Кот Нуар — не убийца.
Как только к ним двинулась толпа, юноша бросился прочь, оставляя взбешённую учительницу и изумлённых одноклассников далеко позади. После второго побега гардеробщице запретили отдавать ему пальто раньше времени. Поэтому на лестничной площадке он одним движением выудил из спортивной сумки тонкую ветровку и с лёгкостью перескочил с ней через перила. — Господи. Что же. Я. Делаю. — Эти мысли занимали его каждый раз, как он с изяществом паркурщика перемахивал через турникет. Секунда в секунду, как по расписанию. И каждый раз ему становилось дурно от того, насколько ужасно он поступает. Но, осознавая невозможность отмены своих действий, он неумолимо бежал вперёд. — Когда причина моих побегов раскроется и Бражник окажется за решёткой, уверен, все всё поймут. Даже отец. — Успокаивал он сам себя. И, возможно, в его словах даже была доля истины. До парка оставалось всего пара десятков метров, и маска оказалась на своём законном месте. — Я знаю. — Вдруг проговорил парень с синими концами волос, держа смартфон на внушительном расстоянии от уха. — Я пока не могу ничего сказать. Обещаю, что всё отработаю. Но позже. Да, про зачёт я тоже помню. Уже почти всё выучил. У Вас есть свободное время в понедельник? Нет? Ну, во вторник? А когда есть? Ну, значит, два. С этими словами Лука нажал на кнопку отбоя и, скривив лицо, максимально досадно вздохнул. После чего потёр переносицу. Переживает. Сильно переживает. На душе юного Агреста заскребли кошки: по признанию Луки, его мало заботила учёба, но теперь он мог видеть, что это было неправдой, сказанной для того, чтобы выстроить график их встреч. Юноша собрался с духом и подал признаки существования. Куффен быстро спрятал телефон в куртке и с обыкновенным для него спокойствием обратил внимание на парня перед собой. — У тебя проблемы? — сразу начал герой. — Нет, ерунда. Исправлю. Тоска в глазах говорила об обратном. — Почему ты не сказал, что в субботу у тебя есть уроки? — Потому что не хотел, чтобы ты менял своё расписание. У тебя оно и так плотное. — Но я… — «не говорил тебе об этом» — хотел, было, прибавить он, но смолчал. — Ничего не случится, если я подвину тренировки. Естественно, они никогда не обсуждали его расписание. Такой адский распорядок дня имел только один человек на планете, имя которого начиналось на Адриан и заканчивалось на Агрест. А раскрытия своей личности он хотел в последнюю очередь. Ведь в таком случае они больше не смогут видеться. А если он полностью отдастся урокам и отцу, то, уверен, он сойдёт с ума. — Ты ведь всё выучил, так? — заискивающе спросил юноша. — Эм, да, а что? Не дожидаясь дальнейших слов, Адриан взял новоиспечённого друга за руку и повёл в неизвестном направлении. — Куда мы идём? — В твой лицей. Ты не должен жертвовать своей учёбой ради меня. Лука хотел возразить. Если его догадки верны, то у Кота Нуара тоже были быть уроки в субботу. Ибо помимо его учебного заведения, только коллеж «Франсусзы Дюпон» отличался от других шестидневной рабочей неделей. И только у класса Джулеки сейчас шли уроки: две последних химии. И тем не менее, он явился раньше положенного времени. Об этом подумал и Адриан. Он даже собирался исправить своё положение, явившись на контрольную по химии, но мысли снова занялись геройством, и всё снова полетело в тартарары. За всю свою жизнь он ни разу не пользовался положением отца. И вот… решился. Его родитель ни в жизнь не явится в школу, пусть даже на кону будет стоять благополучие нашей с вами бренной планеты. А уж позвонить ему никто не решится и подавно. Во всяком случае, ему очень хотелось в это верить. Вдруг он остановился. — А… куда идти? — Ты не знаешь, где находится лицей «Натали Романо»? — Нет. Довольно знаменитый лицей. Значит, Кот Нуар плохо знает город. Или же он — обладатель самого громкого имени в столице Франции. Парень молча вышел вперёд и потянул за собой героя Парижа, пытаясь справиться с внутренней дрожью. Пальцы Нуара тонкие, длинные, прохладные. Какие бывают у пианистов. По крайней мере, у ребят противоположного класса фортепиано. Они подрагивают от апрельского ветра и слабо сжимают его ладонь. Конечно, они давно должны были выпустить друг друга. Парни не ходят за ручку, даже если встречаются. Но отчего-то жадный до прикосновений Лука забывал отпускать его от себя. А Адриан, ну, забывал подумать о такой досадной мелочи. — А как твои успехи в учёбе? — внезапно спросил музыкант. — А, да… всё нормально. Учусь. Вышло неубедительно. — С какого урока ты сбегал чаще всего? Зелёно-неловкий взгляд забегал по сторонам и предательски поцеловался с асфальтом. — Как ты понял? — Просто я очень наблюдательный. Ты выглядишь довольно потерянным в последнее время. А значит, жертвуешь чем-то важным. Нет, он не просто наблюдательный. Он невозможный. До невозможного внимательный и понимающий. — Химия. — Отмахиваясь от собственных мыслей, проговорил юноша. — Только с неё. Так получилось… — Тогда давай поступим так. Адриан напрягся. — Сначала ты решаешь проблемы с химией, а потом я решаю проблему с зачётом. — Но!.. — Не бойся, у меня есть время его сдать до конца дня. И у тебя тоже. — Вы серьёзно? — донеслось откуда-то из-под куртки. Появляться в людных местах сгустку тьмы запрещалось ему им же самим. — Да ну нафиг эти уроки! Свобода!!! Как же Адриану не хватало этого мелкого беса за пазухой. — Привет, Плагг. — И всё-таки? — Шантажист. — Есть немного, — кивнул Куффен. — Просто никто не должен вредить себе ради другого человека. Плагг обвёл взглядом двух своих хранителей и нервно посмеялся. — Но… как бы… тебе нельзя знать, где я учусь. Счастливая улыбка слегка поблёкла. — Прости, но… да, нельзя. Как ты проверишь, сдал ли я контрольную или нет? — Ты ещё и с контрольной сбежал? Адриан подскочил от своих же слов: можно подумать, во многих коллежах учителя ставили срезы и контрольные по субботам. — Я буду его контролировать. — Вдруг пообещал квами. — Но на вашем месте я бы закупил пару килограммов сыра и пошёл в «штаб» развлекаться, а не корпел над цифрами и формулами. С этими словами он брезгливо высунул язык и издал неприятный звук. Хранителей это позабавило, и они дружно рассмеялись. — Тогда буду ждать тебя в парке. — Лука стянул камень чудес с пальца и протянул истинному владельцу. — Это на всякий случай. — А ты… — Мой преподаватель будет на месте весь день, он дежурный. — Куффен опрокинулся на скамейку и, закинув лодыжку одной ноги на колено второй, извлёк из чехла гитару. — А твои уроки скоро закончатся. Когда вернёшься, я со спокойной душой сдам зачёт. Встретимся здесь через час? Тебе хватит? И Адриан сдался. Отойдя на безопасное расстояние, он вызвал такси (подумав, что такими темпами его карманные деньги вряд ли протянут больше двух дней) и выдохнул. — Отлично, кольцо у тебя, а теперь драпаем. — То есть как — драпаем? — Подальше от этого дофига наблюдательного! — воскликнул квами, даже не пытаясь спрятаться. — Мне кажется, он понял — кто ты! А если он поймёт, то всё — тушите свет! — Он сам тебе сказал, что догадывается? — Нет, он мне ничего не говорит. Молчит, как рыба! Он на неё похож, кстати. Но по нему видно! — Эй! Он не похож на рыбу. Он симпатичный. — Страшный, как моя жизнь. У него ресниц нет. Да уж, нельзя было не признать, что тандем Плагга и Луки вышел донельзя херовым. — Плагг! — А ещё ты к нему неровно дышишь. Чего допустить уж точно нельзя, если вы раскроетесь! Так что отпусти и забудь, моя доверчивая принцесса. — Что?! — вспыхнул юноша. — Я не дышу к нему не ровно. Он просто приятный человек. А ещё он парень. — Да ну? — Плагг повис точно перед его лицом, заглядывая в глаза. — Не может быть! А Бражник тогда — женщина-мутант? Или ты на его месте Ледибаг представлял? Адриан был готов сгореть от стыда. — Представлял! — Не представлял ты нихрена. Ты стесняешься представлять девушек. — А квами непоколебимо махнул лапой. — Вы, месье, чистый полугей. А когда ты в костюме, все твои чувства и мысли — мои чувства и мысли. Я всё вижу. Так что не заливай мне тут. У меня из-за тебя психологическая травма. Значит, он чувствовал всего ощущения и, — что ещё хуже, — желания?! — Ты никогда мне раньше этого не говорил… — Если бы герой знал, что каждую его мысль отслеживают, то он бы сошёл с ума. И хоть я надеюсь, что Кот Нуар ещё вернётся, теперь ты знаешь правду. — Спасибо за честность. — Ну, так что? Драпаем? — Нет. Я хочу попробовать довести наши поиски до конца. Потому что только он может помочь и понять меня. — А как же твой идеальный отец? — Я не знаю, что происходит, но, кажется, ему сейчас очень тяжело. Не хочу нагружать его своими проблемами. — Грустный взгляд сам собой опустился вниз. — Второй человек, которому я бы мог доверить, это Маринетт, но… мне стыдно говорить ей правду. — Почему именно Маринетт? — Потому что она хоть и странная, она способна выслушать и понять. Она отличная девушка. Если бы мимика квами была несколько обширнее, Плагг бы ужасно скривился. Он брезгливо приподнял правый уголок рта и на том остановился. — И если с Лукой всё сорвётся, то я попробую доверить ей. Лицо сгустка тьмы застыло в красноречивом, прозаичном и искреннем «блять». — А-а… — протянул он, понимая, ЧТО может свалиться на его старческую голову в случае, если его ребёнок и правда разочаруется в этом парне с лицом селёдки. — Знаешь… я передумал. Лука и правда неплохой такой вариант. Адриан удовлетворённо улыбнулся, срывая маску с изрядно покрасневшего от жара лица. — К тому же, мне нужно доказать ему, что Бражник — это не мой отец. Он вцепился в эту теорию мёртвой хваткой. — А что, если папаша-Агрест и правда, ну, по бабочкам? — Даже думать об этом не хочу! Бражник выше отца, это во-первых, во-вторых, у них разная форма лица, другие глаза, другой взгляд, характер, в отличие от некоторых он действительно верен своей жене. Натали всем видом показывает, что влюблена в него, а он этого не замечает. — Ну опя… — И, наконец, отец безобидный! Он хоть и кажется строгим и жестоким, он и мухи не обидит! Никогда и ни за что. За спиной раздался звук тормозящих об асфальт шин. Мухи-то, может, и не обидит.***
Крупицы светлой материи угасали в подступающей тёмной эйфории. Сентимонстр в разы хуже настоящего Нуара: его стоны будто проецировались из головы, записанные и прослушанные на двести рядов. Хреновый звук лился будто из дряхлого магнитофона из времён юности Габриэля: серого, с бугристой верхней панелью и шесть раз перепаянными регуляторами громкости. Что только не делали с этим техническим чудом: пару раз даже умудрялись не нарочно коснуться жалом паяльника вместо кристалла канифоли. И всё ему было нипочём: он будто замер на одном месте, — звук всё ещё был хреновым, но шёл, несмотря ни на что. Так редко бывало с людьми. Как этот сентимонстр: плод больного воображения не переставал одаривать своего создателя срывающимися стонами, как бы его не ласкали, как бы не были жестоки. Так не бывает. Человеку нужно было быть отъявленным мазохистом, чтобы терпеть это. Этот мальчишка не настоящий. Синтетический. Он — техническое чудо, магический идеал, венец творения, он… сентимонстр. В порыве ненависти к премерзкому идеалу пальцы сжались на белой шее. Не способный пробиться сквозь синюю пелену неправедного гнева светлый разум ломался. Пальцы сжимались всё сильнее. Пульсация чужих мышц усиливалась, юношу будто настигли оргазменные судороги. Когда поволока рассеялась, Габриэль Агрест замер от увиденного. Закатившиеся глаза, широко раскрытый рот и побелевшие от оттока крови губы должны были подарить месье Агресту новую волну эйфории. Но, убрав руки с чужой шеи, он вдруг понял, что пальцы будто проплавили пластик на дешёвой китайской кукле. Они буквально просели в матовую кожу точно в приятный речной песок, оставляя после себя ярко-фиолетовые синяки с паутиной лопнувших капилляров. Теперь всегда притягательную светлую шею украшало ожерелье из полулунных ссадин, с поразительной точностью повторяющие форму Агрестовских пальцев. Грудь мальчишки больше не вздымалась. До него не сразу всё дошло: когда твёрдое решительное «Нет!» на игривые жесты превратилось, ну, в это вот? Однако вскоре он понял, что всё ещё находится внутри мёртвого мальчишки, мучительно похожего на своего сына. Тело само собой отскочило в противоположный конец комнаты. Спина шумно столкнулась со стеной с возвышающимся иллюминатором. Логово погрузилось в тишину. Умиротворённую, дарующую спокойствие. Нет до ужаса фальшивых звуков. Нет угрозы. Есть только спокойствие и тишина. — Как же всё бывает легко. Шёпот в голове звучал как никогда громко, будто Габриэль говорил вслух. Но его губы были заняты лишь судорожным втягиванием воздуха в сжавшиеся лёгкие. — Просто — раз! — И тишина. И всё кончилось. Пережив ужас и долгое насилие над расшатанными нервами, глупые упрёки и фальшь, оказывается, всё это время можно было решить одним мгновением. Звонок телефона. Раздражающий. Монотонный. Совершенно неуместный. Мужчина с раздражением схватил печально валяющуюся у входа трубку. — Да! — Месье Агрест, пришёл Винсент Джузеппе. «Кто все эти люди», — хотел, было, сказать он, но решил произнести более простое: — И? — Он принёс фотографии с последней съёмки. Ах да, это же чёртов фотограф. — Пусть выберет на свой вкус. — Он говорит, что вам нужно их увидеть. Как же бесит. Выходя из зоны комфорта, из этакого своего закостенелого панциря и снисходя до окружающих, он всё больше сталкивался с раздражителями. Как итог: лицо его всегда безэмоциональной секретарши позволяло себе слишком много презрения и упрёков, Адриан стал позволять себе каких-то новых «друзей» и «косячил» на съёмках (иначе ещё зачем нужно было показывать эти фотографии лично) и, наконец, сам фотограф припёрся к нему в дом. Распоясались! Не раздражало только тело юноши в маске. Его робко (как он считал) прижатые к груди кисти с согнутыми пальцами и аккуратно сложенные ноги, в особенности — прекрасные худощавые бёдра. — Интересно, он будет разлагаться? С этими мыслями он последний раз обвёл безмолвную фигуру взглядом. И наконец покинул помещение. Фотограф, как там его, с воодушевлением вручил месье конверт. Который тут же был открыт. Естественно, ему представлялись невероятно качественные изображения его сына в привычных, скучный и статичных позах, демонстрирующего за пару ночей сконструированные костюмы. Вот только… с изображений смотрел именно он. Кот Нуар. Развязный и свободный. Не стесняющийся никогда и ничего. Картина обыденная. Однако… на нём не было маски. — Что это ещё за порнография?! — в бешенстве воскликнул мужчина, бросая тонкую стопку в горе-фотографа. — Вы вообще в курсе, сколько ему лет?! Чему вы его там учите?! — М-месье Агрест! — взвизгнул хренов Шрайбикус. — Адриан сам начал так позировать! — А вы его не остановили и продолжили фотографировать! Я наслышан, что вы используете довольно странные методы, чтобы вызвать у Адриана эмоции. — Н-но… — Я требую, чтобы вы стёрли все изображения подобного характера! Оставив лишь те, что я выберу. — Но именно эти снимки бы спровоцировали необычное внимание к линейке костюмов! — продолжал оправдываться он. — Адриан отлично поработал! — Ещё раз увижу или услышу нечто подобное — вы отправитесь за решётку! Честь моего сына не должна быть запятнана! Не выдержав этого «благородства», Натали презрительно скривилась. Но ни её хозяин, ни горе-фотограф не обратили на это никакого внимания. Винсент виновато протянул руку за снимками, как вдруг месье Агрест одёрнул их: — Эти изображения я оставлю себе и уничтожу собственноручно. Пришельцу не оставалось ничего кроме как повиноваться и, получив на руки несколько максимально скучных снимков, он спешно покинул здание. Хозяин дома ещё раз взглянул на оставшиеся изображения: хорош. Даже без костюма — хорош. Даже без влияния развязного космического демона — открыт и горяч. И он всецело доверяет ему. Его сын. — Только я имею право пятнать его.***
Сказать, что мадам Менделеева была озадачена его появлением, значит, не сказать ничего. Женщина уставилась на него с кристально чистым непониманием, и от затянувшегося молчания в сознании невольно возникла мысль о взятке. — Мне правда нужно было уйти. — Внезапно начал юноша. — Спасибо за понимание. Менделеева невольно подумала о том, что ему нужно было пригрозить отцом с самого начала, и с этими мыслями гордо вручила ему лист с заданиями. Ученики мирно покидали кабинет, одаривая прощаниями (а кто-то и вовсе минуя) «ясное солнышко» у преподавательского стола. Адриан спокойно провожал их взглядом и упустил удивлённое «а… да, тут» от Джулеки, произнесённое кому-то в телефон. Урок закончился две минуты назад, и поэтому учительнице предоставилась прекрасная возможность усадить «поганца» за первую парту и понаблюдать за ним с пристальностью коршуна. Задания давались с трудом, но всё же решались, — одно за другим, — и вот позади осталось последнее практическое задание. — «Эх, хоть бы на четвёрку вытянуть». — Подумал он, с ужасом замечая, в какую бездну скатился. Женщина удовлетворённо кивнула, указывая на дверь. — Может, по старинке? — заискивающе протянули за широким воротником. — И время сэкономим. А? Сил не оставалось. И поэтому юноша согласился. Дорога c ветерком, шум в ушах и необычайная лёгкость — то, что так было необходимо. — Итак? — Написал. Улыбка всё шире, чувства — ярче. Как когда-то давно. Лицо давно отвыкло от таких искренних живых махинаций, и оттого жутко заныло. — Идём сдавать зачёт? — Определённо. — Парень напротив улыбался тоже. — Приятно видеть тебя прежнего. Особенно твоё лицо. Ты намного симпатичнее Они. — О, правда? Спасибо. — Герой отвесил театральный поклон, успешно наворачиваясь с фонарного столба вниз. С ловкостью ниндзя он вернулся в вертикальное положение. — Я и сам не думал, что когда-то снова примерю этот костюмчик. — Не думал? Ты правда больше не собирался быть героем? — Ну… нет. Не собирался. — Нуар неловко отряхнул и без того не пыльные колени. — Я решил, что я опасен. Что я убил Алью, но… но она пришла в себя! Я… проходил мимо больницы и увидел, как она разговаривала с кем-то по телефону! Радостный блеск. Как он давно не видел его в этих глазах. — Это значит, что я не убийца! — И никогда им не был. — Спасибо. Теперь не выдержал уже Лука. И заключил героя в объятия. Он уткнулся лбом в его плечо и вздохнул запах: от юноши веяло теплом и уютом. И чем-то тропическим. Это он. Совершенно точно он. Беззвучно усмехнувшись сам себе, парень сделал объятия теснее. И юноша не возражал. Как только они достигли ярко-синих ворот, Кот Нуар предпочёл остаться за ними. — Зайди внутрь. На тебе нет сверхпрочного костюма. Ты можешь простудился. — Но Лука всё же настоял на ожидании в холле. — Сверхпрочного? — в ответ усмехнулся Адриан, таки располагаясь на диване у турникета. — «Если бы он знал, на что способен этот кусок колдовского спандекса и что через него чувствуется очень многое». Зачёт был сдан на ура, и как бы между прочим само собой пришло желание отметить успешное возвращение к нормальной учебной жизни.***
Который раз за день атмосферу внезапно всколыхнул звонок. — Отец. — Пояснил Кот Нуар, без раздумий принимая вызов. — Где ты пропадаешь? — Я у друга. — Плагг протянул ему самую огромную чипсину из пачки, но юноша деликатно отмахнулся от неё. — Я говорил тебе. — Говорил, но я не помню, чтобы ты собирался оставаться у него до ночи. Глаза сами собой обратились за окно: темнота, тысячи разноцветных огней от фонарей. И ни одной звезды на небе. На том конце провода послышался раздражённый вздох. — Ой… — Быстро домой. — Хорошо. Адриан нахлобучил сдвинутую на лоб маску обратно на подбородок и принялся искать свою худи. Лука отряхнул руки от крошек и также поднялся на ноги. — Нам тоже нужно завести средство связи. — Он быстро натянул на себя куртку и закинул телефон на своё законное место. — У меня есть номер, который никто не знает, кроме На… родных. Продиктуешь свой? — на глаза наконец попался нужный предмет одежды, и юноша быстро ринулся к выходу. Куффен проследовал за ним: — Докуда тебя проводить? — А… не докуда. Не нужно. Я дойду, всё хорошо. Бражник всех маньяков распугал, они у нас не водятся. Диктуй номер. Музыкант вроде даже и оценил его шутку, но стремление Нуара быстрее покинуть стены «Либерти» виднелось невооружённым глазом. Значит, отец оказывает на него существенное влияние. Лука проговорил нужные цифры и ещё раз посмотрел на то, как его новый друг бегает глазами по сторонам. — Кот Нуар? — Да? — Раз уж мы почти победили Бражника… — ладонь коснулась другой, холодной и подрагивающей. — Ты готов сказать мне своё настоящее имя? — Нет, — очень неосторожно дёрнулся юноша, высвобождаясь и в мгновение пожалев о своей неосмотрительности: светлое с желтоватым оттенком лицо ещё никогда не было столь потерянным. — Прости, я не могу. — Но в этом секрете ведь нет смысла. — Нет, я не могу. Никто не должен знать, кто я. Пожалуйста, Лука, для твоего же блага… я не вынесу, если с тобой что-то произойдёт из-за меня. Ты… очень хороший. Ты классный, Лука. Я давно не чувствовал себя так хорошо, как с тобой, ты помог мне почувствовать себя живым, но… — юный Агрест покачал головой, запинаясь на каждом звуке. — Прости, нет. Классный? Живым? Парень не верил своим ушам: это точно ему? — Кот Нуар прав. — Некстати возник квами. — Напарники не должны знать имён друг друга, иначе хана всему боевому настрою. Я уже говорил тебе. — Но Кот Нуар ведь знает моё имя. — Он боец с опытом. А ты пока нет. Так что нечего на него давить. — Плагг! — да, тандем определённо вышел херовым. И оба терпели ради него. — Лука тоже отличный боец. — Как бы то ни было: никаких раскрытых личностей! У Бражника нет личных счетов с Бродягой в отличие от Кота Нуара. Если вы всё-таки ослушаетесь, мне придётся лететь к Хранителю. Музыкант опустил плечи. И снова, как миллионы раз за всю свою ущербную жизнь он, что называется, «пролетал как фанера над Парижем». Сначала с Маринетт, потому что ей нравился Адриан, затем с Котом Нуаром и теперь, — какая ирония! — с Адрианом. Он сокрушённо кивнул и больше не пытался взять героя за руку. — Мне очень жаль. Увидимся завтра? Увидимся же? Плагг посмотрел на него с не меньшим интересом, чем его истинный хранитель. — Да. — Квами и Нуар были готовы поклясться, что оглохли: настолько этот шёпот был слабым и тихим. Юный Агрест шагнул назад. Ещё раз. — Я скажу. Обещаю, я скажу тебе… когда Бражник… когда мы поймаем его. Лука не поднимал голову. Но время поджимало, и Адриан, качая головой в противовес собственным ногам, ринулся в темноту парижских улиц. Сначала он бежал со своей нормальной скоростью. Потом он ускорился. Огни, рябь фонтанов и каналов, рёв сирен, машин, прохожие — всё смешалось в чёрное полотно с хаотичными неприятными пятнами. И всё же он бежал. По этой бездне, по темноте, сам не зная, зачем. Главное — прочь. Ноги свело судорогой, и вот он снова оказался на асфальте. Судя по разрывам на джинсах, он упал довольно сильно, но боли не было. Ничего не было. Он посмотрел на свои ладони и сорвал с лица маску. Чёртова красная маска. И остервенело сжав зубы откинул её куда подальше. Треск свидетельствовал о том, что пластмассовому изделию пришёл конец. Как и его отношениям. Не опять, а снова. Он вновь чем-то дорожит, лелеет, а затем швыряет: слова, предметы, цветы, — и всё разбивается. Он хотел бы зарыдать от бессилия. Но вместо этого… — А-а-а-а-а!!! Стая голубей пугливо воспарила в воздух. — Я убью тебя, хренов старикан! Засуну тебе в глотку твою же трость! Тебе точно понравится! Херов ублюдок! Он вынужден скрывать личность. Вынужден лгать людям. И всё из-за… масок. Как много можно было избежать, знай он личность Леди. Она бы точно не понравилась ему в своём истинном облике. Если бы он знал лицо своего вообще-то партнёра-Бражника. Тогда ему не пришлось бы плясать с бубнами над красными нитями в чужом доме и трястись от каждого неосторожного жеста своего родного отца. Конечно, он понимал, зачем это нужно. Не дурак ведь. Но справляться с собой становилось всё сложнее. Если он потеряет Луку… придётся собственноручно проверять дорогого человека. К великому сожалению, распознать в ком-то Бражника он мог, разве что, человека раздев. А этого он хотел в са-а-амую последнюю, валяющуюся где-то ниже уровня Спанч Боба, очередь. — Убью… Собрав осколки, он, хромая, побрёл до особняка. Месье Агрест впустил его без лишних разговоров и допросов. Кожа ощутила холод их фамильного склепа и чего-то ещё. Отец. Это он смотрел на него с холодом. А на лице под левым глазом красовалась свежая повязка. Не успел юноша открыть рот, как его мысли обратили к нему же: — Что случилось? — лишь сказал мужчина. — Это дело рук того человека? — Нет. Я бежал и упал. Всё хорошо. А ты? Отец что-то пробубнил себе под нос и сопроводил сына до двери. Странно, что он не отругал его. Как бы то ни было, Адриан определил части своей защиты в мусорное ведро и без сил (вошло в привычку) свалился на кровать. Грустное выражение лица Адриана свидетельствовало о том, что беседа не кончилась ничем хорошим. Не желая провоцировать лишние вопросы, Габриэль вернулся в свою комнату и, устроившись в кресле, он положил смартфон рядом. Нажал на зелёную иконку в верхнем правом углу экрана. Подумав, положил его на колени. — Да? — отозвался динамик совершенно незнакомым для него голосом. Мужчина увеличил громкость на максимум. Дальше звучал уже его сын: — Проверка связи. В трубке послышался лёгкий смешок. Габриэль сжал телефон до скрипа нежного пластмассового корпуса. Адриан не мог видеть его лица, но… кажется, Лука улыбнулся. За сегодняшний день это событие произошло бессчётное количества раз и, наверное, он должен был к нему привыкнуть. И всё же… он не мог привыкнуть. Радуясь, как ребёнок. — Спокойной ночи, Лука. — Спокойной ночи… — он помедлил. — Кот Нуар. Адриан хотел разорвать соединение, как вдруг, собрав в кулак всю решимость начал тараторить: — Что, если нам найти его прям завтра? Давай займёмся поисками с самого утра. Если у нас в руках будет его имя, нам останется только сдать его полиции. И я… — воздух закончился. — Я скажу, кто я. Помимо глуховатого шёпота Луки в комнате возник ещё один шум. Понятное дело, кто является его источником. — Буду ждать с нетерпением. — Игнорируя шелест, не без тоски согласился Куффен. — Если появятся важные дела, позвони мне. Спасибо, что позвонил. — Хорошо. Вызов разорвался. «С нетерпением». Его звонка. Как хорошо, что он нашёл в себе силы позвонить. И Лука принял его вызов. Несмотря на то, что Адриан повёл себя как распоследнее мудачьё. Юноша шумно вдохнул носом и приложил потухший дисплей к груди: — Нет, он не невозможный. Это неправильное слово. Возможно, Плагг всё-таки был кое в чём прав. — Он невероятный. Габриэль готов был воспламениться. Защитное стекло на экране жалобно хрустнуло: — Завтра, значит? С нетерпением? Невероятный?! Что это ещё за щенок? И что он, чёрт возьми, о себе возомнил? Еле слышные слова вряд ли могли проникнуть за неприступные стены кабинета. Но даже этим стенам хватило бы, чтобы побелеть от страха. Зубы сами собой обнажились в оскале, о чём месье Агрест сразу же пожалел: боль прорезала всё лицо, начиная щекой и заканчивая, кажется, головным мозгом. Под сжимающими марлю пальцами стало слишком мокро, и от неё пришлось избавиться. Четыре глубоких раны. Разодранная кожа не думала соединяться даже по прошествии многих часов, а из прорезей сочилась кровь. Мужчина прошипел и приложил ткань другой стороной. — Что вы хотите сделать, хозяин? Опять этот квами. Неправильный вопрос. В корне неправильный. Ибо месье Агрест хотел сделать с этим малолетним ушлёпком много чего: превратить его жизнь в Ад, отправить в больницу, похитить и долго пытать, в конце концов, отправить на тот свет. Но ничего из этого не могло воплотиться в жизнь. Правильнее было спросить «Что вы собираетесь делать»? Но на это месье Агрест смолчал.***
Перед тем как заснуть, Адриан повернулся в сторону стены и всё же стянул верхнюю одежду. Он почти закрыл глаза, как вдруг увидел пятно крови. Размашистое такое, почерневшее. Юноша потёр глаза, чтобы прогнать наваждение, однако ничего не пропало. Прямо у края его кровати. Он приблизился, дотронулся пальцами. Настоящее. Сон исчез. Тогда он приподнялся, чтобы заглянуть под кровать. Он никогда не верил во всяких бугимэнов и прочую мистическую чепуху (зря), поэтому страха не было. Он смело свесил голову между стеной и кроватью. И когда кончики волос коснулись пола, он замер на месте. — О, Господи.