***
Шеф специально не торопился возобновлять разговор по поводу своего освобождения из плена заморского. Он вернулся из Москвы с чувством крыльев за спиной, работал, как полагается, подготовил банкет от шеф-повара со звездой Мишлен, и теперь Виктор Петрович шел на работу с твердым настроем на разговор и с приблизительными фактами и аргументами в свою пользу, которые он начал готовить еще задолго до этого момента. Он любил приходить на работу на следующий день после банкета. Еще не вся посуда помыта, официанты не спешат расставлять столы по своим местам, открытие заведения задерживается на час, а то и на два. Но в этот раз… В этот раз он перешагнул порог черного входа и замер. Даже нижняя челюсть слегка отвисла от удивления, которое медленно перерастало в приятный шок. Глаза медленно прошлись по кухне, но, увы и ах, фантазии, дабы представить, что твориться в зале, не хватает. Снова Виктор Петрович ошибся. Не только размах дурости предпринимателей был везде одинаков, но еще и умение погулять на широкую ногу элитных людей. Вот кто же знал, что так называемые сливки общества во время празднования дня рождения способны на такое? Если конкретно, то ресторана больше нет, есть только античные развалины, которые даже ремонту не подлежат. Надо все выносить, мыть пол и ставить новое. Потому что столы, на которых, по всей видимости, танцевали, были переломаны, а диванчики уже имели непрезентабельный вид. Даже дорогие навороченные плиты, которые стояли на кухне, пострадали. Они живы, но почему они в лежачем положении — непонятно. Как и тот факт, чем этим варварам не угодил набор половников. Баринов старательно сдерживал радость внутри себя, делая аккуратные шаги по осколкам посуды, но усы, которые довольно вздрагивали, очень сильно его выдавали. Он был прав, в зал лучше не выходить. Как оказалось, водка — она и Африке водка. Ну отдохнули, погуляли от души, вот только чувство меры как будто дома забыли. Вот и получилось, что ресторан разгромлен, даже до кухни добрались. От официантов он узнал, что уже приезжал виновник вчерашнего праздника жизни и пообещал, что он либо все компенсирует, либо вовсе выкупит помещение, чтобы владелец начал все сначала. Совестный попался. Виктор Петрович злорадствовал. Ему было смешно. Произошло то, что должно было произойти. Нездоровый интерес, гипертрофированное желание сделать все, на что только хватит денег, а на что не хватит — заработать и сделать. Для чего так делать? Если так уж вам, господин Малуда, хотелось открыть свой собственный ресторан — так открывайте. Для чего превращать его в черти что? Если есть желание, чистое, настоящее желание — все будет, главное — терпение и вера. Но если это аномальный животный интерес, в какой-то мере требование — то неудивительно, что ни черта не получается. Наконец владелец ресторана переступил порог своего любимого детища. Куда подевались красивые статуэтки, куда подевались живые цветы, куда подевались скатерти со столов? Руины. Сплошные руины. Трость с грохотом упала на пол, мужчина же придержался ладонью за стену. Жаль человека. Столько сил и денег было потрачено. Но, значит, так нужно. Значит, он что-то делал не так. Значит, он слишком много требовал. Как сирота из приюта, которая уверена, что именно эта женщина должна забрать именно ее, а не какую-то непонятную девочку, которая совершенно о таком даже и не мечтала, потому что у нее были другие заботы. Почему одним все, а другим ничего? Потому что другие не требуют и не желают, как голодная скотина, которая в гневе, что ее не кормят прямо здесь и сейчас, разворачивает свой загон. Жалостливые вздохи, тяжелые стоны, которые слышно даже на кухне. Кажется, господин Малуда сейчас будет плакать, настолько подавленный у него вид. Ему поспешили подтащить диванчик, который каким-то чудом не лежал вверх тормашками. Официантка, которая решила даже не переодеваться в форму, поспешила за стаканом воды. — Ну, я так понимаю, вопрос о моем освобождении решен, не так ли? — Виктор Петрович стоял рядом с дверью на кухню. Он задал вопрос достаточно громко, чтобы показать, насколько ему не жаль, что все так случилось. Несколько человек даже замерли от такого жеста и внимательно следили за шефом. Вернее, за бывшим шефом. Он специально помедлил несколько секунд, все так же сдерживая улыбку, но уже никак не контролируя свои усы, которые ехидно вздрагивали. Но когда он ушел, то опустела вся кухня. Желающих остаться не нашлось. Все отправились праздновать возвращение Виктора Петровича домой и, в некоторой степени, победу справедливости, потому что не только шефа достала эта нездоровая ненасытность.***
Женщина с легкой улыбкой, но с мыслями, которые явно были не здесь, аккуратно постукивала кончиками ногтей о бокал с красным вином. Она не видела этикетки, что это за вино, но ей было вкусно. Елена Павловна чувствовала, как летела вниз без страховки. Одиночество, как страшный зверь, пожирало ее. Она замужем, но мужа который месяц нет рядом. Получается, не такая она уж и замужняя женщина. Замужем, вроде, больше Елена ничего не может сказать. Его слишком много нет возле нее. Он работает, он говорит, как скучает и хочет домой, но этого мало. Уже становится недостаточно. Она сыта уже по горло этой кашей, которую заварил Виктор Петрович. Еще и эта его неопределенность с возвращением. Может, у него там давно другая семья, вот он и не торопится? Сложно. Надоело чинить ящик, в котором лежат ложки и вилки. Надоело готовить, лишь бы считалось. Надоело спать на двуспальной кровати. До какой же степени она неудобная. Вертится по ней, как непонятно кто, и уснуть не может. Чертово вино. Надо съесть чего-нибудь, а то дела не будет. В конце концов, Лена. Из-за того, что его где-то носит, бедному ребенку приходится страдать. Легко все сбросить на мужчину и не вспоминать о том, что ей слегка не хватает смелости объясниться ему по видеосвязи. Но сейчас ей можно. Она слишком зла на него. Как же этот ребенок держал ее за шею, лишь бы она никуда не делась. Как прикрывал глаза, когда ее губы касались уже не таких пылающих щек, как было, когда она только приехала. Как беззвучно улыбался с ее слов. Впервые ее не грызет совесть. Но ей впервые физически больно от того, что было. Что-то сжимало ее легкие, сердце и, кажется, пищевод. Бесспорно, ей было хорошо. Но, в то же время, плакать она уже не могла, а силы куда-то делись. Нужно что-то решать, потому что у нее будет разрыв сердца. В какой-то степени, за эти несколько дней после случившегося был сделан определенный прорыв вперед. Набор документов, который больше напоминал список для получения визы в не очень популярную для туристов страну, был наполовину собран. Папка в виде конверта цвета салата уже лежала на второй полке снизу в спальне в шкафу. Самое главное — начать, и она это сделала. Но пока что прогресс остановился. Теперь нужен будущий папа, без него и его подписей прогресс будет стоять до тех пор, пока либо у него не хватит смелости потребовать у Малуды увольнения, либо у нее — позвонить и все рассказать. На днях вечером, когда Лена уже ночевала в своей кровати со всеми остальными, Елена Павловна сняла с плиты закипевший чайник и приложила телефон к щеке, гудки уже пошли. Аня подняла быстро, как раз уложила сына Сережу. Как оказалось, помимо документов нужен еще сертификат из какой-то школы. Что-то вроде курсов для будущих родителей. Честно, проще не ходить, а дать денег, у Татьяны Андреевны там имеется свой человек. На каждом занятии, в течение двух месяцев, будет глаголиться одна и та же истина. А точнее, мало того, что нужно сидеть от начала и до конца, так еще и слушать, как переливают из пустого в порожнее. Проще подойти к Тане Андреевне, дать столько, сколько она скажет, и дело будет в шляпе, эта женщина сама разберется, сколько и кому нужно дать, еще и себе за услуги выделит. В какой-то степени Елена Павловна даже рада, что можно так просто от этого отделаться. Главное — не скандалить, улыбаться и не пожалеть денег, тогда все пройдет как по маслу и намного быстрее. Ане виднее, по ее голосу было понятно, что она в этом деле уже ас. Но Баринова может ей позавидовать только в том, что муж ее подруги был в курсе с самого начала. Когда был окончен разговор о документах и приблизительной сумме, во сколько это счастье обошлось, Елена отложила телефон, сделала глоток еще горячего чая и на несколько секунд внимательно засмотрелась на кота, который решил вздремнуть прямо посреди дороги. Чтоб до такой степени быть ленивым, господи… Зато на хозяйку этого существа как раз нахлынула мотивация. Страшно? Только чуть-чуть, потому что эта женщина не умеет давать взятки. Была ли мысль о том, чтобы оставить все как есть и просто ждать, когда Виктор Петрович обо всем догадается? Ни в коем разе. Она займется всей этой бумажной волокитой, чтобы осталось лишь последнее слово, которое будет за ним. И то оно будет только после ее тщательно подобранных аргументов. В какой-то степени, у нее уже почти все готово. Она не может сказать, какая будет у него реакция. Резко отрицательная? Или пассивная? Там ведь нежности, как у кактуса. Вроде колючий, а вроде и деток куча, и раз в пятилетку еще и зацвести может. Так. Дайте ей минералки, вон ту большую порцию мяса по-французски и заберите, Христа ради, у нее вино. Она будет слушать громкую танцевальную музыку из колонок, улыбаться с тамады и мысленно желать любви и счастья молодым. В конце концов, она на свадьбе у своей подруги. Одно платье невесты выбрать каких трудов стоило. А она тут развела… Нужно отдохнуть как следуют, чтобы вернуться огурцом и наконец сделать это. Да. Это что? Что за улыбающаяся физиономия? С расстёгнутой до груди рубашкой и не застегнутым пиджаком. Еще и небритый, она отсюда видит. Куда пошел, любезный? Жена сидит на тридцать градусов левее, а целовать чужую невесту не надо. Нужно встать, а то как будто он и не в курсе, что его отсутствие не помешает ей пойти на свадьбу собственной подруги и веселиться как следует. Ну… Если размышление о проблемах можно назвать весельем. Елена Павловна поспешила подняться со своего места, но к столу, где сидели молодожёны, она направлялась расслабленным шагом, не отрывая от него взгляда. Любезный как раз закончил поздравлять невесту, которую очень хорошо знал не первый год: и без штанов пришлось перед ней светиться, и в нетрезвом виде отвозить ее домой. Было достаточно, раз она даже небольшой презент от него получила, не то что поцелуй в щеку. Наконец он отпустил невесту от себя, повернул голову и увидел свою жену, которая уже стояла в паре метров от него и терпеливо ждала своей очереди. Слабая улыбка, глаза горят, но она искренне не понимает, что он тут делает. Конечно же, он знал о том, что, где и когда будет происходить, еще до того момента, пока на него не было выделено приглашение из приятного на ощупь картона с блестками, цветами и кольцами. Да и, в конце концов, ему было мало проводов в Болгарии. Нужно еще раз выпить за свою официальную свободу. Но когда Виктор Петрович приехал из аэропорта на такси домой, чтобы всего лишь оставить чемоданы и переодеть рубашку, то кровать оказалась слишком соблазнительной. Желание лечь и отключиться дня на два, а то и на три присутствует до сих пор. Но желание удивить жену, сделать ей небольшой сюрприз победило и прямо сейчас ликует внутри. Наблюдая такую картину, Наташа испытывала больше радости, чем когда ей и ее жениху кричали «Горько!» Небольшой бумажный пакет с вином от опоздавшего гостья, как он сказал, для брачной ночи, отправился под стол к ногам мужа. — Ты меня, конечно, извини, — она заулыбалась, с охотой подставляя щеку его губам, — но что ты тут делаешь? — Елена уже представляла, как его это сейчас разозлит, но даже не пыталась сдерживать улыбки. — Вернулся я. Насовсем. — Баринов не отвлекался от дела и, придерживая ее за талию, продолжал целовать ее щеку, опускаясь к шее. Видимо, он уже привык к тому, как его встречает супруга. — Как это — вернулся? — Женщина поспешила придержать его лицо ладонями, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Шутит ведь, наверное. Он же любит… — Ну… Вот так. — Он слабо заулыбался, а в глазах сверкнуло неподдельное счастье. — Насовсем? — Когда он ее увидел, то сразу же протянул к ней руки. Как ребенок. А сейчас ее очередь смотреть на него наивным взглядом, не веря своему счастью, что такую большую шоколадку она может съесть одна и ни с кем не делиться. — Насовсем… — Улыбка медленно куда-то пропала из виду от того, что ее глаза закрылись. Он кратко коснулся губами ее губ. Ей стоило только притянуть ладонью его голову к себе ближе, как он на несколько секунд впустил язык к ней навстречу. Несколько секунду, это необходимо. Баринов небрежно отпустил ее губы, чтобы не усугублять ситуацию. Пока что хватит и этого. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы прижать ее к себе, как можно теснее. И вот, кажется, пока что ему этого хватит. Чтобы спокойно смотреть на нее до приезда домой, а дальше он не станет себя держать: будет целовать столько, сколько ему нужно. Но в какой-то степени мужчина догадывался, что его тоже сегодня отпустят спать нескоро. Ее забавляло, что, несмотря на заметную усталость, он был в приподнятом настроении. В его компании была пока что только она, уже заметно остывшее запечённое мясо, слегка вялые нарезанные овощи, но очень хорошее безымянное вино. Его все равно понесло на разговоры. По всей видимости, соскучился по русской речи. А может, все намного проще, и он соскучился по ней? Потому привлекает именно ее внимание колкими фразами в адрес всех подряд, даже в свой собственный, лишь бы она улыбалась и смотрела на него. — Ты такой жестокий. У человека горе, а ты успокоиться не можешь от восторга. — Елена была крайне недовольна его поведением, но в какой-то мере для нее это не было ничем удивительным. — Почему сразу жестокий? Он заслужил это. То, что он никак не мог нажраться и что ему все время было мало, можно подумать, нормально? Нельзя таким быть. — Благодаря трем бокалам вкусного вина в нем проснулись совесть и мораль, но это ненадолго, уж она-то знает. Поэтому ей остается только улыбнуться и посмотреть куда-то в сторону. Какая теперь, собственно, разница? Главное, что вернулся, и уже насовсем. Она рада. Хотя бы из-за того, что не придется возвращаться в пустую квартиру в этот раз и в последующие. Но что-то мешало выдохнуть с облегчением и радоваться до конца. То, чего она боялась, о чем столько думала, настолько внезапно ее настигло, что пришла полная растерянность. Бариновой оставалось только завидовать расслабленности мужа. У нее так не получается. Пока он перебазировался с ней поближе к молодожёнам, ее хватало только на широкие улыбки и молчание. Пока он разливал вино на четверых и рассказывал о том, что стоит обязательно выпить именно в брачную ночь то вино, которое он привез из Болгарии и которое в данный момент стоит в бумажном пакете возле ног жениха, она смотрела на него и приблизительно догадывалась, что для нее тоже есть похожая бутылка где-то в чемодане или в сумке. Пока он смеялся и по-настоящему радовался жизни, чем заразил порядком уставшую Наташу, она смотрела на него со слабой улыбкой. Конечно, ему проще. Если ей не понравится дом, местность или любая другая мелочь, то его можно будет продать и купить новый, какой она захочет. Он совершенно об этом не беспокоился. Пока что Виктор Петрович чувствовал гордость за самого себя, что наконец у него есть такой дом, какой хочет любой другой мужчина. Просторный, с чистым воздухом и, скорее всего, с личным кабинетом. Но ребенок из детдома — это не дом. Его либо хочешь, либо нет. И сейчас, под воздействием чудотворного напитка, который муж щедро подливал в ее бокал, она смотрела на него и пыталась понять по этим чертам лица, какая у него будет реакция. Смотрела на брови, скулы и усы и догадывалась, как он будет хмуриться, когда он узнает. Но тут же замечала морщины у глаз, искреннюю улыбку и глаза, которые хоть и темные, но будто светятся добротой, и думала над тем, что, возможно, будет и такое, что он будет самым лучшим отцом для ее Мальвины. Она незаметно для остальных взялась за его ладонь и дождалась, когда он сожмет ее костяшки пальцев. Это было быстро, но голову мужчина повернул только тогда, когда договорил какую-то историю из жизни, какую жених слушал с нескрываемым интересом. Кажется, они видятся не в последний раз. Ему нравятся ее друзья, а она этого даже не замечает. — Будем ехать? — Наконец увлекательная история подошла к концу, жених, чей пиджак уже перекочевал на спинку соседнего стула, решил поделиться схожим опытом, но Виктор Петрович отвлекся на какое-то мгновение, чтобы посмотреть на жену. Она устала, Баринов видел это, возможно, догадался еще тогда, когда она слегка сжала его ладонь. — Да… — Он был пьян, Елена видела это по глазам, но держал себя в руках. Уже действительно пора домой. Ему надо уже лечь, а она совсем потеряла нить не то что разговора, а вообще всего происходящего.