Non pensa, senti

Удивительно, но время будто замедляло свой ход, и больше так не неслось вперед, сметая все на своем пути. Фабрицио так и сидел, опираясь спиной на грудь Габриэля, в то время как он касался губами его пульсирующего виска. Внутри царило спокойствие, такое хрупкое, но такое необходимое ему сейчас. Фабрицио не знал, может, прошло уже несколько часов, а он этого не заметил, вновь попав под влияние друга, но это его не слишком волновало. Главное то, что ощущение помойки исчезло с нутра и больше не хотелось вскрыть собственные вены из-за наплыва эмоций. Равномерное сердцебиение Габриэля рикошетило от его лопаток и заменяло ему канат, опоясывающий его грудь и не дающий уплыть за грань. Так странно, снова это чувствовать, но так привычно хоть ненадолго отпустить контроль из своих рук, не опасаясь удара в спину. Габриэль вздохнул, касаясь пальцами его волос на затылке, и серьезно проговорил: — Прибить бы тех личностей, которые доводят тебя до такого, — он цокнул языком и закатил глаза, — сейчас хоть никто не превращает тебя в решето? Фабрицио горько усмехнулся, слегка поворачивая голову в его сторону. Так близко, считанные сантиметры между ними, а нутро не вопит из-за нарушения личного пространства, наоборот — хочет сократить это расстояние. В прошлом такое могло быть допустимым, но не сейчас, когда между ними только платоническая близость и обоюдное вытягивание из внутренних омутов. Да и не хочется пользоваться отношением друга лишь для того, чтобы воскреснуть и снова его бросить. — Я сам превращаю себя в решето, ты же знаешь, — негромко проговорил он и провел костяшками пальцев по его скуле, на которой виднелся давно заживший шрам, — а насчет личностей… не трать на них свои нервы, они сами себя сожрут из-за своей желчи и гнилости, нужно просто дать повод. Габриэль фыркнул и приподнял бровь. — С каких пор ты милуешь подобных мразей, Фабри? — С тех самых, как понял, что это ничего не дает, только лишняя нервотрепка. Они могут только чесать языками и плеваться ядом, а на деле представляют собой жалких личностей, об которых марать руки жалко. Да и потом, не посоветуешь же ты мне убить свою мать и драгоценного младшего брата? — на словах о Марко, голос Фабрицио похолодел и приобрел жестокость, — Я предпочитаю, чтобы подобная шваль сдыхала в собственном соку. Недооценивай страх и отчаяние, Габб, они могут свести с ума похлеще любых пыток. Габриэль остро улыбнулся и слегка коснулся губами пальцев, которые продолжали гладить его лицо. — Твое коварство не знает границ, Бицио, — довольно проговорил он и сверкнул стальными глазами, не пытаясь даже скрыть ехидных искорок во взгляде, — как и выгодный расчет. Фабрицио мрачно фыркнул и уже проговорил в былой насмешливой манере: — Кто из нас двоих Дьявол Моро? — он подмигнул и отстранился от него, проводя ладонью по его коротким волосам, пропуская мягкие пряди через пальцы. — Мне тебя не хватало, Риуруми. Риуруми. Ласкательное, но и опасное прозвище, данное Лавори с легкой подачи Фабрицио еще в юношеские годы за его авантюрный нрав и гибкость стального характера, которая могла сравниться с этим видом меча. Как и меч Уруми*, Габриэль мог быть смертоносным для своих врагов, разящим их ударами нескольких клинков разом, но вот для своего владельца, он станет опасной защитой, которую нелегко пробить. Острые лезвия отнюдь нелегкого нрава были скрыты под шелком спокойного и мягкого характера, и их не заметишь, пока они не начнут атаку. Габриэль фыркнул и перехватил его руку, скользя подушечками фаланг по линиям на его ладони. — Ты мог просто позвонить, а не сидеть в засаде пятнадцать лет. Фабрицио грустно усмехнулся и уперся своим в его лоб, прикрыв глаза. — Мертвый режим связи — значит мертвый режим. И мне не улыбается нарушать запрет, который я же и создал, — серьезным тоном проговорил он и позволил себе вольность, прочертив пальцами вену на его шее, чувствуя немного ускоренный пульс, — правда, я не учел того, как буду выть в течение этих лет. Габриэль чуть задержал дыхание, ощущая вспыхивающий под кожей привычный ток, но усилием воли сдержался и ограничился лишь ладонью на затылке мужчины. — Фабри… — Тссс… — тихо выдохнул Фабрицио, положив палец на припухлые губы друга и слегка очертив красивую линию рта, — помолчи немного, пожалуйста. Я не заставлю тебя снова проходить все круги моего ада, но об одном попросить хочу. Габриэль вопросительно изогнул бровь, без слов спрашивая о сути его просьбы. Мужчина же вздохнул и окончательно закрыл глаза, потому что только так он мог попросить друга снова стать его якорем. — Если ты поймешь, заметишь или просто допустишь мысль, что я снова превращаюсь в черт знает кого и теряю контроль над собой, ты остановишь меня. Неважно, как и какими средствами, но остановишь и не дашь снова стать просто животным, которое ни о чем кроме крови и смерти думать не может. Согласен? — Ты же и так знаешь, что я согласен, — произнес Лавори и слабо улыбнулся, чуть склоняя голову вперед, — в конце концов, я - твой ангел, а ангелы должны защищать своих подопечных, тем более от самих себя. Ангел. Обладающий тайфуном силы внутри, но сохраняющий спокойствие, даже тогда, когда ситуация выходит из-под контроля. Фабрицио тихо усмехнулся и коснулся губами места на его лице чуть выше скулы, без слов выражая благодарность. Прикосновения для них означали намного больше, чем сотни фраз, и давали понять более четкие чувства. Снова Лавори клялся забирать его боль, снова Фабрицио позволял ему проникать под кожу и лечить душевные раны. Мираж прошлого и видение настоящего снова переплетались в единую вязь и начинали шарахать привычным током. Странное ощущение, вспыхнувшие после стольких лет, было сродни вновь вышедшей из-под контроля зависимости, но не причиняющей вреда. Что-что, а плохого они друг другу никогда не сделают, потому что это будет сравнимо с кинжалом в собственные спину и грудь одновременно. Внезапный шорох тихих шагов заставил их отстраниться друг от друга и повернуться в сторону звука. Габриэль расплылся в широкой улыбке, когда увидел идущую к ним Катарину, а сама девушка сначала изумленно моргнула, а затем усмехнулась и покачала головой. Точно, вспомнила брата про себя тихим, не злым словом за его скрытность. Мог бы и сказать, что созвал своих ангелов, а то ей пришлось изрядно попытать второго «архангела», почему он снова здесь. С Габриэлем она была знакома лет двадцать, но это не мешало ей замечать его привязанность и помощь по отношению к брату. Мужчина слегка склонил голову и улыбнулся, все еще весело смотря на нее. — Наша маленькая донна Катарина, из тебя вышла прекрасная девушка. Катарина чуть покраснела и улыбнулась, подходя ближе. — А ты - все такой же блудливый кошак, Риэль, — проговорила она и обняла Фабрицио за плечи, с легкой насмешливостью смотря на веселящегося мужчину, — но я рада тебя видеть, партизан. Габриэль фыркнул и развел руками, улыбаясь без капли раскаяния на лице. — Не моя вина, хрустальная донна, а во-о-от этого прекрасного херувима осеняющего*, — он провел ладонью по волосам Фабрицио и подмигнул, нисколько не испугавшись сурового взгляда мужчины, — режим молчания нельзя было нарушать. — Заткнись, засранец, — прошипел Фабрицио, не скрывая, правда, довольной улыбки, и сильнее обнимая сестру за талию, — а то больно разговорился. Габриэль показал ему язык и ударил им по зубам, чем вызвал тихую усмешку Катарины. — Так, мальчики, в другой раз будете устраивать свои брачные игры, там вас гость ожидает, — проговорила она и приподняла бровь, посмотрев на брата, — я так понимаю, скоро все остальные будут здесь? Фабрицио вздохнул, невольно став серьезным. — Да. Раф, правда, может заявиться только под утро, потому что из Японии за пару часов не прилетишь. Распорядишься, чтобы для всех подготовили комнаты? А то эти оболтусы поднимут на уши весь дом, пока будут спорить, кто где спит. Габриэль неопределенно хмыкнул на его слова, но ничего говорить не стал. Не хотелось напоминать Моро о том, что больше шума всегда было от него, потому что слуги бросались ублажать в первую очередь его самого, что бесило его. Что поделаешь, если Фабрицио всегда думал сначала за своих людей, а потом уже за себя самого, и хотел, чтобы они ни в чем не нуждались? Только инструктировать новеньких служанок, чтобы они не злили его. Катарина тоже подумала об этом, продолжая слабо улыбаться, подмечая, как брат заметно ожил с появлением своего друга. Кстати об этом… — Насчет остальных, разумеется, распоряжусь, но что мы будем делать с тобой, Риэль? — девушка с интересом посмотрела на Лавори и приподняла брови. — Тебе тоже отдельную комнату или, как обычно, пропишешься у Фабри? Фабрицио с мнимым возмущением посмотрел на сестру. — Кати! Ты бы еще свечку предложила подержать, — съязвил он и бросил острый взгляд в сторону Габриэля, который сдерживался и пытался не смеяться, — устрой его на мансарде, самое подходящее место для такой совы, как он. Умолчал о том, что сам бы не прочь поселиться под крышей, подальше от суматохи на первых этажах и поближе к небу и звездам, потому что такое желание могло быть допустимым в прошлом, когда он не задумывался над тем, как должен себя вести и что делать. Но не теперь, когда на его плечи легла такая ответственность и он вдруг оказался у всех на виду. Слабая усмешка Габриэля ясно дала понять, что он прекрасно понимает, что для прошлых отношений нет ни места, ни времени, и обстоятельства сейчас другие. — Детка, я не думаю, что Фабри будет дело до меня в этом смысле, так что лучше не будем его отвлекать от важных дел, — проговорил он и слабо улыбнулся, — вот на мансарду я согласен. Не буду изменять своим слабостям. Катарина удивленно моргнула, когда поняла, что брат теперь не думает бросаться с головой во все тяжкие, а затем чуть покраснела и отвела взгляд в сторону. — Извините, больше не лезу в ваши дела, — немного виновато проговорила она и закусила губу, — я пойду, займусь подготовкой. — Спасибо, детка, — проговорил Фабрицио и поцеловал девушку в макушку, убирая руку с ее талии, — что бы я без тебя делал? Катарина на это только слабо улыбнулась и направилась обратно в дом. Не в первый раз брат поручает ей организационные моменты семьи, будто принципиально забывая о том, что хозяйка в доме не она. Впрочем, сама девушка не возражала против этого, в конце концов легче все сделать самой, чем наблюдать очередную ссору матери и брата, да и с подчиненными Фабрицио она была в хороших отношениях, что всегда помогало. Габриэль проводил ее задумчивым взглядом и произнес, уже серьезно смотря на Моро: — Хорошо держится, и не скажешь, что готова впасть в истерику в любой момент. Фабрицио мрачно вздохнул, в который раз подмечая сильную проницательность друга и его манеру смотреть сквозь поверхностные эмоции. — Это она уже почти отошла, вчера я думал, что вообще придется ее от нервного срыва спасать. Но обошлось, хвала богам. Она сильная, выдержит и не такое, если вовремя подставить плечо и поддержать ее. Габриэль приподнял бровь, неторопливо шагая рядом. — Будешь посвящать ее в семью и во все дела? Фабрицио пожал плечами. — Я должен посвятить ее, Габб, для ее же безопасности, — серьезно проговорил он и шумно вздохнул, спрятав руки в карманы своих брюк, — тем более, мне нужна хозяйка, которая будет следить за всем изнутри. Кати справиться с этим. А насчет дел… Говорить общую суть, не вдаваясь в подробности, чтобы она была в курсе ситуации, но не лезла слишком глубоко. Это - мое болото и мой …хах Флегетон*. Мужчина горько усмехнулся, понимая, что сейчас очень близок к первоначальному значению. Он покачал головой. Опять мысли черт знает о чем. Габриэль на его слова ничего не ответил, про себя подумав о том, что за пятнадцать лет завязки вполне можно было найти себе подходящую хозяйку. Только вот проблема в том, что поломанное нутро отнюдь не в ней нуждалось. Увидев в гостиной разговаривающих отца и Кастиля, Фабрицио закатил глаза: эти двое всегда были в хороших отношениях, находя общий язык из-за схожего прагматичного нрава. Кастиль Рессорто — его пятый ангел — был младше его на два года и всегда предпочитал сначала вычислять свою выгоду из дела, а уже потом действовать. Специализируясь на ядах и убийствах с дальних дистанций, он мог уничтожить жертву, спокойно попиваючи кофе на балконе своей квартиры и пересчитывая деньги за заказ. Редко, но случалось и так, когда он собственноручно исполнял приговор, не доверяя своим бойцам. В основном, это касалось прямых приказов Фабрицио и его семьи. Фабрицио чуть слышно фыркнул и подошел ближе. — Вот смотрю я, как вы воркуете, и задаюсь вопросом, кому мой хладный ангел предан по-настоящему? — насмешливо проговорил он и мило оскалился, когда возмущенный друг повернулся к нему лицом, — давно не виделись, Кости. Кастиль закатил глаза и не сдержал легкой усмешки. — По чей, спрашивается, вине, мы не виделись, Моро? — он вздернул брови и обнял фыркающего мужчину, с интересом рассматривая его лицо. — С каждым годом становишься моложе, засранец. В чем секрет, молодильные яблоки тоннами хомячишь? — Не-а, — ответил за друга Габриэль, вальяжной походкой появляясь из-за его спины, — в крови девственниц каждый вечер ванны принимает. Кастиль на миг задумался над этим и на полном серьезе спросил, с легкой остротой смотря на него. — А ты тогда каким боком здесь? В тебе невинностью и не пахнет даже. Габриэль широко улыбнулся, мысленно обещая содрать кожу с этого говорливого ублюдка, чтобы он не распускал свой язык, но ничего говорить не стал. Слишком хорошо знал, чем чревата ссора с ним в глазах Фабрицио. Сам же мужчина скрипнул зубами и нанес легкий удар в живот Кастиля, заставляя его поперхнуться воздухом и слегка согнуться пополам. — Не взлетай слишком высоко, Кости, а то больно падать вниз, — прошипел он и оттолкнул его от себя обратно в кресло, — не забывай, с кем ты разговариваешь. Кастиль закатил глаза, потирая ушибленное место. Кто бы сомневался, что он сразу кинется в защиту своего персонального «ангела», даже спустя столько лет. Они с Габриэлем не были друзьями, скорей наоборот, являлись врагами, которые вынуждены терпеть друг друга из-за своего лидера. Но вот как напарники они работали всегда хорошо, пускай и слишком жестоко. Поэтому он заткнул свое уязвленное самолюбие и молча кивнул, соглашаясь со словами Фабрицио. Мужчина ответил ему тоже кивком и посмотрел на отца, который легко улыбался, наблюдая их перепалку. Сейчас он улыбался, а ведь лет десять назад приказал бы спустить кожу с наглеца за дерзость и уж слишком сильное панибратство. Осознание этого горечью отдается во рту, но Фабрицио не показывает этого. — Папа, ты уверен, что хочешь быть на вечере? — спросил он с беспокойством осматривая бледную кожу на лице отца. — Ты выдержишь? Карло закатил глаза и с легким вздохом произнес: — Фабри, я должен быть там, потому что без моих слов никто не станет слушать тебя, все должно быть официально. А насчет выдержу или нет… — мужчина мрачно усмехнулся, но почти сразу стал серьезным, — морфий творит чудеса, даже в случае паралитиков. Ты знаешь сам. О да, он знал это слишком хорошо, потому что первое время сидел именно на морфие, потом уже перейдя на героин и фен. Да, вещество хорошо, когда срочно нужно убрать болевые ощущение, но зато потом ломает по черному и сушит вены до следующей дозы. Глаза Фабрицио заметно похолодели и приобрели жесткое выражение. За пеленой стеклянного взгляда возникло видение того, как он, сотрясаясь от ломки, лежал на полу и едва мог пошевелить руками с ногами, не вскрикнув от боли в костях и мышцах. Тогда голова была пуста и напоминала чугунный котелок, резким звоном реагируя на малейший звук, а в мыслях было лишь одно: ему нужна доза. Черт. Вспомнил же. Хотя… такое хотеть будешь, но не сможешь забыть, потому что это под коркой черепной коробки отпечатано. — Фабри, — позвал его Габриэль, серьезно и сосредоточенно смотря на него, — посмотри на меня. Мужчина чуть заметно вздрогнул от звука его голоса, но затем моргнул и перевел на него свой темный взгляд, на дне которого снова разверглась преисподняя. Лавори быстро подошел ближе и взял его за ладонь, не сильно сжимая пальцы своими. Главное — не дать уплыть за грань и не позволить вновь погрузиться в этот омут воспоминаний. — Это все в прошлом, — негромко проговорил он, не прерывая зрительного контакта, — ты сейчас другой и больше не станешь тем, кем был раньше. Слышишь? — Это не в прошлом, Габб, — тоже тихо произнес Фабрицио и постучал пальцами другой руки себе по виску, — это здесь и всегда тут будет, как бы я не старался забыть. И каждое напоминание будет вскрывать новое воспоминание. Ты же видишь это. Даже мимолетное упоминание — и меня сносит. Габриэль вздохнул, сдерживая яростное рычание внутри, и с трудом подавил желание вцепиться в глотку дону. Почувствовав его состояние, Моро покачал головой, без слов прося его унять злость. С кем-кем, а с отцом он не позволит сойтись в ссоре, пускай и с его подачи. Он сжал руку друга своей, призывая его к терпению, и с облегчением заметил, что огонь злости в его глазах затихает. Лавори едва заметно кивнул и вновь нацепил на лицо маску хладнокровия. Фабрицио, как всегда, прав. Если и он сейчас взорвется и наворотит дел, то проблемы потом будут у всех. Карло молчал, потому что слишком поздно понял, какие воспоминания поднял в нутре сына своими словами. Случайность, а от звенящего напряжения, окутавшего комнату, становилось трудно дышать. Он чувствовал свою вину, но прекрасно понимал, что Фабрицио не станет слушать его извинения. Если после борьбы с зависимостью не стал внимать оправданиям и пустым советам, то теперь тем более не будет. Еще дон испытывал раздражение из-за Габриэля, потому что этот наглец имел слишком сильное влияние на сына, но к своему сожалению, ему приходилось признавать, что действия Лавори помогли Фабрицио прийти в себя. Но его близость к нему злила, потому что Карло видел и знал слишком хорошо, какие отношения их связывали в прошлом и в данный момент. Фабрицио, заметив, что отец старательно удерживается от маски отвращения из-за его сути, холодно и зло улыбнулся. Неприятное ощущение, когда нужно держать лицо, а внутри от желчи едва можешь дышать, не так ли? Какая жалость, что ему, в данный момент, на это плевать. Он провел большим пальцем по рисунку вен на запястье Габриэля, мимолетно ощутив его пульс, который позволил зацепиться за контроль, и отпустил его руку. — Кастиль, свози отца на прогулку, а то он слишком бледный, — произнес он, смотря на Карло и друга пристальным взглядом, без слов говоря, что не примет отказа, — до вечера много времени, а сидеть в четырех стенах вредно. Ах, да, еще одно, если увидите Роба, пришлите его ко мне. Я буду в кабинете или на мансарде. Говорит обманчиво спокойно, но в голосе отчетливо слышна сталь, а глаза только сильнее сужаются, говоря об опасности. Кастиль предпочел не спорить с таким Фабрицио, потому что в памяти еще живы воспоминания его действий в таком состоянии, поэтому без возражений встал и взялся за кресло Карло. Сам дон продолжал молчать, только сильнее стискивал зубы и давил возмущение внутри, потому что понимал: он уже не в праве указывать, что и когда сын должен делать.