Эффект бабочки

      — Привет.       Фраза была короткой. Но даже этой краткости хватило, чтобы начисто забыть обо всей злости, накопившейся за сегодняшний день. Увидев изменившееся выражение лица своего сына, Габриэль невольно перевёл взгляд на заднее сиденье. Автомобиль пришёл в движение, запетляв в переходах и дворах.       — Лука… — одними губами прошептал юноша. — Как же я… с тобой всё хорошо?       — Да, всё в порядке, — несмотря на хрипоту и усталость, в сказанное хотелось верить. — Как ты себя чувствуешь?       — Я-то нормально, это не я герой, встретившийся лицом к лицу с врагом всея Парижа.       Из трубки послышался короткий смешок. Натали мимолётно взглянула в зеркало заднего вида и слабо улыбнулась.       — Прости, что не позвонил раньше.       — О чём ты? Ты позвонил, как смог.       На это отреагировали уже медленным выдохом. И Адриан буквально увидел скорбно опущенный подбородок и скривившиеся от досады губы. В рёбрах закололо:       — Что-то не так?..       — Через неделю ко мне можно будет приходить после трёх часов дня. Ты сможешь прийти?       — Да, да, конечно, смогу!       Взгляды столкнулись и тут же оттолкнулись друг от друга, как одноимённые магниты: Адриан не собирался показывать, что ждёт его одобрения, Габриэль не хотел, чтобы его интерес был замечен. Оба закономерно потерпели сокрушительное фиаско. Быстрая вибрация ознаменовала собой окончание диалога.       — Я уже могу узнать его имя?       Юноша быстро закинул гаджет в карман куртки и ещё раз посмотрел с вызовом. Днями ранее, склоняясь над бессознательной фигурой, он пообещал, что никогда не станет утаивать от него и пустяков. И тем не менее, сам отец таил от него тысячи секретов, хранил полчище скелетов в шкафу и, кажется, совсем не собирался одаривать обещанным доверием. Да и, возможно, заочно знакомить его с Лукой… слишком рано?       Знакомый до скрипа зубов коллеж стоял на своём законном месте и как всегда был погружён в тишину и спокойствие.       — Придёт время, — начал юноша, беря услужливо захваченную Натали спортивную сумку, — и он сам тебе всё скажет.       С этими словами он захлопнул дверцу и, последний раз столкнувшись с родителем глазами, хмуро развернулся и зашагал прочь. Теперь, прослыв трусом и подлецом, он мог прибывать сюда лишь в вечернее время, когда большая часть учеников, включая их класс, уже давно была дома.       — Я бы на твоём месте вообще их не знакомил. Не заслужил месье. Да и Лука при всём своём желании тебе ничего не сделает в отличие от старины-Бражника. Ты своего Пьеро с лёгкостью на асфальт уложишь.       — Ох, ну не знаю. Я хочу ему доверять, но этот случай с Феликсом…       — Ну, значит, и пошёл он. И ты бы пошёл домой и отдохнул. На кой тебе эти тренировки?       — Ну, — сказать или не сказать? Юноша почесал затылок. — Просто не хочу, чтобы у меня грибы на голове выросли.       — Раньше же не вырастали за… сколько тебе там лет?       — Не важно.       — Фух, ну хорошо, а то я уже подумал, что тебя ничему жизнь не учит, и ты всё-таки решил готовить себя к «финальной битве», — наигранно протянул квами, будто смахивая пот со лба, — но ты вырос, наконец-таки.       — Угу…       Да уж, вырос.       Автомобиль за его спиной сорвался с места и остановился в первом же укромном месте.       — Тебе удалось вычислить имя?       — Лука Куффен, месье. — Женщина передала в руки хозяина планшет, с которого смотрело размытое, во много раз увеличенное изображение его самого раздражающего врага. — Старший брат одноклассницы Адриана, почти ровесник. Посещает лицей Натали Романо, учится прилежно, вредных привычек не имеет, играет в небольшой группе. Друзей среди сверстников нет, после учёбы сразу идёт домой. Положительный молодой человек.       — Положительный, — едко процедил Габриэль про себя. — На лопатки. — И тут же, откашлявшись, продолжил вслух: — Это точная информация?       — Адриан сам назвал имя, а дальнейшую информацию мне удалось вычислить с помощью социальных сетей и списка акуматизаций. В обоих случаях мелькал один и тот же юноша.       — Известно, где он живёт?       — А… — женщина осеклась, на секунду задумавшись о надобности столь тонкой информации, но всё же назвала точный адрес, после чего, увидев недопонимание, уточнила: — Судно «Либерти», принадлежащее Анарке Куффен, матери юноши. Она была акуматизирована в «Капитана Хардрок».       Либерти и Лука, значит. И что бы он делал без этой до чёртиков умной женщины? Натали смотрит спокойно, с доверием и даже какой-то радостью. Радуется за Адриана? Да уж… сомнительный повод для радости, но уж что есть. Возможно, если бы не эта скучная, но донельзя умная женщина, он бы давно пустил себе пулю в лоб от отчаяния.       Впрочем, скоро он отогнал подобные мысли прочь и сосредоточился на изображении: волосы неестественного оттенка, клипсы в ушах, рыбье лицо. Боже, у его сына однозначно нет вкуса. И улыбка. Едва уловимая, мерзкая. Желание содрать её воспылало в разгорячённой груди как никогда ярко.       — Только… Ваш сын попросил меня не рассказывать о нём раньше времени. Он хотел представить его сам.       — Я имею право знать, с кем связался мой сын. По-моему, это нормальное желание.       — Конечно, месье, совершенно нормальное. — Автоматически согласилась она, положив руки на руль, но тут же исправилась: — Для чего Вам нужен был адрес?       — Сейчас мне нужно в лавку антиквариата.       Антиквариата? На кой хрен месье потребовалось в лавку антиквариата как только он продрал глаза? Неужели, задумал акуматизировать его и отвадить?       — Но месье…       — Сейчас же, Натали.       — Этот юноша помогает Адриану справиться с травмой. Вашему сыну необходим такой человек.       — Где гарантия, что этот проходимец точно так же не травмирует его?       Хотелось сказать многое. Начать издалека. Но слов не нашлось.       — Разговор окончен. Брошь.       Пальцы с лиловым маникюром сжались на матовой поверхности руля. Протянутая ей рука всегда воспринималась как жест доверия, но только не сейчас. Она не хотела её касаться и доверять. Наконец, собравшись с духом, она выдохнула:       — Нет, месье.       — Что?       — Она неисправна. А Вы и так можете в любой момент потерять сознание.       — Я говорю не о броши Павлина, а о…       — Бродяга повредил камень чудес Бабочки! — с этими словами женщина забралась руками под собственный пиджак (Габриэль опешил и смущённо отвернулся), после чего показала крохотный фиолетовый камень. Который выглядел так же, как всегда. Ну да, она ведь не дура, и поэтому спрятала его с глаз. Габриэль тут же хотел уличить её во лжи, как вдруг она начала говорить: — Нууру, я отрекаюсь от тебя.       Камень блеснул короткой белой вспышкой, и к нему вернулись лёгкие крылышки. В количестве трёх штук. В другой руке женщина держала четвёртый. Кожа стала на несколько тонов белее.       — Н… но камни чудес нельзя повредить не… не магией… брошь Эмили повредилась из-за того, что она использовалась без перерыва на протяжении десяти лет…       — И тем не менее, теперь камень Бабочки также неисправен. Каждое его использование точно аналогично вредит владельцу, как и в случае с Павлином. А это значит, Вам больше нельзя его использовать.       Мелкий ублюдок. Хренов молокосос. Щенок явно не хочет доживать до совершеннолетия. И Габриэль чувствовал, как хочет помочь юному дарованию в его благородном начинании. Он мог простить всё, что угодно: подозрение, лапание — зрительное и физическое, — в сторону его сына, но лишение единственного шанса на возвращение к жизни любви его жизни… он стерпеть не мог. В мозгу заплясали черти, разводя там адское пекло.       — Ты не можешь мне этого запретить!!! — закричал он в агонии.       — Не могу. Но в моих силах дать вам сове…       — И как ты предлагаешь вернуть Эмили к жизни по-другому, не с помощью камня Кота и Ледибаг?! Уничтожить сентимонстра Эмили, чтобы вернуть ей силы, может только она сама! Я пытался это сделать. Много раз. Даже пытался расплавить это чёртово кольцо! Нет, Натали, я обязан его использовать!       — Но Вам нельзя…! У вас подрастает сын, вы нужны ему живым и здоровым! Я не хочу, чтобы он потерял ещё и отца.       — А я хочу вернуть ему полноценную семью, и мне всё равно, какие для этого будут использованы методы!       — Эмили этого не оценит.       — Она никогда об этом не узнает! И не тебе решать, каким способом возвращать нашу семью! Ты не являешься её частью!       А вот это был удар ниже пояса. Женщина уставилась на начальника во все глаза и тут же сощурила их, стараясь сдержать горечь. Ну да, он прав: она не является частью семьи Агрест, не приходясь никому из них родственницей. Тепло, поддержка, собственные кровь пот, вложенные в её благополучие, конечно же, в счёт не шли. Сдерживая желание прописать апперкот человеку напротив, Натали положила камень на приборную панель и вдавила педаль в пол, отчего нерадивого месье резко отбросило на сиденье.       Чёрт, наверное, было слишком резко. Габриэль понял это на первом же повороте, когда его особенно сильно отбросило на дверцу, несмотря на то, что был пристёгнут. По его скромному мнению, он не сказал ничего дурного. И, войдя в двери именитого владения он, наконец, раскрыл рот, виновато разглядывая каменную колонну на улице:       — Натали… мне не стоило быть таким резким, извини. — Он запинался об собственные же слова, но говорить не переставал: — Я правда хочу сделать как лучше.       Многозначительный кивок. И женщина окончательно скрылась в своей комнате, оставляя человека за дверью наедине с его мотивами.       Ключи драматично полетели в дальний конец комнаты, с грохотом опрокидывая большое количество предметов. Женщина не обратила на это ровно никакого внимания, скинув с ног осточертевшие туфли и наконец усевшись на постель. Она и правда никогда не станет частью этой семьи. На что она вообще рассчитывала, придя сюда в качестве слуги? Кем она хотела бы себя считать для Агрестов? Об этом стоило задуматься с самого начала, но какой среднестатистический человек способен противиться порыву настолько сильному, что неповиновение ему кажется концом всей жизни? Правильно, никто. Но рано или поздно человек начинает думать. К сожалению, у Натали этот процесс затянулся больше, чем на десятилетие.       В ногу врезался маленький предмет. Шахматная фигура. Ах да, точно, в том углу стояла шахматная доска. Женщина без эмоций подняла её и отнесла на место, восстановив порядок на журнальном столике, после чего снова села на кровати, мрачно опустив голову. Не успела она заново погрузиться в чертоги собственного разума, как её прервало новое падение. В идеально прибранной комнате никогда не водилось барабашек или мышей, и поэтому женщина снова вернула «ферзя» на место, на этот раз поставив его ближе к середине. Но стоило ей отойти на шаг, как стол сам собой наклонился на одну сторону, сваливая к чертям всё, что находилось там: вазу, заливая водой паркет и пропитывая минуту назад соседствующие с ней книги, квитанции и… шахматную доску. Опустившись на колени, секретарь сдвинула брови к переносице, сердито промакивая обложки книг первой попавшейся тряпкой. Ферзь вновь подкатился к колену.       — Чего ты хочешь? — тихо произнесла она. — Он же сказал: он сделает всё возможное, чтобы восстановить благополучие семьи. И только он сможет обеспечить Адриану достойное будущее. С ним он в безопасности. Хоть и в клетке.       После этой фразы раздался громкий хлопок шкафа. Натали задрала голову в сторону звука, как тут же почти получила по носу резко выдвинувшимся ящиком. Она отскочила в сторону, отползая назад, но на этом череда шокирующих событий не прекратилась: все ящики с громким звуком, похожим на частые удары по челюсти. Они открывались и закрывались обратно, грохоча как турбинный двигатель. Натали в ужасе стала мотать головой по сторонам, глядя, как содержимое её мебели вылетает наружу, точно неведомая сила выкидывала их. Наконец, хаос остановился. И спустя секунды на пол упала шахматная фигура. Опять. Натали ползком добралась до неё и взяла в руки.       Та самая. Фигура из её же старого набора, с которым она впервые сыграла с Альбертом. Он благополучно прикарманил её себе, чтобы потом вернуть с надписью.       — Король умер?       Так и закрепилась за ним странная шахматная клептомания. Но он никогда не возвращал фигуру поверженного, об этом знали даже далёкие СМИ. И всё же ей он вернул. Зачем? И зачем она нужна была именно сейчас? Натали посмотрела на потолок. Но всё оставалось на своих местах, будто не здесь минуту назад случилось восстание мебели. Тогда она встала на ноги и вернула фигуру назад, заперев дверцу на магнит. Тишина.       Облегчённо вздохнув, она отвернулась, чтобы осмотреть учинённый беспорядок, как вдруг со сверхзвуковой что-то впечаталось ей в затылок, отчего она неконтролируемо взвизгнула. Опять она. Последний раз взяв приставучую гадину в руки, она сжала её и снова уставилась в потолок.       — Ну ладно, — раздражённо выдохнула она. — Твоя взяла.

***

      — Зачем пожаловала? Альберт как всегда приветлив до жути, обращает внимание на вошедшего лишь мимолётно, словно всегда будучи «выше этого». Женщина со стуком поставила фигуру на барную стойку и уставилась на изумлённого таким поведением мужчину.       — Что Адриан хотел узнать? — спросила она, скрестив руки на груди.       — Какие вы… — брезгливо фыркнули ей в ответ. — Спроси у него самого, трудно, что ли? Или он с вами обоими больше не разговаривает? Ха, правильно делает.       — И что ты хотел ему показать?       — Тебя босс послал? — шахматист отодвинул ферзя двумя пальцами, после чего водрузил на её место кипу бумаг. — Ты, значит, гонцом заделалась. Так вот, отнеси ему ответное приглашение на хуй.       — Это мой личный интерес.       — До сих пор испытываешь к нему чувства? Или надеешься стать матерью Адриана? Не выйдет, лапушка.       — Я знаю, что никогда не смогу стать для Адриана матерью, но мне важно, чтобы с ним всё было хорошо. Эмили попросила меня об этом, если ты не забыл. Попросила. Тусклое закатное освещение клонило в сон, и Альберт невольно закатил глаза:       — С ним всё будет хорошо только если его папаша самовыпилится.       — Что ты знаешь? — разъярённая же женщина была бодра как никогда, ставя ладони на ресепшен и чуть ли не перегибаясь через него. Неповолительная роскошь для рабочего времени. — У меня появилось ощущение, что я что-то пропустила. Адриан говорит о каком-то сообщении, в котором я рассказала о плане дома, но я не делала этого! Я бы ни за что не… не рассказала бы о секрете Эмили.       — Твоя проблема в том, что ты слишком предана тем, кому не следует, старушка. Наконец, пыл умерился. Мадмуазель Санкёр отступила назад, чтобы вскоре пройти на диван вместе с его хозяином.       — Тебе никогда не нравился мес… Габриэль, но ты никогда не испытывал к нему ненависти. — Уже спокойно начала она, ощущая под пальцами прохладу кожаной поверхности. — А в последнюю встречу создалось впечатление, что ты его съесть готов. Что-то произошло. Что именно произошло?       — Идём. Никому никогда не было позволено хватать её за руку кроме пресловутого босса, и всё же она позволила задумчивому Альберту не только завладеть её телесным имуществом, но и потянуть в реквизиторскую. Он усадил давнюю подругу на кресло и достал серебристый флеш-накопитель, воткнул в ноутбук, что-то пощёлкал на клавишах и махнул рукой на монитор: мол, выбирай. Натали несмело выбрала первый попавшийся файл.       Чтобы затем выпасть из реальности.       От страха и ужаса.       От отвращения и стыда.       От беспомощности и чувства вины. Удушающих, разрывающих изнутри и поражающих как вирус. Сначала на стол стекла одна капля. Потом ещё одна. И вот железная леди сдалась, кривя спину и прижимая ладони к горящему лицу. Кажется, она даже произносила какие-то звуки. Но попросту не слышала их.       — Вот ублюдок, да? — донеслось со стороны глухим, подавленным голосом вместе с клубком табачного дыма. — Я тоже полный ублюдок, раз показал тебе это, но… я должен был, прости. Ты бы нашла сто-пятьсот опровержении словам.       — И ты знал, что он изменяет Эмили, — наконец она смогла говорить сквозь всхлипы, которые теперь могла слышать и стыдиться. — Но не остановил это?!       — Да откуда ж я знал, что они трахаться начнут? — мужчина развёл руками. — Этот пиздомудоёбок сказал, что у него секретные переговоры с Котом Нуаром. С героем, типа: всё по красоте да по благородству. Ну, а я, будь умницей, заклеил стикером ту часть монитора, в котором показывалось изображение из номера. Тупой он, конечно, пиздец: а если бы я не был честным и решил подглядеть?       Вот так в один миг могла разрушиться веками строенная стена из самого прочного камня. То, что она увидела, ту часть Агрестовской сущности, стало для неё персональной плавиковой кислотой, уничтожившей выдержку, стать и всё прочее, что характеризовало её как Натали Санкёр. Актёры наихудшего кино своими действиями просто сломали её. Она могла только безмолвно рыдать, вместо поставленной речи извлекая из себя только клокочущие хрипы. Этот подонок изменил Эмили. Разорвал всю веру и доверие Натали Санкёр. И уничтожил чистоту собственного сына. Продолжая преспокойно глядеть в глаза всем названным и клясться, что он знает «как лучше».       — Эй, эй, — спустя полчаса Альберту удалось достучаться до неё. Очнулась женщина уже в его объятиях: терпкий запах дорогущих сигарет, дерева и ментола. — Ты чего это? Валить тебе, Наташ, надо оттуда, — шептал он ей точно на ухо, гладя свободные волосы. — Пацана только жалко, это да. «Он хороший человек, не обижайтесь на него» со взглядом Бэмби. Найдёшь себе новую работу, цель в жизни, мужика нормального. Ты была бы очень заботливой мамашей. Может, тебя в декрет отправить?       В декрет?.. Спустя минуту до неё дошёл смысл сказанного, и как в старые добрые она смогла возмущённо и не без смущения слабо оттолкнуть его.       — Нет… я… я пообещала Эмили… сберечь Адриана, но я не справилась. Я не заслуживаю лучшей жизни.       Она пыталась поддержать атмосферу беззаботности, но опять не смогла, кинув мимолётный взгляд на разомлевшее лицо в маске, после чего в два нервных клика скрывая до одури отвратительное зрелище с глаз.       — А он-то тут при… — и вдруг Альберт остановился, распахивая глаза и рот. Ну да, и как это раньше не дошло: — Или… ой бля-а-а-ать!!!..       Он вскочил на ноги и зашагал по комнате, то и дело протирая лоб.       — Да Эмили бы в гробу перевернулась, если бы узнала!!! Это пиздец, Наташа! Полный пиздец!       — Она всё знает.       — Всмы… — с ещё большим ужасом мужчина повернулся на ставшую статуей подругу. — Как знает?..       — Помнишь план поместья, — как машина отчеканила она, глядя в одну точку, — который она рисовала на парах по философии на последнем курсе?       — Ну-у, да? Его ещё построили за три месяца. Не иначе как «волшебного зелья» хлебнули.

— Эмили… Эмили — и есть поместье.

      — Ког… это как, чёрт возьми?! Она мертва или нет?! Что у вас там за кунц-камера?       — Бражник требует каждого злодея принести ему камни чудес. У него самого и… меня… тоже есть такие. Эмили использовала камень чудес Павлина, чтобы создать поместье из своей мечты. Но оно оказалось слишком наполнено деталями, персоналом, который постоянно нужно было контролировать, и однажды камень просто не выдержал, треснул. Скоро ей пришлось воспользоваться им ещё раз, чтобы дать разум и сделать полностью автономным. Она пыталась и пыталась. Беспрерывно отдавая дому часть себя. Пока не отдала всю душу и сама не стала… поместьем.       — Стены…       … сами собой очищающие с себя самые сложные пятна, выстраивающие комнаты и лазейки, на создание которых не мог быть привлечён человек.       — Окна…       … открывающиеся и закрывающиеся сами собой только в подходящий момент.       — Персонал поместья кроме меня и месье Гюро…       … которые никогда не отличалось красноречивостью даже с одиноким сыном читы и никогда ему не отвечающий по приичне того, что… просто не обладали речью.

— Всё это — её глаза и уши. И она знает абсолютно всё, что происходит внутри дома. И, вероятно, слышала о его планах.

      — Да уж… — Альберт почувствовал головокружение и осел на первую попавшуюся поверхность. Шок не исчез даже по прошествии внушительного времени. — И Габриэль об этом не знает?       — Он знает, что поместье создано искусственно. Но не знает, что Эмили всё видит и слышит. Поэтому… теперь я точно уверена, что она… — кулаки сжались на коленях вместе с зубами. — Не захочет возвращаться, даже если Габриэль найдёт способ оживить её. Он доверился мне, а я… я не могла ему об этом сказать. Но если оживить её, чтобы она сама вразумила его, соединив камни Ледибаг и Кота Нуара, то этой Вселенной придёт конец, и в пробуждении не будет смысла.       — Значит, замкнутый круг. Может, тогда стоит просто кикнуть поехавшего деда? Эмили жаль, тут не поспоришь, но… это была её воля. А значит, она знала, на что шла.       — Она просто хотела, чтобы её семья ни в чём не нуждалась. Чтобы Адриан был счастлив.       — Он счастлив, разъезжая по фотосессиям и тратя всё свободное время на прихоти отца?       — Кажется, теперь нет… ох… какая же я дура… если посадить Габриэля за решётку, Адриана сразу отправят в детдом… Грэм де Ванили вряд ли его заберут.       — Его там покромсают в первую же ночь! — сигарета была затушена об стену, а мужчина приблизился к столу, всплеснув руками. — Так что этого допускать нельзя. Поэтому остаётся только усыновление. А усыновить ребёнка можно только людям, состоящим в браке. Я уверен, что ты со своим угрюмым гоблином видишь красивых мужчин только на расстоянии одного километра, а времени на поиски у тебя нет, — рука в белой старомодной рубашке оказалась слишком близко от секретаря. — Поэтому я предлагаю тебе свою кандидатуру на роль твоего мужа.       — А… — всегда поставленная речь потерпела фиаско уже который раз за день. Щёки покрылись румянцем, и женщина отодвинулась от друга вместе со стулом. — Я никогда не думала, что мне сделают предложение таким образом… И тем более — ты.       — Господи, тебе нужна помощь, я тебе помогаю. Можешь считать это благодарностью. Когда умер Юдзуру… ты всегда… была рядом. Люди нужны друг другу. И ты нужна этому пацану, раз уж так хочешь выполнить обещание. Как можно осуществить её мечту. Поэтому да, я предлагаю тебе стать моей женой. — Альберт не мог не смутиться тоже, прекрасно осознавая смысл своих слов и то, что докатился до того, чтобы сказать подобное. — Но перед этим… — вдруг он схватил её за руки. — Акуматизация во время коматозничества агрессора — твоих рук дело? — дождавшись виноватого кивка, он продолжил: — Ну так вот. Акуматизируй меня!       — Ну, я…       — Пожалуйста, Натали! Этим ты спасёшь сына своей лучшей подруги и себя!       Вдох. Выдох. Она не колебалась ни секунду в жизни. И так бездарно колебалась сейчас.       — К тому же, я хочу сделать папаше небольшой сюрприз.

***

      Как она хлопнула дверью… вероятно, его слова и правда обидели её. Терять Натали было нельзя: слишком ценный сотрудник, и оттого мужчина поклялся сам себе, что извинится перед ней как следует сразу же после того как закончит с одним небольшим дельцем.       Темнота убежища возвращала ясность мыслям. Тела юношей в масках лежали на своём законном месте, что мужчина поспешил исправить, поочерёдно переламывая карманные ручки как зубочистки, из которых один за другим сыпались синие перья, оседая на полу. Как поганец смог оторвать крыло? Натали вряд ли могла сделать это сама — не было повода, — память стёрлась чётко и по ровному контуру, он проверял. Да и тот хруст и последующая детрансформация на долю секунды…       Мужчина приколол брошь к рубашке.       — Трансформация. — Отчеканил он после того как на секунду встретил озадаченное выражение лица квами.       Камень отозвался глухим треском, и всё же поддался. Голову будто зажали в тиски, но мужчина стойко принял боль, опираясь на трость. Однако давление не пропадало, колени потянуло ближе к земле. Сзади приблизились. Не глядя, мужчина замахнулся тростью назад. Его же лицо, выбеленное и в ужасных очках. Распахнутые в ужасе рот и глаза. И кровь, льющаяся из пробитой насквозь шеи. Бражник поднялся на ноги и осмотрел жалкую версию себя сверху вниз. Как же… неприятно видеть самого себя в подобном состоянии. Кровь стекла на красно-чёрную грудь, и сентимонстр подался вперёд, хватаясь за человека в фиолетовом. После чего тот, выдернув оружие, непоколебимо оттолкнул «Коллекционера» ногой. Чёрт, он совсем забыл о его существовании.       Поверхность магического металла покрылась чёрной коркой, которая теперь обновилась новой кровью. Его кровью. Взмах крыльев бабочки смог заглушить эту мысль.

***

      Нужная палата нашлась далеко не сразу. Однако волнения от присутствия чужого человека не наблюдалось ни на одном квадратном метре хирургического отделения. В воздухе витали частицы чёрной пыли. Четыреста девятая палата. А за ней — ублюдок, ломающий его жизнь. Поднеся к серым губам старинную курительную трубку с алым цветком на месте отсека, куда в лохматые века закладывался табак, мужчина сделал глубокую затяжку. Коснулся двери и приоткрыл его. После чего, увидев знакомые голубые волосы и рыбье лицо, выдохнул едкий чёрный дым, мигом заполоняющий каждую молекулы внутри комнаты, впитываясь в них и растворяясь. Дверь щёлкнула. Пространство начало меняться: ядрёно-жёлтые (Господи, кто отвечал за этот отвратительный дизайн?!) стены бледнели столь стремительно, будто их облили отбеливателем, больничная койка сжалась в обычную кровать, от чего спящий юноша на ней даже не шелохнулся, продолжая умиротворённо спать. Покрытие одной из стен громадными кусками отстало от неё, мгновенно склеиваясь в убогую шторку, куски от потолка — в деревянные доски, а окно — в иллюминатор. У него настолько безвкусная комната? Скоро трансформация прекратилась. Вернув трубку в нагрудный карман серебристо-чёрного фрака, мужчина усмехнулся: сейчас он оторвётся по полной.       Клубы чёрного дыма объяли и его, возвращая родной костюм. И вот он приготовился. Пробуждение не заставило себя долго ждать, и уже совсем скоро малолетний ушлёпок приоткрыл глаза, потирая их и сонно оглядывая комнату. Он потянулся и убрал волосы со лба, перевернулся на бок и зашарил рукой по тому месту, где в обычное время лежал телефон. И месье решил: пора.       — Какое из слов «это не твоя битва» тебе не понятно?       Парень вздрогнул всем телом, мигом оборачиваясь на говорившего. Он распахнул глаза и уставился вперёд, кажется, растеряв способность говорить. Трухнул не по-детски. Мужчина ещё раз усмехнулся. Хочет играть во взрослые игры, пусть будет так. Парень сел на постели, всё время прижимаясь к стене, однако скоро справился с собой и состроил миленькую, ничтожную гримасу, будто в любой момент был готов ринуться в бой.       — Кот Нуар ведь будет страдать, если с тобой что-то случится, — продолжил Бражник. — Что-то о-о-очень-очень плохое. Ты хочешь, чтобы он страдал?       — Как Вы нашли меня?       — А это имеет значение? — Мужчина начал угрожающе постукивать тростью по ладони. — Кот Нуар с самого начала предупредил тебя, что тебе нельзя знать его личность, что я, м-м… полный психопат, и найду кого, где и когда угодно. И сделаю, что захочу. Но ты его не послушал, — хищная усмешка заставила парня невольно попятиться назад. — И теперь поплатишься за это. Помнишь, что я пообещал тебе в нашу последнюю встречу?       По виску скатилась капля холодного пота: ни один из присутствующих в комнате предметов не мог быть задействован в качестве оружия. Даже при огромном желании.       — Что я сдеру твоё лицо.       В полумраке блеснуло лезвие неизвестно откуда возникшего ножа, трость испарилась. Парень знал, что такого просто не может быть, но страх сковал всё аналитическое мышление, которым когда-либо был наделён.       — Но знаешь, я не то чтобы специалист в этой сфере. — Мужчина в лунном освещении играл бликами опасного металла будто солнечными зайчиками. — Поэтому сначала мне нужно будет попрактиковаться. На всём остальном твоём теле.       — Вы только о лице говорили.       — Хочешь сказать, я вру?       Скрытые одеялом лодыжки вдруг разразились болью настолько сильной, что Лука неконтролируемо взвыл. Безупречная белая поверхность покрывала быстро обрела красные вкрапления, и парень в панике отбросил его подальше. Чтобы в следующий миг ужаснуться: от места окончания коротких шорт кожа постепенно сползала с ног, стремясь куда-то в сторону выхода. Тонкими такими полосками, похожими на лапшу. Он быстро засучил ногами, будто прогоняя видение, однако сделал только хуже: желтоватые полоски кожи переплетались между собой и тянули те, которые только начинали отделяться.       Внезапно в бедро проникло то самое лезвие почти на сантиметр и неторопливо поехало вниз. С бледных губ сорвался очередной крик. И теперь Бражник мог видеть его лицо вблизи, нависая сверху.       — Кричи, тебя всё равно никто не услышит, — кровожадно произнёс он, вытаскивая лезвие и втыкая его на расстоянии десяти сантиметров, после чего снова повёл вниз. Мальчишка старался отпихнуть его руками, но скоро мучителю это надоело, и он быстро наложил его ладони друг на друга, после чего с лёгкостью пригвоздил их ему над головой к кровати. Комнату наполнил очередной истошный крик. Затем последовало что-то наподобие всхлипов.       Лезвие добралось до колена, грудь трепыхалась как лист на ветру. Сделав два поперечных надреза, Бражник с лёгкостью потянул кожу на себя, точно восковую, мать её, полоску, которыми один раз пользовалась Эмили. Да, это были всхлипы. Пацан их не контролировал. Слёзы просто лились, размывая крапинки крови на висках и лице.       — Всё это можно легко прекратить: ты просто пообещаешь мне, что оборвёшь все связи с Котом Нуаром, и я отпущу тебя. Что скажешь?       В ответ щенок мог лишь неразборчиво шевелить языком и содрогаться. Тогда месье повторил операцию с лоскутами, вырывая подобие членораздельных криков. Значит, он может говорить. Стоило ли проверить? Ох, что спросить, что спросить. Сколько пальцев ты видишь? нет, глупости какие-то. Попросить назвать имя, адрес, любую другую личную информацию? Вздор: если он нашёл его, значит, располагает всей его подноготной. Что бы… что бы такого… о, идея. Кот Нуар. Конечно же. Как вы познакомились? Ага, скажет он. Чёрт возьми. Мужчяина задумчиво приложил большой палец к подбородку, давая жертве передохнуть. А что если… хм, да, точно. Подросток точно не упустит возможности выпендриться на эту тему.       — Значит, на это ты не хочешь отвечать. Тогда ответь мне на такой вопрос: у тебя с ним что-нибудь уже было? Отвечай!       — Да! — истерично выкрикнул Лука. — Много раз!       Он отдавал себе отчёт, что мальчишка просто выпендривается. Однако… а что если… что, если этот грязный недоносок и правда уже касался его сына, как не должен касаться никто ещё пару лет к ряду?!       — Когда успели? Вы знакомы не так уж много.       — Я не обязан перед тобой отчитываться!!!       — Не повышай на меня голос. — Трость проникла ещё глубже, основанием касаясь залитых кровью ладоней.       Врёт или нет? Никто не может касаться Адриана. Только он имел право пятнать его, раз уж начал этот путь. Какой-то неопытный салага не мог удовлетворить Адриана лучше его. Судорожное дыхание прекращалось, успокаиваясь и восстанавливаясь, пока он думал. Но что, если урод не врёт? Небывалая злость снова захватила его, и он снова обернулся на распластанного по постели парня. Если это правда, и он повалил его сына в койку по прошествию девяти дней после встречи, он был совершенно прав насчёт него, и Адриану действительно не стоило с ним встречаться. Нужно обязательно это проверить. Только сначала нужно взять с него клятву.       Этот малолетний ушлёпок кричал настолько громко и надрывисто, что, кажется, мог докричаться до Соединённых штатов. Поражающему своей мелодичностью сольному исполнению аккомпанировал стук: точно капли первого тёплого дождя в апреле на стены обрушалась кровь, пропитывая собой и не оставляя ни единого свободного места. Всё чаще и чаще. Габриэль с упоением наблюдал за тем, как весь «певец» содрогался от боли, извиваясь на постели всем негибким телом, точно пережёванный уж. Ах да, у змей же нет большеберцовых костей, в сию минуту выглядывающих наружу. Ну да, некорректное сравнение.       Кожа отделялась от мышц с характерным звуком, который, уверен, все присутствующие запомнят на всю оставшуюся жизнь. Если у одного из них она не закончится сегодняшней ночью. Наконец, нож вонзился в его щеку, поехал вверх, прорезая висок, лоб. Глаза закатились, и пацан перестал сопротивляться. Возможно, если бы Лука не покусился на сердце его сына, месье бы ужаснулся своим действиям.       — Пообещай. — Месье остановился, вытащив лезвие и огрев жертву по целой щеке сильным шлепком, снова нависнув над сплошным кровавым пятном, которое когда-то было человеком. — Или ты правда хочешь, чтобы Кот Нуар страдал от того, что потерял тебя? Он будет винить себя в твоей смерти, будет ненавидеть себя и даже может наложить руки. Ты правда этого хочешь?       — Вы ведь Габриэль Агрест, так?.. — срывающимся голосом проговорил парень из последних сил. Белки его глаз стали красными то ли от затёкшей крови, то ли от лопнувших капилляров. — И вы делаете всё это из любви к своей жене? Я прав?!       Нож замер на уровне обтянутой колдовским спандексом головы. Как же задрал этот недоносок!!! Он получил столько опровержений своей теории, почти сдох, но продолжил, как самый упёртый баран, как ебучий бронепоезд, гнуть свою линию! Что с ним не так?!       — Вы правда хотите, чтобы она страдала от осознания того, какой ценой Вы вернули её к жизни?! — Каждое срывающее слово, каждый визг, провоцировали обильное кровотечение из порезов на лице. А он всё говорил и говорил. — Она будет винить себя в смерти невинных людей и даже может наложить на себя руки! Вы правда хотите этого?! Одумайтесь, наконец!       Вот глаза закатились ещё раз. И без того бледные губы растеряли всю краску, которой когда-либо обладали. Подросток на кровати не шевелился и, кажется, не дышал. Габриэль приблизился. Нет, он дышит. Чёртов щенок всё ещё жив, хоть и не находится в сознании. Чёрным дым снова окутал его, раскрашивая фиолетовый костюм в чёрный, отпуская фрак за спиной и даруя свободу торчащим серебристым металлическим волосам, слившихся с чёрной полумаской. Со злостью выхватив из нагрудного кармана трубку, Морок призвал свою пелену обратно. Залитые кровью стены вернули себе свой цвет, а алые ошмётки с проглядывающими костями и сухожилиями превратились в обычные ноги. Лицо осталось таким же измученным и бледным.       — Да что он… что он такое говорит?! Какие руки?! Эмили хочет жить как и все нормальные люди! — кричал он сам себе. Но сказать что-либо не смел — пусть мальчишка наутро и осознает, что произошедшее оказалось сном, давать подтверждение его теориям было попросту опасно. Хотелось добить его. Но убийство означало, что Адриан попросту обозлится на Бражника и сделает целью своей жизни его убийство. А Адриан не должен был заполняться злобой. Его светлый образ должен оставаться светлым. Какой была она.

И только он имел право пятнать их.

      — Надеюсь, ты сделаешь определённые выводы. — Напоследок проскрипел Габриэль, как по волшебству исчезая из палаты.