***
Начало ноября. В Москве идут беспрерывные дожди, начинаются заморозки, а в Болгарии хоть и межсезонье, но зато там не такой холод, который пробирает буквально до костей. По словам ее мужа, там все как-то спокойнее, и переносить пору ожидания зимы лучше всего именно там. Вот везет же людям, честное слово, а она мерзни здесь. Елена Павловна в последнее время злилась. Страшно злилась, из-за любой мелочи. Это ощущали все, и в первую очередь — кот, который терпеливо выслушивал все ее речи, довольно-таки лениво наблюдая за ней, лежа на диване. Иногда в этих речах упоминалось о том, что когда-нибудь она его выселит, потому что он только то и делает, что лежит на диване, спит и изредка удосуживается встать с дивана, чтобы дойти до кухни и поесть. Иногда он ей напоминал подушку из отеля. Такая же чисто-белая и среднего размера. Да-а, котик у Елены Павловны уже давно не тот кроха, которым он был, когда его только принесли домой. Ну а что делать? Мужа нет, надо же над кем-то издеваться. Между прочим, с момента последнего визита мужа домой прошло уже почти пять недель. Впрочем, по ее непонятной злости на весь белый свет можно догадаться, что примерно столько его нет. Это он во всем виноват. Да-а, именно он. Пока он не появился в ее жизни, ей было совершенно индифферентно на то, есть ли дома кто-то помимо нее или нет. Ей было хорошо с собой любимой, и, если бы был кто-то еще, это бы только мешало, бесило, раздражало, и так далее, и так далее. А потом… явился. Явление антихриста. Резко начинаются мысли о нем, предположения, какой он, бесконечный анализ его действий, поведения, характера. Начинает интересовать, женат ли он. И пошло, пошло и поехало. Мы уже не можем спрятать свой влюбленный взгляд, на работу без него доехать не можем, и, самое главное, нам надо, чтобы и целовал, а там и на ночь оставался, а там и вовсе — чтоб переехал. Одним словом, весело. Но он же знал. Он же все прекрасно понимал. Он же видел, что она одинокая птица. Ну, то есть, как… Сначала он представлял рядом с ней мужа. Определенно мужчину лучше него, одним словом, инвалида смазливого. Потом ему стало искренне жаль этого несчастного, а потом он наконец понял, что одной ей однозначно лучше. Вот она из таких людей. И взял все испортил. И к чему это привело? Правильно, к тому, что она теперь без него не может. Дни считает, сколько его рядом нет. И это совсем не смешно.***
Он узнал, что в понедельник у нее на работе очень важный день: два ресторана, важное совещание и серьезная проверка от главного редактора, одним словом, не скучно. Но узнал он об этом уже после того, как билеты были заказаны, поэтому он не стал ничего менять. В конце концов, сделает своей ненаглядной сюрприз. Но соскучился. Соскучился страшно. Хотелось обнять, хотелось поцеловать, хотелось почувствовать ее касания. Именно те самые ее касания, которые никто не сумеет заменить, потому что так умеет делать только она. Чтобы обессиленно сжимала плечо, когда он целует шею, чтобы поглаживала грудь, расправляя складки рубашки, когда будет ему что-то рассказывать. Тот же голос… По голосу он скучал больше всего. Баринов вспоминал ее, в мельчайших деталях прокручивал ее манеру движений, а в голове всплывали лишь самые ласковые слова, какие только могут быть. Соскучился, страшно соскучился.***
Елена Павловна устала настолько, что у нее даже не было сил и желания злиться на весь белый свет и жаловаться коту на то, какое все неправильное в этом мире, и так далее, и так далее. Она просто никакая открыла квартиру ключом, вошла, включила свет в прихожей, твердо ощущая лишь одно желание — лечь; сняла туфли, и только когда она задела ногой небольшую дорожную сумку мужа, до нее дошло, что дома ее ждет не только кот. — Витя. — Достаточно отчётливо, но все равно как-то неуверенно она окликнула его, уже вглядываясь в темноту комнат. Молчание. Слышно лишь, как дождь снова барабанит по стёклам. Появилась бодрость, она вешает пальто на крючок и спешит на поиски. Щелчок. Появляется пустая спальня с аккуратно убранной еще утром кроватью. Это было, это она помнит. Снова щелчок выключателем — и она отправляется дальше. Без единого шороха своего платья, практически бесшумно проходит через темный коридор, и вот она в гостиной. Щелчок. Нашла. Спит, бедный. Умаялся. А она уже успела подумать, что воры пробрались в квартиру и выносят ее скромное имущество в небольших дорожных сумках. Щелчок, второй, и вот комнату, вместо режущего глаза сияния, заполняет тусклый свет. Елена, стараясь сильно не шуметь, подходит к дивану и садится на край. Руки скрещены на груди, лицо немного нахмуренное, не расслабленное, голова лишь немного наклонена влево. Смотрит на него, и даже не верится, что это действительно он, вот тут, в этой квартире, на этом диване, рядом. Елена наклоняется над ним и начинает медленно водить кончиком носа по его лицу. Усталости, раздражённости или злости на весь белый свет совсем нет, есть лишь слабая улыбка. Вот не удержалась и слабо коснулась губами его губ. Зарос, чертяка, мог бы хотя бы побриться перед тем, как к жене ехать. Не муж, а чудовище. Ладно усы, но теперь это ведь не усы. Это целая борода. Темная, густая, колючая борода. Ужас. Но зато запах… Он что-то ей приготовил. Что-то очень вкусное. Когда она готовит сама, то всегда есть ощущение, что она жует пенопласт, хотя остальным нравится. Ей нравится, когда готовит он. Это действительно вкусно, и мысленно соглашаешься, что он гениальный шеф-повар. Но в голос она ему этого не скажет. Не-ет. Ни за что. Это ему за кухарку и за ошибку природы. Да, до сих пор. — Вить. — Надоело. Елене надоело. Она его целует, целует, а он даже не думает просыпаться. — Да проснулся я, проснулся. — Виктор устало засмеялся, на секунду приоткрыв глаза, и, продолжая улыбаться, прижал ее к себе сильнее и лег удобнее. — Когда ты приехал? — Ой, рано… Часов в десять. — Ты… — Ей это не понравилось. Женщина хлопнула ладонью по его груди, а брови нахмурились. — Ты не мог сказать? — Чтоб ты разорвалась? Я ж знаю, какой там у тебя сегодня аврал. — Все равно надо было сказать. — Все… Неважно. Там на плите все стоит, еще теплое. Иди поешь. — А ты не составишь мне компанию? — Елена крайне возмущенно подняла на него взгляд. — И вообще, можно было сделать жене ужин. — Ужин? — Ужин. При свечах. — Да-а? — Он начал устало улыбаться, внимательно разглядывая ее лицо. — Да. — Жена моя любимая, чувствую, что мне этот ваш московский климат совсем не подходит. — Да что вы говорите? Вам болгарский подавай? — Да-а. — Появилась нежная улыбка, он немного приподнял голову и слабо коснулся губами ее лба. — Голова болит, спать хочется, не могу… — Виктор Петрович снова закрыл глаза, но хватку своих рук не ослабил. В ответ Елена Павловна лишь вздохнула. — Не вздыхай. — Я с тобой не разговариваю, — слишком обиженно проговорила Елена, но устроилась поудобнее, уложив голову мужу на грудь. — Почему? — Глаза закрыты, а пальцы аккуратно перебирают пряди ее волос. Ощущение, что он куда-то медленно падает, что все исчезает, и кроме нее больше никого нет. Температура, видать, поднимается. — Борода. — Это прозвучало крайне недовольно и даже угрожающее. — Посмотрим. — Баринов лишь рассмеялся и обнял ее сильнее. Все, никого нет дома.