***
— Так, что именно произошло? Короткая белая стрелка то и дело приходила в движение, чтобы спустя дюжину шагов снова замереть на одном месте. Оттого бледно-зелёные выцветшие часы врали аж на несколько часов кряду, и оттого же Адриан потерял счёт времени, проведённого в четырёх неоново-жёлтых стенах. Пожилой, слегка сгорбленный мужчина, будто стремящийся вклинить свои шаги в мелодию неисправных часов, налил в стакан воды из изрядно опустевшего графина и протянул юноше. — Мы гуляли, и нас напал хулиган. — Хорошо, — мужчина кивнул, но тем не менее не сдержался от того, чтобы недоверчиво скривить крупный нос. — Тогда как получилось так, что на одежде Луки нет никаких повреждений? — Я не знаю. Я же говорил вам. — И чем его ранили — ты тоже не видел? — Это было похоже на шпагу. — Шпагу, значит. Хулиганы со шпагами посреди улиц ночного Парижа. — В низкий, успокаивающий голос затесалась некая мечтательность. — Не иначе как мушкетёры перенеслись в наш век. Юноша был готов поклясться, что уже отвечал на эти вопросы. Только не помнил, где, когда и кому. Он отпил из стакана треть и беззвучно вернул его на место. — Возможно, это был кто-то акуматизированный. — Возможно. Вы вступали с кем-то в конфликт? Этот человек что-то требовал? — Нет. Лука просто провожал меня до дома. Мы ни с кем не разговаривали и не вступали в конфликт. Он напал и тут же пропал. — Именно поэтому двум несовершеннолетним юношам не стоит прогуливаться по городу под покровом ночи. Твой отец знает об этом? За такое предусмотрен штраф. А это Адриан пропускать уже не стал. Он слегка сжал кулаки и поднял голову. — Это решит инспектор. — Неожиданно для себя отрезал он. — А пока я хочу знать: что будет с Лукой? Почему Вы молчите? — Если бы наши «герои» относились к работе более ответственно, а не занимались нарушением закона, вроде Кота Нуара и его подельника, Бродяги, то твой друг был бы в ценности и сохранности, — будто не слыша слов мальчишки, мужчина наконец сел за стол, отодвигая от распластанный по всему столу тонометр и складывая пальцы в замок. — А что, если у них были важные дела?! — вскипел юноша, вскакивая со стула. За это его спину наградили несильным щипком. — Что, если они сражались на другом конце города? У них же не сто глаз! — Именно из-за этого твой друг в реанимации в тяжёлом состоянии после сложной операции. — Мужчина же также не собирался сдаваться. Адриан неловко осел обратно. — И после неё пробудет в хирургическом отделении не меньше месяца. А потом всю оставшуюся жизнь будет сидеть на строжайшей диете. Именно потому что у них не сто глаз. Признаться, я удивлён, что ты защищаешь их. На это Адриан ответить не смог. конечно же, он бы не защищался, если бы не знал обратной стороны, не знал, что Лука был ранен именно выполняя свой долг героя. Возможно, палевно. Он снова сжато извинился и, расправив задранный медиками рукав худи, поднялся и направился к двери. — Благодарю за беседу. Но тебе не стоит рассказывать о судьбе Луки кому бы то ни было. Я должен давать такую информацию только родственникам. Информация, знаешь ли, тоже может являться несколько удушающей. В прямом или переносном смысле — вопрос времени и обстоятельств. Например, майор Фамруз. Тебе она знакома? Этот врач не собирался затыкаться. Признаться, Адриан уже успел проклясть тот момент, когда погнался за каретой скорой помощи и опрокинулся без сил прямо у дверей реанимации. Подобной фамилии юноша не помнил. Он вообще в последнее время выпал из реальности. Социальные сети остались позади вместе с школой и одноклассниками, которых он, как известно, малость задвинул на второй план. — Говорят, перед своей пропажей она смогла найти какую-то информацию о Бражнике. А теперь пошёл девятый день, как она исчезла. Поэтому не говори ничего, хорошо? — Когда к нему можно будет прийти? — Через несколько дней после того как он придёт в себя. Не раньше, чем через неделю. Об этом его родным сообщит хирург, который будет за ним наблюдать. — Стрелки возобновили свой ход на довольно долгий срок, и мужчина будто незаметно для себя застукал пальцами по столешнице. — Сейчас тебе лучше не думать об этом и пойти домой и поспать хотя бы до конца этой ночи. Твоя недавняя пробежка очень пагубно отразилась на твоём сердце. Так мы договорились? Юноша кивнул и наконец покинул злосчастный кабинет. Желудок отозвался спазмом на излишне нервное времяпровождение, и его обладатель опрокинулся на скамью в коридоре. Напротив — кабинет местного главврача с ядрёно-жёлтыми стенами и поехавшими часами, а этажом выше — отделение реанимации, куда увезли его спутника после операции. Будто в неизвестность: больница кишела дверями и окнами, точно состояла только из них, начисто игнорируя стены. «Пагубно отразилась на сердце». Ещё и сказал с таким тоном, будто намекал, что не верит во все спортивные достижения сына именитого дизайнера и считает его хиляком. Знал бы этот усач, какие кульбиты Адриан выписывал на крышах Парижа. — У тебя ещё мигрень от этого места не разыгралась? Ответом стал нервных выдох. Юноша приложил к уху трубку и склонил голову вниз, чтобы видеть своего карманного беса, которому приспичило поговорить в столь неподходящий момент. — Не только она, — вновь на выдохе произнёс он. — Я хочу задать тебе один вопрос. — Только если не сильно сложный. У меня голова не работает. — Она в последнее время это довольно часто делает. — Не спорю. Мы не можем поговорить дома? — Я хочу поставить точку именно сейчас. Точку?.. — Итак, что ты хочешь делать дальше? — Пойти ва-банк, — юный Агрест потёр порядком затёкшую спину и откинулся на спинку сидения, из-под ладони поглядывая на квами. — Больше ничего не остаётся. — Позволь спросить: что именно ты подразумеваешь под «ва-банком»? — Акуматизировать себя. — Слушай, — несдержанно вспыхнул квами. — Когда ты начал выводить людей на акуматизацию, я сказал, что после этого ты не сможешь быть героем, а т… — Я и не герой. Я не хочу быть каким-то героем и спасти Париж для кого-то. Я хочу найти Бражника только для себя, потому что это только моё дело и только моя цель. Поэтому я и не герой — нельзя быть героем для себя. К тому же, всё, что было достойно «героя» я уже перепробовал. Всё это — чушь и совершенно бесполезно. Поэтому я хочу поразить его же оружием — обманом. И в этом нет ничего плохого. Лунный Кот — идеальный претендент на победу! Я всё продумал. — Он ещё и названия придумал! Ай, молодец! Однако же ты ошибаешься, мой юный падаван, ещё как есть! Метод «если со мной поступили плохо, я поступлю ещё хуже» — это вообще ни разу не выход, и вообще, какой-то мудак придумал. — Раньше ты был готов даже взятку предложить, не то, что пойти на обман. — Я был готов на это в тех случаях, когда на кону не стояла ничья жизнь. Кроме Бражника, естественно. А теперь под угрозу ставятся жизни посторонних! Подумай: Луку будто сквозь соковыжималку пропустили! Ты вообще слышал, что этот идиот говорил? Он был согласен, чтобы ты его на заднем дворе прикопал, только бы оставить всё в тайне! Так больше нельзя! — Я знаю, что нельзя! Поэтому я и хочу самостоятельно оказаться в роли злодея, чтобы, победив Ледибаг, выйти на его логово и победить! Возможно, я даже предупрежу Леди! Прошу тебя, поверь мне! Пожалуйста! — Какой ты продуманный, оказывается! Охуенный план, надёжный, как швейцарские часы! Неужели не ясно, что Ледибаг не будет сотрудничать? К тому же, где гарантия, что ты сможешь сделать всё так, как задумал? Да Бражник тебя сожрёт к чертям собачьим! Пережуёт и выплюнет! — Он обычно глотать предпочитает. Так вот, пусть проглотит и эту удочку! Пусть Лука поправляется, я справлюсь со всем сам! — Чт… ёб твою мать, не до каламбуров сейчас! — будь Плагг жидкостью, он бы давно вскипел и окатил кипятком это некогда-белобрысое недоразумение. — Ты не понял: под словами «так больше нельзя» я подразумеваю абсолютно всё! Хватит с меня! И с тебя, и с Луки. Хватит. ХВАТИТ! — Но Лунный Кот… — Я не хочу, чтобы кто-то из вас копыта откинул, ну пойми ты уже наконец!!! Крик прозвенел в ушах вместе с плафоном и стенами. — Да. Мне нужно было сказать об этом раньше… — и всё же он сбавил обороты, увидев в зелёных глазах страх. Пугать своего лучшего хранителя он хотел в последнюю очередь. — Ещё когда ты только задумал передать кольцо Луке насовсем. Просто… его слова о том, что Бражник — твой папаша, так сильно убедили меня… я и сам поверил, что победа у нас в лапах. И я позволил вам вступить в бой. Это — непозволительная ошибка с моей стороны. Эта ошибка, твоя истерика и отбитость Луки чуть не стоили последнему месье Камикадзе жизни. И твоему папаше — тоже. Я обязан уйти. Чтобы никто из вас больше не натворил глупостей. Ты и так понёс в этой войне слишком большие потери. А если ты… продолжишь… ты потеряешь ещё больше — самого себя. Адриан с огромным трудом проглотил ком в горле. Квами поджал плоские губы и хмуро опустил голову. Сказал. Наконец-то. А что теперь? — Ты уйдёшь прямо сейчас? Кажется, хозяин и квами поменялись местами, и от вопроса вздрогнул уже последний. Ответить строгим и неумолимым «да»? Чтобы отрезать все пути Адриана к собственной гибели? Чтобы спасти его? Чтобы оставить его в одиночестве? Или ответить лживым «нет»? Чтобы… чтобы что? — Ну… Чтобы спустя часы бросить в одиночестве? Сердце Адриана сжалось от боли: видимо, потери двух близких людей судьбе было недостаточно, и она решила добить его предательством друга, который оставит его в такое тяжёлое время. Захотелось зарыдать. Снова. — Мне правда, ну… нужно… нужно уйти. Адриан… — Ты прав. Хватит. — С этими словами юноша разжал ладонь и протянул учтиво стащенное кольцо. — Уходи. Плагг принял камень чудес в лапки и, ещё с минуту помолчав, спешно направился к услужливо приоткрытой двери. Адриан осел на корточки и дотронулся лбом до колен. Слёз всё ещё не было. Поэтому он просто сидел, сжимая волосы и ненавидя, ненавидя, ненавидя себя.***
Дома его ждала темнота и тишина. Всё то, что было для него обыденным всю жизнь, и от чего он к своему счастью уже две недели как отвык. Горилла хмуро кивнул ему и скрылся в машине. Снова без единого слова. Никто не сказал ни слова даже когда отцу стало плохо. Его просто подняли и унесли. В тишине и безмолвии. Точно не управляя собой, Адриан подошёл к узкой фиолетовой двери родительской спальни. Коснулся её и слегка приоткрыл: никого, только размеренное дыхание отца, такого родного в своём безмолвии. Снедающее чувство вины. Как часто оно становилось гостем в этой светлой голове. Лицо отца спокойное, мирное. Идущее вразрез полчищу ран, украшающих его и открытых, дабы не задыхаться под бинтами без присмотра, за исключением раны, оставленной «бритвой». Адриан сел на край постели, стараясь не обращать внимания на разыгравшееся от осознания пересечённости запретной черты беспокойство. Подумать только, все увечья оставил именно он, Адриан, хоть порой и очень косвенно. Комнату наполнил глубокий вздох сожаления. Он чуть было не потерял их: отца и возлюбленного. И всё из-за своей истерики. Как же хотелось устроить ещё одну: опять обвинить себя во всех смертных грехах и рассказать пустоте, насколько он ужасен под аккомпанемент собственных слёз. Но слёз попросту не было. Юный Агрест попытался начать. Открыл рот и закрыл обратно. Социализация сыграла с ним злую шутку: наличие Плагга, в кой-то веке открытого отца и невероятный Лука наградили его тягой к общению. И как он раньше жил, удерживая поток мыслей в голове? — Я не знаю, что мне делать, отец. — Всё же произнёс он спустя долгое время. — Не знаю, как поступить, чтобы не сделать ещё хуже. Своей тягой я… почти раскрыл себя, и ты и Лука пострадали. Каждое моё действие… рождает тысячи противодействий. Как теперь я смогу к нему приблизиться, когда у меня нет ни кольца, ни союзников… ничего? Но отец не ответил. И Плагг не ответил. Первый присутствовал здесь лишь телесно: разум же витал где-то в космосе и едва ли был способен уловить хотя бы слово. Второй так и вовсе… покинул его. — Бражник оказался ещё большим психопатом, чем я предполагал. Я думал, что он понимает цену своего желания, что человеческие жизни для него хоть что-нибудь стоят. Но я ошибся. Я не готов. И, наверное, никогда не буду. Пока я пытаюсь, страдают все вокруг. Лука… он правда нравится мне. Сначала я подумал, что я испытываю к нему дружеские чувства, но когда я… когда я принял тебя за Бражника… я понял, что ошибался. Снова. Ты же — мой самый близкий человек. Плагг был прав с самого начала: никому нельзя знать личность героя. Иначе. все, кто дороги ему… отец… — зелёные глаза воодушевлённо обратились к другим, всё ещё закрытым. — Ты простишь меня, если я… если я перестану бороться? Если я перестану… — голос дрогнул. И перешёл на шёпот: — Быть героем? Но ответом снова стала привычная безмятежность. — Агрх, — не в силах сдержать злобу на свою же слабость, юноша жестоко сжал собственные волосы. — С кем я разговариваю… Наверное, так люди и сходят с ума. И всё же размеренное дыхание убаюкивало. Глаза продолжили слипаться, а всё время, оказывается, жутко ноющая спина буквально кричала о том, как ему нужно отдохнуть. До комнаты было слишком далеко, и поэтому юный Агрест принял решение остаться здесь. Он стыдливо поднялся, обошёл постель с другой стороны и прилёг на противоположный от отца край. Даже будучи ребёнком, он никогда не прибегал к родителям в комнату и не спал с ними, даже когда ему снился кошмар. А сейчас вот, вырос и обнаглел. — Спокойной ночи. С этими словами он притянул колени к груди и наконец позволил себе уснуть.***
— Чувак, куда ты пропал?! — ворвалось в светлую голову с утра пораньше после отвратительного рингтона. Палец заныл от свежего пореза об разбитый дисплей. — Тебе все иззвонились! Всё-таки он приблизился к отцу во сне. И даже умудрился положить руку на и без того тяжело вздымающуюся грудь. Поэтому сейчас он поспешил снова отодвинуться на край, чуть было не навернувшись вниз. — Прости, что не предупредил, — юноша потёр глаза ладонью и зевнул. — Но вчера я себя плохо чувствовал с утра. — Снова этот алкаш? — Нет, с ним покончено. Просто неважно себя чувствовал. — Ох… Ладно. А сейчас как ты? — Лучше. — Я думал, ты не пришёл из-за той истории с вывесками. — Вывесками? — слишком много информации с утра пораньше. Часы тем временем показывали половину восьмого утра. — Ты что, ничего не знаешь? Рекламные баннеры с последней коллекцией твоего отца испортили Кот Нуар и какой-то парень. Поговаривают, что это с ним был Бродяга. То есть как, — Бродяга?.. Сон пропал без следа. — А почему именно Бродяга? — опасливо спросил Адриан, а человек по ту сторону будто только и ждал этого вопроса: — Ну, потому что больше некому. Кот Нуар объявлен вне закона. Кто ещё захочет ему помогать? Даже интересно, за что он так на тебя взъелся. — Ничего об этом не слышал. — Будь начеку. Мало ли, на что способен этот псих. — Я доверяю ему. — Хотел сказать он, однако вовремя остановился. Поток воздуха был выпущен медленно через нос, как учила Натали, а телефон сам собой затрещал: почему абсолютно все считают Кота корнем зла?! Что он сделал не так? — Короче: ты придёшь сегодня? Прийти в школу и оставить отца одного? Впрочем, он никак не сможет ему помочь. Будто в подтверждение его мыслям в комнату торопливо вбежала дородная женщина-кухарка, которую с незапамятных времён живущий в особняке Адриан видел вблизи раза, наверное, три за всю жизнь. Она спешно расставила на прикроватном столике какие-то склянки и, вставив одну из них в капельницу, на маленьких ногах понеслась к двери, напрочь игнорируя наличие хозяйского сына. — Алло? — А, да, приду, — опомнившись, заговорил он, как тут же нажал на кнопку отбоя и бросился за прислугой. — Луиза? Но женщина не произнесла ни слова, скрывшись за дверями так же внезапно, как и появилась. — Им запрещено говорить с тобой. Натали приблизилась к нему на расстояние около пяти метров и смерила добрым взглядом, который стал приятно обыденным. — Помню… это довольно грустно. — Ничего не поделаешь, это воля ваших родителей. Ну да, воля. Как он мог забыть. Эта воля касалась даже её, но отчего-то она говорила с ним. И даже спасла. Вспомнив об этом, губы тронула полуулыбка. Как жаль, что её старания были напрасными. — Кстати, спасибо тебе, Натали. Но в ответ женщина лишь заинтересовано уставилась на него. Но затем опустила глаза на чашку чая, которую до этого собиралась вручить, что теперь и сделала. — Я вовсе не за чай, — руки секретаря остановили другие. — Спасибо, что так сильно помогла мне. Твоя последняя подсказка не пригодилась, но… всё равно спасибо. Хочется обнять. Но, боясь быть непонятым, юноша мог лишь наградить её ещё одной необычайно тёплой улыбкой, после чего всё же принял парящую чашку и из вежливости отпил. Натали же была в смятении: она не помнила, чтобы помогала ему и уж тем более не оставляла «подсказки». Создавалось впечатление, что она упустила какую-то важную деталь, точно как однажды свою обязанность покупать Адриану подарки на день рождения. Последним, что она сделала для него, был комплекс дыхательной гимнастики, которая должна была помочь ему хоть немного справиться травмирующего опыта отношений. Неужели, он имеет ввиду его? — Не за что, — не удосужившись проверить подлинность своих предположений, отозвалась женщина со слабым доброжелательным кивком. — Надеюсь, тебе уже лучше. — Лучше. Намного. Я чувствую, что снова хочу жить. Если бы не ты, я бы… ну… — Адриан смущённо потёр шею. — Я бы не понял своих истинных чувств к одному человеку. Чувств? Натали будто потерялась среди огромной книги, открыв страницу из середины. Дыхательная гимнастика позволила ему отрастить настолько обширный дзен, что он внезапно открыл в себе чувства ЕЩЁ к кому-то? Или он простил того ужасного человека? — О каком человеке? — с плохо скрываемым беспокойством спросила она. — О том, который… который травмировал тебя? Она не должна была этого знать, это понимали оба. Но также оба просто смирились с тем, что месье Агресту-старшему нужно было поделиться своими переживаниями. — Ох, нет… он в прошлом. А этот человек, ну… его зовут Лука. Он… он… он мне нравится. — В ответ на откровение женщина замерла, не в силах произнести нечто членораздельное: просто не знала, что лучше сказать. А что можно сказать из того, что укладывалось бы в рамки её должности? Она и так перешла непозволительный барьер. И оттого смолчала. Слегка смутившийся юноша же с толикой грусти продолжил: — Наверное, ты и Лука — единственные, кому не плевать на меня. — Твоему отцу тоже не наплевать, Адриан. Он сильно заботится о тебе. Ты уже сказал ему о Луке? О, что это, отец не доложил о его страсти? Ого. — О том, что он мне нравится — нет. Но я расскажу, как только он очнётся, обещаю. Надеюсь, это будет довольно скоро. Правда ведь? — По прогнозам врачей, месье Агрест должен прийти в себя уже завтра. Адриан не видел никаких врачей, но решил опустить это, сославшись на то, что они могли посетить поместье в то время, пока он устроил марафон до ближайшей поликлиники. — Отвезти тебя в школу? Дав незамедлительное согласие, Адриан поспешил в комнату. Там скинул с себя окровавленную одежду, наспех умылся и бросил в сумку первые попавшиеся тетради. В последний момент оглядывая помещение на предмет забытых вещей, юноша остановился на стене рядом с кроватью. На размашистое пятно отцовской крови. А точнее, полное его отсутствие. Кто и когда смог оттереть с не моющейся поверхности запёкшуюся кровь, да ещё и без единого следа? Передёрнув плечами, он накинул сумку на плечо и вышел. Если Натали вызывала врачей, то, вестимо, с самого утра весь город уже судачил об ухудшившемся состоянии именитого дизайнера. И, думалось ему, к нему отнесутся снисходительнее. — Только не говори о Луке раньше меня, хорошо? — произнёс он, как только в окнах замелькали знакомые стены. В ответ женщина кивнула. Адриан же, в светлой надежде, что возвращение в школу сможет поднять ему настроение в такой сложный период, бросился в её сторону как моряк дальнего плаванья в порталы красных фонарей. Что ж, удачи ему.***
В классе его встретила картина довольно занимательная: Маринетт и Хлоя. Обе — по другую от класса сторону, будто встав спина к спине, смотрели на осуждающую толпу полным презрения взглядом. Юноша замер за шаг от двери. — Маринетт, открой, наконец глаза! — возмутилась Аликс. — Обложка журнала — его максимум! Он — оболочка без души, хренов папенькин сынок, только улыбаться и может! — Ты ничего о нём не знаешь! — воскликнула в ответ девушка с косичкой. — То, что ты вызубрила его расписание, ещё не значит, что ты его знаешь, Маринетт. — А что насчёт меня? — вступилась Хлоя. — Я знаю его с самого детства. И знаю, что он будет посмелее некоторых. Он бы точно раздал этим хулиганам на орехи, если бы мог. — Значит, дело было в другом! — от переизбытка чувств Маринетт всплеснула руками, в то время как её «напарница» сохраняла спартанское спокойствие и скрещивала руки на груди. — Значит, нападающий был слишком силён! Может быть, Адриан тоже пострадал! — Это значит только то, что твой обожаемый Адриан струсил и подставил Луку под удар, вот и всё. — Как же вы…! — Но всё идёт именно к этому, Маринетт. Это что, Алья? Голос прозвучал где-то очень далеко и, вероятно, доносился из телефона. Издалека же слышался ещё один звук, похожий на… плач? — Хорошо, давай так: если на нём будет хотя бы одна царапина, я возьму слова назад. Если нет — ему пиздец. — Да пусть только явится, ему уже будет пиздец! — воодушевлённо подхватил Ким. Этот ублюдок всегда выглядел тупым куском мышц, а сейчас полностью подтвердил этот образ. — Ким, не ори так! — Макс дёрнул его за футболку, утягивая обратно за парту. — Учителя же услышат! А если услышат, не дадут ничего сделать! — Марк, — но парень вырвался, устремляясь к двум ополчившимся девушкам, заметив шевеление напротив двери. — Ты с нами?! — снова воскликнул он, поворачиваясь к выходу, как тут же обмер. Изумлённая публика, — все, как один, — уставилась вперёд. Адриан поднял взгляд на говорившего и понял, что в его всегда кристально-чистых глазах сейчас теплилась далеко не доброжелательность. Кто-то с первых рядов дружно ахнул. Адриан не мог понять причины оного, ровно как и сравнения с Марком, как вдруг заметил покрасневшие, полные слёз карие глаза, выглядывающие из-за худого предплечья Роуз. Точно, Джулека же покрасила его. Тонкая чёрная бровь девушки приподнялась вверх, и она поспешила спрятаться за Роуз, уткнувшись ей в грудь. Поверх неё презрением был наполнен ещё один всегда добрый синий взгляд. Юноша решительно шагнул вперёд, смотря точно на противника. — Мы оба ничего не смогли сделать. — Произнёс он с болью. — Да, Лука был ранен, защищая меня. Но я вовсе не сбегал. — Тогда почему хулиган не продолжил, если хотел тебя убить? — Макс вещал со своего места, а Алья присутствовала здесь, как и предполагалось, через экран мобильника Нино. — Я… не знаю. Может, он испугался. Откуда я могу знать?! — Врёшь! — внезапно руки и грудь сдавило точно пятитонным прессом, а ноги слегка оторвались от земли. Хренов недалёкий Айван. — Щас проверим, есть ли на тебе царапины. — С этими словами Ким приблизился, вцепляясь в злополучную зелёную рубашку, в которой отец впервые спалил его похождения. — А если нет, то добавим. Юноша сильно дёрнулся, но тщетно, и тогда он пнул Айвана по колену, и когда почувствовал слабость, с лёгкостью выпрыгнул из «объятий», чтобы в следующий момент мастерски увернуться от кулака Кима, затем — ещё раз, и когда парень буквально прыгнул на него, ему не осталось ничего, кроме как прописать нападавшему успокоительное. Если быть точнее, успокоительный удар аккурат в основание носа. Распахнув глаза, парень упал на пол, с ужасом смотря на возвышающегося «тряпку- Агреста» перед собой. Кровь окрасила жёлтую спортивную толстовку в красный и даже задела пол. Маринетт тем временем держал Натаниэль, а Хлою — Макс, за что в секунду затишья схлопотал оплеуху. — Если бы только мог, я бы убил этого урода на месте. — До невозможного низким голосом прохрипел юноша, глядя на одноклассника. — И когда я встречу его, я засуну его шпагу ему в горло. Он будет смотреть на меня такими же испуганными глазами, как смотришь ты. Можешь не сомневаться в этом. Ахуй и ужас глухим рокотом прокатился по помещению, после чего юный Агрест, собрав всё мужество в кулак, приблизился к двум защитницам. Заметив полыхающую в светлом образе бесовщину, Натаниэль трусливо разжал руки и отполз назад, не дожидаясь, пока потянувшийся Адриан дотронется до него. Убедившись, что им ничего не угрожает, он кинул на стол сумку и уселся за своё законное место. Толпа рассосалась, Кима поднял Макс, повёл на место и принялся оттирать его толстовку влажными салфетками. Маринетт тряслась на месте, не в силах уверовать в увиденное: да, она убедилась, что её обожаемый идеал не сбегал и хотел противостоять вооружённому бандиту, в то время как одноклассники испугались даже его кулаков, однако… что это за не идеальная ярость в его образе? Скрепя сердце, девушка зашагала вперёд. Аликс, было, открыла рот и занесла руку, как рассвирепевший юноша остановил её в полёте, другой рукой хватая Маринетт за запястье и отводя на самую дальнюю парту. — Тронешь её или Хлою — пожалеешь. Губы Буржуа растянулись в победной ухмылке, а девушка с косичкой буквально сжалась под натиском взглядов, но противостоять не стала, подхватив со стола рюкзак и прижав его к груди. Юный Агрест раздражённо выдохнул: ну вот, блять, начал новую жизнь. Впрочем, в каком-то смысле жизнь и была новой: с ненавистью тех, кто всегда боготворил. Не сказать, что он был рад подобным изменениям. Выносить давящее со всех сторон осуждение оказалось донельзя тяжело. Везде: в коридоре, в классе, да даже за партой, — везде он чувствовал волны презрения, направленные аккурат ему в затылок. Осуждал даже Нино, хоть и не показывал этого. Впрочем, их нельзя винить, — со стороны всё так и выглядело: Адриан испугался, а Лука его защищал. Как беспомощную принцессу. Стало стыдно. Ужасно стыдно. Явившаяся спустя десять минут мадам Бюстье сразу же обратила внимание на ссадину на лице Кима и, завидев явно не родне для толстовки красное пятно, а на задних партах — взъерошенного, посылающего радиоактивные лучи злости всему классу, всегда доброжелательного Адриана, быстро провела ассоциативный ряд и ахнула: — Ким, что произошло? — Дверь не заметил, — злобно выплюнул парень, вытирая новую порцию крови, норовящую заляпать столешницу. Голова подозрительно закружилась. — А почему Адриан… — Этот… — Он просто дверь открыл. — Перебил Макс, толкнув парня своим коленом под партой. — Прямо перед ним. Не сказать, что мадам была удовлетворена данным ответом… но не желая проблем, она прокашлялась, неловко извинилась и начала урок. Не похоже на неё. Однако в неспокойное время «без героев» только и оставалось, что… смириться и не вызвать акуматизаций своими разборками. К середине урока Ким свалился на парту без сознания. Весь день прошёл так, будто пол превратился в поле из ножей. Маринетт плелась за Адрианом как собачка, иногда пытаясь что-то говорить, но всё-таки оживший Нино не давал ей раскрыть рта, уводя обоих в абсолютно отдалённые темы. Он делал это будто не из своих желаний, отчего всем присутствующим стало неловко. Ким же на неотложке поехал в больницу с диагнозом «сотрясение». Оставшиеся же подростки обходили их тесную компанию десятым кругом. Приближалось время обеда, и Адриан начал считать минуты, лишь бы сбежать отсюда. Доказать ложность обвинений он всё равно не сможет, если даже очень захочет. Поэтому он просто опустил взгляд в столешницу и ожидал наступления нужного времени. Многие ненавидели его за то, что он уезжает на обед домой, видимо, предполагая, что считает одноклассников, да и в целом студентов коллежа «недостойными». Но едва ли это было правдой хотя бы на треть. Звонок вернул в реальность, и как по расписанию за окном припарковался автомобиль со значком концерна Цуруги. — До встречи? — по обыкновению произнёс Адриан, протягивая ладонь своему «лучшему другу» среди парней. Но вместо привычного жеста Нино медленно обвёл взглядом дрожащую ладонь и, отмахнувшись от чего-то в голове, молча помахал ему, как, наверное, в первые дни знакомства. Маринетт ответила ему молчанием и взглядом точно в глаза. Она хочет что-то сказать. Точно хочет. — Маринетт? Ты хочешь мне что-то сказать? — Я… д-да… Адриан… — Не сейчас, Маринетт. — Парень в очках положил ладони на её плечи. — Потом. Адриан, ты сейчас на взводе, поэтому… Маринетт потом тебе всё скажет. Так, значит. Юноша спрятал руку в карман и поспешил убраться в спасительную раздевалку. Особо сильным ударом (честь и хвала тренировкам) он вмял тонкий металл внутрь шкафчика и, досадно приложившись к нему горячим лбом, повернул ключ и распахнул дверцу. — Чёрт возьми, меня не было рядом восемь часов и три минуты, а ты уже влип в неприятности.