Non pensa, senti

Как только отец покинул зал совета, а вместе с ним и Роберт, Фабрицио удоволетворенно вздохнул и слабо улыбнулся. Он чувствовал страх, но на этот раз причина этого страха была вина перед его семьей. Каждый из представителей знал, что он вычислит виновных и жестоко их покарает, за бездействие, за провокацию, за молчание и простое наблюдение со стороны. Нет смысла убегать, потому что Дьявол Моро, как акула, учуяв кровь добычи — не отступит. Шаткое спокойствие, обманчивая уверенность в своей защите, глупая неприкосновенность… ах, как смешно, особенно, если учитывать, что все жертвы заперты сейчас в одной комнате с хищником. Фабрицио холодно улыбнулся, наблюдая, как представители один за другим подписывают документ, который им подает снующий вокруг стола Габриэль. То, что параллельно с этим Лавори едва заметными движениями раскручивает моток лески на своих пальцах и наматывает обратно, служит хорошим стимулом, чтобы черкануть свою подпись. — Зачем тебе наше соглашение, если ты все равно поступишь так, что потом в криминальных хрониках будут говорить? — обреченно и едко спросил старый дон, мало обращая внимание на ходящих по залу бойцов и пристально вглядываясь в спокойное лицо Моро. Фабрицио оскалился и обвел всех присутствующих широким жестом руки. — Вы все так почитаете закон чести, так зациклены на правилах, что даже тошно становится. Знаете, господа, будь моя воля, я бы вас и без этого фарса вздернул, но мы же - цивилизованные люди, поэтому я даю вам выбор. Или вы подписываете соглашение и даете мне право действовать так, как я считаю нужным, или примите смерть от рук моих скромных друзей. А насчет хроник… — мужчина легко усмехнулся и севшим голосом произнес: — Не вам говорить мне о жестокости и кровожадности, потому что у вас самих руки по локти в крови ваших врагов, но вы что-то это не обсуждаете. А вместо этого треплете мне мозги, вместо того, чтобы молча подписать бумаги и уйти домой на своих ногах. Дон поджал губы и выдержал вспыхивающий злостью взгляд Моро. — Но ты ведь этого и хочешь, не так ли? Крови, всеобщего хаоса и осознания собственного превосходства над другими. Даже власть, как таковая, тебя мало интересует, лишь бы была возможность прикрыть свои действия вендеттой, а на деле уничтожить всех, кто может помешать твоей диктатуре. Фабрицио расхохотался, закидывая голову на спинку стула. Для остальных его смех показался скрежетом ножа по железной поверхности: так шарахнул по нервам звук. Он продолжал смеяться, пальцами вычерчивая на столе понятные лишь ему одному символы. Но с каждой секундой его лицо больше искажалось от ярости, взгляд холодел, а ухмылка становилась волчьим оскалом. Ему хотелось убивать, но не просто снести голову пулей или ударом ножа, а медленно, неторопливо разделывать на части и смотреть, смотреть, как мразь захлебывается своей кровью. Когда он поднял взгляд на дона, старик за малым не отдал концы, потому что консистенция ненависти и жажды порвать на лоскуты делала дикими его глаза, а заполнивший радужку зрачок только усиливал пугающий эффект своей чернотой.  — Мой отец при смерти, а брат в тяжелой коме, моя семья выставлена на посмешище, хотя еще никто не решился в открытую выступить против нас, такие мрази, вроде вас, всегда действуют через другие руки, только вот о последствиях мало думают. И вот при таком раскладе вы, правда, считаете, что я буду доволен одним лишь кровопролитием? — Фабрицио легко усмехнулся и неторопливо поднялся на ноги, не спеша выходя из-за стола. — Диктатура, хаос… хах, как вы примитивно мыслите. Я хоть и позиционирую себя дьяволом, далеко не всех его идей придерживаюсь. Моро медленной походкой обошел всех представителей и остановился возле дона, наглым образом отодвигая стул его соседа в сторону и опираясь бедрами на стол. Габриэль перехватил его взгляд и едва слышно выдохнул, видя там самый натуральный ад со всеми его девятью кругами. Он подошел ближе и вздернул бровь, молча спрашивая его о дальнейших действиях. Но Фабрицио продолжал мягко улыбаться, перебирая в пальцах длинную иглу. Сам дон старательно подавлял панику, но она все равно выходила из-под контроля и едва заметной дрожью сотрясала тело. — Если я захочу, я могу сравнять Палермо с землей, выпустив тут всем кишки, а затем приняться за остальные ваши центры. Меня останавливает лишь то, что я не хочу тратить на это жизни и здоровье своих людей. — Мужчина ближе наклонился к нему и понизил свой голос до едва слышного шепота, который казался громом в звенящей тишине. — Я имею право на эту месть, я имею право сейчас пробить тебе глотку, потому что ты, ублюдок старый, сидел и молчал, когда одного из вас пичкали свинцом, потому что тешил себя мыслей о получении куска территорий и влияния. А теперь ты заливаешь мне о моей жестокости и желании установить диктатуру… Резко, как вспышка, Фабрицио вскинул руку вверх и вонзил в глотку дона иглу, разрывая артерии круговым движением. Старик не смог даже вздоха сделать, а уже его горло начало хлестать кровью. Он прижал руку к своей шее, в безуспешной попытке остановить поток, но это помогло мало, и его жизнь толчками вытекала сквозь пальцы. Моро же не отнимал от него своей ладони, с зажатой в ней иглой, и продолжал давить сильнее, углубляя рану еще больше. Он смотрел в его затухающие глаза с маниакальным интересом, словно раздумывая, как долго старик продержится. Все остальные, оцепенев, смотрели на него, пораженные увиденным, и разом лишившись способности дышать. Единственные, кто спокойно наблюдали за этим, были Габриэль и Кастиль, перебирающие в руках свои леску и бритву, готовые в любой момент пойти в атаку. Любой лишний жест мог быть расценен, как нападение на их лидера, поэтому все предпочитали не шевелиться. — Занятно, как резко меняет человека игла в разорванном горле, — в лениво-опасной интонации проговорил Фабрицио, прокручивая острие вокруг своей оси, — человек не может ни попросить о пощаде, ни позвать на помощь, потому что голосовые связки повреждены, но фокус в том, что пока эта маленькая острая штучка в глотке, человек еще жив, а стоит вытащить — и он умрет через пару секунд. Можно попасть в сонную артерию или через нос достигнуть мозга, все зависит от длины… Но для меня это слишком скучно, я не люблю, когда мои враги подыхают мгновенно. Так что несколько минут вы еще поживете. Фабрицио закрепил другой конец иглы между бледных пальцев старика и спокойно выпрямился, направляясь к посеревшему Марчелло. Движения резкие и плавные одновременно, словно у него под кожей шарахают волны тока. Скользнув за спинку кресла главы, Моро положил свои окровавленные руки на его плечи и с силой сдавил их, упираясь подбородком в верхнюю часть сидения. — Вам страшно, дон Марчелло? — негромко прошелестел он и хмыкнул, почувствовав дрожь его тела. — Вижу, что страшно, я чую вашу панику. Что такое, неужели до вас дошло, что я не буду играть в чужие игры и плясать под дудку совета? Наивно, дон Марчелло, с вашим-то опытом в лицемерии и манипуляции людьми допускать такую мысль — глупо. Я предлагаю вам свою игру. Цель этой игры проста: выяснить, насколько вам можно доверять, и как много людей могут положиться на вас. Знаете, что такое «кольцевая рулетка»? Это когда несколько человек вверяют свою жизнь в руки одного человека и все, на что они могут надеяться, — его честность. Каждым своим ответом он может или убить доверившегося ему, или наоборот — спасти его. Как вам такой план, м? — Зачем тебе все это? — дрогнувшим голосом спросил Марчелло, с паникой осматривая множество человек, которые разом превратились из хозяев положения в заложников. Фабрицио притворно скучающе вздохнул и посмотрел на своих ангелов, которые стали по обе стороны стола и теперь терпеливо дожидались приказа. Вдруг Габриэль тенью скользнул к нему и положил перед ним документ с подписями на стол, бесшумно вернувшись на свое место. Моро пробежался по листу быстрым взглядом, и его глаза сузились. Он скользнул пальцем по шее Марчелло и с тихим смешком заметил, как его передернуло от страха и отвращения. — Я просто хочу знать, почему вы втащили мою семью в это дерьмо и допустили, чтобы мой дон пострадал. Я хочу знать, кто, помимо этих сыкливых ублюдков, стоит за нападениями, и чем эти смертники думали, раз решили, что мы так просто проглотим это оскорбление. Так что давайте начнем. Первый вопрос. Наш многоуважаемый совет был в курсе, что в альянсе зреет заговор против моей семьи? — Нет, — едва слышно выдохнул Марчелло, чувствуя, как кровь отливает от головы, — они действовали по собственной инициативе. Фабрицио серьезно посмотрел сначала в документ о соглашении, а потом на Рессорто. — Кастиль. Проводи почтенного дона Веспо на выход и объясни ему, как он должен себя теперь вести. Друг молча кивнул и хлопнул мужчину средних лет по плечу, без слов приказывая следовать за ним. Моро проводил их взглядом до самой двери, а затем вновь вернул свое внимание главе. — Кто эти «они»? — Неаполитанцы, — сглотнув ком в горле, произнес Марчелло и вздрогнул, услышав глухое рычание Фабрицио. — Смешно, особенно, если учитывать наш договор о сотрудничестве, — процедил он сквозь зубы и посмотрел на Лавори. — Габриэль. Заставь дона Бланко смеяться. Лавори хищно улыбнулся и направился в сторону трясущегося худощавого мужчины, который предпринял попытку сбежать. Но обвившаяся вокруг его шеи острая леска заставила его замереть, а резкий рывок назад распорол кожу, и леска начала впиваться в мясо, рассекая плоть. Не прошло и трех минут, как на пол рухнуло тело бывшего дона, залитое кровью, а Габриэль, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место. Все переводили шокированные взгляды с трупа на бледного Марчелло, который даже не моргал, потому что лежащая на шее рука не давала забыть, в какой он опасности. В этот момент в зал вернулся Кастиль, и Фабрицио решил продолжить свою игру. Вереница вопросов сменяла одну за другой, так и доны отправлялись кто на выход, а кто на тот свет, подгоняемые ответами Марчелло. Сам Кватро медленно сходил с ума, когда видел разорванные глотки своих коллег, его тошнило от запаха крови и постоянного чувства страха, от которого все внутри сжималось в судорожный комок. Он понимал, что не сможет соврать в присутствии Моро и под десятком глаз, в которых он видел панику и страх, но говорить правду было опаснее вдвойне. Он ненавидел себя за это, когда слышал предсмертные стоны своих подчиненных и видел, как некоторые из них позорно сбегают в ночь, словно крысы с тонущего корабля. Фабрицио издевался над ними, когда чередовал своих ангелов в хороших и плохих ролях, он действовал на нервы, когда поручал Кастилю перерезать глотку очередному дону, а Габриэлю приказывал вывести спасенного счастливчика. И тут же, не проходило и минуты, как он менял их местами. И вновь острая леска впивается в плоть, вызывая судорожные хрипы и брызги крови, и снова бритва касается судорожно дернувшегося горла, разрывая артерии. Надежда на спасение могла за миг обернуться жестокой гибелью, и очередность которых невозможно было угадать. К тому моменту, когда остались лишь несколько человек, зал был залит кровью и переполнен трупами. Фабрицио смотрел на это спокойно, с бесовским огоньком в хищно прикрытых глазах, а внутри просыпался дьявол, жаждущий новой боли. Но он держал его в узде, все еще стоя позади Марчелло. — Фальконе и Реджисто — лишь подставные утки? — Не совсем… они — отвлекающий маневр и гаранты того, что альянс будет работать в прежнем режиме. Тем более, они рассчитывали на свою долю территорий. — Кто входит во вторую составляющую альянса? — Албанские группировки. Я не знаю, кто они, клянусь! — Глава совета и не знает, с кем его альянс заключает сделки? — скептически поинтересовался Фабрицио, едко смотря на него, а затем вдруг сверкнул хищным оскалом. — Говори, мразь, пока я тебе трахею не вырвал голыми руками. — Но я, правда, не знаю, что это за группировки. Мы заключили сделку из-за выгодного контракта на поставку наркотиков и оружия, но общались через посредника. — И для этого вы, ублюдки, поставили под удар мою семью, — прорычал Фабрицио и резким движением свернул главе шею, тут же запуская руку под его пиджак и забирая мобильный. Затем он посмотрел на своих ангелов и оставшихся представителей. — Собрать у всех телефоны. А если вы, господа, хоть пикнете в мою сторону или начнете стучать на меня, то я обязательно вспомню о вас и заставлю пожалеть о том, что вы родились на свет. Все беспорядочно закивали и бросились на выход, в дверях толкаясь локтями и пытаясь как можно быстрее покинуть зал. А Лавори с Рессорто без эмоций обшаривали трупы и извлекали из их карманов сотовые, кидая их в общую кучу. Фабрицио же подошел к тому самому дону, с которого он начал свою экзекуцию, и недовольно цокнул языком, извлекая из дряхлой шеи свою цыганскую иглу. Не выдержал, слабак, раньше времени отбросил конки. Но с другой стороны — меньше нервов тратить еще и на него. Кивнув своим мыслям, Моро неторопливо развернулся и спокойно направился на выход, чувствуя две неизменные тени за своей спиной. Путь от ресторана до дома занял около полутора часа, за которые Фабрицио с подчиненными смог немного прийти в себя и не сверкать дикими глазами, жаждущими крови. В кармане пиджака покоилось соглашение с двадцатью подписями согласия, а в мыслях был странный штиль, который рисковал стать бурей в любой момент. Задумчиво уставившись в окно автомобиля, Фабрицио скользил взглядом по залитому кровавой зарей городу и думал о том, как надо поступить теперь, и за кем гнаться на этот раз. Первым делом пробить все номера и узнать, кто и с кем связывался, затем поискать информацию на эти албанские группировки и понять, какого черта они к нему прицепились. Или лучше залечь на дно и первое время не светиться, чтобы не вызывать подозрения? Но в этом случае есть риск, что он может сам себя загнать в ловушку. Дерьмо. Фабрицио прикрыл глаза и вздохнул, откидывая голову назад. Усталость была скорей моральная, чем физическая, чего он не смог сразу признать. Адреналин после бойни уже выветрился из его организма, оставив тяжелые мысли и новые проблемы, которые не решишь за один раз. Напряжение звенело в каждой клетке его тела, а избавиться от него он мог двумя способами: жесткой тренировкой или сексом. Для первого он слишком распален и может зайти намного дальше, чем предполагает обычный бой, а для второго… слишком запарно сейчас кого-то искать, чтобы получить разрядку. — Дон Фабрицио, вам бы не помешало сейчас чего-нибудь выпить, — лениво проговорил Габриэль, закончив очищать свою леску от крови и кусочков кожи, и слабо улыбнулся, — из завязки надо выходить постепенно, а не так радикально, как вы. Моро хмыкнул и посмотрел на него потемневшим взглядом. — Я редко пью один. Только когда нужно придумать план действий. Габриэль фыркнул, закатив глаза. — Я не думаю, что с нашими парнями тебе грозит одиночество. Остальная наша банда уже должна быть в особняке. Я их вызвал перед отъездом в ресторан. Фабрицио усмехнулся и вздернул бровь. — С каких пор ты занимаешься созывом моих ангелов, Риуруми? Лавори мило оскалился, не скрывая хищно сощуренных глаз. — С тех самых, как ты любишь находить на свой сиятельный зад приключения, забывая, что для решения твоих проблем есть мы. Моро впервые за весь вечер улыбнулся открыто и с неким облегчением. — Вы — мои якоря. Каждый из вас, хоть и отвечаете вы за разные вещи, все равно, я благодарен за это. Не знаю, смогу ли когда-то стать для вас такой же опорой. — Фабри, — со спокойной нежностью и лаской произнес Габриэль, слабо улыбнувшись, — ты — наш лидер, наш дон. Это — большее, чем просто опора. Это — смысл, потому что ты вытащил каждого из нас из личного ада и дал почувствовать себя нужными. Это — главное. Если доволен и счастлив ты, спокойны и мы. Мужчина задумчиво хмыкнул, посмотрев на свои руки, на которых все еще виднелись кое-где кровавые потеки. — Даже если я снова заставлю вас умываться в крови, вы все равно будете со мной? — Надо будет, мы тебе свою кровь отдадим, не то что согласимся в ней умыться. — Почему? — Потому что даже Люциферу нужна была любовь и поддержка, а ты лучше него в несколько раз. К тому же, мы знаем, что для тебя значит семья. Фабрицио слабо фыркнул и вдруг притянул Габриэля ближе к себе, обхватывая его за плечи рукой и утыкаясь губами в изгиб шеи. — Глупые, — выдохнул он, закрыв глаза, и глубоко вздохнул, — место мне в бездне, а я вас за собой тащу и не даю нормально жить. Габриэль тихо усмехнулся и обхватил руками его талию в ответ, оставив легкий поцелуй на острой скуле. Затем поднявшись ладонью по позвоночнику, он зарыл пальцы в темную копну волос и пропустил через них несколько прядей, продолжая прижиматься к его щеке. — Эта наша бездна, Фабри, мы в нее пали двадцать лет назад, и нас из нее уже не выгонишь, мы будем с тобой вариться в ней до самого конца, — негромко прошептал он и заглянул в серьезные глаза мужчины. — Ну что, мой сиятельный дон, готов ты принять семью Россо Респиро под свое начало? Фабрицио горько усмехнулся, но затем вздохнул и уверено кивнул. — Готов. Всего лишь слова, но они меняли все: начиная от собственного восприятия своего положения и заканчивая моральной перестройкой, которая диктует правила поведения. Когда Фабрицио покинул салон автомобиля, его на пороге встречали остальные его Ангелы и Катарина. Рафаэль и Михаэль стояли по обе стороны от девушки, а Даниэль чуть впереди, как бы защищая ее фронт*. Забавен тот факт, что на встречах в прошлом его защищали точно так же: двое по бокам, двое сзади и один впереди. Фабрицио невольно улыбнулся, понимая, что его ангелы уже выбрали себе донну. Что ж… он не имеет ничего против, сестре он доверял, как себе, и был уверен в ней на все сто. Подойдя ближе, Моро оказался в объятиях сестры и в окружении своих парней. Фабрицио поцеловал девушку в макушку и обнял ее в ответ, без слов потянув в дом, сквозь живой коридор его людей. Да… теперь его. Оказавшись в большом зале, мужчина отпустил сестру, понимая, что официальная часть принятия его в качестве главы только началась. Интересно, если он немного аспект принятия поменяет, с него сильно спросят? Нужно проверить. — Добро пожаловать домой, брат, — нарушила тишину Катарина, не обращая внимая на десятки глаз в зале, и приподняла бровь, — или ты больше предпочитаешь обращение «Дон Мобричи»? Фабрицио закатил глаза и усмехнулся. — К черту этот официоз, Кати. Тем более, моя донна может называть меня по имени, как и в прошлом. Катарина легко улыбнулась и покачала головой. — Ты сменил статус, Фабрицио, нужно его поддерживать. И… стоп. — Девушка изумленно моргнула. — Твоя донна? Моро не без удовольствия улыбнулся и опустился на одно колено. Спустя миг его примеру последовали все бойцы в зале и пятерка его ангелов. — Мои парни сами выбирают себе хозяйку, — проговорил он и приподнял бровь, — вопрос лишь в том, готова ли ты ею стать. Катарина несколько секунд смотрела на него в немом изумлении, потому что не могла поверить, что он, правда, предложил это, потому что привыкла быть в тени старших и под прессом матери, потому что подумать не могла, что может получить право управлять семьей наравне с братом. Она закрыла глаза, а затем глубоко вздохнула и подошла ближе к нему, положив руку на его плечо, и четко проговорила: — Я принимаю нашу семью, я готова стать ее донной и нести ответственность за ее состояние. Я принимаю наших людей, пускай не по крови, но вы все станете мне братьями, как мой дон — Фабрицио. Сам Моро с гордостью смотрел на нее и не мог насмотреться, видя знакомый твердый взгляд и волевой характер, который присущ породе Мобричи. Даже ее осанка стала статной, словно кто-то убрал тяжелый груз с плеч, сковывающий раньше любое ее движение. Сейчас она вспыхнула ярко и продолжала пылать, смотря смело и прямо. Как звезда. Его маленькая прекрасная звездочка. Фабрицио повернул голову в сторону и коснулся губами ее ладони на своем плече, неторопливо выпрямляясь. С ним поднялись с колена и все остальные, словно связанные единой нитью. По сути так и было, потому что за Фабрицио следовали из-за его идей и принципов, жесткого нрава и как контраст — за такую преданность семье, что кровной, что криминальной. Кто-то посчитает его жестоким и кровожадным психопатом, а кто-то воспримет его, как стального и волевого лидера, обладающего уникальной философией, в которой сплелись дьявольское и ангельское начала. И бойцы, уже без опасения и осторожности, восклицающие: «Да здравствует дон Фабрицио. Да здравствует донна Катарина», воспринимают Моро именно, как лидера, за которого жизнь не жалко отдать. Наблюдающий с высоты балкона за этим действом Карло, довольно кивал и был рад увидеть такую реакцию на смену статуса сына, в глубине души понимая, что он изменит не только свою семью, а и затронет всю систему. Потому что Фабрицио умел завоевывать любовь людей и негласно заставлял их падать в свою бездну, заставляя стать единым целым с ним.

***

Но не все были рады таким переменам. На следующее утро местная полиция обследовала ресторан, где ночью была резня, и обнаружила на теле одной из жертв слишком знакомый работникам ФБР знак: на дряхлой шее старого мафиози была вырезана двойная буква «М», на которую сверху ложилась еще одна, только перевернутая. Многие сотрудники перекрестились, потому что натурально опасались действий Дьявола Моро, который начал свою вендетту.