Боль забытой любви

      «Может стоит вернуть ему дневник и сказать, что я не хочу это читать?», - Сиэль сидел за столом в своём кабинете и уже около четверти часа разглядывал отданную ему демоном книгу, так и не решаясь открыть её.       К своему удивлению, парень не испытывал любопытства по поводу того, что в ней было написано, скорее у него было желание убрать её как можно дальше и больше никогда не трогать.       «Что со мной? Ещё совсем недавно я был бы несказанно рад заполучить эти записи, можно сказать, что возможность прочитать это - несказанно щедрый подарок с его стороны. Почему же я не испытываю ни малейшей радости по этому поводу? Я ведь не замышляю против него ничего плохого, не собираюсь его предать и сбежать…», - юноша провёл пальцами вдоль корешка книги, по которому, как и по всей обложке, были вырезаны очень тонким лезвием знаки, подобные тем, что были изображены на стенах церковного подвала.       У Сиэля возникли подозрения, что эти символы были пропитаны кровью, и хоть с абсолютной уверенностью утверждать это он не мог, однако от этого предположения дневник казался ему ещё более отталкивающим, до отвращения.       «Так на каждой странице?», - парень бегло пролистал книгу, немного приоткрыв её, и заметил, что все поля в ней, без единого пропущенного листа, были исписаны этими странными закорючками бурого цвета: «Похоже это всё-таки действительно кровь…»       Фантомхайв глубоко вздохнул и открыл дневник на первой его странице: «В конце концов, не боюсь же я какой-то дурацкой книжки. Может это и вовсе подделка, которую он подсунул мне с целью провокации. То, что я узнал сегодня, ставит под реальную угрозу наш контракт, и в том, что он хочет проверить, как я буду вести себя дальше, есть определённый смысл. Однако, если я буду знать, как избавиться не только от печати, но и от него самого… Не сделает ли это нашу сделку ещё более рискованной по отношению к нему? Он точно из-за этого не пересмотрит решение о честном исполнении своих обязательств? Или же он как раз и хочет передумать на этот счёт, таким образом, создавая для себя внешний оправдывающий фактор? Читать или не стоит?..»       «Если я верну дневник, то это будет выглядеть так, будто я боюсь не удержаться, но это же не правда. Мне нужен контракт и я не жалею, что продал ему душу, по крайней мере, сейчас. Кроме того, это будет очередным проявлением моего к нему недоверия. Разве это по-прежнему так и ничего не изменилось?», - Сиэль поймал себя на мысли о том, что размышляет также, как и в первое время после заключения их сделки, когда он ждал подвоха со стороны демона в любой момент: «Он ничего мне не сделает, пока я не совершу конкретных действий против него, в этом я могу быть уверен. Ведь того, что я знаю о нём сейчас, уже вполне достаточно, чтобы от меня избавиться. Если бы моя осведомленность в этих вопросах волновала его до такой степени, то меня бы уже не было в живых».       Также парня беспокоило то, что подобное знание предполагает определенную ответственность с его стороны. Одно дело контракт, что существует только между ними, расторжение и исполнение которого зависит исключительно от них, а все внешние факторы влияют на это лишь опосредованно. И совсем другое – сведения, которые позволяют обрести над Себастьяном определенный контроль даже без договора и делают его в какой-то степени уязвимым. Сиэль сомневался, не создаст ли владение такой информацией простым смертным дополнительных угроз извне для них в общем и для его дела в частности.       «Я всего лишь прочитаю эти записки сумасшедшего и всё. Ничего плохого не случится. Он не отдал бы их, если бы это было слишком рискованным для него. Или отдал бы?..», - юноша понял, что чем больше он думает, тем больше опасений у него появляется, поэтому собрался с духом, отбросил лишние мысли и начал читать. …       В самом начале сектант писал о том, что благодаря чьим-то записям, найденным им в тайнике под досками пола, он теперь точно знает, что в прошлом, несколько веков назад, священник той церкви стал демоном после своей смерти и обрёл огромную ужасающую силу.       Далее следовали бурные восторги по поводу того, что все догадки будущего культиста оказались верны, что он близок к тому, чтобы обрести неслыханную власть и бессмертие. Дело оставалось за малым, всего-то было и нужно, так этого демона призвать и подчинить себе.       «Это и есть те бумаги, что он нашёл?», - юноша наклонился ниже, пытаясь разобрать написанное местами выцветшими чернилами и совсем другим почерком на обветшавших от времени страницах, вшитых в дневник между его собственных листов. …       «Я пишу это, чтобы поведать о том, что начавшаяся здесь эпидемия Чёрного Мора и странные смерти есть ничто иное, как происки Сатаны и его приспешника, переродившегося после смерти своей в дьявольскую тварь и получившего темную силу настолько мощную, что её не берёт ни молитва, ни крест, ни свет Божьего дня.       Он был ещё ребёнком лет десяти, когда я пришёл в обитель сию, дабы посвятить мою жизнь служению Господу и искупить мой грех, но уже тогда в нём присутствовала тьма. Другие дети сторонились его, как и он их. Я ни единого раза не видел его слёз и не слышал его смеха, на его лице никогда не было сострадания к ближним, иногда он улыбался, но не по-доброму, а с пренебрежением, будто все вокруг него жалкие отбросы.       Этого ребёнка нельзя было назвать слабоумным, его слова, как бы мне не хотелось этого признавать, были не лишены логики и заставляли думать, что он может быть прав, от этого некоторые вещи, сказанные им, вселяли ужас и отчаяние. Иногда мне казалось, что он видит меня насквозь, и знает, что я сделал. Когда я слышал то, что он говорит, я видел только вечные муки, что ждут меня и терял надежду на искупление моего греха и спасение моей души, но так не должно быть, ведь я искренне покаялся в том, что совершил, и отец сказал, что Господь прощает раскаявшихся грешников, как бы ни был тяжёл их проступок…       Чтобы успокоиться, я убеждал себя, что ребёнок не может додуматься до такого, что это сам дьявол через него пытается смутить нас, заставляя усомниться в вере и правильности дел наших, а значит нельзя даже допускать истинности сказанного им.       Шли годы, всё становилось только хуже. Чем старше он становился, тем изощреннее, изящнее и изворотливее становились его речи, смирения же не прибавилось ни на йоту. Он провоцировал окружающих, загонял их в угол своими рассуждениями, вынуждая соглашаться с его доводами, все здесь пытались избегать его и не заговаривать с ним лишний раз без крайней надобности.       Надеяться на то, что всё это удастся выбить из него, уже было бесполезно. Скверна разрасталась и крепла в нём день ото дня, а Сатана давал ему силы вытерпеть любые наказания, которые должны были обуздать его язык.       Если бы он только сделал вид, что стал покорным, что избрал путь спасения души своей, если бы прекратил перечить и огрызаться, всем стало бы легче и в первую очередь ему самому, но он продолжал. Даже когда он делал то, что велел ему отец, во всём этом была некая издёвка, протест, в очередной раз доказывающий, что исправить его нельзя. Я не знаю, чего именно отец хотел добиться от него, но я желал лишь одного: чтобы мальчишка никогда больше при мне не заговаривал о Боге, вере и толковании писаний, ибо то, что исходило из его уст, переворачивало всё в моей душе и убивало в ней надежду на то, что я ещё не потерян, заставляя меня чувствовать себя навсегда замаранным ничтожеством.       Тогда я ещё не знал, насколько всё станет плохо в скором времени, ведь то, что произошло в одну из ничем не отличающихся от других ночей, позволило дьяволу осуществить свой замысел, запустить через это исчадие свои когти в обитель и осквернить это место. Я же в какой-то мере был тому свидетелем.       Помню всё, будто было вчера, я шёл по коридору, время было позднее, уже за полночь, из-за закрытой двери кельи отца доносилась какая-то странная возня. Я остановился возле неё и вдруг услышал голос этого отродья, он звал на помощь, что было мало на него похоже. Я собрался уже войти, но тут мне пришло в голову, что было бы хорошо, если бы он умер, если бы отец переусердствовал, забив его до смерти. И такой исход вполне мог наступить. Это принесло бы мне, да и всем остальным, столь долгожданный покой, и я поспешил к себе, боясь передумать.       Каково же было мое удивление, когда я увидел его живым утром, уже тогда стоило догадаться, что Сатана не даст так легко его прикончить. Он прошёл через весь зал и сел рядом со мной, напротив отца. Как же скверно он выглядел: сильно избитый, с темно-лиловыми огромными кровоподтёками и следами от укусов на шее. Я думаю, тогда каждый понял, что произошло ночью, ведь он, пользуясь чарами дьявола, соблазнил отца, того, кто больше всех радел о спасении его души.       Отец дал ему лишний кусок хлеба, и в этот момент я понял, что теперь это отродье будет здесь главным, что это его победа. И тут он повернулся ко мне, улыбнулся этой своей мерзкой улыбочкой и сказал: «Ты можешь взять мой хлеб, если хочешь». У меня холодный пот по спине побежал. Его взгляд… Я был уверен, что он знает о том, кто был ночью за дверью.       С того самого дня ублюдок творил всё, что ему заблагорассудится, сделав отца своей марионеткой, а вскоре сам встал во главе обители и превратил это место в балаган.       Так однажды я подслушал, как один прихожанин на исповеди сказал ему, что испытывает грешное влечение к юной служанке, но долг перед уже немолодой женой, родившей ему детей, довлеет над ним и спросил у него совета, как у пастыря. На что этот приспешник дьявола ответил ему с презрением: «Ты хочешь, чтобы я взял на себя ответственность за твой выбор? Запретил тебе сделать что-то или же, наоборот, позволил? А может я должен дать тебе универсальный рецепт от мук совести? Как это, по-твоему, работает? Нужно произнести определенный порядок слов некоторое количество раз, и будто ты и не совершал никаких мерзостей. Было бы неплохо… И ты правда в это веришь? Боишься, что высшие силы покарают тебя, и хочешь защититься от них. Тебе всего лишь нужны какие-то гарантии, что наказание не последует, поэтому ты и пришёл сюда со своим вопросом. Забавно, что сейчас я могу велеть тебе, что делать дальше, вообще что угодно, и ты послушаешься. Но что произойдёт, если я скажу, что независимо от твоего выбора, ты всё равно будешь гореть в том самом Аду, в который так веришь? Какое решение ты примешь тогда?» Прихожанин, после этих слов, вылетел из исповедальни как ошпаренный.       И этот случай был не единственным, он допускал такие речи в отношении любого, не взирая на статус и достаток. Так, постепенно, сюда стали ходить лишь те, у кого свербило промеж ног от одного взгляда на него. Они слушали его, раскрыв рот, несомненно, готовые принять всё, что он скажет.       Потом у него появилась эта чёрная мохнатая тварь, не иначе как мелкий низший бес, которому он поручил незаметно из темноты шпионить за всеми здесь и докладывать ему.       Когда их обоих забрала Святая Инквизиция, я благодарил Господа за то, что мы были избавлены от слуг Сатаны и ожидал скорого возвращения всего на круги своя. Но смерть на костре, которая должна была спасти и очистить то, что осталось от его падшей души, лишь освободила демона от смертной плотской оболочки и позволила ему войти в его полную силу.       Теперь он вернулся сюда и принёс с собой Чёрную Смерть, ходит здесь всюду, не таясь, внушая людям то, чего нет. То растекается тьмой по полу, то обретает свой земной облик, появляясь из ниоткуда, прямо за спиной.       С ним нельзя говорить – сам не заметишь, как продашь ему душу. Я зашил себе рот, чтобы не вымолвить ни слова, чего бы он не делал со мной, но он, увидев это, лишь усмехнулся, а затем спросил, помогли ли мне мои молитвы забыть то, что я сделал. Молитвы ли дают мне силы смотреть в глаза её родителям и лгать, что я видел, как она сбежала с какими-то бродячими артистами, в то время, как её тело зарыто за их амбаром.       Как ему стало известно это?! Как?! Он, несомненно, знал, что я навещаю родителей девушки, вместе с которой вырос, я говорил всем, что не могу оставить стариков, брошенных их блудливой дочерью. Но о том, что я сделал на самом деле, знал только отец. Я мог бы поверить, что этот мудрый человек сдался под пытками чудовища и раскрыл мою тайну, но то, что демон явил мне, не было известно никому, кроме меня самого.       Он пришёл ко мне вчера в очередной раз, на рассвете. Вышел из тёмного пустого угла, вальяжно прошёлся мимо и уселся на подоконник в своём похабном облике, не страшась света занимающегося дня.       «Ты же понимаешь, что скоро умрешь?», - спросил он, намекая на явные симптомы чумы, которая не обошла и меня стороной.       Я мысленно молился, думая, каким же правильным решением было зашить себе рот, стараясь не слушать его.       Он продолжил: «Я могу всё исправить, вернуть её. И её могу исправить тоже… Она будет другая, не такая, как тогда, она будет хотеть тебя…»       В этот момент я услышал тихий скрип двери и обернулся. Она стояла на пороге, живая, в том же платье цвета василькового поля, что было надето на ней в тот день. С улыбкой, раскинув руки для объятий, она двинулась в мою сторону.       «Это не может быть правдой, не может», - повторял я про себя, вжавшись спиной в стену, так как бежать мне было некуда.       «Ты же понимал, что она мертва, когда совокуплялся с ней?», - задал внезапный вопрос он: «Представлял тогда, что она ещё жива, или же в этом была некая особая пикантность?»       И тут видение, которым он искушал меня, безобразно преобразилось, став мерзким гниющим трупом. Разлагающаяся плоть свисала с её костей, каштановые кудри превратились в нечто похожее на спутанную паклю непонятного цвета, прилипшую местами к черепу в том месте, где я проломил его ей тогда камнем. Из её пустых глазниц на поблекшее платье и пол сыпались могильные черви, но она продолжала идти ко мне. Я закричал так, что нитки, которыми был зашит мой рот, лопнули, разорвав мне губы.       «Неужели такой она тебе больше не нравится?», - рассмеялся он, глядя на результат своих трудов, и сказал, что зайдёт ко мне попозже.       Я молюсь лишь о том, чтобы смерть забрала меня раньше, чем он вернётся, и надеюсь, что кто-то сможет уничтожить демона, которым стал…» …       На этом записи обрывались, если дальше и было написано настоящее имя демона, то узнать его уже было нельзя, так как край страницы иструх и рассыпался от времени, на основании чего Сиэль пришел к выводу, что сектант нашёл эту информацию в каких-то иных источниках.       «Было ли с Себастьяном что-то не так изначально? Судя по его собственному рассказу, он был вполне обычным человеком», - вновь задумался о перерождении своего слуги в демона юноша.       «Впрочем, вряд ли это так уж значимо теперь. Но я скорее поверю, что причиной тому стала его ненависть, чем в то, что это небесная кара за ересь. Возможно, умирая, он ненавидел вообще всех, некоторых больше, остальных априори. Весь его жизненный опыт и окружение располагали к такому отношению к людям, поэтому нельзя ставить это ему в вину», - со слов демона, Сиэль понял, что священник, который его воспитал, был лицемерной сволочью и не брезговал прикрываться благими намерениями в достижении своих грязных целей: «Наверняка тот, кого он называет отцом, говорил имеющим власть то, что они хотели от него услышать, заискивал перед ними и добивался их расположения, остальные же вопросы решал деньгами, связями и страхом. Не терпел, когда правильность его слов ставили под сомнение, а авторитет, что держался на страхе, оспаривали. Тот факт, что за это он взъелся на ребёнка, уже о многом говорит. Скорее всего, он боялся, что другие сироты, которых он такими методами воспитания делал покорными игрушками для удовлетворения своей похоти, могли сблизиться с Себастьяном, а после и взбунтоваться против так называемого «отца», рассказать всем о его своеобразных «увлечениях», поэтому сделал всё, чтобы ребёнок, осмелившийся перечить ему, стал изгоем. Окружал же себя он недалекими дурачками, подобными написавшему эту записку, принимающими все его слова за чистую монету, можно сказать, боготворящими его, и трусливыми слабаками, предпочитавшими помалкивать и закрывать глаза на то, что он делал».       Человек, написавший только что прочитанное Сиэлем, не вызывал у последнего даже крупицы жалости, скорее парень испытывал по отношению к нему отвращение: «Он был преступником, убийцей, хотел верить в то, что этот груз упадёт с его души, если он посвятит свою жизнь служению Богу, однако сознаться властям в содеянном и понести заслуженное наказание он не желал… Боялся ли он своего разоблачения до паранойи или же уже по факту написал о том, что якобы видел в Себастьяне некую тьму и «одержимость» с самого его детства, чтобы показать этим свою значимость, выставить себя кем-то, кто с самого начала заприметил все предпосылки такого исхода? Скорее всего, второй вариант. Даже в этом «письме потомкам» он постарался в какой-то мере выгородить себя и рассказал о своём преступлении, лишь полагая, что на фоне появления демона и ужаса, посеянного последним, совершенное им убийство на почве страсти и похоти будет не в такой степени порицаемо теми, кто прочтёт это, как в обычных условиях, зато выставит его мучеником, подчеркнёт его жертвенность и стремление всеми силами как-то помочь избавиться от Себастьяна».       Юноша выдвинул ящик письменного стола, швырнул туда дневник, и слишком резко, с грохотом, захлопнул его обратно, повернув в замке ключ и вытащив его из скважины.       «Можно подумать, здесь кто-то может его найти и прочитать», - со вздохом Сиэль бросил ключ на стол, поднялся со своего места и подошёл к окну.       Продолжать чтение у него не было ни сил, ни желания. Он примерно предполагал, что там будет дальше: описания многочисленных жертвоприношений, возможно, подробные до тошноты, и много бреда помешанного фанатика.       Раздался негромкий стук в дверь, после чего, не дождавшись позволения, в кабинет вошёл Себастьян.       - Время ехать, мой господин, - демон подошёл к своему хозяину, так и не обернувшемуся в сторону двери, и подал ему пальто.       - Себастьян… Ты сам читал это? – у юноши сложилось такое впечатление, что нет.       - Не читал, - подтвердил его подозрения Себастьян.       - Почему? Не достойно твоего внимания? - посмотрел на него Сиэль.       - Отчасти. Кроме того, я не могу его открыть, - слуга продемонстрировал свою ладонь, на которой виднелись пятна, похожие на ожоги, - Вернее, могу, но не вижу в этом особого смысла. Вряд ли там написано что-то такое, что сможет удивить меня настолько, что это будет стоить моих стараний.       - Это из-за тех символов? - «Как я сразу не заметил? Мог бы и догадаться, как эти знаки влияют на него».       Сиэль осторожно взял его руку за запястье снизу, стараясь не задеть раны.       - Да, сектант считал, что так я не смогу отнять у него дневник и тем самым он сам обретёт некоторую ценность для меня, но всё сложилось несколько иначе…       - Это заживёт? – скорее чтобы поддержать разговор спросил юноша, размышляя, что дальше делать с дневником.       - Да, но чуть медленнее, чем обычно, - демон аккуратно высвободил свою руку, - Идёмте…       Сиэль кивнул и направился к двери: «Он не читал… Не слишком ли опрометчиво было с его стороны давать мне записи, содержание которых ему неизвестно?»       - Вас что-то тревожит, мой господин? – вкрадчиво спросил Себастьян.       - Ты думаешь, я не понял, чего ты хочешь добиться этим? – Фантомхайв резко развернулся и чуть не врезался в демона, не ожидая, что тот так близко, это заставило юношу сделать шаг назад.       - И чего же? – усмехнулся Себастьян.       - Если бы я был очень глуп, то принял бы этот дар за проявление твоего доверия в высшей степени, возможно, даже любви, но это не так… Это всего лишь игра. Учитывая то, что мне всё равно, что станет с моей душой после смерти, и моей уверенности, что я умру, как в случае исполнения контракта, так и в случае, если мне удастся избавиться от печати, маловероятно, что я попытаюсь сделать последнее. Разве что с целью досадить тебе, но даже так, ты получишь мою душу, пусть и не в том виде, как ты этого хотел. А дневник даёт возможность избавиться от тебя, но остаться в живых, можно сказать, спастись. Так ты пытаешься заставить меня считать?       - А разве это не так? – изобразил недоумение демон.       - Не так. Запереть тебя и потом трястись всю оставшуюся жизнь, ожидая, когда ты придёшь за мной, каждый день, каждую минуту, каждую секунду. Так себе спасение, не находишь? Кроме того, раз ты можешь взять в руки эту книгу, значит и барьер, созданный этими символами преодолеть можешь, возможно, с серьёзными ранами и потерей сил, но при сильном желании можешь. Поэтому, если я когда-нибудь и воспользуюсь дневником, то только чтобы запереть тебя и в тот же миг пустить себе пулю в лоб у тебя на глазах, чтобы ты видел, как то, что ты так хотел заполучить, уплывает из твоих рук, осознавал, что моя душа не достанется тебе ни в каком виде. Только это я смогу считать своей победой.       - Вы крайне жестоки, мой господин, - демон старался не показать своих эмоций, но Сиэль заметил, как тяжело и медленно он выдохнул после этих слов, - Но Вы забыли о жнецах.       - Не забыл, но если до этого дойдёт, то я не стану привлекать в это дело посторонних, - «Он же понимает, что я не пойду на это, если в таком случае, жнецы наверняка его убьют. Я не могу. Не могу сделать так. Зачем он это говорит? Хочет поиздеваться? Напомнить, как я разревелся тогда, когда он поставил меня перед фактом, что я не могу убить Чембера?», - Если ты передумал, то я ещё не дочитал… до нужного места, ты можешь его забрать. ...       «Я идиот. Даже если я сделаю то, чем угрожал ему сейчас, жнецы узнают его истинное имя, если он не заберёт мою душу. Поэтому он мне и напомнил про них», - парень сбежал вниз по лестнице, оставив своего слугу стоять на том же месте, быстро пересёк холл, распахнул дверь и вдохнул свежий воздух, остановившись на пороге: «Всё, что я наговорил ему, это действительно крайне жестоко, как если бы сначала я не позволил ему заполучить единственное, чего он так желал, а потом, в довершение всего, его убили бы жнецы, но я не хочу последнего, я на самом деле забыл о них. Что мне теперь сказать ему?»       - Так Вы собираетесь сегодня ехать на фабрику? – неспешно спустившийся вниз Себастьян легонько подтолкнул юношу в спину, заставив тем самым, выйти на улицу.       - Д-Да, - промямлил направившийся было к карете Сиэль, но демон придержал его, приобняв за талию.       - Прекратите, к чему это смятение? Придумать настолько суровое наказание, которое отнимет у меня всё, даже волю к дальнейшему существованию, с неминуемым последующим прекращением этого существования. Зная Вас, я могу быть уверенным лишь в одном, что если до этого дойдёт, то значит я заслужил такой исход. Что ж, Вам есть чем гордиться, я такого не ожидал. - прошептал он, склонившись к уху парня, - Ты хорош, хозяин…       - Сколько раз повторять тебе, чтобы ты не лапал меня на людях! – вырвался и поспешил к карете Сиэль: «Не ожидал чего? Что я додумаюсь до такого? Что я вообще буду размышлять о том, как избавиться от него и контракта? Зачем он тогда вообще отдал мне этот дурацкий дневник? Не может же это быть мое первое предположение из тех, что я высказал ему? Этого просто не может быть…»