***
Еще когда они жили в приятном полубраке, ей почему-то первое время действительно хотелось оставаться сильной, независимой и так далее по списку, но уже с расчетом на то, что в любой момент она сможет позволить себе стать слабой, потому немудрено, что целоваться глубоко и страстно посреди аэропорта — кое-что необычное для нее. В самом начале Елене было жутко непривычно. Был… страх, что это ненадолго. Вот она даст слабину, а он возьмёт и уйдет от нее. А потом страдай. А ей это не надо. Сначала, когда была романтика, ухаживания и было ее обращение к нему на «Вы», голову у Елены Павловны снесло, вскружило, и она не думала вообще ни о чем. Не получалось. Потом пришла пора показывать свои колючки, подключились тараканы, одним словом, голова начала работать. И голова дала команду, что нужно быть готовой ко всему, чтобы потом не быть глубоко шокированной до потери разума. Она не давала слабину, была твердой и очень редко пользовалась возможностью побыть слабой. И это он только к ней переехал. Виктор Петрович мирился. Терпеливо изучал, наблюдал, и когда понял, что происходит, начал думать. Долго думать, прощупывать почву, искать слабые места. Ему хотелось приручить эту дикую кошку. И у него это получилось, хоть и не сразу, но тем не менее. Ее желание быть самостоятельной, самодостаточной, сильной и независимой со временем поутихло под тяжёлым давлением мужского твердого слова, твердой руки и твердого разума. Просто пропала необходимость быть сильной. И все. И она расслабилась. Нет, конечно же, она держала его в кулаке в том плане, где он перебарщивал с выпивкой и футболом, но это другое. Это свойственно каждому мужчине, и у них у всех разные слабости. Там, где ситуацию нужно было брать в свои руки, он брал и все сам делал. И дикая кошка превратилась в домашнюю кису. В его личную домашнюю кису. По его выводам о ней можно писать докторскую диссертацию, в которой будет абсолютно все, даже то, какие у нее предпочтения в постели. Даже там есть где разгуляться, но об этом в другой раз.***
Середина декабря. Новогоднее настроение в самом разгаре у всех магазинов, торговых центров, на улицах, у народа из офиса, у таксиста, с которым она ехала вчера утром, потому что снега навалило, а машину расчистить некому. Одним словом, новогоднее настроение, предчувствие новогоднего чуда есть у всех, буквально у всех, но только не у нее. Во-первых, это у нее уже давно такое началось. Конечно, приятно от поздравлений, иногда сама атмосфера радует, но все равно не то. Стареет, наверное. А во-вторых, вряд ли у ее ненаглядного мужа получится приехать. На работе в честь праздников будет аврал, с билетами тоже будет накладно. Жизнь ее жестянка… Зато они уже помирились. Помирились, когда Елена стояла поздно вечером по пути домой в пробке, а Виктор тем временем все никак не мог уснуть. Все это время, что она ему не звонила и не писала, он лишь отправлял ей небольшие фотоотчёты о прогрессе роста бороды и как он вносит свои небольшие коррективы. А потом сам не выдержал, сорвался и начал спрашивать, что она там, как на работе, соскучилась ли, не нашла ли кого-нибудь себе там, чтоб не скучно было. Одним словом, помирились, и, перед тем как отпустить мужа спать, она ясно дала понять, что пусть борода пока будет, потому что уж больно ей хочется ее почувствовать своей кожей.***
Прошел день, второй, третий, и вот как-то вечером, когда Елена Павловна была уже дома и даже соизволила приготовить себе поесть, ей на телефон пришло сообщение, что на ее карту была перечислена очень большая сумма. Слишком большая сумма. Она бы даже сказала, неприлично большая сумма. Сначала Елена смогла понять, что это слишком большая цифра. Затем она, как в школе, посчитала нолики, чтобы точно понять, не мерещится ли ей. И нет… Не мерещится. Ошибка? Витя? Да с какой радости, Господи… Усидеть на месте она не могла, как и выпустить телефон с очень странным смс-сообщением. Так, ладно. Она никогда не была жадной и голодной до денег, поэтому никакого ощущения радости и стремления прыгать до потолка, что она теперь настолько богата, не было. Наоборот, такая неизвестность ее пугала. В который раз Елена прошла из стороны в сторону, слабо постукивая телефоном по подбородку. Что происходит? Оповещение о новом смс заставило ее вздрогнуть. Пальцы плохо слушались, но вот она сумела разблокировать телефон и посмотреть то новое сообщение. — «Любимой жене на новую шубу». — Вот дурак… — На эмоциях она выкрикнула это в голос на всю квартиру. Даже кот лениво поднял голову, чтобы увидеть, что происходит. Вот теперь можно порадоваться. Она давно хотела купить себе именно шубу на зиму. Это был не каприз, а, скорее, просто свое личное «хочу», которое может подождать исполнения. Но он это запомнил. Наверняка это накопленные зарплаты, которыми он делился с ней не до конца.***
— Ну не дурак? — Елена, улыбаясь, отпила кофе. Для нее это была такая встряска, что смолчать об этом не получилось, и, воспользовавшись случаем совместного похода с Аней в кафе, она позволила себе поделиться этой ситуацией с подругой. — Действительно, вот это дал твой Баринов… — Анна и сама слабо улыбнулась, вытирая салфеткой губы. — А может, он… За измену какую извиняется, а? — Не со злобой, а так… По-дружески позволила себе подколоть подругу. Она по своей натуре спокойная, вежливая, но те, кто с ней тесно общаются, а это почти все, кто видит ее чаще, чем два раза в неделю, знают, что она способна и косточки перемыть, и действительно поддержать, какая бы бабская проблема не приключилась в жизни, и напиться в караоке, а утром проснуться и вспоминать, ничего ли серьезного они не натворили. К слову, был у Елены как-то случай… Развод с первым мужем, если быть точным. Ей было тогда уже далеко за тридцать. Слишком далеко за тридцать. Одним словом, ей было сорок два. Решение развода, сам развод, раздел имущества — все это она переносила достаточно тяжело. И вот вечером, через пару дней после судебного процесса, ее подруги потащили ее отдохнуть, развеяться, сколько можно по этой сволочи хандрить, ёлки ты с палками. И притащили они ее в ночной клуб «Нектар». До сих пор обходит его стороной. Клуб хороший, дешево и сердито. Караоке… Все поют «Владимирский централ». Пластмассовые столики. Романтика. Дешево и сердито. Стоит сказать, что потащили ее отдыхать уже после двух бутылочек вина в ресторане. Скучно им, понимаешь ли, было. Но, как говорится, лучше так, чем никак. Она до сих пор помнит, как они туда пришли, в этот ночной клуб «Нектар». И все. Больше она ничего не помнит. Уже утром они всей этой делегацией очнулись у этой же Ани дома. — Плохо… Плохо… — тихо причитала Аня, когда сумела подняться с кровати и, осторожно неся голову, направилась на кухню. — Это ж надо было так понапиваться, чтоб забыть потанцевать, а… Доброе утро, — на повышенных тонах прощебетала Лена, сидя за кухонным столом в обнимку с холодной бутылкой аква минирале. Вид у этой шальной императрицы был не лучше. Волосы в разные стороны, под глазами — черное от несмытой с вечера туши. Но было понятно, что она злится. Но сейчас не об этом. Одним словом, с Аней было пережито много всего, есть что вспомнить и есть что вспоминать не охота. — Честно, не верю. — Елена спокойно улыбнулась. — Я ему верю. Да и… Я б почувствовала, услышала б по голосу. И вообще, по нему видно, что он действительно хочет ехать домой. Иногда мне кажется, что он уже сто раз успел пожалеть, что согласился. — Скучает, да? — Ане стало это интересно, и наивная улыбка ее выдавала. Делиться жалобами по поводу мужа — это неотъемлемая часть любых посиделок, но послушать о больших чувствах — это намного интересней. — Конечно, скучает. — Елена и сама начала улыбаться, но поспешила спрятать улыбку в чашке, где осталось буквально два последних глотка кофе, а глаза отвела в сторону. Секунда. И она снова взяла себя в руки. — Сам звонит, сам пишет, сам спрашивает. Пока здесь был, то и половины не знал, что у меня творится на работе, как у меня там все происходит, а это, ты что… На днях напомнил мне о статье, которую я решила написать чуть позже, потому что нужно было дописать отчет для главного редактора. Потом из-за этого отчета я все благополучно забыла, а он напомнил. У нас с ним такое в последний раз было, когда он еще только ухаживал за мной. — Вот это дает, честное слово. Молодец он. — Ой, ну да ладно. — Елена поспешила отмахнуться от этой темы. Пусть будет как будет, и незачем об этом говорить в голос. Счастье вообще тишину любит. — Тебе сейчас куда? Я могу отвезти. — Ой, не надо, мне в детдом. — Аня сказала это слишком обыденно, будто в этом нет ничего особенного и будто она вообще каждый четверг катается в детдом. — Куда тебе? — Но не вышло. Для Елены это было… очень даже неожиданно.***
— Ну вот как-то так… — Анне было тяжело об этом рассказывать, потому что она ни разу ни с кем об этом не говорила, поэтому впервые она чувствовала себя в машине Лены настолько неуютно, ёрзала на сидении, ожидая, что же она на это ответит. — Но ты уверена, что ты возьмёшь его? А то поиграешь и бросишь, а он потом будет расстроен, и в дальнейшем это тоже на него повлияет. — Вот так вот дружишь, общаешься, а оказывается, что она уже давным-давно собирается усыновить ребенка из детского дома. Неожиданный поворот, но всё-таки дело серьезное. Елена старалась никогда об этом не думать, потому что у нее бы просто сердце не выдержало. Их всех жаль, всех хочется забрать, но, с другой стороны, это еще серьезнее, чем рожать самой. Ответственности в разы больше. — Я хочу быть уверенной, что он сам этого хочет, понимаешь? То, что добрая тетя Аня таскает ему яблоки и книжки, — это одно, а вот хотеть, чтобы эта самая добрая тетя Аня забрала его с собой, — это совершенно другое. — Ну да… Но ты в любом случае теперь будь осторожна. — Та я уже… Приучилась. — Анна облегчённо вздохнула, а машина тем временем припарковалась у высоких ворот. — Ты пойдешь со мной? Елена сразу же хотела найти отговорку, быстро придумать, куда же это ей так срочно нужно, но вдруг внутри что-то щелкнуло. — Да, я схожу с тобой. — Елена Павловна услышала свой ответ как будто со стороны. Как будто это и не она говорила. — Тогда идем. Высокий забор из прутьев, через который невозможно сбежать, потому что ни за что в мире не сможет пролезть голова. Старые, очень скрипучие двери на большой пружине, которые и прибить могут, если забудешь придержать. И вот они внутри. Анна уже хорошо заученным маршрутом начала быстро проходить коридоры, лестницы, проходить мимо дверей. Везде были дети. Разных возрастов. И все смотрели. Особенно младшие. Лет семи. Глаза большие, как пуговицы, рот оставался приоткрытым. А они все проходили мимо. Интересно, какой он, этот ее мальчик… Ане было как будто все равно, она все шла и шла вперед, а вот Елена уже успела пожалеть, что она не уехала отсюда, как только подруга вышла из ее машины. Ей здесь жутко. — Вон он. Ты побудь здесь, а я ненадолго. — Аня робко улыбнулась, даже не вглядываясь в ее лицо, а сразу же направилась в большую комнату, где были дети не старше восьми лет. Что-то вроде игровой комнаты. Ну что же… Подождем. Женщина опустилась на стул, а на тот, что рядом, положила сумку, не отпуская из рук ее ручки. Игрушки есть, даже много, дети выглядят прилично. Живут, одним словом, и горя не знают. Где Аня. Почему так долго. Хочется на воздух и подальше от этих глаз-пуговиц. Она любит детей. Очень любит. Но сердце, пока она находится здесь, неприятно сжимается. А она ничего себе выбрала сыночка… Симпатичный. Блондинистые, с аккуратной стрижкой волосы, длинные ресницы, но немного бледноватый вид. Зато улыбается красиво. Она и сама не заметила, как невольно улыбнулась, наблюдая, как мальчик с охотой касается рук ее подруги и что-то рассказывает, а та в свою очередь улыбается и с неподдельным интересом слушает его. Послышались шаги о плитку. Резиновая подошва комнатных тапочек клацала о холодный кафель тусклого коридора. Елена Павловна поворачивает голову и видит девчушку. Она была настолько миниатюрная, что казалось, что ей лет пять, не больше. В руках у нее был плюшевый заяц с ушами длиною во все тело самого зайца, она была одета в старый, потертый джинсовый комбинезон, который уже много раз стирали, и ярко-желтый свитер. Эта юная леди была длинноволосой брюнеткой, чьи локоны туго и аккуратно заплели в две длинные, почти до поясницы косички. Наверное, ей было больно. Но она также была бледная, Елена это сумела разглядеть, несмотря на то, что голова ее была опущена. Девочка внимательно следила за своими шагами, чтобы не наступать на стыки между плитками, и совершенно не замечала эту чужую тетю в пальто. Но вот она подошла ближе и краем глаза заметила сумку. Красивую женскую сумку. Она начала внимательно разглядывать ее, совершенно не обращая внимания на сидящую рядом с сумкой женщину. «Неужели воруют?» — пронеслось в голове у Елены, но ее мысль оборвали. — Что здесь лежит? — достаточно четко и твердо для пятилетнего ребенка спросила девочка. — Тебе интересно, что лежит в сумке? — Елена Павловна была действительно удивлена, что этой девочке всего лишь интересно, что лежит в этой сумке, и что она ничего не собирается у нее воровать. — Давай посмотрим. — Она смело, на удивление самой себе, снова открыла сумку и предоставила девочке. Она не трогала руками, не брала в руки различные интересные предметы — она просто стояла и смотрела, что лежит у нее в сумке. До тех пор, пока Аня не вернулась. — Лена, мы можем ехать. — Настроение у нее явно было приподнято, но она даже не заметила, что Лене пока что и без нее тут весело. Это спугнуло юную леди. — Спасибо. — Она кратко посмотрела на нее своими большими глазами-пуговицами, не как у всех. У нее они были больше. А еще голубые. Прямо как у нее. Только глубже. И красивее. И вот ее нет. Испарилась. Ее нет в коридоре, она не видит ее в игровой. Испарилась. — А что это ты тут делаешь? — Аня заулыбалась шире. И что это тут сейчас было? Интересненько. Аня хочет знать, и немедленно. — Да ничего… — Одна, две, три… Щелчок. Она приходит в себя, и в состоянии перевести свой притупленный взгляд на Аню и даже улыбнуться, но все равно это не было так уверенно, как хотелось бы. Она потеряла ее из виду за две секунды. Женщина поднялась со стула, спешно застегнула сумку и начала отдаляться от этой комнаты и тех стульев, где только что сидела. Интуитивно шла на выход, а Ане лишь оставалось не отставать. — А за что спасибо хоть? — Она вмиг из веселой превратилась в серьезную, но все равно была в замешательстве. — Она просто посмотрела, что у меня в сумке, представляешь? — Елена резко остановилась и повернулась к ней лицом — ровно на сто восемьдесят градусов. — Ну да, они здесь часто так делают. Я как-то свою оставила открытой. Телефон позвонил, я его вытащила и вышла, а сумку оставила. Прихожу, а они просто смотрят, что там, и ничего не берут. — Анна слабо улыбнулась. — Все хорошо? — Да… — Надо брать себя в руки и приходить в норму. Об этом она подумает позже, когда будет одна. — Да, все хорошо. — Все. Она в норме. — Ее зовут Лена, ей девять лет, любит маленькие мандарины с тоненькой кожурой. Они еще сладкие всегда и без косточек. — Елена уже хотела возразить, оспорить, мол, зачем ей это, у нее и в мыслях не было, но не вышло. — Поехали, я уже опаздываю на работу. Опять эти молоденькие медсестрички начнут упрекать, что это я так долго на обед хожу. — Все, проехали. Теперь пусть Лена и правда делает что хочет. Ей ведь тоже нужно было время, чтобы с кем-нибудь этим поделиться. А Лена… А что Лена, Господи? Она хочет на воздух. Может, это так… что-то мимолетное, и утром она уже о ней забудет. И вообще, нужно домой ехать, потому что Витя обещал позвонить. А потом, уже лежа в ванной поздно вечером, она, может быть, и подумает о произошедшем. А сейчас надо ехать. Аню в больницу, чтоб медсестры не раздражали, заехать в редакцию, забрать кое-какие бумаги и свой ежедневник, где наброски для статьи. Потом домой. Еще утром она жутко хотела гречки с салатом. Потом Витя позвонит, он как раз поссорился в очередной раз с Малудой, может, есть новости. И, может, уже к ночи она о ней забудет. Лена… Надо же.