во сне; щёки — с ума сойти — усыпаны мелкими почти не заметными сейчас веснушками. Владик любуется спящим недолго, так как тот, будто почувствовав чужой взгляд, неожиданно открывает глаза, очень напугав брюнета: он тут же делает вид, что спит, но русоволосый, заметивший обманный манёвр, лишь широко улыбается, желая юноше доброго утра. — Доброе утро, — говорит ему в ответ Влад, открывая глаза и надеясь, что Славик не понял, что он его рассматривал. «Доброе утро». «Спокойной ночи». Как часто он слышит такие, казалось, простые слова? Никто не задумывается над тем, сколько в них прелести и теплоты; желать человеку добра с самого начала дня и спокойствия на грядущий сон — не прекрасны ли эти незначительные мелочи, которые все воспринимают за должное? — Как спалось? — с интересом спрашивает Слава, приподнимаясь на кровати в сидячее положение и лениво потягиваясь; сейчас он кажется брюнету мягким рыжим котом. — Очень хорошо, — отвечает Владик, улыбаясь своему мысленному сравнению и тоже поднимаясь с кровати, свешивая ноги на пол. — Знаешь, я вот поражаюсь, как можно быть таким бледным, — с действительным удивлением в голубых глазах произносит Слава. — Я вот себя никогда смуглым не считал, но по сравнению с тобой — просто афигеть. Он встает со своей кровати и присаживается рядом с Владом на диван; протягивает руку прямо перед собой, сподвигая брюнета сделать то же самое. Рука русоволосого — тёплого бежевого оттенка, немного, но не слишком, накаченная от упорных тренировок, с выпирающими в некоторых местах венами — Влад находит её очень красивой и восхищенно задерживает на ней взгляд; рука же брюнета — худая и бледная, какого-то молочно-бежевого оттенка с парой сине-зелёных синяков. Отвратительно. Но Слава находит это чем-то удивительным, в хорошем смысле этого слова. — У меня вот вопрос, — серьёзным тоном говорит хозяин комнаты, опуская руку на своё колено. — Ты вообще хаваешь? — Когда как, — неоднозначно проговаривает Влад, отводя взгляд в сторону и опуская руки на диван. — И когда ты хавал в последний раз? — спрашивает Славик, не удовлетворившись чужим ответом. Влад делает заметное усилие, чтобы вспомнить, что в данном диалоге смотрится жутко, ведь речь идёт о простом приёме пищи. — Позавчера утром, — честно говорит он, сильно смущаясь и сгорая от стыда: будто это он виноват в том, что его отец не считает нужным приносить еду домой. — Ё-моё… — Слава подозревал, что с питанием у парня проблемы, но чтобы настолько — даже не предполагал; сердце снова болезненно сжимается от сострадания и жгучей боли. Прямо сейчас ему так хочется обнять Влада, прижать его к себе и защищать от всех проблем, никогда не выпуская из объятий, но он боится испугать его своими прикосновениями. Всего лишь фарфоровая кукла, так жестоко побитая временем, цепляющаяся за эту жизнь своими белыми руками.***
Когда они выходят на кухню, там во всю уже кипит работа: полноватая женщина с бигудями на голове, одетая в просторную домашнюю тунику, хлопотливо стоит у плиты. В кухне пахнет жареной картошечкой и чем-то печёным и сладким; одна створка окна полностью раскрыта, чтобы из помещения выходил лишний пар и было не так жарко. — Доброе утро, мои дорогие! — восклицает она, заметив на своей кухне гостей, поворачиваясь и так очаровательно улыбаясь обоим, с любопытством и нетерпением рассматривая брюнета. — Здравствуйте… Про Влада она узнала сегодня рано утром; Наташа пришла к ней перед уходом на учебу и подробно рассказала всё с самого начала, упомянув про тот день, когда Славка впервые позвал его к ним в квартиру. В минуты, когда девушка ведала матери эту историю, женщина чувствовала невообразимую гордость за своих детей — именно к этому она стремилась, воспитывая их с самых пелёнок добрыми и сильными личностями. Как не крути, но от воспитания зависит более восьмидесяти процентов в становлении каждого человека. — Давайте-ка быстро за стол! Ей было страшно смотреть на Влада, ибо сердце просто кровью обливалось от измученного, но живого взгляда; от болезненной худобы и тонкой бледной кожи, выборочно поражённой синеватыми ушибами и шрамами; от светлой искренней улыбки, застывшей на тонких покусанных губах; парень выглядел крайне смущенно и не знал, куда деть руки, поэтому беспокойно теребил подол Славкиной футболки. И самое главное, что заметила женщина — он не был похож на обезумевших от насилия и побоев детей, он просто был измучен и стеснителен, но его взгляд был ясен и не таил в себе характерного безумия и безысходности. Возможно, именно потеря надежды наполняла глаза животным отчаянием. Брюнет же надежду не потерял. Следуя примеру Славы, Влад аккуратно присаживается на деревянный стул, по-прежнему не зная, что делать и что говорить. — Владик, да? — мимоходом спрашивает женщина, вытаскивая из духовки красивый румяный пирог. — Да, — подтверждает юноша, понимая, что хозяйка уже знает, кто он и откуда взялся. Влад чувствует приятный запах ягодного пирога, который так бережно испечён трудолюбивыми руками доброй женщины; аромат жареной картошки, брызгающейся маслом из своей сковородки; с улицы в кухню время от времени врывается лёгкий ветерок, приносящий запах свежести и сырости, оставшийся после короткого ночного дождя. — Меня зови тётей Людой, — добродушно говорит она, убирая сковороду с плиты на деревянную подставочку и накладывая мальчикам картошечку. — Кушайте, мои хорошие, всё свеженькое, с пылу-жару, — хлопотливо добавляет она, ставя тарелки на стол. — Славик, порежешь пирог на кусочки и уберёшь посуду? Ничего не успеваю! Слава утвердительно кивает, не без оснований называя матушку волшебницей, притягивая одну тарелку к себе, а вторую заботливо передвигая поближе к Владу. — Спасибо большое, — сконфуженно говорит брюнет, готовый расплакаться только потому, что всё происходящее слишком трогает его, он еле сдерживает эмоции, просто восторгаясь тем, что где-то холодильник, полный домашней еды и заботливый родитель — это не что-то нереальное, а вполне обыденное. — Кушай на здоровье, золото. Слава, не обижай Влада, — даёт она последнее шуточное указание и покидает кухню. — У тебя такая классная мама, — восторженно говорит Владик, улыбаясь шире обычного, смотря на парня напротив. — А то! Мы с Натахой в неё пошли, — с важностью говорит Славка, протягивая гостю вилку и, после того как тот её берёт, с аппетитом принимается за трапезу. Влад ощущает, насколько голоден, и нанизывает на вилочку картошинку, слегка дует на неё, остужая, и погружает в рот; его порция меньше чем порция Славы — в этом Людмила действительно угадала, только взглянув на него. Они кушают в полном молчании, набивая желудки домашней едой и наслаждаясь уютной атмосферой; после картошки Славик подаёт чай с пирогом, который оказывается просто великолепным на вкус и мысленно становится самым вкусным в мире угощением, что Влад когда-либо ел. — Спасибо огромное! Кажется, я никогда так много не ел, — с улыбкой говорит брюнет, вызывая ответную улыбку у русоволосого. — Я уберу посуду. Славик не успевает ничего сказать, как гость встаёт со стула и принимается прибираться на кухне, убирая грязную посуду в раковину, чтобы после помыть, вытирая со стола крошки и наводя порядок у плиты. Сначала Слава отнекивается, а потом просто наблюдает, оперевшись щекой о ладонь, за тем, как это чудо-юдо выполняет его работу, иногда говоря и спрашивая что-то. — Какое сегодня число? — между прочим произноит Владик, заканчивая уборку и садясь за стол; в кухне царит настоящий порядок. — Двадцать восьмое, кажется, — задумчиво отвечает Слава, смотря за тем, как лицо брюнета меняется. — Бли-ин, а времени сколько? — зачем-то спрашивает он, а затем кидает взгляд на настенные часы, показывающие без двадцати десять. — Знаешь, мне срочно нужно идти, — произносит он, радуясь тому, что вообще вспомнил. — У меня сегодня первый экзамен, по математике. — Во дела, чуть не опоздал, — обыденно говорит Слава, очень расстраиваясь на самом деле тому, что Влад уйдёт. — Ладно, спасибо ещё раз вам огромное, — почти скороговоркой говорит брюнет, поднимаясь со стула и несколько раз кивая в знак благодарности. — Я — переодеваться. Славик остаётся один; его растрёпанные волосы слегка шевелятся от дуновений ветра, заходящего к ним в гости через окно; на небе сгущаются серые тяжёлые тучи.***
Влад возвращается с экзамена по математике, подрагивая от сильных порывов ветра и надеясь, что дождь потерпит еще хотя бы пятнадцать минут, позволив ему вернуться домой сухим. Его настроение варьируется где-то на уровне «так себе», хотя, когда он выходил из аудитории, оно было гораздо выше обычного, потому что своей экзаменационной работой он был более чем доволен: с этим предметом проблем никогда не возникало, и получить нужное количество баллов на пятёрку он мог без особого труда. Чёрная толстовка, что Влад натянул на футболку, которую забыл снять ещё у Славы, совсем не грела, поэтому он довольно быстро замёрз: конец весны и начало лета — очень странное время, когда сегодня ты надеваешь шорты и топ, а завтра кутаешься в пуховик. Влад идёт по пустынным улочкам, тонущим в опускающемся на город тумане, слушая The Brobecks в наушниках, еле сдерживаясь, чтобы не начать подпевать. And take away those solar rays Он подходит к своему дому, мысленно радуясь тому, что сегодня ему не удалось намокнуть; серые питерские улицы в паутине белого тумана смотрятся ещё более тоскливо и обречённо, словно медленно тонушие в болоте, безмолвно опускаясь на дно. Darker skies will make better days — Влад! Парень оборачивается на своё имя, произнесенноё уж больно знакомым голосом, и невольно улыбается; Слава, облачённый в синие треники, расстёгнутую мастерку с закатанными по локти рукавами и какую-то белую футболку под ней, идёт с другой стороны дома к нему навстречу, по всей видимости — возвращается откуда-то домой. Он радостно машет рукой, пока Влад, остановившийся у подъезда в ожидании, наконец не ответит тем же. — Как экзамен? — спрашивает русоволосый, наконец подходя к Владику, не решаясь даже подать руку; он вообще боится прикасаться к нему, не зная, что этим может спровоцировать. — Всё хорошо, — отвечает Влад, всё так же слегка улыбаясь этой случайной встрече. — Ты как? Откуда идешь? — осторожно добавляет он, на самом деле опасаясь, не спросил ли он чего-то лишнего, ведь они, вроде, не переходили на дружеское общение. — Да всё заебца, иду с турников, — отвечает Славик, улыбаясь, но буквально через несколько секунд, будто вспоминая о чем-то неприятном, возвращает лицу серьёзное выражение. — Твой батя дома? — Не знаю, — честно отвечает Влад. — Никогда нельзя знать, что выкинет его ум. — Не хочешь погулять, развеяться? — произносит Слава, и брюнет понимает, что хочет. Они идут по туманным дворам, и Славик увлечённо рассказывает о том, как здорово они с пацанами тренируются, соревнуясь в подтягиваниях и отжиманиях, и что сам Славка — почти самый первый на районе, но Серый с двадцать пятого дома никак не даёт достигнуть ему этого звания. — Ничего, когда-нибудь и ты станешь первым, — с уверенностью подбадривает его брюнет, слегка улыбаясь. Они гуляют минут двадцать, уверенно отдаляясь от дома, впрочем, не замечая времени и пространства; первые капли дождя приземляются Славе на нос, и тот, морщась, поднимает голову на белёсую пелену небосвода. — Кажется, дождь собирается, — задумчиво говорит он, а Владик не сдерживает смешок, на секунду представляя Славика забавным поросёнком из старого советского мультика про Винни-Пуха. А потом льёт дождь: тёплые капли с шумом обрушиваются на землю, питая её такой долгожданной влагой; парни спешно прячутся под козырьком какого-то подъезда, решая переждать хотя бы столь сильное начало природной стихии. Ямы, красующиеся на каждой дворовой дороге, в считанные минуты наполняются дождевой водой, создавая огромные лужицы. Подростки пережидают первую фазу ливня в укрытии и, когда дождь ослабевает, плетутся домой по мокрым дворикам, с восторгом сообщая друг другу о том, насколько мокры их волосы; пахнет свежестью и обновлением. Они идут довольно близко, рука об руку, Влад с интересом рассматривает мокрые серые дома и совсем не смотрит под ноги. Секунда — нога брюнета с размаху опускается в лужу, окатывая треники рядом идущего парня до колен прохладной дождевой водой. Влад мгновенно останавливается, с ужасом прикрывая рот ладонью и глядя на обрызганные ноги Славы; орган, расположенный между четвертым и пятым ребром, начинает колотиться в два раза быстрее, ожидая самого худшего. Славик точно обидится… разочаруется… накричит на него… Точно… Слава с визгом прыгает в лужу двумя ногами, окатывая сжавшегося от ужаса Влада водой с ног и почти до головы, кажется, абсолютно наплевав на то, что кроссовки могут с лёгкостью расклеиться после подобного приключения. — Ха, лошара! — со смехом восклицает он, смотря на потерявшего дар речи Владика. Брюнет тормозит несколько секунд, прежде чем до него доходит, что всё в порядке. Умирающий от хохота Славка, согнутый пополам и схватившийся за живот, представляет собой зрелище просто невообразимо смешное. Влад не сдерживается и заливается звонким смехом, заражаясь им от русоволосого парня; все проблемы сейчас кажутся какими-то незначительными и далёкими, словно нереальными; словно не существует сейчас ничего, кроме тёплого майского дождя и мокрых джинс, липнувших к ногам.