Эффект бабочки

      Парень с крашенными волосами угрюмо проводил отдаляющуюся фигуру взглядом и выдохнул. Он слишком резко захлопнул дверь каюты, провоцируя крик с капитанского мостика и, опустив плечи, пошёл обратно в комнату. Там он опрокинулся на край кровати, придвинулся к стене и откинулся на неё спиной.       — А кроме чипсов есть что-нибудь съедобное?       Квами тряс оставшиеся после посиделок пачки и к досаде замечал, что почти все они оказывались пустыми.       — Посмотри в холодильнике. — Равнодушно отозвались из другого конца комнаты.       — Ты не боишься, что меня могут увидеть?       Ещё один сокрушённых выдох.       — Не вздыхай так. Кот же сказал, что раскроется тебе. Лучше вон разомнись, сходи со мной на кухню.       — А если мы ошиблись? — голубые глаза столкнулись с бревенчатым потолком. — Или Кот Нуар расстроится из-за его личности, что не захочет мне открываться?       В поле зрения попала одна нетронутая пачка снеков, которую Плагг тут же начал с упоением уминать.       — Ну, погрустишь и забудешь. И разойдётесь по разным дорогам. У тебя будет своя жизнь, у него — своя.       Как же по его словам всё легко. Он хотел возразить, но понял — ещё рано. Поэтому смолчал.       — Вот именно, что я опасаюсь за его жизнь.       — М?       — Если Бражником окажется Габриэль Агрест, то… Кота Нуара отправят в интернат. Детей преступников всегда туда отправляют.       Снек с глухим шорохом отправился на пол:       — Че… чего?       — Кот Нуар ведь Адриан Агрест, так?       И без того узкие зрачки уменьшились.       — Почему ты так думаешь?..       — Ну, — музыкант начал загибать пальцы. — Строгий отец, плотный график, плохо ориентируется по городу, лично знает одноклассников именно класса Джулеки, а не любого другого, по сведениям Маринетт пахнет чем-то тропическим, робкий зеленоглазый блондин в кедах из ранних коллекций Агреста. Ну, я даже не знаю, кто это бы мог быть! — он с сарказмом в голосе развёл руками. — Кроме Адриана, конечно. К тому же, именно он сбежал с контрольной по химии и потом явился в конце другого урока, чтобы её написать. Я позвонил сестре и спросил её об этом.       — Вот ведь… змей… — Глазея в одну точку, проговорил Плагг. Всё это время, все дни знакомства этот жучара изучал месье Наивность как лабораторную крысу. В комнате повисла тишина. Как вдруг… — Всё пропало!!!       Квами подбросил в воздух пачку с лакомством и пулей бросился к окну. Но не успел он приблизиться к стеклу, как его поймали в ладони.       — Стой! — воскликнул парень. — Ничего не пропало! Я просто не буду подавать вида, что знаю его!       Сквозь пальцы просочилась темнота, вмиг обретшая грозный вид:       — Да как ты не можешь понять…?! Вы оба — хреновы дети! А Бражник — психопат! Его действия давно вышли за пределы волшебства! Он приблизился к Коту Нуару, научился им управлять, нашёл слабые стороны! Он стал для него легкодоступной мишенью, на которую можно надавить, и тот поможет ему охотиться за серёжками! И теперь сто процентов ищет Бродягу с надёгой как раз на то, что ты будешь знать, кто он! Если этот псих узнает его имя, то пиши пропало — этот одуванчикоголовый вмиг раскроет все карты, стоит ему лишь слегка надавить на кого-то дорогого! Когда он в костюме, я могу хоть немного влиять на его решения, а когда без костю… о-о-о-ой!!! — наверное, впервые за многомиллионное существование Плагг схватился за голову. — А если дед воспользуется серёжками, твоему прекрасному земному шарику придёт тотальный, аннигиляторный, бесповоротный, армагеддоноидальный АРХИПИЗДЕЦ!       Не будь Куффен так сильно сосредоточен на беседе, он бы побоялся, что разбушевавшегося космического монстроида было слышно в его родимом лицее. Его лицо будто вобрало в себя всю скорбь города, зубы обнажились сами собой.       — Но он ведь всего лишь хочет воскресить жену. Разве он не понимает последствий?       — Может, и понимал когда-то. Сейчас он по-моему уже давно забил болт на все благие намерения! Ему всё равно, что в лучшем случае, если он отмотает время назад и изменит что-то в прошлом, бОльшая часть ныне живущих людей вообще может не родиться! Это же «эффект бабочки»! Ты что, на физике в школе хуи пинаешь?!       — Эффект бабочки… — повторил он. — А что, если его отменить?       — Его не отменить. — Наконец, голос начал сбавлять обороты. — Именно для этого и была создана вся эта секретность между владельцами камней чудес. Никакого доверия. Никакой дружбы. Никакой любви. А названо это было «Эффектом бабочки» потому что именно хозяин камня чудес мотылька… впервые использовал соединение камней Божьей Коровки и Кота. А дальше — потоп, вымирание… и прочие замечательные вещи.       — Всемирный потоп? — изумлению не было предела. — Но я думал, что это…       — Выдумки? — с грустной усмешкой проговорил Плагг. — Ты разговариваешь с космической субстанцией, обретшей голос и внешность кошки за туеву хучу лет до появления этой самой кошки. Да и часто ли человеческая наука может найти объяснение каким-то катастрофам? Ах да, это если крупно повезёт. А если нет, а, основываясь на протёкшей крыше последнего владельца, можно точно сказать, что всё пойдёт именно не по плану, то планета просто и скучно коллапсирует ко всем чертям.       Опустошение. Именно его сейчас ощущал Лука. Он был не в силах что-либо говорить, смотря сквозь предметы и царапая поверхность кожаного браслета.       — Короче, подводя итог вышеизложенного, если ты, твою мать, подашь признаки того, что знаешь его имя, то это приведёт к полному откату всего сущего и тому, что ты никогда, слышишь, никогда не встретишь своего ненаглядного!       — Я понял.       Хрип. Невозможно глухой, идущий откуда-то из глубины его горла. Искусственная тёмная кожа слегка надорвалась у основания сверху. Невозможно. Это невозможно. Почему всё так несправедливо?       — Ты ещё не передумал вариться в этой волшебной каше? Почему ты вообще согласился ему помогать?       Лука отреагировал медленнее, чем должен был. Однако скоро он поднялся на ноги и подошёл к столу. Вытащил старую потёртую сумку. И вытряхнул из неё довольно толстую верёвку. Плагг осмотрел её и с непониманием перевёл взгляд на парня.       — В тот день, когда Кот Нуар впервые предложил мне надеть камень чудес Кота Нуара… — пальцы на ремешке сумки сжались сильнее. — Я собирался свести счёты с жизнью.       — Э…       То есть, настолько всё банально?       — Он подарил мне повод жить хотя бы на этот день. А когда он поддался акуме, то я понял, что он тоже… устал. И недалёк от моего состояния. Тогда-то я и решил помочь Адриану выйти из этого состояния. Не знаю, почему.       — Но если теперь ты хочешь жить, Бражник, знаешь ли, может у тебя это желание запросто отбить. Мне бы хотелось, чтобы в будущем мои хранители нашли себя в жизни, а не В КАНАВЕ! Хочешь найти себя в канаве?       — С камнем или без него… я всё равно умру. Так — хотя бы героем. И я смогу хоть немного отблагодарить его. Он прекрасен. Теперь я понимаю, за что Маринетт его так любит. И я теперь… тоже.       Мордочка квами вытянулась. Он открыл рот и уставился на парня перед собой. Чёрт возьми.       — Везёт же… — изо рта вырвался поток пузырей, заменяя имя, — на психов…

***

      — О, Господи.       Адриан протянул руку и коснулся предмета, затаившегося в самом эпицентре тьмы под кроватью. Сощурился.       И с лёгкостью выудил оттуда упаковку салфеток.       — Ох… — вздохнул он, со стыдом вспоминая свой недавний порыв. — Надо её уже отсюда убрать.       Он подошёл к столу и забросил коробку в первый попавшийся ящик. В дальнем углу, деликатно прикрытые учебниками, всё ещё ждали своего часа журналы с произведениями сомнительной культурной ценности. И юноша хотел уже с чистой совестью отправить их в давно приготовленный для сжигания (где бы найти костёр?) мешок, как внезапно вспомнил кое-какие слова.       — …А ещё ты к нему неровно дышишь.       Адриан был готов отрицать эту теорию до судного дня. Возможно, срабатывала психологическая защита. И всё же его лицо преследовало юного Агреста на протяжении всего дня. Сопровождало почти каждую минуту активности. Так никогда не было с Леди. Бражника он вспоминал. Но не настолько часто, чтобы поплыть на контрольной, от которой зависит оценка за всю четверть. И, скорее, в другом ключе. Бражник возбуждал в нём огонь и яркую, хищную страсть, полностью оправдывая своё название. Они были мимолётными и полыхали в одном и том же эпицентре. Воспоминания с Лукой хоть и были неяркими и какими-то пастельными, они разливались по всему телу мягким теплом. И невинно трогали сердце, разум и уголки губ, заставляя их ползти вверх.       Выпустив из лёгких воздух, юноша разжал ладони, позволяя книжке свалиться в мешок.       Вибрация известила о новом сообщении, что Адриан тут же решил проверить.       — Надо поговорить. Завтра в десять. Лувр. — И надпись сверху — Нино.       Глаза юноши расширились от удивления. Нино хочет его увидеть? Зачем? По его лицу и так всё было кристалльно ясно.       — В десять? Чёрт возьми, в это время я уже буду с Лукой… — проговорил он, почесав затылок.       Часы в левом верхнем углу экрана показывали шестнадцать минут двенадцатого ночи. Стоило ли предупредить Луку сейчас? После сегодняшнего он точно не сможет уснуть до глубокой ночи. Или же стоило проявить вежливость и позвонить завтра утром? С другой стороны, у него тоже могли быть планы, срывать которые за час до встречи было бы некрасиво. Юноша снова набрал нужный номер.       — Ещё не спишь?       Габриэль вздрогнул и мигом обернулся к двери. Из рук в кромешной темноте выпал какой-то тяжёлый предмет. Никого. Он уже хотел запаниковать, как вдруг обратил внимание на мерцание, исходящее от дивана. Телефон. Чертыхнувшись, он подошёл к чуду враждебной техники и посмотрел на экран. Двенадцатый час ночи.       — Нет. Не спится. — Комнату снова наполнил его голос. Голос мерзкого малолетнего подонка, с которым спутался его сын. — Ты что-то вспомнил?       — Не совсем. Мне написал одноклассник. Сегодня у нас произошёл… ну, скажем, инцидент. И он хотел бы увидеться.       — Ты не придёшь?       — Нет, нет! Конечно, приду! Я же обещал.       Ухмылка озарила вытянутое от природы лицо: «обещал».       — Мы можем перенести нашу встречу на попозже?       — Конечно.       «Какой уступчивый, хоть стой, хоть падай». Габриэль спрятал смартфон в карман домашнего пиджака и наклонился. Плотно задёрнутые шторы, отсутствие всякой подсветки кроме экрана компьютера не позволяли увидеть картину в полной мере. Слабое искусственное свечение могло лишь отбросить блики на переливающемся материале, которым были обтянуты предметы в руках месье Агреста. Предметы, напоминающие мальчишеские ноги в сапогах. Оценить происходящее мог только её главный герой, который точно знал, что делает: он ухватился за тонкие лодыжки поудобнее и попятился назад. Достигнув картины, мужчина заметил узкую тёмную дорожку, ведущую от рабочего места прямиком до картины Эмили.       Он перевёл взгляд ближе к своим ногам. Когти. Острые. Сомневаться в их смертоносности мог только ужасный глупец, и всё же, однако не считая себя таковым, он вновь усомнился в них и оценил последствия на себе. Габриэль нервно повёл плечами и потёр спину слева над лопаткой. Даже сейчас багровые от крови когти продолжали поражать своей внушительностью.       Габриэль нажал нужные символы и взял бездыханное тело в руки, затем аккуратно устраивая светлую, обвитую когда-то имитирующим кошачий хвост ремнём шею на надплечье и подхватывая под ягодицами.       — Кот Нуар?       — М?       Несмотря на напряжённость разговора, Адриан оставался расслабленным и даже прикрыл ужасно слипающиеся глаза.       — Как бы ты мог отличить Бражника от других людей?       Несколько неожиданный вопрос сначала ввёл его в ступор. В последний состоявшийся раз он слишком не вовремя забыл о несъёмных перчатках. И таких же несъёмных когтях, способных порезать обивку мебели. По своей прочности человеческая кожа уходила от этой самой обивки довольно недалеко, и поэтому при сильном сдавливании спина Бражника над левой лопаткой мигом испытала весь спектр боевых ощущений.       — Мало тебе. — Кровожадно подумал Адриан.       Там совершенно точно должен был остаться шрам.       — Ну… — варианты «раздеть и посмотреть» не подходили, и оттого юноша осёкся. Что стоило сказать? Костюм закрывал всё тело и стирал все особенности. О том, что находилось под ним, он знать не мог. По крайней мере, не должен был. — Улыбка.       — Улыбка?       — Да. Улыбка. Я больше не видел её ни у кого из тех, кого видел близко.       — А ещё?       Ещё… что ещё? Как ещё можно было опознать того, с кем имел интимные отношения, не раздевая? Перед глазами возникла мерзкая ухмылка на тонких, бледных губах. Будто с самого начала знал, урод, что план сорвётся, и Кот будет денно и нощно искать иголку в стоге сена. Захотелось скривиться и показать этой надменной роже язык. Что, собственно, Адриан и сделал, как бы по-детски это не выглядело. Если бы старик был телесным, юный Агрест незамедлительно бы впечатал в эти губы весь вес своих кулаков.       Стоп. Губы. Губы… характерные. Было ли сие совпадением, но поцелуй с Бражником всегда был одинаковым. Его губы всегда были одинаковыми. Техника поцелуя — тоже. И, думалось ему, каждый человек имел свои неповторимые характеристики. Этот процесс для Адриана всегда казался контролируемым одними лишь чувствами. Его нельзя было подделать. Точно как отпечаток пальцев.       Юный Агрест коснулся собственных губ кончиками пальцев.       — Если бы я поцеловал его? — подумал он. — Я бы смог узнать его так?       Бражник, наверное, целовался лучше всех людей на планете.       — Кот?       — Ну и бредятина. — Зажмурив глаза и больно зажав себе рот, Адриан замотал головой из стороны в сторону. — Я поцарапал его. Слева на плече.       — Я думал, что костюмы… довольно прочные.       — Они съёмные.       — Серьёзно?..       — Да. Мне удалось разорвать его костюм. И поцарапать.       — И он ходит в порванном костюме?       — А, ну, эм… — ложь зашла в тупик, юноша потерялся в словах и шумно шлёпнул себя по лбу. Какую же чушь он несёт… — Нет. Наверное, при каждой детрансформации он обновляется.       Человек же, абсолютно лишний в этом разговоре, насмешливо прыснул: как же неубедительно лжёт его сын. Мужчина вышел из лифта, небрежно бросая свою ношу на пол. Да уж, на его профессиональный, заточенный на красоту взгляд, удушение ремнём вряд ли можно было назвать эстетичным. Обнажённое тело с ожерельем синих ссадин выглядело гораздо красивее. С приоткрытым ртом и ничуть не застекленевшими от времени глазами.       — Да уж… не густо. — Не замолкал неизвестный щенок с отвратительным скрипучим голосом. — Чтобы доказать, что Бражником является именно Габриэль Агрест, придётся либо его раздеть, либо заставить улыбнуться. Я Даже не знаю, что сложнее.       — Что?! — взбешённо воскликнул месье.       И к его ужасу, Адриан произнёс лишь короткое «угу». И без того узкое лицо невольно вытянулось. То есть, этот мелкий засранец поставил его под подозрение? И ещё науськивает Адриана?! Он же создал такое идеальное алиби в лице Коллекционера!       Месье Агресту как никогда захотелось побыстрее познакомиться с новым знакомым своего сына.       — Но ведь Габриэль Агрест был акуматизирован в Коллекционера. Не мог же он акуматизировать сам себя?       — Не мог. Но, знаешь… Плагг сказал, что Бражник — психопат. А эти люди очень умные. Мне кажется, придумать что-то хитровымудренное для него раз плюнуть.       — Агрест — не психопат.       — Почему ты так в этом уверен? И ещё: где можно найти план их особняка?       В разговор вмешались помехи. Много помех и скрежета пластмассы.       — Он замкнутый и нелюдимый, но не псих. К тому же, он очень спокойный.       — Как и все маньяки. Сейчас он смотрит на тебя с улыбкой и спокойствием, а через пять минут прячет тело жертвы в шкафу. Или в голове себе это рисует. Мне очень страшно за его сына.       Почему в шкафу-то?! По мнению этого сопляка он что, настолько тупой?!       — Ладно, прости, кажется, сестра вернулась. Завтра мы всё проверим. Лю…       Необычайно громкий хруст прервал звук. На пол опали сотни мелких щепок, к которым в скором времени, когда мужчина разжал пальцы, прибавились искорёженное стекло, слот для карт и единственно уцелевшая батарея.       Габриэль никогда не страдал одышкой. Так почему же сейчас ему так яро не хватало кислорода? Он жадно глотал его ртом, не замечая дрожи сведённых судорогой пальцев. Действительность перед глазами снова залилась синей краской.       Какого… что позволял себе этот недоносок?! И что означало это незавершённое «лю», которое было оборвано таким мудацким образом?! Ярость полыхала во всём теле круче адского пламени. Если ушлёпок собирался признаваться Адриану в любви, путёвка на тот свет ему будет оформлена вне очереди.       — Я убью этого мелкого молокососа, чего бы мне это ни стоило. — Сквозь зубы было тяжело разговаривать, но Габриэль смог, и вполне сносно.       Он наградил стену особо сильным ударом, окончательно добивая кости и жилы. Но боли не было.       — Прости, Эмили. — Колени подкосились, и тело с грохотом опрокинулось на них. Мужчина с трудом опёрся спиной о холодный панцирь своего логова и скорбно запрокинул голову вверх. Отсоединил брошь от воротника и сжал в ладонях. Но не открыл по своему обыкновению, глядя супруге в глаза. — Всё ради тебя. Когда я заполучу камни чудес… всё это исчезнет. Никто не пострадает. Я никого не убью. Никого не обману. Мы будем счастливы. Но именно сейчас я… я должен это делать.       По щеке скатилась слеза, пропитывая рубашку.       — Без смерти того парня я не смогу заполучить камни через Адриана. А больше… я никак не могу сделать их своими. Сентимонстры… сентимонстры отражают только чувства создателя. В моём случае — похоть. Только то, чем я пытался расположить к себе Кота Нуара. Это было в корне неправильным решением. И я пытаюсь исправиться. Пытаюсь направить к героям только ненависть. И жажду убивать тех, кто мешает. Чтобы, в случае, если всё же использовать сентимонстра, он вышел удачным раньше, чем камень Павлина уничтожит мои рассудок или тело. Поэтому… — не предвещая ничего хорошего, уголки сухих тонких губ тронула улыбка. Он «на правильном пути». — Поэтому я не остановлюсь. И убью любого, кто мне помешает. Любого.       Тайный и всегда безмятежный участок поместья наполнил хохот.