Non pensa, senti

Стоило Катарине и Рафаэлю скрыться на втором этаже, с лица Габриэля сошла улыбка, а когда он повернул голову в сторону Даниэля, она и вовсе сменилась поджатыми губами. — Кончай выделываться, — недовольно проговорил он, видя, что Гвардо продолжает изображать вселенский страх и не спешит прекращать играть в жертву, — сам виноват. В следующий раз для приличия постучишь, прежде чем врываться в комнату. Даниэль закатил глаза, размашистым движением наливая две рюмки текилы и стараясь не вздрагивать от ощущения тока, прокатывающегося по коже от одного пристального взгляда Лавори. — Спасибо большое, мне одного раза хватило с головой, — сухо огрызнулся он и слизнул соль с руки, тут же опрокидывая в себя алкоголь, — но ты тоже хорош, додумался спустить контроль сейчас, когда росчерка спички не хватает для взрыва. — Тебя забыл спросить, что и когда я должен делать, — шипяще проговорил Лавори и кивнул на блюдце с закуской, — зажуй, трезвенник хренов. Даниэль бросил на него едкий взгляд, но возражать не стал, утаскивая дольку лайма. На некоторое время между ними повисло молчание. Один пытался унять свое возмущение развязным поведением друга, а второй старался держать себя в руках и не планировать раскрошить первому голову. К раздражению, вызванным неуместным нравоучением со стороны Гвардо, добавлялись еще злость и волнение, вызванные открытыми Рафаэлем фактами о возможном теракте. Скрывать подобное от Фабрицио было опасно, но с другой стороны, вываливать на него такую информацию, до конца не зная всех мразей, участвующих в заговоре, было критичней вдвойне. — У Дьявола проблемы? — нарушил напряженную тишину Даниэль, обводя окружность стопки кончиком пальца. — Факир не шибко радостным выглядел, когда вещал тебе информацию. Габриэль закатил глаза и тяжело вздохнул. Что его бесило в Рафаэле так это то, что он предпочитал шифроваться даже среди их тесного круга Ангелов, но с другой стороны — чем меньше людей знают о внутренних проблемах семьи, тем выше гарантия того, что они не выйдут за пределы группировки. Лавори это понимал слишком хорошо, поэтому приходилось смиряться с тем, что другие начинали задавать вопросы. — Пока нет, — уклончиво ответил он и закинул голову назад, судорожно выдыхая воздух в потолок, — но могут возникнуть, если не принять меры. Оставь это нам и занимайся своими делами. Что слышно на южном фронте? Даниэль поджал губы, задетый таким скрытым посылом, но выходить из себя не стал. — Алессандра хочет встретиться с доном и предложить ему партнерство, но на новых условиях. — Поползли змеи… — ругнулся сквозь зубы Габриэль и мотнул головой, унимая злость, — что за условия? — Как обычно, снижение дани и безопасный переход через границы, — проговорил Гвардо и сузил глаза, — плюс задаток за товар наперед. Лавори вскинул брови, изумленный такой наглостью. — Это с какого такого перепуга, позволь узнать, мы должны прогибаться под эту выдру? — Габб, что за слова? Все-таки о Мексиканской Мадонне говоришь, — мрачно усмехнулся Даниэль, задумчиво проводя по тарелке ножом, — впрочем, я понимаю твое возмущение. Что поделаешь, если за годы заморозки некоторые личности почувствовали слишком много свободы? Пришлось ей напомнить о наших легионах, которые базируются на территории Мексики и Испании. — Выдра и в Африке будет выдрой, — обронил Габриэль, испытывая прилив гнева и едкости одновременно, — быстро она что-то забыла, благодаря кому возвысилась на юге. — Угу, и мы опустим тот факт, что наш Дьявол в прошлом рассматривал ее кандидатуру на роль возможной жены, — не удержался от легкой шпильки в сторону его самолюбия Гвардо и криво усмехнулся, когда Лавори раздраженно полыхнул глазами, — тише, берсерк, я ни на что не намекаю, просто странно то, что ты так невзлюбил именно ее. — Невзлюбил, потому что она — двуличная змея, а зачем Фабри еще одна такая, когда он от первой едва отошел? — недовольно спросил Габриэль и мотнул головой. — И я не ревную, просто меня бесят те, кто за его счет хотят побольше загрести влияния и как-то привязать к себе, один хрен, будут это новые соглашения или отношения. Даниэль едва заметно фыркнул, но давить на больную мозоль больше не стал. — У него есть мы, и мы не допустим, чтобы кто-то использовал его в своих целях, — тягуче произнес он и легко улыбнулся, — иначе будут кормить рыб. Не так ли? — Не так ли, — отзеркалил его улыбку Лавори и, поднявшись на ноги, добавил: — но это не избавит тебя от пробега пятнадцати кругов полосы препятствий в полной боевой амуниции. — Га-а-абб, ну не будь таким извергом, — страдальчески застонал Гвардо, который не слишком был привычен к подобным нагрузкам, — я же сдохну на пятом круге. — А это, друг, не мои проблемы, — невозмутимо ответил Габриэль и расслабленной походкой направился на выход, по пути обронив: — меньше сил истратишь на то, чтобы лезть в чужие дела. Да и вспомнить общую подготовку не помешает. А то совсем распоясались, защитные капитаны, а у самих дыхалка ни к черту. Так что жду тебя завтра на рассвете в боевой секции, и только попробуй не прийти, кара будет страшной. Даниэль ограничился только лишь едва заметным кивком, ибо возражать хотелось меньше всего, потому что Габб запросто мог удвоить число кругов в два раза, и тогда он бы замертво лег в этом зале. Так что Гвардо предпочитал молчать и сидеть тише воды, ниже травы. Тем временем Фабрицио с раздражением захлопнул ноутбук и за малым не сорвался на рык. Дела с американскими точками были хуже некуда, потому что семьи, контролирующие территорию на просторах Нью-Йорка перешли любые границы дозволенного. Мало того, что они наладили там собственный канал транспортировки наркотиков в обход своего итальянского покровителя, так еще и умудрились заключить сделки на экспорт оружия. Куда смотрели их аналитики? Складывалось такое впечатление, что управляющий сектор семьи намерено положил болт на проверку деятельности заграничных «подопечных». Хорошо хоть, легионы на здешних землях функционировали в полную силу, иначе все пошло бы прахом. Фабрицио потер виски пальцами и устало откинул голову на спинку кресла. Если зачищать города от этого сброда, то начинать надо с самых крупных и сходу уничтожать осиные гнезда. Вопрос в том, как на это отреагирует остальное криминальное сообщество? Ведь у многих семей завязаны контакты на этих городах, и они явно не придут в восторг, если он уничтожит точки сбыта товара. Чтобы предотвратить возможные возмущения со стороны общественности, ему нужно заключить союз, чтобы в случае чего заручиться вооруженной поддержкой. Следующий вопрос: кого взять в свой альянс? Слишком много людей, которые хотят нажиться за счет связей с ним, что бесило нереально. Плюс еще неизвестно, кто какую «плату» захочет за этот союз, даже с учетом согласия. Моро поднялся и размял затекшие мышцы, прохаживаясь по комнате. Итак, что он имеет? С одной стороны под него роет альянс Канады, Дании и Сингапура, с другой — масла в огонь подливают американские шавки и грозятся принести крупные проблемы, а с третей — внутри семьи свои махинации и заговоры. Все просто чудно складывается, хоть завтра посылай все коту под хвост и срывайся в кровавый угар, просто потому, что другого поведения и действия не поймут. — Спасибо, батенька, удружил, — мрачно пробормотал Фабрицио и тяжело вздохнул, когда вспомнил, что ему нужно зайти к отцу. Если говорить откровенно, его уже немного выматывали такие визиты. Глупо так считать, но казалось, что, чем ближе смерть подходит к Карло, тем сильнее он вытягивает жизненную силу из окружающих. Бред. Но всякий раз, когда он навещал отца, хотелось как можно быстрее уйти от него, чтобы не чувствовать этого высасывающего ощущения. «Ладно, это не должно занять много времени», — с этой мыслю Фабрицио покинул комнату Лавори и направился на нижнее этажи. Для своего тяжелого состояния, Карло выглядел еще довольно свежо и бодро, что немного удивляло. Складывалось такое впечатление, что старший дон специально пустил слух о своем ухудшившимся здоровье, чтобы его не беспокоили особо желающие люди. Хотя, существует вероятность, что это предположение может оказаться правдой. Фабрицио тактично подождал пока отцу сделают необходимые уколы на балконе, с интересом наблюдая картину того, как Кастиль и Михаэль что-то втолковывают стоящему на коленях избитому Марко. Неужели этот сучонок опять поднял голову? Вроде бы после изгнания Марселены он забился в свою нору и не отсвечивал. Надо потом уточнить у своих Ангелочков за что они угрожали ему прочистить кишки садовым шлангом. Вернувшись в комнату отца, Фабрицио заметил, что там уже присутствует Роберт. Моро не знал, как его позиционировать. Вроде и верный, как волкодав, но с другой стороны хитрый лис, работающий на два фронта, отчитываясь и перед ним, и перед Карло. И это изрядно напрягало, потому что возникало ощущения тотального контроля каждого действия. — Фабри, я позвал тебя для серьезного разговора, — начал Карло без вступления, бросив на сына мимолетный взгляд, — какие у тебя планы относительно Рима и Нью-Йорка? Фабрицио закатил глаза, почти даже не удивившись тому, что отец уже в курсе насчет его намерений захватить столицу и стереть с карты мира этот надоедливый штат. — Хочу установить контроль на этих территориях. А что, есть какие-то возражения? Карло едва заметно поджал губы и старательно подбирая слова произнес: — Никаких возражений, просто не лучше ли сосредоточить свои силы на чем-то одном? Ведь неизвестно, как отреагируют местные кланы на твой захват. — Может, мне их еще в зад поцеловать, чтобы они не слишком воняли на сходках? — резко спросил Фабрицио, которого начало раздражать направление мыслей отца. — Именно сейчас и нужно наносить удар по всем, иначе потом уже они набросятся на нас как свора шакалов. Я понимаю, на что ты намекаешь, отец. Ты боишься, что римский альянс выступит против нас и поднимет соседние группировки? Так вот я тебе скажу: пускай выступают, хоть в глаза тем ублюдкам посмотрю, которые восстали против нас. Все они думают, что мы слабы, значит, можно ударить в спину и отобрать территорию, а заодно и влияние пошатнуть. Так вот, дорогие мои, хрен им, а не контроль на наших предприятиях и землях. — Ты вызовешь недовольство со стороны мирового сообщества, если начнешь потрошить всех, кто перешел тебе дорогу, — мрачно отозвался Карло, сетуя на упрямство и пламенный нрав сына, — более того, не забывай, у Рима контроль над Средиземным морем, а это значит, что именно Рим устанавливает таксу на транспортировку товара, что автоматически дает ему влияние на мировой арене. А вступать с подобным противником в конфликт, когда другие соседи настроены не самым лучшим образом — не самый лучший выход. Пережди какое-то время, укрепи свою власть, подумай о выгодных союзах, о преемнике в конце-концов! — Во-о-от с этого и надо было начинать, папа, — едко протянул Фабрицио, прямо смотря в возмущенное лицо отца, — и позволь узнать, кого теперь ты хочешь подсунуть мне в качестве залога успешного союза? Потому что я сильно сомневаюсь, что ты согласишься отдать несколько городов в плату за сотрудничество. — А почему сразу тебе? — недовольно отозвался Карло и отвел взгляд в сторону. — Речь идет о возможном браке Катарины и главаря сербско-румынской мафии, Данго Инфернито. Думаю, тебе знаком этот человек. — Смешно, — моментально поменявшись в лице, бросил Фабрицио, испытывая шок и ярость одновременно, — хорошая шутка, отец. Карло вздохнул, справедливо опасаясь реакции сына, зная о его тесной привязанности к сестре. Но с другой стороны, он не видел в этом союзе проблему, наоборот, он давал много преимуществ перед их противниками. Например, вооруженная поддержка и содействие в политической сфере, что могло облегчить взаимодействие между совместной работой нескольких стран. — Это не шутка, Фабри, — медленно проговорил Карло и сделал еще один вздох, потому что чернеющий взгляд сына перекрывал ему дыхание своей тяжестью, — недавно мне поступило предложение от представителей Данго насчет этого союза. Сам подумай, это хорошая возможность получить поддержку с Балкан и наладить контакт с южно-восточными группировками. К тому же — это отличная возможность зажать албанцев в капкан. — А ничего, что ты свою дочь фактически продать хочешь?! — Фабрицио сорвался на злое рычание, не в силах удержать гнев внутри. — И кому? Этому напыщенному выродку, который сделает из нее свой трофей?! Да ни один союз не стоит того, чтобы Кати выступала в роли жертвенной скотины на растерзание этой швали! — Фабрицио… — подал было голос Роберт, желающий успокоить разбушевавшегося дона, но наткнувшись на его яростный взгляд, замолк. — Ты вообще рот не открывай, — прошипел Моро, слегка подрагивая, как дикий зверь перед атакой, и не спуская злого взгляда с отца, — скажи мне, папа, как давно для тебя твоя семья превратилась в способ получения прибыли? Может, я зря пытаюсь сохранить империю в первозданном виде? Наверное, мне нужно пустить все на самотек, чтобы разные ублюдки растащили ее на части, а мы остались с голой задницей. Мы в это время будем планировать союзы, мы будем строить великие планы, в то время, как нас будут нагибать другие, черт возьми! — Ты закончил или еще что-то хочешь сказать? — мрачно отозвался Карло, который заметно занервничал, потому что не предполагал, что сын взорвется до такой степени. — Я не понимаю, почему ты так остро реагируешь. Тем более, Кати уже давно пора выйти замуж… Ладно, ладно, не смотри на меня так! Оставим эту тему, — если бы Карло мог, он бы вскинул руки вверх в сдающимся жесте, — тогда объяви своего преемника. — Ты так сильно веришь в меня, что уже пророчишь мою смерть? — горько усмехнулся Фабрицио и устало откинулся на спинку кресла. — И кого ты видишь в этой роли? Карло закатил глаза. Фабрицио как всегда впадает из одной крайности в другую. Уже напридумывал себе черт знает что. Можно поспорить насчет того, что он представил себе глобальный заговор. Паникер или перестраховщик, до конца не поймешь, а за словами следить надо, чтобы не сделать еще хуже. — Никколо Морикони. Имя слетает с губ, а внутри Фабрицио рвется очередная струна на его самоконтроле. Из глубины нутра поднимается что-то темное и поглощающее, что-то свирепое зреет в подкорке черепа, а остановить это почти невозможно, потому что у дьявола нет ни конца, ни края в плане его возможностей. Моро неторопливо опустил голову в нормальное положение и прожег отца разъяренным взглядом. — Только через мой труп я позволю сыну Сантино ввязаться во все это дерьмо, — глухо проговорил он и скрипнул зубами, — ты вообще понимаешь, что предлагаешь мне? — Он все равно будет ввязан в наши дела, потому что он тоже — Мобричи, — холодно ответил Карло и прикрыл глаза, — сколько он еще будет в стороне? Год, два, пять лет? Сколько ты сможешь ограждать его от семьи? — А ты случайно не забыл, почему Сантино позволил ему скрыться и сменить фамилию? — прошипел Фабрицио, непроизвольно подаваясь вперед и оказываясь с отцом в непосредственной близости. — Он хотел, чтобы сын жил нормальной жизнью, не опасаясь того, что его могут убить в собственной постели. Но для тебя ведь это ничего не значит, не так ли, папа? Скажи, как мне потом смотреть в глаза Сани? Скажи мне! Карло ничего не стал говорить, лишь отвел взгляд в сторону. Что он мог сказать на упреки сына? Что цеплялся любой ценой за былое влияние, все еще надеясь как-то изменить ситуацию? Что просто бросал на амбразуру своих родных без жалости и сожалений, потому что интересы группировки всегда были для него на первом месте? Что сам он не слишком верил в то, что старший сын очнется и начнет выяснять, почему его ребенка втянули в криминальный мир? Изначально сам Карло был не против того, чтобы Никколо держался подальше от всех дел семьи, поскольку империи ничего не угрожало, и для волнения не было поводов. Но потом начались нападения, отнятие влияния над городами, срывы сделок и угрозы со стороны конкурентов… — Отец! — напомнил о себе Фабрицио, прерывая его мысли, и с трудом удержал себя на месте, потому что понимал, себе дороже срываться на него и тем самым подтверждать мнение о своем невменяемом состоянии. — Что с тобой происходит? Или это у тебя такое странное проявление любви к своим близким? — Что ты знаешь о любви? — против воли едко процедил сквозь зубы Карло, раздраженно смотря на сына. — Из-за большой любви ты изгнал свою мать? Или из-за сильных чувств ты жил в Риме и горя не знал, пока не припекло? Ты думаешь, что ты знаешь, что такое любовь, да? Для тебя любовь — это аппетитная дырка твоего очередного мальчика на ночь или хорошая доза героина. Я тебя жалел, не трогал до последнего, а ты вместо того, чтобы последовать моей воле, обвиняешь меня в черт знает чем. — Не надо было жалеть, папа, — убито и холодно проговорил Фабрицио, без эмоций смотря на искаженное злостью лицо отца, — нужно было позволить пустить мне пулю в лоб или дать мне сгнить в тюремной камере. Тогда было бы все чудесно, у тебя и твоей любезной жены остался бы еще один сын — идеальный кандидат на пост главы, трус и шакал лживый. А теперь поздно крыльями бить, потому что семья принадлежит мне, и только я буду решать, как и когда действовать. Ты же скончаешься через месяц-два и ничего с этим не сделаешь, потому что против смерти не попрешь. И насчет любви… Мне хоть какие-то крохи этого чувства известны, а вот ты, похоже, забыл даже то, как она выглядит. После этих слов Фабрицио спокойно поднялся на ноги и покинул комнату отца, не удостоив его даже мимолетным взглядом. Внутри было гадко и больно, вскрытые душевные раны кровоточили. Умом он понимал, что отец наговорил ему этих колкостей только из-за своей злости, но сердцем… оно сжималось от обиды и простого замешательства. Хотелось кричать, и в то же время, не открывать рот вообще, потому что существовала вероятность того, что он сорвется окончательно. Фабрицио сделал глубокий вздох и на миг остановился, закинув голову назад. Напряжение сковывало все тело, а кожу казалось било электрическим током, в сознании был мертвый штиль, когда ни одна мысль не достигала адресата. Хотя это было не совсем так. Мысли-то в голове дрейфовали, но их содержание сменялось каждую секунду. С отца они плавно перетекали к Никко, а от него на Кати и обратно к отцу, замкнутый круг, который мариновал его последние полчаса. Моро принялся думать, что ему следует предпринять в связи с новыми фактами. В первую очередь нужно спрятать племянника от ищеек отца, а потом уже, искать лазейки как обойти «предложение» румынской мрази. Черта с два он позволит сделать из Никко свою копию, а из Кати — жертву чужих амбиций. Когда его семья успела так прогнить, что он этого не заметил? Ответа на свой вопрос он не знал, да и вряд ли он мог его порадовать. — Фабри? — вдруг окликнул его голос со стороны кабинетов, а в следующую секунду он увидел перед собой обеспокоенное и чуть бледное лицо сестры, — Что случилось? Фабрицио не смог сдержать свой порыв и резко притянул Катарину к себе, заключая ее в крепкие объятия. Девушка удивленно охнула, но тоже обняла его в ответ, не зная, что и ждать от него. Подошедший к ним Рафаэль слегка приподнял бровь, немного озадаченный поведением своего дона. Но он чувствовал, что сейчас на него нельзя давить, иначе крышку сорвет окончательно. — Хэй… Фабри, ну ты чего это вдруг? — ласково проговорила Катарина, слегка поглаживая брата по волосам и не спуская напряженного взгляда с Лавито, словно надеясь на то, что он знает причину подобного поведения. — Прости, детка, — тихо проговорил Моро, коротко целуя сестру в лоб и крепче обнимая, будто пытаясь защитить от всего мира, — просто меня довели до точки, нужно было почувствовать почву под ногами. Катарина ломано улыбнулась, с горечью подумав о том, что ей самой несколько минут назад требовалось обрести под собой твердую опору. Благо ее якорь оказался рядом, и путешествие по сознанию не закончилось печально. Но кто довел Фабрицио? — Кто оказался таким способным? — спросила она, чуть отклонившись назад, чтобы видеть мрачное лицо брата. Фабрицио зло оскалился и слегка мотнул головой, чувствуя вновь закипающую в венах ярость. — Кто может быть способней, чем наш отец? Только он собственной персоной. Не бери в голову, мы просто немного повздорили и не сошлись во мнениях. «Врет, — про себя подумал Рафаэль, считывая эмоции с лица дона и отмечая его надорванное состояние, — слишком больная энергетика». Катарина тоже чувствовала эти отличия между игрой брата и реальными его ощущениями, но, как и Лавито, не спешила показывать своей осведомленности. — Вечно вы поделить свои права не можете, — проворчала девушка и погладила Моро по плечу, — не переживай, все будет хорошо, вы успеете еще помириться. Фабрицио болезненно улыбнулся, прикасаясь губами к волосам сестры. Наивное создание, все еще верит в хороший исход… Только вот здесь наивным уместней было бы назвать его, потому что не возникло мысли о том, что она говорила то, что он ожидал услышать. А стоило хотя бы раз проникнуть под маску и посмотреть на истинное положение вещей, но пока он был во власти искусного миража. — Конечно, детка, все будет хорошо, — проговорил мужчина и нехотя выпустил девушку из своих объятий, — милая моя, не оставишь нас на несколько минут? Мне с Факиром нужно переговорить по одному важному делу. — Мужчины… — невесело усмехнулась Катарина и переглянулась с Лавито, — вечно у вас какие-то секреты. Рафаэль, не забудь про наше дело. Лавито с трудом, но смог выдавить из себя улыбку, хотя хотелось далеко не улыбаться, и кивнул. — Нет причин для беспокойства, Мадонна, я все помню, — проговорил он, морально подготавливаясь к двойному допросу, сначала со стороны Фабрицио, потом уже от Кати. Но на удивление сама девушка ни чем не выдала своего жгучего интереса и остаточной напряженности после приступа. Сверкнув показательно-яркой улыбкой, она легонько коснулась губами щеки брата и без возражения ушла к себе. Рафаэль проводил ее задумчивым взглядом, но никак комментировать странное поведение Кати не стал. Правда, странным оно было лишь для него, потому что он привык смотреть на нее без призмы игры на публику, так что теперь некая наигранность со стороны девушки слишком сильно бросалась в глаза. И ведь не сказать, что ее эмоции были лживыми, просто реальные чувства и ощущения пролазили из-под маски. Впрочем, насчет этого он сможет поговорить с ней позже, сейчас главное не спалиться перед Фабрицио и выяснить, зачем он ему понадобился. — Какое у вас уже дело нарисовалось? — вмиг похолодевшим тоном спросил Моро, чем заставил Рафаэля закатить глаза. — Одну сделку обсудить нужно, не беспокойся, ничего опасного, — спокойно ответил он, умолчав о вновь начавшихся приступах Катарины и о том, что эта сделка может оказаться сфальсифицированной партнерами, и серьезно спросил, машинально переходя на немецкий: — Что от меня требуется, Дьявол? Фабрицио несколько мгновений прожигал его пристальным взглядом, но не найдя ничего подозрительного в вечно невозмутимом лице своего Десницы, решил перейти непосредственно к главной теме. — Мне нужно, чтобы ты нашел Никко, — негромко, но не менее твердо проговорил он, и направился к балкону над холлом, не замечая, как изменилось лицо Рафаэля после его слов. Взгляд Лавито приобрел резкость и холод, черты заострились, а тело инстинктивно подобралось, словно перед атакой. Он глубоко вздохнул, пользуясь несколькими минутами невнимательности дона, и прикрыл глаза, успокаиваясь. Фабрицио не мог знать о его тайне, он бы тогда его убил, если бы узнал, следовательно, нужно думать в другом направлении. Дыхание становилось прерывистым от напряжения и легкой злости, но ему усилием воли удалось его выровнять и скрыть бушующие чувства под маской хладнокровия. — Никко?.. — переспросил он, подойдя ближе к дону и напряженно замерев рядом с ним, а потом на него внезапно снизошло озарение и он моментально расслабился, — Ты случайно не о сыне Сантино говоришь? — А ты знаешь другого нашего племянника с именем Никколо Морикони? — едко отозвался Фабрицио, раздраженно посмотрев на него. «Ну, может, племянника и не знаю, а вот… », — Рафаэль не стал додумывать мысль, спокойно выдержав взгляд дона. Но какая-то его часть вздохнула с облегчением, когда он понял, что его тайна осталась не тронутой. — Не заводись. Зачем он тебе? — уже в привычной спокойной манере спросил он и приподнял бровь, когда Фабрицио раздраженно фыркнул. — Нужно его спрятать от ищеек отца и не допустить, чтобы он ввязался в криминал. Рафаэль тяжело вздохнул, засунув руки в карманы брюк и мрачно поджав губы. — Фабрицио, он ввязался в криминал уже тогда, когда родился в семье Мобричи, — глухо проговорил он и с сожалением посмотрел на дона, — я-то его спрячу, но что будет потом, когда он или Сантино захотят встретиться друг с другом? Вечно прятать его не выйдет, особенно, если учитывать его авантюрный нрав. Он ведь — не мальчик-цветочек, о чем прекрасно знает. Фабрицио подавил желание побиться головой об бортик балкона. Принадлежность к семье всегда являлась клеймом и приговором для любого человека, пусть это будет даже нигде не замеченный мальчишка. Все будут приравнивать его к бандитам, потому что он — Мобричи. Рафаэль прав, как и отец, вечно прятать парня у него не получится, по той простой причине, что рано или поздно он захочет возобновить контакты с семьей. Да и характер начнет проявлять себя, тогда сдерживать его будет сложно. Но в данный момент в приорете его безопасность и незапятнанная репутация, как бы абсурдно это не звучало. — Потом будет потом, — наконец, проговорил Фабрицио и глубоко вздохнул, унимая ураган внутри, — для начала спрячь его. Нельзя допустить, чтобы отец добрался до него первым. — Будет сделано, дон, — коротко ответил Рафаэль, слегка склонив голову. На что Моро закатил глаза и махнул рукой, без слов говоря о том, что Лавито может быть свободным. Когда друг покинул его, Фабрицио устало склонился над перилами балкона, массируя глаза пальцами. Боги, лучше бы он провел несколько жестоких боев, чем распутывал чужие интриги и запутывал свои. Интересно, его всегда будет преследовать это чувство подвешенного состояния, когда лишний шаг в сторону может стоить ему жизни, и не всегда своей? Впрочем, какой смысл сопли на кулак наматывать и жалеть о поступках, которые уже были совершены? Фабрицио выпрямился и сделал глубокий вздох. Он сам согласился на это, он сам принял ответственность за семью, так что нечего теперь скулить о том, как все сложно запутано, и как бороться с мнимыми «доброжелателями».