Гот подвернулся, да будет бабой гот

— Начну с того, что мы — это реальные воплощения нас виртуальных. Что-то вроде хуманизации, если понимаешь, о чем я, только это почти совсем не то. Наше происхождение до конца никто из нас так и не смог объяснить, но те, кто не претерпел изменений в памяти, заверяют, что все мы являлись чуть ли не из пустоты. Мы типа воплощение человеческой фантазии, души, рожденные из творчества, примерно как фиксики, если ты в курсе, что это за мультсериал. Мы живые воплощения картинок из интернета. А еще у нас все совсем не так, как у людей. Особенно с нашими мозгами и, собственно, с памятью. Я тоже иногда забываю. Порой даже целые дни, но гораздо чаще просто ни с того ни с сего отключаюсь. Как тогда, когда вы меня нашли. И это тоже один с популярных симптомов стикерменов. — Стикерменов? — Или стикервуменов. Да, согласен, звучит так себе. Но… в общем, я хотел сказать, что мы неразрывно связаны с нашими виртуальными началами. И если те мы, которые в сети, начинают терять рейтинги и перестают использоваться людьми, мы настоящие гибнем. Постепенно. По частям. Мы теряем не только воспоминания или сознание, у многих проявляются ухудшения в виде обратной регенерации — это когда раны, которые, что естественно для стикеров, затянулись на теле, будто их и не было, вдруг вновь проявляются. Все разом. Помню, как хлестало из тела Снежка. А ведь он еще и кот в сети, но в реале человек… да, вот тут действительно хуманизация, но с элементами наших стикер-штучек. Почему-то по-дурному улыбаюсь. Стоит только глянуть на этого психа со стороны во время его рассказа — и кажется, что робота в нем не развидеть. Он такой мрачный, отстраненный, а голос, будто у какого-нибудь R2-D2. И откуда только подобные мысли приходят в мою опустошенную от памяти головушку? — Ты можешь дать более весомые доказательства всему этому, кроме вот этих странных ощущений во время отправления и удаления сообщения с моей картинкой? Прерывать его определенно не стоило. Вот ничему жизнь не учит. Гот умолкает, я тоже молчу, почесывая затылок и переваривая его фантастическую инфочухню. Идиллия. — Я могу познакомить тебя с остальными. И разве того, что я показал, настолько мало, чтобы хоть чуточку мне довериться? — Поверь, если бы я не верил, то просто трахнул бы тебя еще раз и ушел. — О, я почти сожалею о том, что ты все-таки веришь мне. Между нами будто магия. И если мы стикеры, то я бы хотел, чтобы кто-то налепил меня на него, а потом начал нас медленно-медленно отдирать друг от друга. И потом снова и снова, а когда клейкая часть перестанет работать, залил бы нас белой жидкостью и слепил обратно. Господи, я гопник-извращенец. Пожалуй, одно точно — с этим парнем мне невыносимо легко общаться. Даже слишком легко. И все теплые и горячие чувства, которые сейчас роятся во мне, — та еще жуть. — Так почему мы умираем? Мы, в смысле, стикеры? Нас совсем не пользуют? — Вообще. Сначала нас убрали из раздела «Новые», потом в списке «Популярные» наши физиономии стали спускаться все ниже и ниже, а затем мы просто пополнили ряды безымянных и мало кому известных стикеров, которые не годятся ни для одной жизненной ситуации в диалоге. — И что же с таком случае делать? Может, связаться с создателями? И что по поводу той вечеринки и тяги к сексу? Ты так ничего и не объяснил. Вижу, как Влад вздыхает, как уходит в другую комнату. Слышу, как течет вода. Затем образовывается гул, который становится все громче и громче. Похоже, намечается чаепитие. — Я ведь уже объяснил и это. На вечеринке не знаю, как ты оказался, я же туда попал случайно. Меня затащила Сластёна. — Кто? Я откровенно начинаю его бесить своими переспрашиваниями, но на что он, собственно, надеялся, когда принялся склеротику-гопнику пояснять за его истинное происхождение? — Ее так зовут в разделе стикеров, но в реальном мире людей никто почему-то не против звать ее так же. Я узнал о смерти одной из наших. Ее рейтинг упал до нуля. И не понимаю, как это работает, но каким-то образом мы чувствуем местонахождение друг друга. Может, ты шел ей на помощь, когда все случилось, а потом тебя вдруг накрыло. Может, и нет. Этого я не знаю. Но факт один — на той вечеринке было совершено убийство. Мы… почти бессмертны. От обычных ранений умереть не можем, как и от старости… потому что не стареем. А вот если удар был смертельный, особенно если их много и они не успевали просто затягиваться… Мы исчезаем. Исчезает облик как физический, так и облик в качестве стикера. Все картинки с тобой в один день будто сами по себе удаляются отовсюду. И больше нет шансов на восстановление. Закипел чайник. Две кружки с горячим напитком оказались на стеклянном журнальном столике. Я протянул руку за зеленой кружкой. Давно уже не чувствовал себя так уютно. Но что там дальше? И как с шлюховством быть? После мелкого глотка черного чая, он продолжает: — С сексом все элементарно. Это наша сущность, которая заложена в самом понятии «стикер». Мы любим, когда нас в буквальном смысле клеят и используют. Это что-то внутри такое. И оно всегда включается в самый неподходящий момент, — он делает паузу, чтобы отпить еще немного. — Кто был твоим насильником — не знаю. Помню его лицо, черты, но сомневаюсь, что это имеет хоть какое-то значение сейчас, когда под угрозой наше реальное и виртуальное существование. — Предлагаешь решать проблемы по мере их поступления? — я не пью, только держу чашку в руках, не люблю горячее, но мне жизненно необходимо ощущать тепло. В руках, в теле, внутри. Он кивает в ответ. — И что ты предлагаешь? Как нам не помереть из-за отсутствия популярности? Ощущаю его руку у меня на плече, от внезапного прикосновения чуть не роняю кружку на пол. Ответ Влада, между тем, вводит меня в ступор: — Нам нужно создать пэйринг.