***
Комната наполнилась размеренным жужжанием прибывших, настолько ровным и увлечённым, что никто и не заметил появления вдоль стены тени с чёрными волосами. Почти никто. — С днём рождения, Адрикинс!!! — Хлоя повисла на шее, почти выбив из рук злосчастную коробку, а из лёгких — воздух. — Желаю всем твоим недоброжелателям облысеть. — Радостно пролепетала она, чмокнув щёку. — Я была так рада, что ты меня пригласил, что забрала подарок сама и решила вручить лично. Отлепившись, Хлоя радостно продемонстрировала увесистую коробку на столе. — А это что? — положив руки на его, девушка бесцеремонно подняла коробку на уровне глаз. Как назло, красную. — От булочки, что ли? Ну да, она могла такое подарить. Можно посмотреть? — Н-нет, — красное картонное чудовище оказалось выдернуто из цепкой хватки и под взгляды десятка людей запихнуто подальше за письменный стол. Лука смотрел с беспокойством, и от этого стало втройне стрёмно. Спрятавшись в напольном покрытии, юноша снова обернулся к озадаченной Хлое. — Кто такая булочка? — Это я. Всё это время за спиной Буржуа стояла Маринетт. Как всегда лёгкая и воздушная, в бежевом платье с красивой вышивкой. Красивые волосы рассыпались по плечам, увенчанные бледно-розовой заколкой под цвет губ, обычно характерный для… Хлои? Она что, поделилась своей помадой. Один её внешний вид вызывал улыбку, и Адриан решил не сдерживаться: и правда, булочка. — С днём рождения… — Кажется, она хотела сказать ещё кое-что. Но вместо этого, всё время как бы незаметно оглядываясь на свою закадычную подругу, протянула ему свёрток. И чего все с подарков начали? — С днём рождения. Надеюсь, тебе понравится. — Открой прямо сейчас. — Буржуа кокетливо откинула собственные локоны и зачем-то слегка сжала плечи Маринетт. — Хочу посмотреть на твоё лицо. Девушка будто стала виноватой и постаралась спрятаться в собственных волосах. Адриан не мог этого не заметить и ещё раз оглядел предмет в руках. Маринетт не выглядела так, будто горела желанием увидеть его реакцию и будто стыдилась. Господи. Юноша задумался. Впрочем, презент Альберта уже никто не переплюнет. — Можно открыть, Маринетт? — Да… — Слушай, Адриан, а тот красавчик с голубыми волосами здесь? Он мне кое-кого напоминает. — Здесь. Толпа снова забыла об их существовании, и виновник торжества всё же вскрыл праздничную, красную, ебись она, упоковку и обомлел от увиденного. — Ого, — вместе с ним в один голос изумился только что подошедший Лука, коснувшись его спины. Хлоя с тщательно скрываемой радостью принялась разглядывать его с головы до ног. А Лука судорожно думал о том, что магия квами вроде как должна была скрыть его личность. — Это очень здорово, Маринетт! Сумка. Простая серая сумка с его инициалами, вышитыми внизу. Аккуратные швы, утончённые замки. То, что это была ручная работа, виделось невооружённым глазом. — Спасибо большое! — без задней мысли юноша заключил девушку в объятия, на что Хлоя довольно усмехнулась и, поставив свободную руку на изгиб обтянутого брюками бёдра, протянула руку Луке. — Хлоя Буржуа. Приятно познакомиться. — Лука Куффен. — В ответ её руку просто пожали и отпустили. Ожидаемая большего Буржуа удивилась, но постаралась не заострять на нём внимания. Значит, она ошиблась. — Взаимно. Когда Адриан уже хотел отпустить её, девушка вдруг тихо заговорила точно ему на ухо: — Мне нужно кое-что сказать тебе… — А, ну, хорошо, говори. — Чтобы… Чтобы никто не видел. И как на это реагировать? А главное — как на это отреагирует Лука? Вопрос ревности и позволенной дистанции как-то никогда перед ними не вставал, и оттого подросток потерялся в мыслях. Куффен не был заинтересован в флирте с Хлоей, держа разумную дистанцию. Наверное, так стоило поступить и ему. Поэтому Адриан отпрянул. — Мы ненадолго отойдём? С немого согласия молодые люди скрылись за дверью. Музыкант проследил за ними взглядом, но больше не выказал ни единой эмоции. — Адриан… я… — девушка сделала слишком громкий вдох через нос и зажмурила глаза. — Давно хотела сказать… В голову закрались подозрения. И, ох, чёрт, как бы не хотелось, чтобы они подтвердились… — Ты мне нравишься!!! Маринетт дышала как после десятикилометрового кросса и держала руки перпендикулярно телу, будто, пережив миг позора, готовилась улететь. Адриан же смотрел перед собой и пытался вспомнить родной язык. Но ни слова. Ни одного чёртового слова не мельтешило перед глазами. — Я… это… — убого начал он, подбирая слова. Или хотя бы звуки. — Ты… очень хорошая девушка, Маринетт… Та, к кому были обращены слова, шокировано встрепенулась. — Но… у меня есть… человек, которого я… люблю. — Глаза то и дело палевно обращались к комнате, а бедная Маринетт с каждым словом становилась чернее тучи. — Мы вместе не так уж много времени, но мы уже пережили столько всего, что хватит на целую жизнь. Я люблю этого человека. Прости… Девушка неуклюже кивнула. Обидно. До чёртиков обидно. И конечно же, юноша это понимал: дабы хоть как-то сгладить паузу, он виновато потёр заднюю часть шеи и предложил вернуться наверх. Его одноклассница согласилась, всё время смотря в пол и поднимаясь по лестнице на тяжёлых ногах. — А… кто это? — Ты правда хочешь знать? — утвердительный кивок. — Только обещай никому не рассказывать, хорошо? Это секрет. Чтобы не пытать и без того взвинченную одноклассницу, юноша аккуратно прошёл в центр зала, где погружённый в себя Куффен пытался быть вежливым с Хлоей. Встав рядом с ним, он завёл за спину их руки, тут же переплетая пальцы друг с другом. Парень не мог этого не заметить, переведя взгляд с чёрной макушки на вытянувшееся от неожиданности лицо на расстоянии пары метров. Адриан решил посвятить её? Девушка развернулась на пытках и на прямых ногах прошествовала прочь, воздушной волной почти сбивая Джулеку с ног. И сказать, что он не понял причины оного, было бы наглейшей ложью. Естественно, в пакет информации о существовании Маринетт всегда прилагались строки о её любви или одержимости Адрианом. Так уж получилось: этот факт прилип к ней настолько плотно, что настоящая личность растворялась где-то в призрачном далёком, оставляя лишь слепую фанатку. И Лука пытался, правда, пытался пробиться сквозь застланный туманом лабиринт её забвения к свету истиной доброты и нежности. Но тщетно. Он лишь бился об стены метафорического лабиринта всеми частями тела и старался не стонать от боли. Пальцы стиснули прозрачный стакан с коктейлем добела. Последний удар оказался настолько сильным, что собственная жизнь показалась бессмыслицей и пшиком, стереть из космоса который было не сложнее, чем разбить удерживаемый им предмет из стекла. Просто раз: вместо пальцев — верёвка, вместо стакана — шея, усилие, рывок, — и бесконечная лёгкость. О предсмертной агонии не говорим, у нас здесь метафора да красотища. Но потом на пороге жизни возник Кот Нуар с просьбой спасти абсолютно чужого человека. И, как ни странно, он отошёл от порога назад, замечая, как выстраивается коридор из жизненных решений. Как жизнь обретает хоть какой-то смысл. И его смысл стоял рядом, полными вины глазами провожая тонкую фигуру к двери. Он сжал губы и сильнее вцепился в руку. Как поступит Маринетт, лишившись своей, так сказать, путеводной звезды? Почувствует ли себя столь разбитой, что не сможет найти собственных же осколков и прийти в себя? Для Адриана это кончилось связью с психопатом, для него — попыткой самоубийства, которые вкупе превратились в обретение друг друга, а Маринетт?.. Что предпримет она?.. — Я пойду извинюсь… надо было просто сказать… — глухо проговорил он и с позволения отстранился, но тут его путь преградил Нино. — А ты планируешь возвращаться в школу? — обсыпая юношу бессмысленными вопросами, он повёл его в противоположную сторону. — Нино, мне нужно отойти! — Да подожди ты! Дело срочное! Кинув взгляд в сторону возлюбленного, находящегося в цепких лапах Нино, парень отставил коктейль на столик и направился к выходу. Нельзя всё так оставлять. Девушка нашлась в считанные минуты: скорбно сжавшись в позу эмбриона, она сидела на траве и прижимала к уху телефон. Притаившись за углом, парень остановился. Впрочем, да, как же он мог забыть: у Маринетт ведь были те, кто может её поддержать. Стоит развернуться и уйти? — Ну-у… — протянули на том конце провода. — Это… это было ожидаемо. Нино мне давно говорил, что заметил за ним что-то подобное… — повисла пауза. — Не расстраивайся! Только не расстраивайся и держи себя в руках! — ответом стало короткое «угу». — С другой стороны… да, с другой стороны у тебя ведь есть Лука!!! Губы сжались. — Он ведь любит тебя и будет рад, что ты обратила на него внимание! Весьма странная трактовка: статус «запасного аэродрома» Луку вовсе не устраивал. Да любого человека бы он не устроил! Впрочем, праведные слова возмущения обрели вес лишь в виде сдвинутых к переносице бровей. Маринетт уронила голову на колени и глубоко вздохнула. Спалит или нет? — Спокойной ночи. Не спалила. Конечно, в этой правде не было ничего зазорного, да и признаться, по большому счёту, надо было. Однако Маринетт, вероятно, понимала, с кем связала жизнь: с медийной личностью и блогером, между которыми стала посредником. Ей попросту нельзя говорить о таких вещах. Поэтому она нажала на отбой и разжала пальцы, позволяя гаджету упасть на траву. После того, что он услышал, он должен пойти прочь и оставить наедине со своими возвышенными мечтами. Если бы не скорбно опущенные плечи и осознание давящего на них груза… мешали сдвинуться с места. — Это и есть карма, Тикки? Тикки? — О чём ты? Писклявый голос донёсся откуда-то из травы, а затем он увидел существо. В точности как Плагг, только без ушей, с красным телом и… точкой… чёрной точкой на лбу, делающую нечто похожее на… на… — Я сказала Коту Нуару, что у него нет шанса стать моим парнем, — голова с чёрными хвостиками приподнялась. — И теперь сама потеряла всякий шанс… — и снова спряталась под предплечьями. — Я могла понравиться Адриану, если бы была с ним рядом достаточно времени, но теперь… Голос девушки дрогнул. Но Луке не было до этого никакого дела. Он буквально врос ногами в плитку и закостенел на месте, обрабатывая ужасную истину. Которую, впрочем, начал подозревать ещё после опрометчивых слов Плагга: под маской Ледибаг скрывается Маринетт. Одна и та же девушка довела до ручки и соединила сердца обоих. Как такое может быть? Кровь заледенела и сковала конечности. Лука мог только слышать обрывки долетающих фраз и изредка понимать их. Немыслимо. Невозможно. Глупо. — Но когда они успели начать встречаться? Я бы обязательно узнала об этом! — никто из присутствующих не успел заметить, как в тонких руках оказался вырвиглазно розовый блокнот, страницы которого тут же зарябили перед глазами, останавливаясь на определённой с закладкой. — Они ведь почти не виделись! По моему графику, это произошло примерно в то время, когда Адриан начал пропускать занятия — двадцать третьего марта. Но в эти дни Адриан не выходил из дома! Я проверяла! Она всё записывает в дневник? И мониторит нахождение Адриана дома?.. Жуть какая. — Разве что… — голубые глаза с пушистыми ресницами вдруг распахнулись, и а губы приоткрылись. Мельтешащий карандаш замер на месте над цифрой «девятнадцать» и милой минималистчиеской мордашке Бродяги. — Разве что девятнадцатого марта, когда Лука… Карандаш упал на траву. Рот раскрылся ещё шире, а кожа на глазах начала бледнеть. Тонкие пальчики затряслись, а брови сначала поднялись вверх, затем сдвинулись друг к другу. — Когда Кот Нуар дал Луке камень чудес! Но этого… — тряска достигла апогея, когда красный квами во все глаза уставился на девушку и вцепился в её колено лапками. Лука побоялся, как бы она не взорвалась. — Кот Нуар — это Адриан!!! Этого ещё не хватало!!! — То есть, Адриан был влюблён в меня, то есть в Ледибаг, и поэтому не замечал меня, то есть Маринетт, но приставал ко мне же как Кот Нуар?! Лука буквально вцепился в собственные волосы: нет, нет, чёрт возьми! Этого нельзя допускать! Удавье спокойствие, прописавшееся в его характере, спешно улепётывало по воздуху с каждым восклицанием юной особы. Не зная, куда себя деть, он неосознанно ступил вперёд. — С кем ты говорила? — А?! — в своём характере Маринетт подпрыгнула на месте, тут же одёрнув взлетевший лёгкий подол платья и начав махать руками. — Не-не-не… ни с кем!!! То есть… сначала с Альей. Потом… так, мы… мысли вслух. Она ещё раз неуклюже поправила одежду и наконец успокоилась, вернувшись в то скорбное состояние, в котором пришла. Видеть её такой не хотелось. Жутко не хотелось. Лука подошёл ближе и заставил её осесть на скамейку, а сам сел рядом. — Ты расстроилась? — спросил он. — О чём ты? Всё… хорошо?.. Всё нормально… замечательно… Она чувствует себя просто ужасно. Впрочем, небезосновательно: довела до ручки двух парней. Одна и та же девушка! Уму не постижимо… — Тогда вернёмся? Адриан переживает, что ты так быстро убежала. — На какое-то время она глянула на него краем глаза, но быстро потеряла интерес. Между ними было небольшое расстояние, но она будто силилась отодвинуться на сотни метров. — За три месяца, что мы встречаемся, я не видел его таким подавленным. — Три месяца? — и всё же она обратила на него внимание, оживлённо вскинув брови. — Да. Как-то зимой я шёл по улице. Никого не слышал и случайно повернул раньше пешеходного перехода. И если бы Адриан не окликнул меня из машины, я бы погиб: на меня летел красный грузовик. Он спас меня от смерти. С тех пор мы… иногда виделись в перерывах между занятий. Пока… кое-кто не заметил, что мы влюблены. Правильно ли он поступает? Былые чувства давно растворились в подкорке, став лишь воспоминанием. Но ведь Адриан не мог быть уверенным в этом наверняка. Своим необдуманным поступком он мог поставить под угрозу их доверие. Ложью он сковывал себя рамками, в которых теперь придётся жить и ему, и возлюбленному. И всё же это было необходимо. — И… я хотел сказать тебе спасибо. — За что? — Если бы не ты, я бы никогда не примерил на себя роль героя. Я почувствовал, что могу также спасти Адриана, как когда-то он спас меня. Ты прекрасная девушка, Маринетт. Спасибо тебе. В глазах доверие. Никогда не питая тягу у манипулированию, он врал столь искусно, что иногда мог поверить сам себе. Он ощущал себя самой последней крысой на планете. — Ты больше не видел Кота Нуара? — Нет. — Решительно отрезал он. Почти готово. — Я бы очень хотел его увидеть, но… последний раз я видел его, когда он портил вывески. — А зачем ему нужно было их портить?.. — Он думал, что отец Адриана — Бражник. — Очень опасная правда. Ещё немного. — Он… ему некому было об этом рассказать, и поэтому он избрал меня. Он хотел довериться Ледибаг, но… побоялся. Он очень дорожил ей, но не мог вернуться, считая себя виноватым. И… не говори Адриану о том, что я тебе рассказал, ладно? — Хорошо. Всё кончено. Ему поверили. Он помог ей встать и, всё же убрав руку, спешно повёл назад. Чёрт возьми. Чёрт возьми! Нет, не так, с какого ж мать его хуя это всё с ним происходит?! Он и раньше не горел желанием становиться жертвой Бражника, а теперь и вовсе страшно этого боялся. Любая искра, любой пшик, да даже любая сильная эмоция могла стать фатальной. Он знает ужасную правду: личности героев всея Парижа. Думал, будет одна, а тут стало целых две. Ему нахрен не сдалась эта информация. Вот совсем и ни на грамм. Но он был обязан жить с ней. И как любого нормального человека, его это несколько удручало. На неслушающихся ногах он кое-как дополз до комнаты и тут же свалился на диван. Перед глазами снова всё плыло, почти так же, как в момент почти-смерти. Слишком тяжёлая ноша легла на плечи. — Всё хорошо? — как-то отстранённо донеслось до него родным голосом. — Лука! Лука-а-а! — его хорошенько встряхнули, и как с небес он резко опрокинулся на землю и сильно вздрогнул. — Ой, ты чего так вздрагиваешь? Ну наконец-то! Я до тебя весь вечер пытаюсь достучаться. Парень покрутил головой и к ужасу заметил, что все уже разошлись. — А… Где все? — Ребята помогли мне прибраться и разошлись по домам. Джулека ушла десять минут назад. Я сказал, что ты остаёшься. — Прости… я всё пропустил… — Что Маринетт тебе сказала, что ты так загрузился? Он слишком далеко. Слишком. Чтобы компенсировать расстояние, Лука как мог прижал его к себе. Юноша не ожидал такой реакции, но противиться не стал, ласково обнимая в ответ. Сказать или нет? Что он сделает, если узнает, что та, кого он считает лучшим другом, и стала причиной всей этой комедии? — Она начала думать, что ты Кот Нуар. — Проговорил парень ему в ключицу. — Я перепугался и начал её разубеждать. Наверное, поэтому… — А… — Я сказал, что мы встречаемся три месяца с того момента, когда ты окликнул меня на дороге. — Л-ладно… Пальцы сами собой начали скользить по спине, успокаивая и даря теплоту, перетекли на голову и забрались в волосы, перебирая их и массируя кожу. Подумать только: Лука стал воспринимать его тайну даже серьёзнее, чем он сам. Он ласково усмехнулся и обвил его талию ногами. Или же здесь крылось ещё что-то? — Это всё? Ужасный вопрос. Он надеялся, что никогда его не услышит. Он так много врал. И, наверное, поплатился за это. — Нет… — хрипло отозвался он. Сказать или нет? Выдав всю правду он мог не только напороться на непредсказуемую реакцию, но и разделил бы смертельно опасную истину ещё на одну голову. Нет. Адриан не должен ничего знать. Он — самое светлое, что было в его жизни. Этому свету нельзя дать погаснуть, как бы это не облегчило его участь. Подумав, он отстранился. Адриан точно так же смотрел с доверием и бескорыстием. И Лука окончательно убедился в том, что эта тайна должна умереть вместе с ним. — Знаешь, — юный Агрест слегка отклонился назад, сползая с него и поворачиваясь спиной в поисках чего-то. — У тебя тоже был тяжёлый день. Нам нужно сходить в душ, и жизнь наладится. Пора. Губы быстро оказались на шее сзади, а грудь плотно прижалась к спине. Юноша беззлобно хихикнул: — Щекотно. Тогда скрепя сердце и много чего ещё, парень коснулся чужого живота, забираясь под футболку и устремляясь вверх. Ледяные пальцы и украшения на них заставили слабо содрогнуться. Вторая ладонь легла на бедро, оглаживая его до колена и обратно. Юный Агрест замер, не понимая, что происходит. Нет, он понимал, ЧТО конкретно происходит, но не мог поверить в реальность оного. Лука не отступал: прислонился к спине, дыханием согревая ухо, помедлив, он коснулся губами места под скулой, непоколебимо продолжая оглаживать его и прижимать к себе. Это значит, что он… Готов? Прошло ведь так мало времени. Адриан взял его накрашенные чёрным лаком пальцы, затаившиеся на рёбрах и, поддев футболку, повёл выше. И ему подчинились. Значит, он и правда не намерен отступать. Подушечками обведя ключицы, он продолжил усыпать его шею мелкими поцелуями. Повернув голову в сторону, Адриан собирался увлечь парня в поцелуй, как заметил, что тот закрыл глаза. Подумать только… Адриану очень хотелось засмеяться, но, боясь испортить момент, он лишь откинулся затылком на чужое плечо и шире развёл ноги, предоставляя музыканту полную свободу действий. Он замер на месте сгиба ноги и боязливо поднялся выше, большим пальцем дотрагиваясь до живота и перемещая ладонь на пряжку от ремня. Уже лучше. Юноша благодарно погладил партнёра по скулам, нарочито громко выдыхая и напрягая мышцы живота. Это возымело строго противоположный эффект, и рука дёрнулась, в следующую же секунду возвращённая на место. — Это значит, что мне нравится. Пожалуйста, продолжай. И открой глаза. Тебе сложно потому что ты ничего не видишь. Не успел он договорить, ладонь спустилась между ног, оглаживая его через джинсы, слегка сжимая и даже стараясь не дрожать. Всем телом чувствовался жуткий жар, исходящий от парня за спиной. По его внешности нельзя было сказать, что он так дико будет этого бояться. Не объяснимо, но факт: ему очень сложно действовать одному. Поэтому Адриан развернулся к нему лицом, сразу же примыкая к губам, но без фокусов: нежно, трепетно и без лишней пошлости. Так Луке будет привычнее. По инициативе Куффена верхняя часть одежды обоих оказалась в стороне. Какой-то из сторон горизонта, никто не был уверен в её точном местонахождении. — Может, не стоит так сильно разбрасываться?.. — нелепо заметил парень. — Только ведь прибрались. — Забей. — Лёгкий мазок по губам, пальцы переплелись на плечах музыканта. Лица находились друг от друга столь рядом, что, кажется, могли сгореть в жаре друг друга. — Сосредоточься на наших телах и ощущениях. Что ты чувствуешь? — Тепло?.. — Ещё. — Я… чувствую, что хочу продолжить. — А чего, чего именно ты хочешь? — Я не думал, что это обсуждают… а… этим… не надоедает заниматься? Адриан глупо хлопнул глазами, и Лука поспешил исправиться: — Мне… тяжело соображать. Всё плывёт… — Значит, всё идёт по плану. Сто раз зарёкшись не седлать не сильно высокого партнёра, Адриан не смог удержаться, опускаясь на чужие колени и ладонями спускаясь от плеч к пояс джинс, после чего сразу расстёгивая его. Его руки почти схватили, но, пытаясь сгладить рефлекс, парень положил свои руки на чужую талию. Да уж, так их возня нескоро будет похожа на то, чего всем хочется. Адриан попытался вспомнить Бражника, чтоб ему трижды провалиться: как он властно убирал его руки, когда они мешали, вертел им как хотел и редко предупреждал о действиях. Их секс был жарким, без заминок и всегда казался быстрым, хоть за время действа успевала сгорать до половины целая свеча. Стоило ли поступить так же? А вдруг Лука испугается и больше его не подпустит? Или же излишняя медлительность может создать у него ошибочное впечатление и пропадёт всякое желание? Тогда юный Агрест решил идти третьим путём. Он придвинулся как можно ближе, почти вплотную, расстёгивая джинсы и воспроизводя первое движение. Парень отозвался рваным вздохом, и он продолжил. Чужие ноги невольно оказались разведены в стороны, а руки стиснулись на спине, обнимая, но всё ещё позволяя двигаться. Он чувствовал это. Чувствовал, как Лука напрягается и елозит на месте. И как он начинает желать его по-настоящему. С бледных губ сорвался первый стон, и музыкант позволил себе первые движения навстречу. Он смело огладил поясницу и ягодицы, не заметив, когда успел спозти спиной по спинке дивана и теперь лёг затылком на изголовье. Адриан высвободился и быстро смял его губы своими, а после приподнялся, чтобы увидеть его лицо. И по застланной поволокой глазам понял, что время пришло. Он отстранился и попытался стянуть чёрные джинсы вниз. Нервный выдох помешал ему. — Мне нужно его увидеть. — Отчеканил он. — И в любом случае нам придётся хотя бы частично раздеться, чтобы доставить друг другу удовольствие. Ты согласен? — Д… Да. В любом случае, это я всё начал… Сжав пальцы в кулаки, парень пригвоздил их к сидению. Наверное, чтобы не мешать. Адриан заставил парня откинуться спиной на подлокотник и медленно потянул вниз. Не в силах возобладать над собой, Лука судорожно закрыл лицо руками. Как и ожидалось, он уже готов. Стояк у Бражника стал какой-то, блять, обыденностью, и не вызывал ничего кроме призыва к действию. А созерцание того, как всегда зажатый Лука искренне желал его, первого человека в своей жизни, вызвало настоящую, бульварно-сопливую такую эйфорию, которая оказалась ни разу не приувеличением. Кое в чём эти гейские манги таки имели связь с реалиями. Облизнув губы, он избавил себя от давящих джинс и навис сверху, пока парень под ним потерял всякую связь с реальностью. Он принял партнёра между ног, позволяя ему обхватить свой член и заскользить ладонью. Это будет недолго. В свой первый раз он сам продержался в разы меньше ожидаемого, поэтому полностью сосредоточился на происходящем, ко всему прочему изучая вмиг разбогатевшую мимику и рваные выдохи из блестящих губ. К его счастью, пристальный взгляд возымел эффект, и парень коснулся его точно так же, заставляя опуститься ниже и соприкоснуться животами. Адриан стал первым, кого Лука захотел. Первым и единственным, кто видел такое вот его лицо, касался в самых потаённых местах на теле, страстно сминал губы и слышал такую столь не мелодичную сторону его голоса. И это чертовски заводило. Он не был охотником за невинностью, даже никогда о таком не думал, однако одна лишь мысль, что он забрал эту самую невинность самым нахальным образом, заставляла и без того истерящее сердце биться сильнее и отбрасывать искры. Каждое движение отражалось во всех нервных окончаниях, он весь будто покрылся ими и не мог перестать их чувствовать. Это сводило с ума. У него не метафорически ехала крыша, заставляя ускоряться и больше разводить силящиеся сдвинуться колени. Тело Луки ещё не искушено ласками, и оттого ему было нужно так мало. До ушей стали доноситься полувскрики, подливая масла в огонь и купируя дикое желание впиться в губы. Лука же искал спасение в этих губах, примыкая к ним и спасая себя от, как он думал, позора. Он был готов съесть себя за такую реакцию, хоть и подозревал, что она является правильной. У него дрожали колени, наливался тяжестью живот и ужасно кружило голову. Ему хотелось прекратить и в то же время не хотелось прирываться ни на мгновение. Поцелуй подарил ему затишье, и всё же он не мог справиться с чувством, что готов выпрыгнуть из кожи. Он никогда не думал, что позволит кому-то вытворять с ним такое. Никогда не было в мыслях. Никогда не возникало потребности. Это было странно: все его сверстники давно галдели об отношениях, в то время как ему это было прочно и бесповоротно неинтересно. А тут… Такое. Начав приставать и дав чёткое согласие, он вовсе не ожидал, что напорется на такие… приятности. Максимум, о чём он думал, это короткие ласки и последующее забвение. Но какое тут нахрен забвение… И всё же предел наступил. Адриан понял это, почувствовав, как пульсируют вены и норовят сдвинуться колени. И он с упоением наблюдал за этим, ожидая нужного момента. Лука будто разучился дышать. Он потерялся в движениях собственной грудной клеткой. Когда его ласково поцеловали в щёку и подули на взмокший лоб, он, кажется, ощутил первую потребность в кислороде и шумно вдохнул. — Дыши, — хихикнули возле уха. — Это обязательно. Тебе не тяжело? Адриан лежал рядом, частично опираясь на него и касаясь лбом скул. Тяжело? А что это вообще такое? — Нет… а ты… тоже? — Нет. Но я справлюсь, не переживай. Тебе нужно в душ, ты хорошо справился. — Чёрт, прости… руки сами перестали… — Всё нормально. Так бывает. — Нет, я помогу. Как само собой разумеещеся, он с привычным для себя спокойствием вернулся к незавершённому. Забавно. — Или мне стоит сделать это как-то по-другому? Я слышал, что это можно делать ртом… — А… — конечно, до тянущей боли ему хотелось сказать «да». Однако он был вынужден отказаться. Напугает ещё. — Не надо, для первого раза тебе вполне достаточно. Куффен на секунду остановился, даже не ожидая услышать отказ. Сознаться? Или не стоит?.. Хватило нескольких движений, и юноша устало откинулся на диван, укладывая на партнёра правую руку. — Поздравляю, — усмехнулся он, — добро пожаловать во взрослую жизнь. Спасибо, что подарил мне свою девственность. Самый лучший подарок в мире. — Спасибо… — сознаться или нет?.. — Нам лучше перейти на кровать. Вдвоём на диване будет тяжело спать. И… в следующий раз снимай браслет и кольца, ладно? Холодно. Парень уставился на руки будто первый раз видел. Или нет?.. Спустя время Адриан начал собирать разбросанные вещи, перемещаясь по комнате абсолютно голым. Это должно было быть странно. Лука думал, что после всего не сможет посмотреть ему в глаза, но смотрелось вполне себе нормально. И не только на глаза. — Помочь дойти? Колени не дрожат? — Вроде нет… — Хорошо. — И опять же нагишом он протянул руку и на всякий случай помогая подняться. Путь до душа дался с небольшим трудом, но как только дверь захлопнулась, он не выдержал и зажмурил глаза. Время помывки и время, пока он ждал Адриана, он снова вспомнил о существовании своего ужасного секрета. Казалось бы: в вопросе поставлена точка, куда возвращаться? Никто не должен знать о Санта-Барбаре! И всё же… — Я думал, ты спишь. — В белой футболке и белье юноша прошёл внутрь, стараясь высушить волосы полотенцем. Музыкант же сидел в шортах и майке, прижимая колени к груди. И это юному Агресту категорически не понравилось. Он опустил руки, оставляя полотенце висеть на голове и осел на противоположный конец кровати. Лицо само собой приняло подозрительное выражение. — Что такое? — Но вообще я… Что ещё за «но вообще»? Пальцы остановились. У Луки уже кто-то был? Он поцеловал Маринетт, когда они уходили? Что, что?! — Я думал, что произойдёт ещё кое-что… о чём я говорил. Как гора с плеч. — А, — снова вернувшись в исконное состояние, юноша снова вернулся к сушке волос. — Очень хорошо, что ты преодолел свой барьер, но мне кажется, что взаимной мастурбации для первого раза достаточно. Тебе и это далось тяжело. Ну, в смысле, что ты с трудом переступил через себя. У тебя всё получилось, ты мо… — Я хочу признаться. Да что опять?! — Я готовился к этому. И… с самого начала знал, что это произойдёт. — Ну… ладно? Приурочил, так сказать. — И это из-за меня Альберт подарил тебе ту коробку. — Что?! — Я просто спросил, когда они вернутся! Он начал расспрашивать и спросил, а не собираемся ли мы заниматься любовью. Я сказал, что собираюсь тебе отдаться, и потом он, блин, заладил… про содержимое. — А зачем ты вообще сказал, что да? — Ну, он об этом всё знает, а мне не у кого спросить. Я с двумя женщинами живу. Прости меня!!! — он всплеснул руками. — Тебе пришлось чувствовать себя неловко. Я обещаю, что буду всё сам покупать… Вот и как на него обижаться? Для приличия Адриан огрел парня полотенцем по лодыжкам и, закатив глаза, откинулся спиной на покрывало. — Пообещай, что больше не будешь так делать — дружить с кем-то против меня. — Не против, а для блага… Юноша резко поднялся и снёс Куффена с места, опрокидывая на простыню и нависая на прямых руках. — И для этого тоже. Он не мог пообещать. Но всё же кивнул. Ему хотелось думать, что это последняя ложь в их жизни. Агрест развёл ноги в шортах и положил по обе стороны от своих бёдер. — Ты точно готов? Прям точно-точно? В первый раз это может быть дико неприятно. Парень доверительно обнял его за шею. — Точно. Я тебе доверяю. Он источал уверенность всем своим видом. Но, блять, он же трясся просто от того, что ему передёргивали! Он выживет вообще? Да и он сам никогда не был сверху. А вдруг навредит? А вдруг у этого есть нюансы? Херов Бражник! Он должен был трахнуть его в этот же самый раз, когда Нуара нагло кинули! Ха, за задницу испугался, что ли? — Ладно. — Быстрый вздох. — Не зря же Альберт старался. С этими словами он подложил под поясницу парня подушку и быстро стянул его шорты. После одёргивая себя, что начал слишком резко. Коробка нашлась быстро, аккурат на стопке с тем самым чтивом, которое, да-да, уже давно покинуло мешок. О котором он, да впрочем как и мы с вами, уже успел позабыть. Вскрыв её канцелярским ножом, он заглянул внутрь. Даже интересно, на сколько лет хватит. Лука как никогда кстати нашёлся с поцелуем. Когда все приготовления кое-как были закончены (позорище, — мысленно прибавил Адриан, вспоминая попытку натянуть резиновую хрень на себя), он склонился над партнёром второй раз за вечер и поймал себя на мысли, что ему уже не так легко и прикольно. Для первого так сказать, акта этого цирка умений особо не надо было. Сейчас же на него ложилась пиздец какая огромная ответственность. О ней самой говорил Бражник? Он заметно нервничал и позволял грубость, но он, вроде как, выжил? А вдруг без костюма бы ни в жизни не согласился на ребут? Весьма вовремя думать об этом в полной боевой готовности перед спиной партнёра, но что уж есть. Для него это впервые: что вы вообще от него хотите. Он ещё раз облизнул губы (кошки облизываются, когда нервничают, — зачем-то подумал он) и попросил Луку приподняться. Лука постарался не думать вообще ни о чём в этой жизни. Юноша попытался войти. Но по неизвестной ему причине у него не получилось. Он озадаченно посмотрел в подпространство: не думал, что так вообще бывает. Но всё же у него получилось. Почувствовав себя внутри кого-то, он замер, распахнув рот в немом крике. Давление. Ужасное. Ни с чем не сравнимое ощущение захватило его с ног до головы. Он попытался проникнуть дальше. Парень под ним сдавленно прошипел, и ему стало не по себе: лица-то не видно. Скоро это недоразумение было исправлено, но не сказать, что оно улучшило ситуацию: парень ощутил, что его парень не лгал, но отстраняться не дал, лишь обхватывая талию ногами и нежно проводя по предплечьям. — Лука, прости, я больше не могу тебя мучить, прости… — он хотел отстраниться, но тщетно. — Прошу, двигайся. Ты не мучаешь меня. Должно ли так быть? Он с опаской проник снова, стараясь быть аккуратным просто до миллиметра. Руки задрожали от слишком долгого удерживания собственного веса, пришлось опуститься на локти. Колени Луки дрожали тоже, но он не отпускал его, трогая до глубины души своим решением спрятаться в его стыке между головой и шеей и постоянно шепча на ухо, что всё хорошо. Он снова спасался в нём, в его движениях ощущая трепет и страх навредить ему. Да, он испытывал боль. Но успокоил себя тем, что это временно. Он снова и снова льнул к нему, хвастался за спину и не мог поверить в происходящее. Кто-то мог заботиться о нём и любил его настолько, насколько мог. Это дарил успокоение. И он позволил себе тихие стоны, которые, как он надеялся, должны были успокоить и его партнёра. Его подхватили под коленями, и стало немного легче. Где бы он был сейчас, не будь Бражника? В могиле. В сырой и тёмной могиле. И за то, что не оказался там, он был готов стерпеть многое. Спасибо Бражнику за это. Его снова коснулись, силясь отвлечь, и это на какую-то долю помогало. Он никогда не думал об абстрактной девственности как о части себя. Он слышал, что её должны «лишаться», однако ему казалось, что он наоборот… приобрёл что-то вполне весомое. Только не мог понять, что. Поймав нужную частоту, они буквально растворились друг в друге, начисто игнорируя лучи полной луны и свет самых поздних звёзд. То, о чём грезили оба, и чего так боялся хозяин поместья, случилось. Не в силах однако повлиять на вершимое. Скоро Адриан всё же сдался, даря Луке те самые ласки, от которых сам же и отговаривал. Стены поглотили протяжный стон-полувскрик, а шторы заботливо сдвинулись к центру, скрывая от глаз цвета глубокой ночи. Им ничего не должно помешать.***
— Знакомься, это Лука, мой парень. Прости, что не познакомил вас раньше. Да уж, это бы многое решило. — Здравствуйте. А… он нас слышит? Хотелось бросить в его сторону ядовитое слово или змею. По какой-то причине это не представлялось возможным, оттого месье мог просто изучать донельзя размытую картину и ругаться в мыслях. — Прошу тебя, возвращайся. — Но мадам… если продолжить это, месье Агрест никогда не сможет восстановиться. — Всё зашло слишком далеко. — Вы воспитали очень красивого и доброго сына, месье. — От Эмили много шума, но я рада, что она стала больше двигаться. Эмили? Что значит «от Эмили»? Эта и ещё тысячи фраз роились в сознании, не давая ему окончательно схлопнуться, но в то же время заполоняя собой каждый свободный миллиметр и сводя с ума. Откуда они вообще взялись? Всё это он слышит вокруг? Вздор: он давно изучил эту тему и мог с полной уверенностью сказать, что, пребывая в коматозном состоянии, человек находится в полном бессознательном состоянии и не способен услышать ни слвоа чисто физически. Разговор с безмолвным телом был, скорее, утешением для живых, чем милостью для почти-мёртвых. Порождение воспалённой психики? Пожалуй. Голоса всегда были неразборчивыми, образы — размытыми и множащимися Как и ожидалось, первым, что возникнет перед зрением в момент пробуждения, будет погасшая светодиодная лампа на неприступно-белом потолке; сбоку монтонно шуршали приборы, отмеряя стремительно повышающиеся жизненные показатели. И вроде даже в пределах нормы: от былой аритмии не осталось и следа. Импульс с желанием поднять руки прокатился от мозга по нервным окончаниям, однако там и потерялся, заплутав в многокилометровой автостраде из живых клеток. Второй импульс постигла та же участь. Палата выглядела обыденно: одноместная сплошь белая камера, от и до заставленная пугающим непосвящённых громоздким оборудованием. — Отделение реанимации, — констатировал месье для себя. Его предупредили о возможных последствиях, и он без раздумий согласился. Но невозможность поднять руки страшно пугала. Тогда он попытался ещё. Ещё и ещё. И почувствовал, что это — далеко не главная проблема. В горле будто застрял посторонний предмет, мешая сносно вдыхать через нос. Кое-как сжав зубы, мужчина обнаружил, что этим предметом была кислородная трубка, вставленная в рот и, кажется, в прорезь в шее. Возможно, она спасала его в бессознательном состоянием, однако на данный момент адски мешала вдыхать кислород, от чего создалось впечатление, что лёгкие вот-вот разорвёт. В панике Габриэль закружил глазными яблоками по окружающему, но ни медсестёр, ни соседей не наблюдалось. Приборы известили о превышении давления кислорода в лёгких. Что будет, если выдрать трубку изо рта? Ещё один рывок руками, не давший результата. К счастью, проверить гипотезу ему не дала низенькая медсестра-латиноамериканка, вскочившая в палату со скоростью света и мигом принявшаяся крутиться вокруг. — Всё хорошо, месье, сохраняйте спокойствие. — Приятно пролепетала она со спартанским спокойствием и до ужаса трясущимися руками, нажимая кнопки на аппарате. После очередного звяканья подача кислорода резко прекратилась. На грудь точно упал кирпич, начисто стирая уверенность в том, что мужчина способен дышать самостоятельно. Медсестра потянула верхнюю трубку на себя, вызывая наиотвратительнейшее чувство, от которого у месье почти сработал рвотный рефлекс, к счастью, купировавшийся обильным кашлем. — Дышите, дышите. Вдох, — девушка сделала картинно-глубокий вдох, бережно заключая ладонь в свою. — Вы-ы-ы-дох. Ну, как мы с вами делали? Первые минуты Габриэль во все глаза смотрел на неё как на буйнопомешанную, вскоре замечая, что его хрипы становятся и правда похожими на дыхание. Сестра то и дело похлопывала по тыльной стороне ладони и продолжала нарочито глубоко дышать. Это отвлекало. И, полностью сосредоточившись на этом недоразумении с красивыми карими глазами в очёчках, мужчина не заметил, как начал дышать. — Ну вот, хорошо, — констатировала она, растягивая в улыбке пухлые губы и наконец выпуская ладонь. — Вот видите, вы смогли. А противились в прошлый раз как маленький, ну честное слово. Какой ещё прошлый раз? Девушка рассмеялась и повернулась спиной к аппарату, вновь начав что-то там переключать. — Сейчас я задам пару вопросов. А вы зажмурьтесь, если ответ утвердительный, не моргайте, если отрицательный. Вы хорошо меня видите? В глазах не двоится? Не тошнит? Вот и славно. Сейчас вытащу трубку и позову врача. Только не поднимайтесь, прошу вас. Ваш организм испытал огромный стресс от нового пробуждения. Нового? Да неужели он приходил в себя и что-то слышал? Трубка покинула горло без нареканий, а место прорези быстро оказалось зажато марлевой повязкой. Где-то он её видел. Вот совершенно точно. Внешность её была мягко говоря не примечательной: тёмные волосы, скрученные на затылке, объёмные бока и нос-картошка. Но отчего-то сознание сохранило её образ, однако, теряя название где-то на полпути. — Адриан… — Ой, батюшки! Вам ещё рано разговаривать! Слова вырвались как из жерла вулкана — малопонятно и с жутким бурлением. Но их хотя бы можно было разобрать, и это не могло не радовать. — У него день рождения… скоро… — А… м-месье… дело в том, что… до дня рождения вашего сына ещё целых три месяца. Как плетью по оголённым нервам. То есть, блять, как — три месяца?! Мужчина дёрнулся, пытаясь приподнять голову, и на секунду даже успешно, после чего снова рухнул на подушку. — Лежите!!! Сколько чёртового времени он потерял, отлёживаясь здесь?! Почти год!!! Немыслимо! Просто немыслимо!!! Что эти доктора о себе думают?! Элитная клиника в самом сердце Парижа, называется! Спокойствие и полудрёма раскрошились, разлетелись по всему кампусу, концентрируя месье на злости. Он хотел бы, чтобы это было не больше, чем тупой шуткой глупой и некомпетентной медсестры. И чтобы её выкинули на улицу без трудовой компенсации! Как она смеет?! Она судорожно что-то кричала в телефон, прижимая его к голове плечевым суставом, а руками пытаясь удержать пациента на месте. И пациент, осознав, к чему может привести его поведение, вдруг успокоился. Опешившая девушка с округлившимися глазами раскрыла пальцы и пару раз махнула ладонями. — Что опять, Валери?! — вскипел пузатый мужчина, врываясь в палату с целым ворохом неизвестных приборов. Поймав леденящий душу взгляд голубых глаз, он ожидаемо их выронил. Да уж, распух этот «лепила» за прошедшее время! — Что ты ему сказала? — Просто сказала, что день рождения его сына ещё нескоро… — сминая пухлыми пальчиками подол сестринского халата, девушка потупила взгляд в пол. — Брысь отсюда! Угробила его жену, и месье решила отправить на тот свет?! — врач подобрал инструменты и, переваливаясь с одной ноги на другую, брезгливо махнул в сторону двери. Бедная девушка виновато кивнула и спешно покинула палату, осторожно прикрыв за собой дверь. — Не обращайте внимания, месье. Она вообще не из этого корпуса, просто временно заменяет другую медсестру. Если хотите, она здесь больше никогда не появится. — То есть… как — жену? — Ну как же, месье Агрест, Валери была медсестрой мадам Агрест. Итак, как вы себя чувствуете? Вам потребуется реабилитация. Старик начал приветливо крутиться вокруг. Месье снова попытался заговорить, вскоре бросив это неблагодарное дело и взяв лежащий рядом блокнот в плотном кожаном переплёте. С его аккуратно выведенными инициалами и мелкой припиской: «Возвращайся скорее. Люблю тебя. Твой сын». Сделана была, вероятно, лежащей рядом перьевой ручкой из красного дерева. — Я ведь не должен был спать та долго, да? — вывел он и почти впечатал надпись в необъятное пузо. — П-просто ваши повреждения оказались с-серьёзнее, чем мы думали, да! — врач задёргался всеми своими складками. — У вас началось заражение крови, а опухоль не исчезала! И м-мы ввели вас в медикоментозную кому… и вы вышли из неё спустя месяц терапии… п-простите… Старик сжался под напором существа Габриэля, нависающего над ним громадным коршуном. Он по-детски прижал ладони к груди и зажмурился, будто иссохшие конечности были способны на удар. Год жизни! Они отняли у него год жизни своей некомпетентностью! Что произошло за этот год?! Что произошло с Адрианом? Окончил ли он учебный год? Этот блядский щенок-Лука уже совершенно точно дорвался до его тела! А Натали? Услышанное во «сне» вполне могло оказаться реальностью. Неужели, эта стерва и правда хотела отправить его на тот свет? Ненависть забурлила в каждой клетке. Это не сойдёт им с рук, ни за что. Подумав об этом, мужчина улёгся обратно, искренне клянясь распустить их шайку, как только встанет на ноги. — Никому ни слова о моём пробуждении. — Но месье… Ответом стал нервный шлепок блокнота об поверхность стола.