Гот подвернулся, да будет бабой гот

Ничо не скажешь, смачный такой кусь получился. Чуть не оторвал мне хуй нахуй! Я, блять, айкнул от адской боли, разжал ему рот рукой и вынул свой пенис. К счастью, практически в целости и сохранности. Все же то, что занимает почти всю твою ротовую полость, порой не настолько просто откусить и бросить к чертям. И слава ж боженьке. Ох, но больно и неприятно настолько, что так и захотелось врезать ему и громовым голосом приказать: «Прекрати, уебок, мне у тебя еще много чо выпытать нужно». Теперь же, похоже, слово «выпытать» вполне могло быть употреблено просто в значении «пытать». Я таки не сдержался и дал ему смачного такого леща, но на фоне прошлых издевательств моих братух он его, наверное, и не почувствовал. Его же всего обшлепали, обкидали, обпинали своими бедрами и яйцами. Вижу, вижу, как он скукоживается, вижу, как морщится, пытаясь подняться с проема на ноги. Он чуточку отталкивается руками и тут же валится по другую от меня сторону, на землю. — Он чо, совсем обхалел?! В эту же секунду последовал пинок от Борца. Этот активист даже сейчас не сдавал позиций, уж кто-кто, а он был готов заступиться за любого из наших, а за меня и подавно. Скорешились мы как-то хорошо, даже сам не заметил, когда и как. Все само собой получилось, когда… Я… Меня снова накрыло, но теперь я не падал, я стоял и наблюдал. Вот только не за картиной избиения парня, а за своим собственным шлюшьим поведением. Это был я. Это я пил с Борцом, рассказывал ему басни и анекдоты, вычитанные утром в найденной на соседском пороге газетенке, это я ржал, как конь, от его пошлых шуток. Это я потом предложил вроде как в шутку оттарабанить меня. Но мы были настолько пьяны, что я сдуру даже обнажил свой зад, а Борец взял да присунул. Когда адская боль разразила меня молнией от самых кишок, стало не до шуток да глупостей. Я просил его остановиться. Пытался отодвинуться, отпихнуться от Борца, боднуть его ногой, словно копытом, но все тщетно. Его пузо касалось моей спины при каждом шлепке. Это было так гадко. Я полностью протрезвел, а из глотки больше не рвались крики. Это были мольбы. Я молил его уже не остановиться, а просто… хоть чуть-чуть… двигаться медленнее. Я молил его входить под другим углом, надеясь получить от этого «обоюдного изнасилования» хоть толику удовольствия… Но Борец не слышал ничего из этого, потому как в тот же самый момент цитировал мне очередные анекдоты из газет. Ржал, держал меня все крепче и крепче под напором своего веса и плевался в спину. Когда он кончил, я думал, что на этом все, — мучения позади, сейчас будет затишье, в которое я либо свалюсь в обморок, либо банально свалю отсюдова, но, конечно, не тут-то было. — Прошу, хватит. Я просто пошутил. — Шлюшка, я все о тебе знаю. И даже побольше тебя. Ты же уже не первый раз под меня ложишься. Вот забываешь постоянно об этом — так да, а ложишься уже раз в десятый. И каждый раз отбиваешься, как девка. И вроде мог бы мне даже пьяным врезать нахуй и еще и отъебать в ответ, а сам лежишь, зад только поудобнее подставляешь. Ты конченный. Слышишь? Ты в пизду конченный. Помню, как округлились от удивления мои глаза тогда. А ведь я даже не мог посмотреть ему в лицо, он так и держал меня за филейную часть и никак не хотел вынимать свой хуй. — Что? — Признай, что тебе нравится. Ты ебучий мазохист. В первый раз ты так же, как и сегодня, сам предложил себя, но не в шутку. Ты опустился перед мной на колени, да так, что я тебя за животом и не видел, и отсосал… — Борец затянулся сигой, — …на пятерочку. Заглатывал, как родной, а потом устроил показательное выступление. Показывал, как в тебя «Джонни» входит просто. А на другой день ты вел себя, как обычно. Но потом… когда твою макушку снесло во второй раз, я разведал о тебе больше, чем ты можешь себе представить. — Ты так складно разговариваешь. — Ты тоже не промах, Слава. Послушай, если не хочешь, чтобы тебя пустили по кругу все гопники из нашего и соседних районов, подмахивай мне тогда, когда Мне это нужно. Будь шлюшкой. Как и обычно. Для тебя это пустяковое дело. Хотя… черт, — он чуть не задохнулся от приступа дикого хохота. — Как же хорошо мне вставила дурь Меняла. Совсем забыл, что тебе это говорить не надо. Ты и так будешь делать все, как всегда. А еще… на завтра или на послезавтра все забудешь. Да ведь, склеротик? Да-а-а, — довольно протянул Борец, — стоило бы дать тебе такое прозвище. Как думаешь? Выныривать из воспоминания было больно. Смотрю, как Борец продолжает мутузить бедолагу за то, что тот укусил меня и вообще за то, что ожил. Вижу, что жертва снова в обмороке. Радуюсь этому. Он сейчас хотя бы ничего не чувствует. У меня же в это время горит зад и кипят мысли, ведь получается, что я, аки серийный убийца, — серийная жертва изнасилования.