***
И наконец он сел в брендовый автомобиль. Чтобы больше на сегодня не вернуться. Продуктивность закончилась падением на кровать. Плагг заботливо натянул на своего хранителя одеяло и безмолвно устроился рядом. Если для Адриана будет необходимо молчать, он будет молчать. Он ни за что не даст ему сойти с ума. С предыдущими подобными владельцами это очень плохо кончилось. На следующей неделе, когда он решил дать себе ещё один шанс, за уже привычно пустующим местом рядом с Маринетт он увидел Алью, сначала хотевшую благодарно поприветствовать его, а потом опустившую руку. Хлоя проводила печальную юношескую фигуру взглядом и не характерно для себя громко поздоровалась с ним, чтобы хоть как-то приободрить. Он слабо улыбнулся и прошёл за самую дальнюю парту во втором ряду, аккурат за Хлоей. Девушка же, снова молча проследив за произошедшим, кинула на друга-вдруг-овоща Нино полный презрения взгляд. — Четыре глаза — ни в одном совести. — Пробормотала она, возвращаясь к доске. Адриан попытался установить зрительный контакт с Джулекой, но и она, не способная противостоять большинству, также упрямо уставилась вперёд, игнорируя его. По всей видимости, вторая попытка вернуться в строй успехом также не увенчалась. И больше Адриан таких попыток не предпринимал. Бока заныли от бесцельного пролёживания, и юноша перевернулся на спину. Теперь ему приходили смс лишь от службы спасения и от мобильного оператора. От Луки не было и весточки, он точно растворителся в чертогах города, будто его никогда и не было. Каждый день Адриан сверлил телефон взглядом в надежде на спасительную вибрацию. Или, что ещё лучше, безмятежный голос на том конце провода. Да даже простого сообщения было бы достаточно. Он был готов довольствоваться даже короткими обрывками, лишь бы знать, что с ним всё хорошо. Но увы. Он горько вздохнул и занёс дисплей над лицом, лёгкими движениями отправляя диалоги в последний путь. Как вдруг наткнулся на тот самый — с Натали, в подлинности которого начал сомневаться и сам. Сообщение на месте, он не дурак. Необходимости в проверке не было ни грамма, и всё же он лениво поднялся, потягиваясь и поправляя задравшиеся смятые шорты. — Идём, — зевнув, проговорил он затихшему над «Горгондзолой» квами. — Прям щас? — Прям щас, — с этими словами юноша беззаботно отщипнул от головки сыра довольно увесистый кусок и отправил в рот под малоразборчивое ворчание. Докатились: он смирился с тем, что хранитель ворует у него еду. Не раздумывая, Адриан залил в рот странную на вид зелёную жидкость из чёрной жестяной банки с надписью «Кот Нуар». В суд на них, что ли, подать? — От энергетиков портятся зубы и сердце, а ещё странно плющит, ты в курсе? — Знаю. Тебе оставить? — Обязательно.***
Наверное, Адриан не действовал так бесшумно даже во время «саммитов» с Бражником. Кроме его невесомых касаний в комнате слышалось лишь размеренное дыхание его родителя, так и не приходящего в себя. Поправив одеяло и прижавшись к широкой груди лишь на мгновение, он с максимальной аккуратностью, точно обезвреживая атомную бомбу, приоткрыл высокий, давно не модный платяной шкаф и заглянул в него. Под полчищем одежды: развешанной, сложенной, брошенной и давно примятой ненужностью вкупе с законом гравитации, — не было видно ни единого намёка на коробку или ещё что-то, где теоретически могла лежать карта дома. Но не могла же Натали солгать? Или это всё — не больше, чем уловка отца? Пока всё неизбежно клонилось ко второму варианту. Юный Агрест нырнул в ворох тканей с головой, потерявшись в многообразии красок и текстур, кондиционеров и парфюмов, которыми мама в своё время щедро сдабривала одежду. Без неё одежда перестала пахнуть хоть чем-то, что было несколько странно. Скоро от неудобного положения закружилась голова, и юноша с трудом выполз наружу, в последний момент приложившись головой о нечто твёрдое. Но закона жанра не случилось, и этим предметом оказалась бесхозно стоящая железная полка. Таращась на устроенный беспорядок, юноша задумчиво почесал затылок, как вдруг периферическим зрением заметил, как из второй секции на большой скорости вылетали вещи, хаотично разлетаясь по комнате как стая воробьёв. Да уж, его соискатель был гораздо менее деликатен. — Что ты делаешь? — шикнул Адриан. — Как я потом это обратно сложу? — Твой отец всё равно ходит в одной и той же одежде, так что всё путё-о-ом. — Донеслось из недр мебели синхронно с выпорхнувшей рубашкой. — Если он и заметит здесь бардак, то только лет через двадцать, когда решит переодеться. Юноша покачал головой и заглянул внутрь ещё раз. Может, и правда стоило сначала освободить пространство? Ох, уж эта тяга к порядку. — О, глянь-ка. Не медля, юный Агрест повиновался, засовывая голову внутрь и тут же получая галстуком по физиономии. Плагг задумчиво оглядывал ценный свёрток в лапах и периодически оглядывался куда-то назад. Передав его трущему нос от неприятной встречи бывшему хранителю, он снова метнулся в темноту, откуда тут же послышался бумажный шорох. Что же представлял из себя загадочный план дома? Юноша несколько раз сжал и разжал пальцы. В связи с некоторыми событиями надобность в овладении данной информации отпадала, и всё же молодой дух захватило любопытство. Опасливо бросив взгляд на отца, Адриан развернул ценный свёрток, донельзя аккуратно перехваченный узкой белой лентой. Бумага была слишком тонкой для чертежа, но никто не придал этому никакого значения, бережно снимая ленту. От увиденного он на минуту замер. Это что ещё такое? Вид поместья снаружи, сбоку друг под другом как «фреймы» комиксов — холл, обеденный зал, спальня и детская. И всё это нарисовано от руки красным и синим карандашом. Переворачивание, сложение и прочие манипуляции не дали никакого результата: — Ни года постройки, ни проектировщика. Это не чертёж, а так, набросок. — А это что? — Плагг указал на крохотную, но размашистую надпись, и тут же процитировал её: — Эмили Агрест, две тысячи пятый год, «аха-ха»? — Да нет, это не то, мама не могла спроектировать дом. Возможно, это просто её план, а настоящий чертёж где-то в другом месте. — Вот как раз таки не похоже. Смотри, какие подробности. Подробности подробностями, но оба отдавали себе отчёт, что чертёж был выполнен максимально нелепо: точно первокурсник на переменках ваял. И всё же автор не упустил из вида даже напольное покрытие в виде бабочек, облизал каждую крохотную деталь в потолочном своде и особое внимание уделяя детской комнате. — О, посмотри, наш носатый друг. «Носатым другом» оказался тот самый шахматист, владеющий спортивным клубом, по ночам переквалифицирующегося в злодейский бордель. При виде его юноша шумно изумился, тут же выдёргивая из лап фотографию и поднося её к глазам. И точно: зрение его не подвело. — Он был знаком с мамой? — Судя по тому, как он её обнимает, они были как минимум «хорошими друзьями». — Кажется, это фотография из роддома. На маме надето платье из первой коллекции отца. А рядом с ней… Натали? Ну, я, конечно, и раньше знал, что они давно дружат, но чтобы настолько… Кряхтя, квами выдвинул на свет довольно увесистую коробку, ныряя в неё и вытаскивая кусочек ткани с привязанной верёвкой. Затем ещё один. Подумав, что ему вряд ли будут интересны находки, юноша снова прилип к фотографии. Все трое присутствующих буквально источали счастье и умиротворение, несмотря на синяки под глазами и общую растрёпанность, и эта положительная энергия быстро передалась и ему. — А младенцы что, умеют после рождения сразу худеть? — Ну… не знаю, а что? В руках оказались те самые кусочки ткани, при беглом взгляде на которые на лице возникла улыбка: это были его бирки из роддома. Подумать только, мама хранит такие вещи. Но тут же улыбка сползла обратно. Имя матери, дата, пол — мужской, вроде всё, как надо. Но цифры в самом низу разнились: слева — почти на триста шестьдесят грамм, справа — на два сантиметра. Юноша удивлённо вскинул брови, глядя то на одну бирку, то на другую. — Тут ещё две такие же. Не дожидаясь, Адриан уже сам запустил руку в коробку, чтобы вытащить то, о чём говорили секунду назад. И точно: две точно такие же бирки. Только теперь у каждой была своя пара. Как баран на новые ворота, Адриан безмолвно уставился на них, судорожно соображая, что вообще происходит. Эти бирки вешают на все конечности? Младенцев взвешивают два раза — после рождения и потом как-нибудь? Вроде логично, но… а зачем тогда опять их вешать? Или же… или же… или же?!.. Руки действовали быстрее мозга, и вот юный Агрест уже вовсю перелопачивал содержимое, то и дело вытаскивая вещи и складывая их в сторону. — Вот так бы сразу. Натали. Мама с роскошным букетом цветов. Альберт. Красивая женщина по центру. И два белых свёртка в руках её друзей, перевязанных голубыми лентами. Глаза сами собой полезли на лоб. — Н-но… — слова рвались наружу и тут же обрывались, как фейерверки в новогоднюю ночь. — Я же… — Ну, с другой стороны, это было очевидно. Лука же говорил, что у близнецов не могут родиться настолько похожие дети. Причём примерно в одно и то же время. — По… подожди!!! — воскликнул юноша, случайно отправляя фотографию в свободный полёт посредством дёрнувшихся рук. — Это что, получается, что Феликс и я… но… — Ну-у-у, договаривай. — Мы близнецы?! — Бинго, красавица. — Тогда почему родители, — он невольно указал в сторону отца, — ничего мне не рассказывали? — А мне-то почём знать? Вот проснётся твой обожаемый папочка, и спросишь его. — Нет, — Адриан быстро вскочил на ноги, но напрочь забыл о том, что стоит внутри шкафа, и оттого чрезвычайно тесно поздоровался с верхней полкой, вызвав в напарнике сочувствующую гримасу. — Ай… нет, он ничего не скажет. Спешно скидав содержимое коробки обратно, а вещи — хаосом по полкам, юноша подхватил фотографию с бирками и мигом вынесся прочь из комнаты. Усмехнувшийся такому поведению Плагг проследовал за ним, в последний момент заметив галстук, устроившийся в районе колен бессознательного Агреста-старшего. Злобно показав ему язык, квами брезгливо поднял кусок ткани и, прицелившись, кинул его на место прописки, напоследок нарочито громко захлопывая дверцу. — Натали! — визгливо воскликнул Адриан, поймав ничего не подозревающую женщину у себя в кабинете. — Что это? Порядком испугавшийся такой молниеносности секретарь оглядела пришельца с ног на головы и остановилась на клочках ткани, на всякий случай протянутые прямо перед её носом. Сердце пропустило удар. — Откуда это у тебя? — Из коробки с картой дома. — Откуда ты знаешь о ней? — впервые голос Натали окрасился злостью. — И зачем ты открыл её? — Так ты же сама написала мне о плане дома! Вот я и решил проверить. И нашёл… вот это! — Я не могла написать о такой важной вещи, Адриан! Пожалуйста, верни их туда, откуда взял. — Но как это — не могла?! Ты ведь… — Пожалуйста, верни их на место. — Ну уж нет! — в сердцах юноша хлопнул ладонями по столешнице, чем сильно напомнил Натали её старшего хозяина, но быстро справился с собой и спрятал их в подмышках. — Что всё это значит? Я и Феликс — близнецы? А почему нас разделили? Почему вы все молчали об этом? Расскажи мне! — Родители никогда не стали бы скрывать что-либо напрасно. Значит, так было нужно. Прости, Адриан, но тебе нужно забыть об этом. — Забыть?! Это ведь связано со мной! Я же имею право знать то, что связано со мной! — Прости, я правда не могу ничего рассказать. — «Воля родителей»? — Обещание. Я пообещала Эмили, что никто и никогда об этом не узнает. Тем более, ты. — Я уже узнал! Разница лишь в том… — Прости, Адриан. Тебе и правда стоит уйти в свою комнату. Ты пропускаешь школьные занятия, их можно восстановить домашним обучением, но фехтование пропускать нельзя. Отец придёт в сознание с минуты на минуту и думаю, ему бы не хотелось узнать, что ты снова прогуливаешь. Поэтому подготовься. Уж послала так послала. Юноша хотел сказать ещё что-то, но не смог найти нужных слов и, развернувшись на пятках, зашагал прочь.Что ещё за бред?! Как это она «не могла» рассказать ему о карте, если сообщение пришло с её номера?! Почему она так удивилась на его благодарность за помощь? У неё что, амнезия? Женщина же проводила взглядом отдаляющуюся фигуру, и как только оная пропала из вида, она позволила себе устало откинуться на спинку кресла и запрокинуть голову. — С каждым днём хранить твои тайны становится всё сложнее, — произнесла она на грани слышимости, сверля взглядом потолок. — Наверное, ты не знала, но дети имеют свойство расти. И Адриан, к сожалению… уже вырос. И всё понимает. Как-то слишком быстро. Ответом стала закономерная тишина. Однако взгляд всё ещё был упрямо устремлён к потолку. — Похоже, Габриэль решил открыть ему твою тайну. Иначе я понимаю, откуда он мог узнать о карте. Можешь на меня не злиться, я тут ни при чём. Как и обещала, я храню все твои тайны. — Усталые глаза оказались под ладонями. — Ох… как же не вовремя ты ушла. Ну и сучка же ты, Эмили Агрест.***
— Да уж, здорово секретарша занервничала. Значит, здесь скрыто что-то о-о-очень интересное. — Да что может быть интересного? — диван жалобно скрипнул от слишком резко приземлившегося на него тела. — Наверное, у тёти Амели что-то случилось, и мама решила отдать ей Феликса, потому что у неё и так двое детей. Жестоко, да, но в жизни бывают разные ситуации. Что, — юноша всплеснул руками. — Так тяжело это сказать? Я же уже не маленький! — Ну, значит, не всё так просто, не находишь? Было ли доисторической тёмной сущности дело до их индийских разборок? Определённо, нет. Но признаться честно, Плагг был готов науськивать его хоть на макраме, лишь бы только мысли его ребёнка не были заняты местью. — Посетим носатого бизнесмена? — к счастью, его слова привлекли внимание, и он продолжил: — Месье Находчивость явно в курсе происходящего. — А если он откажется говорить, как когда я пытался выпытать у него личность Бражника? Кстати о том разе… он говорил, что записи у полиции, а значит… — Нукаквариантоннасвистел, — судорожно протараторил Плагг, в зачатке купируя задумчивость, — или качество записи оставляет желать лучшего. Короче, забей, не арестовали, значит, не арестовали. Хер с ним. — Кот Нуар вполне может развязать ему язык! — заискивающая усмешка вызвала в крохотном теле панический тик: — Никакого Кота Нуара! — лапки сами собой оказались у боков. — Мы договорились, что ты покончил с геройством, так? Теперь его бренная седина — не твоя забота. — Мне кажется, что у него нет седины. А ещё Лука сказал, что он на самом деле ниже, чем в облике злодея… хм… — Ты меня вообще слышишь?! Забудь о нём! Как только Лука очнётся, я вернусь к хранителю и сам займусь его рассекречиванием. Ты тем временем должен жить и радоваться жизни. Брось заниматься тем, что тебе не нравится, найди новое призвание, покрасься в зелёный, смени школу, не знаю, уедь в другую страну, лиши Луку девственности, наконец! Живи, короче! — Лука тебе сам сказал, что он… ну… — Адриан неловко прижал колени к груди и потёр шею. — Девственник? — Нет, просто я видел его глаза в тот момент, когда ты пытался его поцеловать по-нормальному. Тут и ежу всё понятно. К тому же, за девять дней, что я у него был, он ни о чём таком даже не подумал. Утром тоже. Это даже немного странно. Усмехнувшись чему-то в своих мыслях, Адриан спрятал пылающее лицо в ладонях и уткнулся лбом в колени. Признаться честно, окрестив Луку своим парнем перед Анаркой, он даже и подумать забыл о том, что в подавляющем большинстве случаев любовные отношения подразумевают под собой не только совместный быт, романтику и все дела, а ещё и интимную близость. И теперь, открыв для себя столь неожиданное знание, он не смог даже представить, как будет заниматься этим с Лукой. Даже в довольно раскованном Коте Нуаре Бражник не сразу смог подавить барьер из страха, что уж говорить о начисто непорочном Луке? — Короче, не важно. Сами разберётесь. Так вот, мы можем пригрозить, что у нас есть идеальный и влиятельный папочка, не? Алё? Адриан! Ну вот, опять поплыл. — Нет, всё нормально, не поплыл. Идём. Пройдёмся по крышам? — Нет, месье, ножками по дороге. Движение — это жизнь. — Но Натали ведь заметит, что я пропал. Да и это будет дол… — Ничего, справишься. Кольцо не дам. Оно в укромном месте. — Да что ж это за место-то… — Давай, двигай. Ну, ножками так ножками…***
— Агрест? — вместо радушного приветствия первым его встретил звук задвигания ящика в стол. Нервный такой, нарочито громкий — Ох… ну что опять? Опять? В преддверии вечера Альберт как всегда оставался в своём клубе-борделе в одиночестве. С последней встречи он претерпел некоторые изменения в виде появившихся тёмных кругов, беспорядочной причёски и сбитых костяшек на правой руке. — Мне нужно задать один вопро… — начал юноша, как его тут же перебили, хватаясь за лоб и, скривив кислую гримасу, опрокинулись на столешницу ресепшена: — Ох, смотря, какой вопрос. Как вы меня, Агресты, уже все утомили. Ненавижу вас. — К вам отец заходил?.. Иной причины странного поведения Адриан искренне не видел. — Не важно, — в ответ прорычал мужчина, травмированной рукой ероша и без того всклокоченные волосы. — Что у тебя? Если попытаешься замолить грехи папаши, то можешь прямо сейчас развернуться и спуститься вниз по лестнице, там будет дверь, — сообщил он любезно, чтобы затем, выпрямившись и растянув губы в улыбке, закончить мысль. — Выход. Что означает «закрой дверь с той стороны и забудь сюда дорогу». — Нет, я… — Ты, наверное, не привык, что с тобой так разговаривают, но уж прости, в последнее время поднакопилось некоторое количество… м-м, проблем. — Последнее слово вырвалось из уст Альберта с явной истерикой, отчего юноша отступил слегка назад. — Не трать моё время, солнышко, будь добр. Так сказать, во избежание, Адриан достал из сумки нужное и протянул мужчине. — Это бирки, — почти чертыхнувшись, ответил Альберт и отодвинулся ближе к стене с разнообразными рамками, чуть было не опрокинув треть из них. — Вопрос закрыт. Свободен. — Я вижу, что бирки! — Ну так и молодец, зрение хорошее. Топай. Альберт помахал руками, будто отгоняя юношу от себя, а сам вышел из-за стойки и демонстративно погремел ключами. Но Адриан неумолимо достал фотографию и бросил на столешницу. На рабочем столе он заметил шахматную доску с фигурами, явно не родными друг другу, а возле неё — закрытую вазу с изображением змеи. Необычайно красивой змеи, состоящей из иероглифов. — Я точно знаю, что на этой фотографии мама возле роддома. А вы есть на этой фотографии, значит, всё знаете. — А Натали? Она там тоже есть. Она ничего не рассказала? — Она сказала, что поклялась маме не говорить мне. — Ну-у… — Прошу вас! Это всё, что мне нужно знать. Почему родители скрыли, что я и Феликс — близнецы? Почему нас разделили? — Ай, какой ты душный… весь в мать. Ну, с одной стороны и слава Богу, что не в папашу, чтоб его черти е… — Вы близкий друг мамы? — Был когда-то. До того, как она познакомилась с твоим… ох… — Почему Вы так ненавидите отца? Он же ничего плохого не сделал. — Почему? Чёрт возьми, да причин того, за что его можно не любить, на несколько томов хватит! — Так что? Мужчина закатил глаза и покачал головой: будто в прошлое вернулся и смотрит на надувшееся от собственной упрямости зеленоглазое солнце. Он выдохнул и опрокинулся на диван. Ещё раз взъерошил волосы, провёл по лбу. Достал из-за изголовья пачку сигарет и, щёлкнув древней зажигалкой, закурил. Изображение на вазе переливалось в свете настольной лампы, имитируя жизнь и движение. Поразительно. — Куришь? — выпустив первый клубок дыма, спросил он. — Нет… — Молодец, и не надо. — Альберт сделал вторую затяжку и бурно закашлялся, сложившись пополам. — Прости, давно этого не делал. Короче… садись. Стараясь действовать незаметно, юноша натянул на нос воротник куртки и уселся на единственный стул возле барной стойки. За ней на стене всё ещё висели десятки фотографий, некоторые из которых оказались повёрнуты в разные стороны из-за недавнего неудачного пируэта их хозяина. Среди них были неизвестные ему дети и подростки, всё больше и больше от деревянной обивки от пола и по всей фиолетовой стене, раскидываясь по ней ветвями. На одной из них он увидел Эмили, до удушья обнимающую Альберта. Вся в белом. Кажется, он видел похожее изображение в коробке. Рядом стоял парень-азиат со странной причёской и кое-как проглядывалась Натали. Часто между строк мелькала фамилия Филидор. Так хочется узнать о них побольше… — В роддом нас не пустили. — Почему?.. — Твой папаша-социопат не хотел видеть посторонних. — Но… — Поэтому мы встретились на следующий день. — Ещё одна глубокая затяжка. — Вы оба родились не очень здоровыми, но Феликс — чуть больше. Юноша вскинул брови: он никогда не замечал за собой проблем со здоровьем. Вот ни минуту своей жизни. — Поэтому его отдали к состоятельной семье Грэм де Ванили для реабилитации. По приезду в Париж через несколько лет спустя он снова начал болеть, и было принято решение оставить его у сучки-Амели. Вот и всё. Занавес. Свободен. Но юноша не мог и пошевелиться. Вроде бы Альберт не сказал ничего шокирующего, но одновременно с этим… всё в голове перемешалось. — Но ведь чета Агрестов тоже была состоятельной. — Не-а, нихуя. Ой, прости. — Первая сигарета закончила свою жизнь, затушенная об подлокотник. — Нет никакой четы Агрестов. И не было никогда. Габриэль родом из провинции, как я. Ты, наверное знаешь, что он рос в детдоме? Ну так вот, — зажигалка щёлкнула ещё раз, комнату снова наполнил дым. — Его родители были простыми деревенскими зоологами, ну, иногда в экспедиции вылезали в леса, о бабочках книжки писали, типа, фамилия располагает. Желудок стянуло в тугой узел. А как же… «все Агресты — солисты», «родовое поместье» и… всё прочее? — Пока однажды они не исчезли. Просто — были, и раз — не стало. Самого Габриэля, лет одиннадцать ему было, потом в чаще нашли. Он с тех пор и начал седеть. Хрен уж знает, что он там увидел. Я искренне пытался его понять. Типа, травма, все дела. Но потом понял что он — просто психопат. Который, кстати, мог и своих родителей прикончить. — Не говорите так! — Я уже сказал, поздняк. В общем, бренд Агрест, поместье — всё дело рук Эмили. Ну и Полосатой немного. А Габриэль — никто. Да, у него костюмы ваять неплохо получается, но без раскрутки он, как мамзель Одри Буржуа однажды ляпнула, «так бы и сидел в своей старой студии». В очередной раз за день юный Агрест осел назад на место. То, что отец мог убить своих родителей, он отмёл сразу же. — Что думаешь делать с этой информацией? — Я… попробую позвонить ему. — Папаше? Не вздумай. — Феликсу. — А, ну хорошо. Только не говори, что это я рассказал. Ладно? От приободряющего хлопка по плечу Адриану должно было стать лучше. Но Адриан мог лишь слабо покачнуться от воздействия и вернувшись в состояние подмороженного карася. — Что ещё хочешь узнать? — А Феликс… он знает? — Он всегда об этом знал. Изворотливый пиздюк. Ой, прости. Вот он точно в папашу пошёл. — И он не сказал мне… — А ещё он знал, что это — огромный-преогромный секрет. — Но это же мой брат… какая разница, чей это секрет? — Сами разбирайтесь. У тебя всё? На это юноша кивнул. Мужчина зашёл за своё рабочее место и будто на автомате переставил одну из пешек слегка вперёд. Так, как не должны ходить пешки. — Красивая ваза. — Ага, заметил, что ты на неё таращился. Так вот, это мой парень, поэтому больше не смей, я ревную. Светлые брови вновь поползли наверх. Закурив уже третью сигарету и стоя спиной к стене, Альберт вытянул руку и безошибочно указал на фотографию с участием мамы. — Якудзавидный парень со странной причёской. Он умер, когда тебе было восемь лет. Давно, короче. А всё потому что я не был рядом. Поэтому, ну, если у тебя кто-то есть, будь с ней рядом. Никогда не бросай в одиночестве. Иначе будешь как я — с прахом обниматься. — С ним. Хорошо. — Серьёзно? — Альберт беззлобно рассмеялся, после чего снова закашлялся. — В общем-то, да, у тебя не было шанса. — Увидев в слишком любопытных глазах заинтересованность, он поспешил перевести тему: — Отец знает, что ты по мальчикам? — Девушки мне тоже нравятся. Он знает. — И как? — Нормально вроде… он терпим к таким вещам. — Ага, конечно. Ну, короче, ступай, иначе тебя потеряют. Несмотря на напряжённость какие-то пять минут назад, этот человек внушал доверие и располагал к себе. Что сподвигло его пойти на преступление? — А, стой. Держи, пусть будет твоим талисманом. — На столешницу встала та самая пешка, которую шахматист переставил пару минут назад. — Она приносит удачу. Когда я начинал ход с неё, то всегда выигрывал. Маленькое тельце имело лёгкий сиреневый оттенок и было исписано символами, похожими на очень неразборчивый почерк. — Пешка приносит удачу? — с этими словами юный Агрест покрутил подарок в руках, немного недоверчиво оглядывая её со всех сторон. — «Пешки — душа шахмат», юный падаван. — От этой фразы из-под зелёной рубашки донёсся еле слышный смешок. — Не обесценивай их. От того, как расставлены пешки, зависит судьба игры. Король хоть и кажется величественным, он — самая слабая фигура, которая вынуждена лишь вечно убегать и прятаться. — Вдруг порядком помутневший взгляд устремился куда-то вдаль, а тонкие губы сжались. Он помедлил минуту, затем продолжил: — Королева перемещается по доске, как хочет, верша свою судьбу. А пешки… даже перевес в одну их единицу порой может в корне изменить суть игры. Так что держи и не выкобенивайся. Она правда приносит удачу. — Что на ней написано? — «Король умер», — хохотнул он, но как-то заметно разнервничался. — «Колдую» потихоньку. Ну, знаешь, профессиональные заморочки. Юноша понимающе закивал, Альберт случайно опрокинул со стола книгу. — Двери моего клуба всегда открыты, так что… заходи, — с этими словами он доброжелательно протянул правую руку, которую юноша тут же слабо пожал. — Будет интересно пообщаться с сыном давней подруги. — Я могу закрыть их раз и навсегда. От громоподобной фразы оба вздрогнули: мужчина — слегка, а подросток буквально подскочил на месте, оборачиваясь. Бледный, шатающийся… отец… — О, — Альберт затушил сигарету и устроил подбородок на сложенных в замок пальцах. — Это кто тебя разукрасил? Кому руку пожать? — У Адриана занятие. — Отрезал месье Агрест, кинув леденящий душу взгляд на худое тело, отчего у этого тело по всему периметру зашевелились волосы. — Мы уходим. — Как жаль, а я как раз хотел ему кое-что показать. — Не нужно ему ничего показывать. Кто знает, что происходит в стенах этого клуба. Я не хочу, чтобы психика моего сына была испорчена. Я и Адриан уходим. — Мы оба знаем, что здесь происходит. — Процедил шахматист и мысленно прибавил «ублюдок». Руки потянулись за новой дозой некотина, но, метнув взгляд на вазу-урну, он передумал. — Отец, что ты имеешь ввиду? Что здесь происходит? — Адриан же был не готов мириться с происходящим и поэтому увернулся от протянутой к его плечу руке. — Нет, я не пойду! Я не сдвинусь с места, пока вы мне всё не объясните! О чём он говорит? Что он хотел мне показать? — Ты хочешь, чтобы твои взгляды на отца в корне изменилась, Адриан? — Ты оказываешь дурное влияние на моего ребёнка. Я не зря запретил Эмили общаться с тобой. — Чего? Да кто ты вообще такой — запрещальщик хренов? Эмили взрослая женщина, и сама бы разобралась, с кем ей стоит дружить, а с кем нет. Натали как тень возникла в пороге, чтобы вскоре потянуть юношу к выходу, но тот воспротивился. — Месье, простите его… — не задумываясь о надобности и правдивости оного, воскликнул подросток. — Он правда хороший человек. Просто он бывает ужасно грубым. — Не извиняйся, Адриан. Я встречал людей и похуже. — Спасибо, что рассказали мне… мне правда… — Заходи, если будет время. Этот человек прав — тебе пора на занятия. А мне пора домой. Пересмотрю старые записи с камер, окунусь в воспоминания. Знаешь, иногда полезно освежить в памяти собственные действия, чтобы их проанализировать. Вот ведь попадалово. Стыдливо обсыпав шахматиста ещё дюжиной извинений, юноша наконец поддался мановениям секретаря и пересёк порог клуба, пропадая в его тёмных коридорах. — Ты монстр — Агрест. И когда-нибудь твой сын узнает об этом. С моей помощью или без меня. — Когда-нибудь, определённо. Но это будет уже не твоё дело. — А чьё тогда? Мы оба в одной упряжке. Уже который раз это обсуждаем. И, о, чудо, у твоего сына наконец открылись глаза, и он пришёл ко мне сам, своими ногами. Я знаю, что ты не дал Эмили отдать Адриана ко мне. По твоим липовым убеждением, лицемерный ты ублюдок. Сдашься сам или мне тебя сопроводить? — Ни то, ни другое. Мне ещё нужны твои «услуги». — Ты ко мне после каждого косяка бегать будешь? Или тебя Голубь уже не привлекает и ты хочешь, чтобы кто-то его рекорд побил? Стрелка на вмонтированных в приборную панель автомобиля капала на мозг своим ритмичным перемещением по новому кругу, и обмен любезностями между отцом и месье шахматистом пошёл на седьмую минуту. Женщина на водительском сидении беззаботно перепроверяла список каких-то медикаментов по чеку, иногда приоткрывая пакет и заглядывая в него. Адриан прижимал к груди исписанную пешку и пытался обработать информацию. Вряд ли месье Филидор мог ненавидеть отца лишь за его социопатию. Машина сотряслась от резкого прибавления в весе. — Какого чёрта? Зачем ты вообще сюда пришёл? — Тебе лучше? — Узнав, что ты пришёл к этому отвратительному человеку, я сразу позабыл о боли. — Хорошо. — Произнёс юноша и набрал в лёгкие побольше воздуха. — Что ты устроил?! — закричал он. — Никак месье Филидор на меня не повлиял! Мы просто разговаривали! И вообще, вы с мамой всю жизнь молчали и не рассказывали мне, что мы с Феликсом родные братья! Вы, самые близкие люди, не могли мне сказать такую важную вещь, в итоге я узнаю это от чужого человека! Почему чужим людям иногда менее плевать, чем родным?! Почему вы молчали?! — Запомни: всё, что он тебе наговорил — ложь и провокация. А я беспокоюсь о тебе, Адриан. Я не хочу потерять и тебя. И тем более, чтобы тебя испортили. — Меня уже испортили, если ты не помнишь! — Хочешь обвинить меня? — Не хочу я никого обвинять. Ты не ответил: почему вы мне ничего не сказали? Я что, по-твоему настолько глупый, что ничего не пойму? — В этом не было необходимости, и поэтому мы молчали. Вы с Феликсом отлично проводили время и как кузены. Ничего страшного не произошло. — Не произошло, но я бы правда чувствовал себя лучше, если бы узнал это от родных! — Ты сам виноват, что не дождался моего выздоровления и побежал к этому лжецу. — «Сам виноват»?! Я всегда у тебя во всём виноват! Да ты бы ни за что мне ничего не рассказал! Ты ничего никогда не рассказываешь: чем болела мама, кто построил поместье, кто твои родители, в конце концов! — Не смей повышать на меня голос!!! Адриан был готов поклясться, что на минуту оглох вместе со всеми людьми в радиусе одного километра. Он ещё никогда не слышал, как отец кричит. И лучше бы никогда не слышал. Он невольно вжался спиной в кресло вместе с оцепеневшей от ужаса Натали, вцепившейся в руль до побелевших пальцев. Ещё он готов был поклясться, что отца затрясло. — То, что ты перечислил — и есть те самые темы, от которых я пытаюсь тебя спасти. Но ты вечно ищешь приключений. И ввязываешься туда, куда не следует. — Гортанный, до невозможного низкий голос заставил ассимилироваться с воздухом даже квами, повидавшего на своём веку то ещё дерьмо. — У тебя занятия по фехтованию. Ты хочешь на них ходить? Признаться, Адриан начал сомневаться, что после отрицательного ответа останется в живых. Впрочем, обучение фехтованию могло стать прямым билетом к победе над Бражником, из-за которого и происходит вся эта погань. — Хочу. Очень хочу. Напряжённый воздух сотряс боязливый сигнал телефона.