***
Как оказалось, с момента операции прошёл один год, девять месяцев и четырнадцать дней. Невероятный промежуток, за который, пролёживая в мире грёз, можно было запросто отправиться к Аиду на поруки. И, сдаётся месье, кое-кто знал об этом. И вот сегодня, двенадцатого февраля… за две недели до двухлетней, мать её, годовщины, как он и Кот Нуар пересекли черту и вступили в сексуальную связь, он вернулся домой. Впервые переступать порог за огромный промежуток времени оказалось несколько тяжело. Поместье казалось огромной крепостью, исполином, монстром, в конце концов, который мог лишь пугать своим некогда восхваляемым величием и поглощать в себе. Совсем не похоже на прекрасную и лёгкую Эмили. Вдвойне тяжело переступать порог нищим. Несмотря на февральскую прохладу, двери в дом были распахнуты. Валери всё время тряслась, кутаясь в тонкую шубку из искусственного, но добротно прокрашенного меха, из-за этого то и дела отпуская ручки инвалидной коляски. Логично предположить, благодаря этому короткий путь от ворот занял неисчислимое количество времени, что просто напросто выводило из себя. Он не мог терять ни секунды! Но месье молчал. У него не должно оставаться сил на злость. Холл встретил прибывших пустотой и тишиной. Но прежде чем кто-то отважился заговорить, двери кабинета отворились, и из них вышла высокая задумчивая женщина в распахнутом в пол пальто из тёмно-синего сукна, улыбавшаяся чему-то в мыслях. В одной руке она держала блокнот, в другой — ручку чемодана, с громким стуком катящегося по мраморной плитке. Она шла, пялясь в книжицу, и вот наконец отвлеклась. Как только её взгляд пал на прибывших, она остановилась и буквально обмерла, что даже со своим от рождения отвратительным зрением Габриэль мог увидеть, как встал дыбом каждый иссиня-чёрный волосок на её голове. — Здравствуй, Натали. — Внимательно разглядывая бывшего секретаря, начал мужчина. Эхо сделало и без того малоприветливую фразу гортанной и потусторонней. Валери снова поёжилась. — Почему у тебя такое лицо, будто ты… призрака увидела? Сдержаться от ухмылки оказалось невозможно. Завидев это выражение, Натали вмиг побледнела и, кажется, закачалась. Что такое? За всю жизнь этот голос в той или иной подкашивал все без исключения окружающие ноги, но никогда не трогал именно её. И вот, задрожали и эти колени. Будто перед ним стояла вовсе не непоколебимая, бесстрастная Натали Санкёр, которой нечего терять. — Простите, месье. — Наконец, она собралась с духом. — Я не ожидала Вашего столь внезапного визита. Я просила доктора докладывать о любых изменениях в Вашем состоянии, и неделю назад он отказался давать сведения. — Я хотел сделать сюрприз. — Вам это удалось. Всё же сквозь животных страх начало пробиваться презрение. Ну наконец-то! — Где Адриан? Женщина шумно втянула носом воздух. — Я не знаю. — Что?! — Габриэль почти соскочил с места, но вовремя себя одёрнул. — Как это — ты не знаешь?! —У него появились дела в городе. О вашем возвращении никто не знал. — Почему ты не поехала с ним?! — Не поехала потому что моя помощь не нужна. Адриан уже не ребёнок, а вполне взрослый молодой человек. — Кажется, мы договаривались, что ты будешь сопровождать его до совершеннолетия! На это мадам небрежно захлопнула блокнот и с максимально незаинтересованным видом смахнула его в сумку через плечо. После чего выпрямилась и в несколько шагов достигла порога. — Всего доброго. — Стой! — также на автомате пальцы сцепились на чужом запястье. — Мне нужно ехать по очень важным делам! — женщина дёрнулась. — Тебе нужно дождаться Адриана вместе со мной. — Вы не можете мне приказывать, я у Вас давно не работаю. — То есть — как? Без моей подписи ты не могла уволиться. — Вы не могли подписывать документы, так находились в вегетативном состоянии. Их подписала Ваша компания. — В лицо почти впечатался сложенный пополам файл с договором. Она всегда носит его с собой? — Как секретарь, я у вас давно не работаю. А как приёмная мать Адриана, я ему доверяю. Датировано ещё прошлым годом. Со всеми подписями и печатями, естественно. — Значит, так, да? — пальцы сжались сильнее, Натали застонала, а бедная медсестра по своему обыкновению зашагала назад. — Меня отправила на курорт, Адриан воспитывается в полной вседозволенности, а сама распоряжаешься моими бумагами? Ты в курсе, что махинации уголовно наказуемы? Вдруг за спиной раздался шелест гравия. Оба одновременно обернулись, и на лицо женщины вернулся страх. Как только за открывшейся дверцей автомобиля мелькнула светлая юношеская макушка, Габриэль разжал пальцы, оставляя стерву наедине с её тряской. Молодой человек возвышался над чудом враждебной техники на две головы и щурил красивые глаза от яркого полуденного солнца, отражающегося от снежной глади и будто сияя в его лучах, подобно ангелу. Габриэль смотрел как завороженный, улавливая каждое невесомое движение сияющими глазами и не заметил, как при свидетелях позволил себе шумный восхищённый вздох. Медсестра, озабоченная его здоровьем, не могла оставить это без внимания, но через мгновение её беспокойство сменилось удивлением: по всем параметрам месье отнюдь не было плохо. Ему было что ни на есть замечательно. Она впервые видела в этих суровых глазах такой яркий, жизнерадостный, даже, не побоюсь этого слова, влюблённый блеск и приоткрытый в тех же чувствах рот. Женщина неприкрыто уставилась на это необычайное зрелище, на всякий случай переведя взгляд на секретаря. Та, поймав его, коротко фыркнула и прошла вперёд. Юноша тем временем поднял плечи и насупился, похлопал по карманам и, вероятно, не найдя перчатки, захлопнул дверцу и натянул на пальцы рукава белоснежной толстовки, а затем накинул на прекрасные волосы увесистый капюшон. Весь путь он проделал, глядя вниз и почти бегом, подняв взгляд на женщину только когда захлопнул за собой тяжёлую входную дверь. — Прости, что задержались, мы забирали Эмили из яслей. Тонкие губы изогнулись в лучезарной тёплой улыбке, а капюшон лёгким жестом был отправлен обратно на плечи, ероша пушистую чёлку. И вот наконец он увидел его. — Отец?.. — зелень глаз заискрилась с не меньшим восхищением. Минуя женщину, юноша точно на крыльях достиг родителя, тут же падая пред ним на колени и обнимая, что есть сил. Габриэль не позволил себе не ответить, прижимая юношу к себе и зарываясь носом в золото волос, пушистых на макушке и коротких у шеи. Пахнет уютом и тропиками, как и когда-то давно. В то время как смуглокожая женщина почти прослезилась от развернувшейся картины, в высокой и бледной это не вызвало ничего кроме отвращения: — Адриан. — Я так рад, что ты вернулся… — но юноша её решительно не слышал, бормоча отцу в плащ. — Ты здесь, живой, настоящий. Я так сильно тебя люблю… обещаю, я больше никогда не оставлю тебя одного. Скоро он отпрянул, глядя ему в глаза честными, полными слёз прекрасными глазами. Ах, его дорогой Адриан… Будто не он стал причиной их разлуки. Мужчина дотронулся ладонью тёплой щеки, почувствовав, как каждое касание отзывается во всём теле приятным покалыванием. Особенно ярко — где-то на две трети слева грудной клетки, будто вместе с кровью по артериям в эту область от Адриана поступало такое необходимое для жизни тепло. Черты всё ещё мягкие, хоть их заметно коснулась мужская стать. На тыльную сторону ладони легла другая, и теперь Габриэль точно растворился в нём, его тепле и глазах. Весь в белом, как прекрасная Эмили, когда Габриэль полюбил её. — Я так скучал по тебе, Адриан… — только и смог проговорить сражённый маэстро. Так бы и продолжалась немая сцена, если бы Адриан не уловил чуть поодаль ещё одно движение. — Лука! — радостно помахал он. Месье будто вмиг упал с небес на землю, буквально почувствовав, как приземлился обратно в кресло. Всё снова стало блёклым, когда любимый сын встал на ноги и, всё ещё удерживая мужчину за руку, с энтузиазмом подозвал к себе человека совершенно чужого. — Знакомься, отец, это мой парень, Лука. Пришелец передал что-то увесистое Натали и приблизился. Помнится, в своё время месье не был доволен внешним видом этого молодого человека. Увиденное же сейчас просто его поразило: под глазами зияли тёмные круги, а конечности и вовсе будто иссохли, обтянутые пожелтевшей сухой кожей. Страшно смотреть. Единственной нормальной деталью в его образе были отросшие ниже ушей волосы, почти с последнего дня не изменившиеся и имеющие вполне здоровый блеск. Но смотрелись они как шелка на мумии — бесполезно и смехотворно. Что случилось? Протягивать руку не хотелось. Обоим в равной степени. И всем присутствующим это было более чем очевидно. Но сдаться пришлось, и первым, подобно взрослому, уступил старший Агрест, силясь не схватить чужую сухую граблю и не переломать её в двенадцати местах. Оппонент ответил тем же. — Приятно познакомиться, молодой человек. — Взаимно, месье Агрест. И вот взгляды встретились. Взгляд Луки — наполненный вызовом и недоверием. И взгляд Габриэля — пропитанный презрением и ненавистью. Радушие семейной беседы зашкаливало, и никто не мог этого не заметить. Оба отбрасывали в воздух радиоактивные лучи, а их сомкнутые в приветственном жесте ладони, — Адриан готов был поклясться, — в ближайшие десять секунд силились переломать друг друга. И, понимая, что вскоре его живописные метафоры могут претвориться в жизнь, юноша поспешил вмешаться: — Может, пройдём на кухню, например?.. — Пожалуй. Оба сдержались, чтобы не вытереть руки об ближайший клочок ткани. — Адри… — начала, было, бывший секретарь, но её бесцеремонно прервали: — Кажется, вам нужно было спешить, Натали. Вы можете быть свободны. Теперь источников электричества было аж два. — Мы планировали сегодня устроить семейный ужин в честь возвращения Луки, и Натали нужно съездить за оставшимися продуктами. — Пояснил юноша. — Вчера я кое-что забыл. Она скоро вернётся, не переживай. Оставить Адриана наедине с этим чудовищем? Как бы не так. — Едьте, Натали. — Как никогда кстати нашёлся Лука. — Мы присмотрим за Эмили. — Эмили? Взгляд молодого человека внушал доверие и, безмолвно поблагодарив его за смелость, женщина снова передала что-то Куффену, и теперь все могли видеть, что. А точнее, кого. Плотно упакованная в сиреневую куртку, в руках музыканта теперь дремала девочка, где-то год от роду, дополнительно обмотанная ещё в одну побольше. Её пшеничные косички высовывались из-под капюшона с медвежьими ушками, из-за чего она то и дело морщила нос и вот наконец сжала одну из них в крохотном кулачке и блаженно растянулась на чужом плече. Габриэля посетили смешанные чувства. По внешности этот ребёнок не имел ничего общего с его небезызвестной тёзкой. Однако какое-то дикое беспокойство завладело мыслями месье, и ему как можно быстрее захотелось убраться отсюда, что он и озвучил, хоть и в более мягкой форме. Ушлёпок с ребёнком исчезли из вида, секретерша с недовольной миной быстро зашагала на выход, а с месье остались только его сын и медсестра, которую он также попросил «погулять», скрываясь за дверями кабинета. О кухне все благополучно забыли. — Остальные комнаты преобразились, а здесь мы ничего не трогали. — Адриан остановил коляску рядом с диваном. — Прости, что так холодно. Весь день перевозили мебель, Натали ведь здесь больше не живёт. — Давно она уехала? — С тех пор как родила в декабре того года. Но я справляюсь один, всё хорошо. В декабре. По нехитрым подсчётам, забеременела она ещё когда месье был в полном здравии. Вот змея, и когда только успела? А главное — от кого? Уж не от него ли самого, во время бессознательного? Габриэль брезгливо передёрнул плечами, но отмёл эту гипотезу: ни за ним, ни за Натали и их родственниками до пятого колена блондины не водились. Оставался только уёбок-шахматист. Но он ведь вроде уже на тот момент был не то чтобы мужчиной? — Отец? О чём ты задумался? Давай я помогу тебе пересесть. — Не стоит. — Мужчина вздрогнул и постарался сгладить свою реакцию улыбкой: — Я ещё не настолько немощный. Просто слегка ослаб после комы. Сказав это, он с мастерски изображаемым трудом попытался переместиться, но Адриан не выдержал и заботливо помог ему, чтобы сразу же упасть рядом и снова прижаться. Объятия были красноречивее любых слов, и в сердце и голове что-то щёлкнуло. Мог ли он даже подумать о том, что когда-то будет настолько близок с собственным отпрыском? Никогда. — Как же хорошо, что ты вернулся.***
— Чёрт возьми! — громко воскликнула Натали, что есть сил ударив по рулю. — Это невозможно… невозможно! — Ой, Наташа, Господи! — не менее громко окликнули её с заднего сидения и тут же неразборчиво забормотали. — Я только уснул… что стряслось? Альберт крепко прижал ладони к глазам и медленно потянул вниз, пытаясь сфокусировать зрение. Женщина впереди сгорбилась над рулём и громко дышала, точно в одышке. — Наташ?.. — Я не могу понять: камни чудес ведь были настоящими, я проверяла это, ты ведь сам видел. — Конечно видел. И что? Забудь об этом. Она всё проверяла. Она всё проверяла… Дуусу отозвался ей, а камень Мотылька оказался неисправен настолько, что даже не смог явить квами. Но тогда что позволило её боссу вернуться в настолько бодром состоянии, в котором пребывал не каждый здоровый человек? — Габриэль вернулся. — Еле слышно пробормотала она и была не понята. — Габриэль вернулся!!! — Да не кричи ты, Боже. Гад живучий этот твой Габриэль, камни тут при чём? — Он не мог так быстро восстановиться. Да, он начал приходить в себя две недели назад, но он… слишком хорошо выглядит. — В любом случае, ты там больше не работаешь, у тебя своя семья. Свои заботы, своя семья: дочь и муж, между прочим. — Адриан тоже часть моей семьи! — в сердцах Натали обернулась, зачем-то указывая на поместье. — Я не могу позволить, чтобы Габриэль был рядом с ним хотя бы одну минуту. — Тогда почему ты вообще оставила упыря в живых? — Я не убийца. — М-м, — саркастично протянул Альберт, кривя губы. — Думаю, у него просто нет необходимости браться за старое. Успокойся. К тому же, камень Мотылька и его миньоны так не могут, разве нет? Хотелось бы знать. — Нужно поехать и проверить. — Так! Мать, охлади траханье. До леса три часа езды в одну сторону. Ты вообще никак не успеешь. Белобрысый расстроится. В ответ она снова приникла лбом к рулю. Ну вот что с ней делать? Альберту хотелось накричать на неё, снова напомнить о значимости в первую очередь СВОЕЙ семьи, но это не то, что нужно было ей в этот момент. Тогда он перебрался на переднее сиденье и прижал её к себе. — Натали, думай о нём поменьше, пожалуйста. Если хочешь, после ужина можешь позвать мальчишек на выходные, но не более. Если этот Габриэль сорвётся с цепи, ты знаешь, у меня есть туз в рукаве. Ну, как бы это странно не звучало для шахматиста. — Я знаю. — Бормотание в в грудную клетку давно стало для них обыденностью. — Надеюсь, туз сработает. — Ха, естественно. Всю прогулку по супермаркету Альберту пришлось держать её буквально в руках, всё время удерживая ладонь. Почти два года спокойной жизни, счастливые глаза Адриана, беременность, рождение дочери, — всё это подарило суровой леди спокойствие и волю к жизни. Да, она не любила Альберта как мужчину. Альберт не любил Натали как женщину. И всё же они были счастливы рядом, деля заботы на двоих, часто забавляясь с похожести на многодетную семью. И снова в одно мгновение тихая гавань снова разрушилась, стоило Агресту вернуться в мир живых. Его воле к жизни оставалось только позавидовать. Он перехватил тонкую руку в пальто и повёл порядком выпавшую из реальности супругу на выход, чтобы совершенно точно сократить пребывание вне поместья. Совсем скоро приедут Куффены. Поприветствовать прибывших первым довелось хозяину дома. Он медленно проводил их взглядом, позволяя даме скинуть пальто с плеч и передать его своему, хм, кавалеру. Длинные белобрысые патлы он, она, обстригло, трансформируя в короткую стрижку, но даже так не перестав выглядеть нелепо. — О, а я надеялся, что ты сдох, и мы собираемся по случаю твоих поминок, — досадно пропел носатый уёбок под осуждающий тычок под ребро, — месье Агрессор. — Мы собираемся по случаю приезда бойфренда моего сына, если ты не способен удерживать в голове информацию. — Не менее едко ответили ему. — Месье. Ты всё же предпочёл остаться мужчиной? — Мальчику нужен был отец. Бледная пародия у него уже есть. Сощурив глаза, белобрысый скривил физиономию в широкой ухмылке и прошёл прочь. Он определённо не умрёт своей смертью. За ужин все присутствующие наконец могли почувствовать себя умиротворённо и даже счастливо. Так казалось Адриану. Он будто не замечал напряжения между собравшимися, в то время как Анарка ощущала себя явно лишней, каждый раз находя спасение в сыне. Без которого на самом деле не могла взглянуть без слёз. Что он сделал с собой, пока находился в чужом городе? Подойти к маэстро за вечер она так и не решилась. И даже когда Джулека изъявила желание покинуть поместье, она снова смолчала. Наверное, впервые в своей жизни. — Лука, вы идёте? — украдкой спросила она, накидывая плащ. В ответ сын покачал головой. — Адриан хочет побыть с отцом. Но я не могу оставить его. Я… нужен здесь. — Дорогой, — наконец, она ступила вперёд, обхватывая лицо ладонями. — С тобой что-то не то. Я же вижу. Ты чем-то очень напуган. Дорогой? Расскажи мне. Это приказ, матрос. Но парень снова покачал головой, и женщине, скрепя сердце, пришлось уйти. В одиннадцать часов вечера дом опустел. Натали до последнего толпилась у входа, и всё же Альберт вытолкал её в машину, перекинувшись несколькими фразами с Лукой. Адриан провожал гостей, обхватывая талию возлюбленного с таким сияющим видом, будто искренне верил, что сможет осветить их путь. Когда все ушли, юный Агрест отпустил любимого в комнату, а сам целенаправленно пошёл в кабинет. — Адриан… — Я просто пожелаю ему спокойной ночи. Иди спать, я скоро присоединюсь. Тревога не покидала, и на всякий случай Куффен решил остаться. — Отец? Юноша плотно закрыл дверь и прошёл к креслу, где уже кипела работа. Или, скорее, её видимость. Отец то и дело приподнимал брови и приглядывался к чему-то на мониторе. — Мы собираемся спать. Он всё ещё не двигался с места. Габриэль поднял взгляд на фигуру, снова отметив, в какого статного мужчину превращается его сын. — Спокойной ночи?.. Статного, но до невозможного робкого. Хотя, это ведь он во всём виноват. Месье вдруг понял, что ему нужно ответить. Всё же способность Панацеи не вернула ему потраченное в коматозе время. — Прости, — наконец, нашёлся месье. — Я совсем отвык от человеческого общения. И совсем забыл, что нужно отвечать. Лёгкая улыбка напротив согрела чёрствое сердце, заставляя протянуть руку в призывающем жесте. Сын с радостью повиновался, легко и непринужденно опустившись рядом на всё тот же диван. — Как часто Лука остаётся на ночь? — Нечасто. Мы вообще с ним… довольно редко видимся из-за его учёбы. — Как я понял, он учится в Марселе, так? — в ответ ему кивнули. — Но он очень плохо выглядит. Он что, — шёпотом и не сводя взгляда с двери, проговорил месье, — болен? — Да… — юноша сжался, с горечью посмотрев на пол, — после того как Луку ранил Бражник, ему ведь часть желудка удалили… и когда он стал жить один, ему стало тяжело придерживаться диеты, и стало хуже, намного хуже. Он так сильно мучается… но никогда этого не показывает. И мне будто… больно вместе с ним. — Кажется, он был недалёк от того, чтобы сорваться в слёзы. Значит, мальчишка медленно умирает. Из последних сил месье сдержался от усмешки, лишь с пониманием кивнув. Благородно обдумывая, как бы подать страждущему руку помощи и прекратить его мучения. — Ты ведь чувствовал то же самое, когда… ну… когда мама заболела? Как ножом под ребро. — Прости, что заговорил об этом. Просто я очень хотел этим поделиться. Я правда люблю его. Ему нельзя оставаться одному в общежитии, но бросить учёбу он тоже не может. А если я… потеряю его… я не справлюсь. Я не такой сильный, как ты. — Ты справишься. — Когда последний раз отец сжимал его ладонь своей? А было ли подобное вовсе? — Ты намного сильнее, чем кажешься. В любом случае я буду рядом. Мама умерла, но у меня всё ещё остался ты, и это позволило мне остаться наплаву, хоть я не был примерным родителем. Поэтому… давай просто будем друг у друга. Что бы ни случилось. Как окрылённый, его сын ещё раз сжал старческие рёбра чуть ли не до треска и, стыдливо прикрывая намокшие глаза, воспарил на ноги и вихрем вынесся в двери. — Валери? — обратился он к темноте, как только шаги затихли. — Да?.. — Внимательно следи за Натали. У неё есть одна вещица, которая может мне помочь. Но она спрятала её, и мне нужно знать, где. И по возможности вернуть. Я пока буду следить за сыном. Не могу оставить его этому проходимцу. — Но Лука хороший ма… — рычание заставило её прикусить язык. — Я не смогу следить за кем-то, я слишком медленная. В какие-то мгновения на ней снова оказался костюм Панацеи, который она тут же принялась оглядывать. — Теперь сможешь. Ступай. — А… доказательства?.. — Позже. Ступай! Покрывало было брезгливо отброшено на пол, и Бражник впервые за целый день наконец поднялся на ноги.***
Абсолютная тишина крепости одиночества прорезалась ритмичным постукиванием, напоминающим неизвестную, но красивую мелодию. Играющий будто нажимал на клавиши невидимого фортепиано, расположившегося прямиком на столе возле кровати. Сначала Адриан подумал, что причиной звука стал дождь, но, прислушавшись и глянув в окно, он обыденно улыбнулся, на носочках приближаясь к источнику; аккуратно достиг кровати, и в один прыжок достиг своего музыканта со спины, обхватывая его талию и прижимаясь щекой к пояснице. Парень вздрогнул, но больше не выказал ни слова недовольства. — Как ты себя чувствуешь? М? Ничего не болит? Молодой человек умиротворённо улыбнулся, почувствовав теплоту и заботливые ладони и отрицательно покачал головой. — Ну, я даже не стану спрашивать, как тебе мой отец. И правильно сделал бы, если не бы не спросил. Куффен гладил любимые руки, думая, а будет ли в разговоре смысл. Следовало ли дать себе последний шанс? Тщательно всё взвесив, он решил, что, раз Адриан заговорил об этом первым, начать всё-таки стоит. — Он не выглядит как человек, недавно вышедший из двухлетней комы. В комнате послышался раздражённый вздох. — Возможно, у него и сейчас есть проблемы, он просто говорит неправду, чтобы мне было легче. Я не удивлюсь, если он сбежал. — Как можно спокойнее проговорил он, всё больше и больше сдавливая руками чужое тело. — Только не говори, что ты опять его подозреваешь, мы это уже обсуждали. Один раз даже поругались и два дня не разговаривали. Хватит. — Посмотри на него. Он пышет здоровьем. У него даже седины меньше стало! — Да? Я не заметил. — Будто он чудесным образом исцелился. — Он был в лучшей клинике Франции. — Разговаривать не видя лица стало невыносимо, и юноша просто устроился рядом, внимательно изучая корчащееся от ненависти лицо. — Тем более, как бы это ни звучало, он довольно богатый человек. — Я не об этом. — Лука. Мы давно с тобой договорились. Эта тема закрыта. Мой отец — не Бражник. Как бы то ни было, я уже не нужен ему. Столько лет прошло. Ты повредил его камень чудес, и вероятно, он сейчас не лучше отца. Ох, чёрт, я сам их сравнил. Он и Ледибаг ушли на покой. Даже не верится. Тема закрыта. Ещё один вздох последовал уже от другого источника. С каждым этим разговором всегда мягкий Лука будто отстранялся от него, отворачивался, щетинился. Это было невыносимо. Им обоим всегда хотелось быть достаточно убедительными, чтобы доказать друг другу прописную истину. И если Адриан успел отпустить злосчастного старика с комплексом Бога, Лука вцепился в это всё мёртвой хваткой, будто мало ему было в жизни проблем. — Знаешь, — юноша опустил голову, подушечками пальцев забираясь вверх по дорогому предплечью, и вдруг хохотнул: — выглядит так, будто ты ревнуешь. — Я? — насколько это возможно, изумился парень. — Ревную? — Ага. — Но он же… не ревную. — Ревнуешь, ревнуешь. Боишься, что месье Моль может переманить меня на свою сторону? — Даже не думал об этом. Я лучше. — А докажи? — Как? — Ну, я даже не знаю… — юный Агрест перетёк между его ног, укладывая локти на плечи. — Доведи меня до беспамятства, а там посмотрим. — Не думаю, что это хорошая идея… — перспектива вырисовывалась более чем заманчивая, и отказ стоил Луке титанических усилий. — Да почему?! Ты ведь обеща-ал… — юноша картинно отклонился назад, ловкостью рук Куффена не завалившись на пол и почти коснувшись паркета макушкой. Парень на всякий случай вцепился в его талию как можно крепче. — Лука, мы не виделись целых три месяца, я больше не могу-у! В конце концов, ты приехал сюда поправить здоровье, отдыхать и получать удовольствие, а не хандрить и ловить призрака! Ничего не знаю, хочу тебя! Адриан позволял себе вот так капризничать довольно редко. И отчего-то каждый раз такое его поведение вызывало улыбку и сглаживало все колючки, нарощенные за день. — Мне тоже очень хочется продолжить, но как же твой отец? — Точно… — Адриан резко открыл глаза и посмотрел на любовника. — Я уже забыл, что он дома… ну… мы… тихонечко? — Мы не умеем «тихонечко», если ты забыл. Твой отец придёт в бешенство, если услышит. Я ему и так не нравлюсь. — Вы оба друг другу не нравитесь. Как же хотелось, чтобы Адриан всё-таки послушался его. Сколько всего можно было бы избежать! Конечно, усилия Джерси, его знакомого из университета с низкой социальной ответственностью, потраченные на поиски номера кое-каких товарищей, пропали бы даром. Да и на сэкономленные деньги запросто можно было бы припеваючи прожить целый год. — А мне ты очень даже нравишься. Но стоило ли это всё беспокойства, когда на кону стояла жизнь любимого человека? — Голова не кружится? Добившись отрицательного ответа, музыкант наклонился вперёд, перехватывая партнёра за талию, и пока тот судорожно пытался схватиться за воздух, свободной рукой приподнял вверх майку и припал к груди. — Вижу, ты передумал. — Довольно усмехнулся юноша. — Только пожалуйста, можно я выпрямлюсь?.. — Ты сказал, что у тебя не кружится голова. — Я соврал… Теперь пришло время усмехаться и Луке. Он помог партнёру распрямиться, глядя, как тот трёт покрасневшее лицо и, опрокинув того на постель, сразу же навис сверху. Руки обвили шею, зарываясь в волосы, пока губы слились с другими, а колено огладило выпирающие рёбра. — Боже, как у тебя торчат кости. — Теперь пальцы прошлись уже по позвонкам. Другие же сжались на бёдрах, вскоре оглаживая приподнятые ягодицы. — Когда-нибудь ты меня порежешь. — Я никогда не сделаю тебе больно, клянусь. — Шёпот обжёг ключицы, тут же охлаждаясь лёгким мазком языка. И тут, ни с того ни с сего, противореча себе, Лука клацнул зубами по коже рядом с правым соском. Юноша под ним конечно же громко ойкнул, сразу судорожно зажимая себе рот. — Только если совсем чуть-чуть и с целью в дальнейшем доставить удовольствие. — На этом Куффен хотел закончить и перейти к активным действиям, но опешившее выражение лица Адриана буквально вырвало из его горла звонкий смех. — Что-то мне кажется, что тихо точно не получится… Теперь смех исходил уже от двоих. Да где уж там. Теперь оба лежали на спине, понимая, что добились строго противоположного эффекта. Смех Адриана звонкий, несдержанный, разительно отличающийся от смеха Луки. Именно поэтому он смолк первым, просто любуясь милым лицом. Как бы это ни звучало, парень был как никогда рад, что их близость оборвалась. Но как сказать об этом?.. Он не осудит. Он поймёт. Но это осознание вовсе не помогало. Он здоровый юноша в полном расцвете сил, и его желания вполне понятны. Как же не хотелось портить момент своими откровениями. Решив, что их первая после долгой разлуки ночь должна быть счастливой хотя бы для одного, он снова возвысился. — Чтобы мы никого не побеспокоили, один из нас должен молчать. — Еле слышно произнёс он, прикладывая указательный палец к губам. После чего, позволив себе ухмылку, сполз на пол и сразу встал на колени, прямо перед ногами распластанного любимого. — Ах, — несдержанно простонал тот в предвкушении, приняв сидячее положение, — Лука… Грудь взволновано затрепыхалась, когда мокрые ласки обрушились на всю площадь живота, а ладони заскользили по внутренним сторонам бёдер. Неосторожный выдох был тут же подавлен его же источником, к которому тут же добавилась и другая ладонь, холодная и сухая, но оттого не менее любимая. — Не сиди на полу, — вдруг Адриан прервал его и потянул за запястья. — Холодно. Иди скорее ко мне. Парень повиновался, укладываясь набок, одной рукой оглаживая грудь, а другой наконец оттягивая вниз лёгкие брюки. Когда в волосы забрались пальцы, приятно массируя кожу головы, Лука прикрыл глаза от удовольствия и ещё раз несильно прикусил область над подвздошной костью. Совершенно неожиданно Лука сжался, переметнулся на другую сторону кровати, зажмурив глаза и изо всех сил затыкая себе рот. Сначала Адриан не понял, что произошло. Однако увидев, как трясутся чужие плечи, ему не оставалось ничего, кроме как приблизиться и с пониманием коснуться щёк. — Не знал, что я ядовитый. — Попытался улыбнуться он, стараясь заглянуть в глаза. — Ох, прости… выглядело так, будто у меня такая реакция на твоё тело. Но нет… прости меня… И всё-таки он всё испортил. — А… нет, не выглядело, что ты! Я просто разрядить обстановку! Почти в один глоток Куффену пришлось осушить поллитровую бутылку воды. Ему всегда удавалось скрывать свои приступы, и сегодня он так бездарно спалился. — Тебя после каждого приёма пищи тошнит, так? Когда-то он назвал его «невозможным». И отчего-то это воспоминание возникло в памяти именно сейчас. Лука и правда был невозможен, столь виновато сгорбив спину и всё время пряча глаза. Юноша накрыл его самым мягким пледом, что нашлось в шкафу, и скорее устроил его голову на груди, не забывая гладить от макушки до лопаток. Слишком заботливый бойфренд никогда не отвечал на эти вопросы. Пока, как видится, не стало слишком поздно. Он наградил музыканта коротким поцелуем в переносицу и обхватил плечи, а потом, когда тот сдёрнул с головы ткань и поставил его ладонь себе на затылок, снова взворошил волосы, прекрасно зная, как ему нравился этот жест. Лука мило заурчал, устраивая конечности под опавшей футболкой. И хоть он ощущал доверие и любовь, чувство вины вгрызлось в подкорку чересчур едко. Вскоре юный Агрест уснул. Как и планировалось, первый день остался без откровений. Но что будет, если он спасует и завтра? Ведь осталось так мало времени… Сильнее стиснув родное тело в объятиях, Лука принялся ждать звонка.***
На всякий случай ещё раз что-то проверив в объёмной куртке, Лука тихо закрыл за собой дверь. Так не хотелось отпускать ручку. Хотелось дёрнуть её на себя. Скинуть тяжёлые одеяния и прислониться к другому тёплому телу. Вернуть всё на круги своя, когда всё ещё могло быть поправимым: он, Адриан, Плагг и вера в светлое будущее. К своему позору, Лука осознавал, что разделял свои желания с заклятым врагом. Можно ли было уже посчитать его злодеем? Он прислонился горячим лбом к выбеленному дереву: снова поднялась температура. Ещё дико хотелось заехать кулаком по ближайшей твёрдой поверхности. Что он и попытался сделать, занеся кулак над стеной. — И чем же ты после такого отличаешься от пресловутого Казановы? Куффен почти подпрыгнул на месте. Жутко сверкая в кромешной тьме стёклами очков, в инвалидной коляске, укрытый всё тем же пледом, перед огромным портретом восседал хозяин дома. — Спасаешь состоятельного юношу от деспотичного любовника, избавляешь от него, затем соблазняешь этого самого юношу, находишься с ним, пока тебе это выгодно или пока никто не может уличить во лжи, а когда наскучило или появился тот человек… — мужчина изменился в лице, брезгливо и презрительно передёрнув мускулами на лице, — ты последний раз пользуешься им и трусливо делаешь ноги под покровом ночи. Даже говорить противно, настолько схоже с литературным образцом. Как никогда близко Лука встретился со своим кошмаром. Его часто обвиняли в алчности, только заслышав о чувствах к сыну именитого дизайнера, но чтобы в таком… даже не знаю, подготовленном и мерзком ключе… маэстро даже здесь умудрился быть выше всяких похвал. От возмущения впору было столкнуть его с чёртовой лестницы, и всё же пришлось сдержаться. — Вы не правы. Я на самом деле люблю его. И желаю только добра. И… и сегодня ничего не было. — Тогда куда ты собрался? И правда, что мелкий ублюдок потерял в поместье под покровом ночи в коридоре? — Я знаю, кто Вы. Вместо ответа выпалил он. В общем-то, этот диалог в любом случае когда-нибудь бы произошёл. Габриэль снова чувствовал, как от чужого пристального внимания горит затылок. — Если предположить, что твои бессмысленные догадки верны, — мужчина лениво развернулся, без интереса качнув запястьем в воздухе, — что тогда? Что ты будешь делать с этим знанием? — Зачем спрашиваете? — Хочу знать, действительно ли моему сыну стоит тратить на тебя своё время. — Расскажу Адриану. — Не дав договорить, выпалил мальчишка. Ха, его бы решительность да в нужное русло. — И пусть он сам решает, как поступить. — То есть, ты даже не попытаешься его защитить? — Я позволю ему сделать выбор! — щенок сделал выпад вперёд, сжимая свои сухие кулаки. Маэстро же был спокоен до безобразия, вероятно, этим и раздражая непоколебимую особу. — Так что? Я прав? — Ты просто хочешь поверить мне на слова? — Нет. — И всё же он собрался. — У меня есть неопровержимые доказательства. И предложение. Слово «предложение» почти заставило вздрогнуть. — Я не расскажу Адриану, кто Вы, если Вы отпустите его со мной в Марсель и пообещаете больше никогда его не трогать. В противном случае, он обо всём узнает, даже если Вы расправитесь со мной. Уродец блефует, это и дураку понятно. Внимательный досмотр всех вероятных мест сосредоточения лазеек изучился им вдоль и поперёк, и из них нарушен оказался только тайник с камнем Павлина. Возможно, речь шла именно о нём, в виде фотографии ли, или вполне осязаемом, но мужчина предпочёл думать, что угрозы мелкого выблядка не стоят выеденного яйца. — Нет, ты не прав. Я не Бражник. И я категорически запрещаю Адриану уезжать с тобой, и в случае, если ты не испаришься из моего дома в ближайшее тридцать секунд, я через суд запрещу тебе приближаться к нему на несколько километров. К тому же, ты ведь уже совершеннолетний, так? А Адриан ещё нет. Понимаешь, к чему я клоню? — Он… — голос дрогнул, — уже давно в том возрасте, когда может дать согласие… — Хоть между вами небольшая разница, мне хватит сил на то, чтобы упрятать тебя за решётку далеко и надолго по отвратительной статье, если ты не перестанешь обвинять меня. Кажется, этого ублюдок не ожидал. Он возомнил себя Давидом, а по факту оставался всё тем же щенком, гавкающим на слона. И чем больше он рявкал, тем больше раззадоривал безумие Габриэля и хрипел сам. Он то и дело морщил лицо, большую часть жизни свободное от каких-либо эмоций, и судорожно думал, что стоит возразить. — Тридцать секунд скоро окончатся. Ради Адриана представим, что этого разговора не было. Свободен. — Выплюнул месье сквозь зубы. Наконец, мальчишка зашагал к выходу и скоро, аккуратно прикрыв дверь, скрылся во вьюжных парижских лицах. Даже интересно, через сколько дней уёбок отважится переступить порог. А он отважится, сукин сын, в том не стоило сомневаться. Но это будет потом. Месье деловито усмехнулся. Погода действительно выдалась не располагающей к прогулкам: снег застилал взор и больно царапал кожу, но Лука неумолимо шёл, то и дело озираясь по сторонам из-под огромного шарфа. Два квартала остались позади, даже родная набережная, — и та растворилась в ворохе колючего февральского снега. Где кончалось освещение и непогода, пройдя ещё около пятиста метров, он наконец остановился. Нацепил чёрную кепку и медицинскую маску, и принялся ждать. Холод подступал со всех сторон, проникая под кожу и касаясь костей. Любой бы уже развернулся и ушёл, но упорства в этом молодом музыканте с лихвой хватило бы на четверых, и оттого он стоял неподвижно, как и было условлено. Волосы уже давно покрылись инеем, маска примёрзла к лицу, а пальцы на ногах превратились в единую конструкцию. Даже органы, казалось, слиплись друг с другом, давя на ноги несоизмеримой тяжестью, и оттого тело само собой начало трястись. Аккурат рядом с затылком раздался щелчок, и парень замер. — Не двигайся. — Сказал женский голос. Теперь к затылку что-то прижалось. И Лука знал, что это. По-гусиному переставляя ноги, вперёд выбежал низкорослый плюгавый мужичок в котелке и смерил музыканта взглядом. Он брезгливо сощурился и достал из-под объёмной дублёнки небольшой предмет, которым с следующее мгновение буквально ослепил стоящего перед ним. Рука второго человека грубо содрала с маску и кепку, отбрасывая их в сторону и перехватывая музыканта за горло. — Зелёные волосы, серёжки в ушах, убогий вид. Всё сходится. — Рапортовал мужчина и приглушил фонарь, отставив его на какой-то ящик. — Бог ты мой, ну и вид. Ты живой вообще? Ответа не последовало. — Принёс? Франклин, отпусти его, задушишь. — Да… — сдавленно прохрипел парень, после чего давление исчезло, и на вид показалась высокая женщина, с ног до головы одетая в кожу и странного вида куртку с белой богатой опушкой. Она заискивающе крутила, если Луку не поводила память, глок-семнадцать, используемый антитеррористическими подразделениями Франции, и мило улыбалась. — Мы тоже. Деньги вперёд. — Обожаю таких молоденьких. — Промурчала незнакомка. — Не хочешь уединиться? Куффен недоверчиво насупился, но всё же на свой страх и риск протянул конверт. — Скажи, на кой это тебе? — заполучив в руки желаемое, карлик принялся деловито, поднеся купюры к фонарю, пересчитывать их. — Может, передумаешь и не будешь портить себе жизнь? Здесь же средств хватит на годовое проживание в общежитии. Ты же студент? Ну уж нет. Хотя, признаться, увидев Габриэля в холле, он и правда передумал, решив прояснить ситуацию через разговор. Увы, беседа только усилила желание сделать то, что собирался. — Не передумаю. — Дело чести? — Да. — По тебе видно, что ты этакий рыцарь, а не перед дружками красоваться решил. Спасаешь свою принцессу? От кого? — На это парень смолчал, а женщина усмехнулась: — Какой милый мальчик. Имей ввиду, машинка принадлежала пропавшей майору Фамруз. Мир её праху, вестимо: кто-то избавился от него, выкинув в канал. И как только сделаешь, что хотел, избавляйся от ствола не задумываясь. И работай в перчатках. Иначе на тебя повесят второе убийство. Или похищение, кто знает. — Я не собираюсь никого убивать. Только угрожать. Тогда усмехнулся уже мужчина. — Ладно. Знаешь, как пользоваться? — Разберусь. Женщина передёрнула затвор, и Куффен внимательно уставился на это, стараясь запомнить каждую деталь. Как вдруг прямо перед его глазами возникло дуло пистолета и раздался громкий хлопок. — Смотри-ка, даже не дёрнулся. Чертовка заливисто засмеялась, в то время как бедный Куффен буквально врос в землю, даже в какой-то момент засомневавшись, что на самом деле не испустил дух. — Если передумаешь и захочешь прикончить ушлёпка, — незнакомка почти согрела лицо своим жаром, — делай так, как я показала. И не мешкай. Я буду скучать. С этими словами женщина сунула оружие в окостеневшие от страха пальцы и, чмокнув того в щёку, вприпрыжку исчезла из поля зрения. Мужчина же, ещё раз смерив парня взглядом, сунул в его карман прозрачную банку с патронами и также поспешил удалиться, оставляя после себя запах дорогого парфюма и маленькие следы, носками смотрящие друг на друга. Когда к Луке вернулось дыхание, он шумно выдохнул и ссутулился, чудом не рухнув наземь. В чувства привёл вес оружия, с каждой секундой глядя на которое в сердце возвращалась некогда чуждая ярость. Последний раз стиснув зубы, парень отправил абоненту «Джерси» короткое сообщение «Встреча состоялась», спрятал приобретение за пазуху вместе с патронами в банке и развернулся прочь. Эту битву за Адриана выиграет он. И никто ему не помешает.