Февраль, 16
Девушка распахнула глаза, тут же пощурившись от резкого яркого света мигающей лампы. В воздухе висел неприятный запах чего-то медицинского, затхлого, постель на ощупь была не такой приятной, к которой она привыкла в доме своего братца, и в комнате стояла гробовая тишина. Лишь тихое тиканье часов разрывало повисшее безмолвие. Зефир медленно приподнялась на локтях и, поморщив нос, попыталась разглядеть окружающую её обстановку. Как только фокус зрения настроился, она увидела спящего перед ней на стуле Магнуссона, скрестившего руки на груди. Он был в какой-то майке, а на крючке около двери висела лёгкая куртка, издали походившая на фирменную красную ветровку пенетраторов. Девушка почуяла неладное. На улице зима, и в последний раз, — буквально вчера — когда шатенка видела брата, тот был в тёплом пальто, под которое он надел ещё несколько слоёв одежды. Устремляя внимание лишь на определённые объекты, она не сразу заметила, где она находится. Больничная палата. Койка под ней шумно заскрипела, аппаратура стала звонко пищать, а на экранах резко возросли все показатели. Зефир отлепила от себя некоторые датчики, но иглы и катетер трогать не стала, ввиду всё ещё полного непонимания, что с ней и что она делает в госпитале. Вильгельм проснулся из-за шума и, практически подпрыгнув на месте, хлопая глазами, глядел на сестру ровно с таким же замешательством, какое было во взгляде младшей Магнуссон. Парень медленно встал со своего места и, присев на кровать к девушке, протянул к ней руку. Он широко улыбнулся, искренне, исполненный счастьем, а лицо его словно просветлело, будто надежда на что-то исполнилась. Вильям выглядел, как маленький ребёнок, которому подарили долгожданный подарок на какой-то праздник, — таким Зеф его не видела с самого детства. — Ч… где я? — девушка внимательно смотрела на брата. Её голос был слабым, охрипшим, и создавалось впечатление, что предыдущим вечером она кричала, что есть мочи, пока по горлу не прошла острая резь, а голосовые связки не сели. — Почему я в больнице? — Моя сладкая девочка, — Магнуссон явно сдерживался, чтобы не разрыдаться. — Сколько тебе пришлось вытерпеть… — Вильгельм, я серьёзно, — в её взгляде можно было прочитать усталость, шок и отвращение к этому смазливому обращению, которое она услышала, между прочим, от старшего брата. — Ответь мне. Молодой человек глубоко вздохнул, словно собираясь поведать огромную историю её не самых удачных приключений, раз она в госпитале, прикована к кровати кучей проводов и трубок. Однако никакого рассказа далее не последовало. Зефир зажмурилась, когда в области затылка разошлась сильнейшая боль, заставляя девушку прослезиться. Она приложила холодные руки к голове и попыталась совладать с собой, чтобы погасить крайне неприятное ощущение. В груди сгущалось чувство, что произошло что-то страшное. Ей было непривычно, чересчур, видеть Магнуссона плачущим, причём, видимо, от счастья. Необычно было чувствовать на своём теле тонкую хлопковую накидку, а не обыденные для девушки штаны и кофту, видеть рядом с койкой, на подоконнике и ещё в нескольких углах букеты, некоторые из которых уже завяли, и, более того, было крайне странно ощущать великую тяжесть во всех конечностях, будто бы она, недвижимая, лежала бессчётное количество дней. Тревога нарастала вместе с головной болью. Шатенка тихо застонала, откидываясь обратно на подушку, со вздохом открывая глаза. — Ты помнишь, что произошло в последний раз, когда мы виделись? — Нет, — она ответила с неким упрёком, раздражением в голосе, — ты так говоришь, будто бы мы не виделись несколько месяцев. Господи Иисусе, Вильгельм, ты можешь изъясняться не загадками, а объяснить мне нормально, чётко, что случилось и какого ангела я делаю в больничной палате? — Мы и вправду не виделись с тобой несколько месяцев, Зефи, — он оглянулся, мельком посмотрев на вошедшего врача, — ты пролежала в коме с декабря. Девушка нервно усмехнулась. Она… что?***
Август, 21
Шистад, как и обещал, ждал её на том же месте заднего двора, где мечтательно глядел на звёзды, предавшись философским размышлениям о смысле своего бытия. В этот раз он более вальяжно развалился в кресле, болтал в стакане алкоголь и задумчиво рассматривал остававшиеся на стенках стекла подтёки. Он устал — о, не то слово — чертовски измотался за последнюю неделю. Постоянные звонки клиентам, которые, не желая разговаривать с навязчивым исполнителем задач, нередко клали трубки по середине диалога, бумажная волокита с документами, что завалили весь его рабочий стол, неожиданное заявление родителей о разводе и, как вишенка на торте, свалившаяся словно снег на голову Зефир. В последнем пункте — по крайней мере, он надеялся на это — можно было найти что-то приятное или даже полезное. От его прекрасного юношества не осталось и следа. Это лето должно было стать одним из тех, которые обычно вспоминают с приятной печалью, когда думают о своей молодости, но, видимо, его молодой человек предпочёл бы напрочь стереть из своей памяти. На Кристофера разом навалилась куча обязанностей совершенно не вовремя, и теперь он не знал, как справляться с этим всем, по ходу дел пытаясь выискать время на отдых, в котором катастрофически нуждался. Его взгляд растерянно бегал по мерцающим на доме огонькам. В очередной раз задумавшись, парень не заметил, как рядом с ним на соседнее кресло опустилась девушка. Зефир выглядела не лучше: точно так же потерянно, устало и даже немного разочарованно. Она, распрощавшись с братом не на самой положительной ноте, думала над их диалогом. Шатенка искренне не понимала агрессии Вильгельма на то, что она лишь немного посетовала на их безрассудство и желание быть первыми везде и во всём, а особенно в драках. Ей крайне не нравилось, что пенетраторы лезли в потасовки, не взирая на то, какой вред им могут причинить. К примеру, точно так же разбить нос, губу, бровь, сломать руку, ногу, вывихнуть плечо или запястье. Раньше, когда Магнуссоны лишь созванивались, и Вильям с особым энтузиазмом рассказывал сестре о стычках и стрелках, Зефир только заинтересованно глядела на парня и кивала головой, и тот с пеной у рта утверждал, что автобус «Риот» в очередной раз оказался прав. Сейчас же темноволосый резко реагировал на изменение в поведении и отдаче девушки, ни то потому, что он действительно не видел необходимости в беспокойстве, ни то потому, что это было как минимум непривычно. Шатенка глубоко вздохнула и отпила из стакана, возводя глаза к небу. Она поняла, почему Кристофер так долго пялился наверх, — только в ночном небосклоне можно было отыскать нужное спокойствие и умиротворение. — Напряжённый диалог был? — Да… нет. Не знаю, — Зефир пожала плечами. — Так заметно? — Просто ты вся сжалась, как будто бы хочешь слиться с креслом в одно целое, — он хмыкнул. Девушка оглядела его, вопросительно изогнув бровь, но после осознала, что сидела, поджав ноги и укутавшись в чью-то куртку, взятую с кухни, так сильно, что воротник почти полностью закрывал её лицо. — Тяжёлый день? — Скорее неделя. А то и месяц, — Шистад покачал головой. — На пару с Вильямом пашем, как черти проклятые. Не продохнуть даже. — Хорошо, что хоть не подохнуть, — она улыбнулась, натянуто, еле искренне. — Я в такой же ситуации. Кристофер в удивлении покосился на неё. — Детка, тебе восемнадцати ещё нет, какая работа? — Я фотограф. И модель, — девушка покосилась на парня в раздражении от неприятного прозвища. Он исказился в изумлении, но в мгновение ока на его лице показалась похотливая ухмылка. — Нет, Кристофер, я не позирую для обложки Плейбоя и не продаюсь на порно-сайтах, — Зефир смерила его недовольным взглядом. — У мамы своё агентство рекламы, и, чтобы увеличить количество клиентов, она предлагала им меня в качестве модели. А теперь, благодаря женщине, взрастившей во мне леди, я вкалываю за гроши в агентстве фотографий. Проще говоря, в скором времени я буду бегать за людьми с камерой, слёзно умоляя их мне попозировать, а потом горбатиться над фотками глубокой ночью, обрабатывая. — Леди из тебя, конечно, так себе, — молодой человек откинулся назад, запрокинув руки за голову и улыбнувшись, — но профессия непростая. Слушай, а может, ты меня снимешь? — За пять баксов за час? — она его перебила, не сумев сдержаться от шутки, и тихо засмеялась. — Даже многовато будет. Шистад закатил глаза, и, поморщив нос, передразнил собеседницу. Эта черта её характера — полное отсутствие нормального чувства юмора — жутко раздражала парня. Шатенка была очень далека от представлений Криса о его идеале: она — это вечно недовольная маленькая девчонка, которую ангелом назвать язык сломается, переполненная язвительными сарказмом и иронией, эгоистичная, наглая, так ещё и с режимом «мамки». Парень медленно отпил из стакана, наконец почувствовав, как тепло разлилось по груди. Он ждал этого долго, мучительно томился в рабочих заботах ради одного вечера расслабленности. Наверно, даже чьё-то присутствие ему не сильно бы помешало, если бы это была не она. Зефир ему не нравилась вовсе. Даже их краткий любезный диалог, прозвучавший до вновь повисшей тишины, не утолил того негатива, что парень испытывал при одних только мыслях о ней. — Давай напрямую, — девушка снова разорвала цепочку мыслей темноволосого, повернув к нему голову, — что ты от меня хочешь? — Ничего, — леденящее душу слово прозвучало очень даже приятно, и Магнуссон выдохнула с некоторым облегчением. — Я в самом деле хотел бы не иметь с тобой ничего общего. — Это взаимно, Кристофер. Как я понимаю, то рвение поговорить со мной было лишь из-за вежливости? — получив в ответ кивок, она хмыкнула. В очередной раз за день её догадки оказались верны. — Что ж… предлагаю сократить наши возможные встречи и диалоги до минимума. — Согласен. Он не кинул ей взгляд вслед, а она не соизволила попрощаться. Они друг другу не нравились. Совсем.***
Август, 28
После той вечеринки, с которой Вильгельм ворча и причитая, как дед, тащил напившуюся в стельку Зефир домой, прошло чуть больше недели. Всё вставало на круги своя: старший Магнуссон стал чаще убираться или хотя бы делал вид, что в доме не всё так уж и плохо. У него наладился режим приёма пищи благодаря сестре, а дела на работе пошли в гору, и вот через несколько дней у него должна была быть его первая деловая встреча; девушка же реже сетовала на откровенную бытовую инвалидность брата, наконец расправилась с некоторыми задачами в агентстве матери и, самое главное, хвала ангелам, сумела обжить спальню и перевести Вильяма на почти правильное питание — то, что они заказывали пиццу три раза за последние дни, не считалось. К великому облегчению шатенки, до начала учёбы оставалось ещё время, которое она могла посвятить отдыху и изучению города, а может, даже встрече с отцом. С ним она не виделась, не созванивалась и не списывалась с того самого момента, как уехала на Бали, — то ли от того, что мама была почти что категорически против этой связи, то ли от того, что саму Зефир это общение не сильно волновало. С её младенчества ею занималась только лишь мать, а с переездом в Индонезию ещё и отчим. Магнуссон нахмурилась, внимательно рассматривая себя в зеркале. Она, наконец-то, не выглядела осунувшейся из-за неимоверной усталости и непосильного груза на плечах, но была омрачена появившимися в голове мыслями о другой части своей семьи, с которой, возможно, — она сама до конца не понимала — вообще не стоило иметь дела. — Мелкая, — в комнату заглянул брат, немного испугавшись грозного вида шатенки. Когда она была чем-то озадачена, то выражение её лица говорило о том, чтобы к ней не приближались вовсе. — Случилось чего? — Нет, вроде, — она посмотрела на него с некоторым удивлением. — Слушай, а можешь подкинуть мне номерок Магнуса или Тео? После той тусовки мы, кажется, забыли друг о друге, а я всё-таки хотела бы с ними пообщаться. — Это ли моя сестра? Верните младшую Магнуссон, — парень рассмеялся, увернувшись от полетевшей в него мягкой игрушки. — Подкину. Но только за приготовленный обед! Есть хочется убийственно. — Я твоя сожительница, а не домработница! — Зефир недовольно надула губы, но всё же неуверенно кивнула. — Ладно, так и быть, а то иначе ты вернёшься к постоянному поеданию фастфуда и в конце концов заработаешь себе язву желудка. Поначалу детская перепалка переросла в нечто большее: догонялки по всему дому. Вильгельм ставил всевозможные препятствия перед младшей, чтобы та не смогла дотянуться до него. А всё из-за чего! Случайно оброненная шутка про тот самый режим «мамочки» вытолкала из головы все мысли о родном отце и вызвала в девушке волну ярости и крайнего негодования, из-за чего в ней появилось жуткое желание избить брата, — хотя бы подушкой — чтобы показать ему, что она всё ещё ребёнок, а не какая-то старая тётка. Остановившись по разные стороны от барной стойки, они замерли, оперевшись на столешницу и пытаясь отдышаться. Вильям принял проигрыш в этой битве, а Зефи, показав старшему язык, отвернулась и наигранно обиделась. — Может, ты без обеда останешься сегодня? Интервальное голодание, гляди, поможет тебе прийти в форму. — Это намёк на то, что я толстый? — на его лице отразился шок. — Нет, — она ухмыльнулась, — просто после короткого спринта ты почти что задыхаешься. Прямо как дед. Это намёк на то, что ты самый настоящий старик, Вильгельм. — Вот значит как, — он исказился в едкой улыбке, — тогда этот самый старик не повезёт юную девушку на сегодняшнюю встречу его автобуса. Магнуссон ахнула. Противостояние набирало новые обороты. — Издевательство! Во мне не было и капли мартини почти две недели! — Здоровый образ жизни, мелкая. — Ладно, ладно! — Зефир подняла руки в знак поражения, состроив недовольно-жалобную гримасу. — Будет тебе еда, но тогда мне достаётся тусовка! Помни, старший, я проиграла этот бой, но не эту войну. Расхохотавшись на пару, брат с сестрой разошлись по разные углы дома: девушка осталась на кухне, ворча, что ей снова придётся перемыть всю посуду, а молодой человек удалился в свою комнату, попутно разговорившись с кем-то по телефону, — шатенка не поняла, был ли это бизнес-партнёр или кто-то из пенетраторов. В голову пришла одна не самая приятная мысль. Помимо того, что Магнуссон наконец-то увидится с Фоссбакеном и Лунном, ей предстоит ещё одна встреча, не такая уж желанная, если так вообще можно было сказать. Интересно, Зефир и Кристофер хотя бы поздороваются?