Февраль, 17
— А ты кто? У Зефир с самого начала учёбы не складывались отношения с однокурсниками. Она не единожды слышала их перешёптывания, видела косые взгляды и высокомерные ухмылки, потому что она была «не такая, как все»: не такая уж тонкая талия, фигура не песочных часов, а прямоугольника, загар, не свойственный Осло, и посему выглядящий так, будто девушка провела слишком много времени в коллариуме в каком-то дешёвом солярии. Каждая деталь, отличная от её сверстников, становилась для них поводом для насмешек. Магнуссон старалась находиться отдельно от всей группы, шастала по коридорам бесцельно, сидела, уткнувшись в учебники или в экран ноутбука, посвящая даже быстротечные двадцать минут перемены работе. Она знала несколько человек с курса по фамилиям, но об их именах даже не догадывалась, наверно, не имея даже малейшего желания их узнавать. Некоторые относились к ней лояльно, почти благосклонно, не задевая лишний раз её хрупкое эго и самолюбие, обращались за помощью на уроках, иногда разделяли с ней обеденное время. Девушка не могла сказать, что была благодарна за это, нет. Ей было всё равно. Она претерпела похожее в своё время, когда впервые ступила на порог младшей школы на Бали. Тоже была не такой. Зефир потёрла лицо, глубоко вздыхая. Шатенка, конечно, понимала, что её жизнь, по всей видимости, кардинально изменилась с ноября, но настолько… — Нура, — блондинка рвано выдохнула, прикладывая руку к груди. Её немного трясло, что не смогло скрыться от внимательного оценивающего взгляда зашедшей в дом девушки. — Нура Сатре. Не помнишь меня? — Дорогая, — произнесла она чересчур едко, надменно, и брат дёрнул её за рукав, — я не помню ничего с того момента, как заснула глубокой холодной ноябрьской ночью. Не знаю, кем мы там с тобой были до того, как я попала в аварию, но сейчас ты для меня лишь однокурсница, с которой мы изредка пересекались на переменах. Можно считать, что ты для меня, ну… как бы не сказать грубо… — девушка подняла на неё глаза, выказывая своё искреннее сожаление, — ты для меня никто. Сатре, не дышавшая до этого момента, безвольно опустила руки и поджала губы, явно сдерживая подкатывающие слёзы. — Это пока что, — добавила Зефи, оглядев свои ногти, — но на данный момент, увы, я живу прошлым. Магнуссон, дёрнув плечом, чтобы скинуть руку Вильгельма, отстранённо на него посмотрела и поднялась к себе в спальню, оставив брата и блондинку наедине, в глушащей своей звонкостью тишине. Её невероятно раздражали все эти страдания, взгляды, полные жалости, которых она натерпелась от старшего сполна, мягкий тон, словно они обращались к высокопоставленной персоне. Зефир не королева, не принцесса. Лишь та, кто утратила сотую часть своей небольшой жизни. Она нервно хмыкнула и хлопнула дверью не нарочито громко. Молодой человек, проводив взглядом сестру, посмотрел на стоявшую перед ним девушку. Она побледнела, всё ещё дрожа, и не понимала, как ей воспринимать все сказанные шатенкой слова, глазами исследуя пол. В голове был самый настоящий ураган, суливший только горестные слёзы и неминуемые предания воспоминаниям о прекрасных совместных вечерах и разговорах с Зеф. За весь период обучения в Ниссене Сатре сдружилась только с несколькими девочками, а остальные обходили её стороной, ввиду её очевидно дерзкого и весьма холодного характера. Только трое смогли увидеть в ней нечто большее, чем просто тело или стерву-отличницу, посылавшую на три весёлых буквы без зазрения совести: Мун и Магнуссоны, — и то Вильгельм стал ей близок исключительно благодаря длинным и трепетным рассказам младшей о блондинке. Нура скрыла лицо в ладонях и, чуть согнувшись, затряслась в беззвучных рыданиях. Парень растерянно её оглядел и подошёл ближе, неуверенно протягивая к ней руки. Он боялся, что его оттолкнут, посчитают лишним, и его поддержка окажется ненужной, но девушка не противилась. Она лишь немного отодвинула руки от глаз и подалась вперёд, оказываясь в робких объятиях Вильяма. Молодой человек прижал её к себе и, прильнув щекой к её голове, начал утешающе поглаживать её по спине. — Я понимаю, ангел мой, — он криво улыбнулся, попытавшись придать себе сил, но получилось у него это, откровенно говоря, крайне паршиво, — я в таком же замешательстве и не понимании, что делать дальше. Она была нежной, окрылённой мечтами, целями, была такой счастливой, а сейчас всё это разбилось. Но послушай, — парень чуть отстранился от Нуры и, положив ладонь на её щеку, заставил посмотреть ему в глаза, — мы сможем восстановить это. Только нужно приложить чуть-чуть усилий и перетерпеть её противный характер и издевательские шутки. Нам к этому не привыкать, правда? Получив в ответ слабый кивок и еле заметную полуулыбку, Вильгельм вновь сжал девушку в объятиях, оставив на её виске чуть весомый поцелуй. Входная дверь распахнулась, и в прихожую буквально ввалился Шистад, с шапкой набекрень, в снегу и с раскрасневшимся носом. Он шмыгнул, отряхнулся и прошёл к друзьям, с некоторой завистью их осматривая. — Где? Магнуссон лишь качнул головой в сторону лестницы. — Будь аккуратен. Она не в самом хорошем расположении духа. — А когда-то было иначе? — молодой человек тихо хмыкнул, двинувшись к подъёму на второй этаж. Он тоже был не в том настроении, в котором его привыкли видеть окружающие. В голове бушевал жуткий шторм: мысли о том, как его встретит Зефир, сплетались с попытками понять, что ему чувствовать помимо смятения, боли и душевной пустоты. Когда парень узнал об аварии, ужасающем диагнозе девушки и понял, что он для неё теперь не тот, кем был раньше, из его груди как будто вырвали что-то очень нужное, очень дорогое. Шистад видел выписки из госпиталя, где витиеватым почерком было выведено «частичная амнезия», и в нём поселилась надежда, что младшая Магнуссон не вспомнит об их частых ссорах, глупых препираниях и грубых словах, выкрикнутых в сердцах. Но вместе с этим возникло осознание кое-чего более важного: ему придётся скрывать всё, что было между ними, и его чувства как от неё самой, так и от их общих друзей. Крис глубоко вздохнул, остановившись перед дверью в её комнату. Он мялся на месте, явно раздумывая, стоит ли ему туда входить. Может, она не хочет его видеть? Может, она так же грубо выпроводит его за порог, как это было сотни раз? Парень протянул ладонь к ручке, но одёрнул, сжав пальцы. — С каких пор в тебе столько робости? — послышалось по ту сторону. — Обычно ты влетал ко мне в спальню с ноги. Шистад вяло усмехнулся. — Кристофер, ты бледен, как смерть, — она оглянулась на него, развернувшись и оперевшись рукой о постель. Девушка сидела на краю кровати и рассматривала фотографии на стене, которые она, по всей видимости, не помнила. — Ты что, призрака увидел или голого Вильгельма? — Шутница, — отозвался парень, робко ступив в комнату. Он аккуратно прикрыл дверь и остановился, невольно выпрямившись. — Как ты себя чувствуешь? — Жить буду, — Зефир снова отвернулась, скривившись в недовольстве, — не донимай этими вопросами. Мне старшего хватает. — Мы волнуемся. — А я нет, — её голос прозвучал холодно, отстранённо. — Послушай. Ты мне не родной, не близкий человек, как и я тебе, чтобы ты так за меня тревожился. Спасибо на том, что не ты оказался на стуле рядом с койкой, когда я очнулась. Я уже объяснила это блондиночке, объясню и тебе: я не та, кем была в ноябре. Тебя со мной друзьями-то назвать сложно, — девушка поднялась с кровати и медленно, почти вальяжно приблизилась к собеседнику. — Так что, будь добр, держи дистанцию. Помни наш первый диалог. «Ничего общего», Кристофер. Она фыркнула, намереваясь вытолкать его из спальни, но как только подняла руку к его груди, в затылке раздалась сильнейшая боль, и Магнуссон чуть согнулась, холодными пальцами касаясь макушки. Молодой человек в непонимании оглядел её, придерживая за плечо. Она пыталась скинуть его ладонь, но силы начали стремительно её покидать, а в глазах моментально потемнело. Зефир попыталась что-то хрипло произнести, но не успела, и её сознание покрылось мраком. Крис, стараясь сдержать рвущуюся наружу панику, поймал падающее тело шатенки и поднял на руки, прижимая к себе непозволительно сильно и близко. — Глупая, — он склонился над её лицом, вглядываясь в еле трепетавшие ресницы. — Ни капли не изменилась. Всё такая же глупая. Шистад аккуратно уложил её на кровать, сняв куртку и маленькие сапожки, и укрыл одеялом, сдержавшись, чтобы не оставить на её губах желанный поцелуй. В груди медленно, тягуче пульсировала боль. Он тихо вышел из комнаты и прикрыл дверь, глубоко вздохнув. — Как она? — Отключилась, — резко ответил Кристофер, смерив взглядом Вильяма, — понаблюдай за ней. Если что, я на работе. Бывай. Молодой человек покинул дом так же быстро, как и появился в нём. Пусть душу терзали чувства, он принял решение никому более их не показывать. Никто не должен был знать о том, что было между ним и Зефир. Никто.***
Сентябрь, 14
— Вильгельм! — кричала Зефир, ходя по гостиной кругами. — Сколько можно ждать тебя? Ты собираешься в два раза дольше, чем я! Быстрый топот на лестнице заставил девушку обернуться. Перед ней предстал старший в абсолютно потерянном состоянии: он держал в двух руках совершенно разные по стилю плащи и вопросительно, почти что плача смотрел на сестру, стараясь взглядом вымолить у неё помощь. Она же фотограф, бывшая модель, она всегда знает, что нужно надеть! Магнуссон хихикнула, приблизилась к брату и развела его руки в стороны, чтобы оценить степень бедствия в выборе одежды. Из почти что гармоничного образа — мелкие недочёты можно было с лёгкостью списать на недостаток опыта — крайне выбивалась лишь одна вещь. Девушка еле сдержалась, чтобы не рассмеяться: стоя в самом светлом свитере и таких же штанах, которые Вильям сумел отыскать на дальних полках гардероба, он удосужился нацепить чёрные носки, видимо, считая, что белые кроссовки их скроют. Шатенка покачала головой. — Старший, это совсем не твой привычный стиль. Что на тебя нашло? — Ну, — он смущённо опустил глаза, пялясь куда-то под ноги. — Я старался придерживаться твоего образа, только в противоположном тоне. Знаешь, белый и чёрный. Чтобы быть, как… — Биба и боба — два долбоёба, — она вздохнула, улыбаясь. — А носки ты надел чёрные, потому что у меня белые? — Да, — в его голосе звучала гордая уверенность. — У тебя же подходят! Зефир не сдержалась и громко расхохоталась, несмотря на угрюмый и несколько обиженный взгляд брата. — Пойдём, будем тебя переодевать. Магнуссон никогда бы не подумала, что Вильгельм когда-нибудь сам проявит такое желание быть на одной волне с ней. Его редко, крайне редко трогала тема моды и стиля, да так, что вся его повседневная одежда состояла из пары джинсов почти одинакового оттенка, тройки бадлонов и одной единственной толстовки «Пенетратор». При этом, во всём гардеробе превалировали тёмные тона, преимущественно чёрный цвет — именно поэтому не факт того, что парень надел светло-бежевые штаны, а того, что они вообще имеются, весьма поражал девушку. Однако вся эта суматоха с подбором одежды льстила Зефир, потому что брат старался именно для неё, не имея даже представления, как комбинировать кожаный плащ и свитер. Сама мысль о таком внимании от Вильяма выбивала из колеи. Магнуссон слыл отстранённым, холодным и совсем недружелюбным человеком в Ниссене, от которого иногда даже простого «привет» дождаться нельзя, — сама шатенка не раз это замечала. Ей было до безумия приятно, что старший сам так тянулся к ней и всячески пытался укрепить их связь, строя взаимоотношения почти с нуля не только на нередко обидных колкостях и подшучиваниях, заботливо оставленном завтраке или совместном просмотре очередного индийского шоу. Последнее особенно нравилось обоим, но, к их великому сожалению, наслаждение сериалом было прервано чередой сложностей и запар на работах. — Вильгельм, когда ты в последний раз стирал эту кофту? — девушка выудила из шкафа скомканную вещь, пахнущую костром, виски и сигаретами. — Как ты её нашла? — молодой человек удивлённо уставился на свитшот, забрав его у сестры. — Я думал, я потерял её ещё года два назад. Зефир выгнула бровь и скривилась в отвращении. — Господи Иисусе, Вильгельм… Спустя полчаса досконального анализа всего гардероба, шатенка сумела подобрать.. нечто, более-менее подходившее под тематику фотосессии и не сильно контрастирующее с её образом, — правда, ей самой пришлось несколько раз переодеваться. Зато Магнуссон теперь имел хотя бы малое представление, как компоновать детали одежды, и владел полным описанием личного стиля, своей цветовой гаммы и ещё кучи остального, что либо не понял, либо попросту забыл. Парень встал перед лестницей и галантно подал руку младшей, помогая ей аккуратно спуститься на её довольно высоких каблуках и не споткнуться о ступень. Вильям, разумеется, видел фотографии сестры со съёмок для балийских журналов, дорогих брендов и рекламных кампаний, однако это был первый раз за долгое время, когда он сумел лицезреть её красоту вживую. Может, у неё были комплексы относительно своего роста, тона кожи и пигментных пятен, фигуры, структуры волос, — и что там себе ещё могли придумать девочки — для него Зефир представала самой изящной, элегантной и красивой девушкой, о которой остальные могли только мечтать. Шатен, наконец, осознал, как сильно он скучал по ней. Видеть её улыбку сквозь экран телефона в редкие субботние звонки, слышать голос, искажённый тысячами километров, не иметь возможности погладить её по голове, обнять или защекотать — всё это казалось молодому человеку страшным сном, что закончился, и Магнуссон в конце концов очнулся. Вильгельм ощутил то, что внутри, где-то под рёбрами, зашевелился комок чувств, которые собственноручно запутал в большой узел. Он, не в силах понять, как ему справиться с переизбытком любви, стиснул зубы и зажмурился, всего на мгновение. Парень почувствовал себя совсем юнцом, маленьким мальчишкой. — Ты меня вообще слушаешь? Шатен поморгал. — Повторяю вопрос для стариков, резко потерявших слух, — девушка несколько раздражённо закатила глаза, но ухмыльнулась, — Кристофер сегодня удосужится «порадовать», — она показала кавычки пальцами, — нас своим присутствием, или на его ответственность можно не рассчитывать? Голос Зефир звучал простывшим. Это заставило старшего немного напрячься и нахмуриться, предвкушая, как он будет бегать к ней с таблетками, чаем и каждые полчаса проверять её температуру, громко сетуя. — Вообще-то должен, — он пожал плечами, — набери ему. — Почему я? — Зефир возмущённо надула губы. — Это было не моей идеей — пригласить его на съёмку. — Зато организация всей фотосессии была твоей заботой. Магнуссон недовольно и нервно цокнула языком, оглядев улыбающегося брата, и уже достала телефон, чтобы позвонить объекту обсуждения, но рядом с ней остановилась машина, из которой вылез Шистад собственной персоной. — Вспомнишь солнце — вот и лучик. — Да нет, — шатенка покачала головой, устало вздыхая, — более грубая форма этого фразеологизма была бы тут уместнее… — И тебе привет, конфетка, — Крис подмигнул девушке и пожал руку другу. — Я одет достаточно подходяще тематике съёмки? — Не беспокойся, у тебя это получилось куда удачнее, чем у меня, — Вильям прикрыл глаза, вспоминая, как на него, словно на куклу, примеряли одежду сотню раз за последний час. — Как твоё самочувствие? — Жив, на том спасибо. Зефир, наконец, удостоила парня взглядом. Заболевшая модель ей была ни к чему, но интересным фактом было то, что шатенка даже не догадывалась о простуде Шистада. Вильгельм решил умолчать это от неё? Да как у него вообще хватило силы воли — за последние две недели она первая узнавала все новости и сплетни о лучшем друге брата, потому что тот не мог удержать себя в руках, а язык — за зубами, при том, что Магнуссон даже не интересовалась. В самом деле, болезнь одолела его в самый неподходящий момент: впереди несколько совещаний в онлайн-режиме, подпись договоров о заключении контрактов с другими компаниями, а он из пижамы вылезти не мог, передвигаясь по квартире, укрывшись одеялом. Шистад редко болел, и поэтому мало чего знал о том, как правильно лечиться, что делать и к кому обращаться, как не к маме, — женщина была занята разделом имущества со своим уже бывшим мужем и отмахнулась от сына, предложив обратиться за помощью к друзьям. Кристофер, разумеется, был раздражён безразличием матери и немало расстроен, но делать ничего не оставалось, кроме как записывать жалобные голосовые сообщения Вильгельму, почти что умоляя друга не рассказывать ничего сестре — он не хотел подвести её с фотосессией, на которую она пригласила его, к тому же, это вроде как был первый проект после переезда, благодаря чему девушка могла бы получить заветные несколько сотен баксов. Ход мыслей Зефир прервал её неожиданный и громкий чих. — Как я погляжу, я не один несчастный? — Шлялась ночью с Тео без куртки, — Вильям тяжело вздохнул, недовольно оглядев сестру. — Будь здорова. — Буду и без твоих причитаний, — она утёрла нос. — Мы наконец-то можем приступать к работе?***
Сентябрь, 16
— Я посажу вас обоих на карантин, несчастные, — Вильгельм раздражённо закатил глаза, пытаясь понять, каким чудом эти двое, при том, что они отрицали даже малейший шанс своей близости, заболели почти в один день. — Либо съезжаете вы, либо я. Зефир хмыкнула, закинув руку на плечо Шистада. Они переглянулись, и оба растянулись в ухмылке, не сулящей ничего более, кроме безжалостных расспросов Магнуссона о его отношениях, которые он не очень уж тщательно скрывает от сестры и лучшего друга. — Не смейте, — прошипел он сквозь зубы. Про его личную жизнь парень распространяться не имел никакого желания, ровно как и слечь с температурой под 39 и жутким кашлем, от которого страдала парочка недоделанных стендап-комиков. — Неделя больничного. Я привезу вам ваши вещи и оставлю на пороге. Проваливайте. — Как грубо… — наигранно разочарованно пролепетал Кристофер, прикрывая рот рукой и складывая брови домиком. — Я не ожидала от тебя такого, старший… Вильям сложил руки в замок и глубоко вздохнул. — Мне до трёх считать? — А потом что? — Отведаешь дерева. — Кору жрать заставишь? — Нет, — он хмыкнул, — битой по зубам пройдусь. Р-р-раз… Под то, как Шистад спешно выталкивал Зефир из дома, девушка почти успешно натянула кроссовок и успела схватить с вешалки кожаную куртку, из-за прогулок без которой и заболела. Дёрнул же её ангел вылезти на ночной променад с Лунном! Усевшись на водительское место своей машины, Кристофер пристегнулся и поправил зеркало заднего вида. Он немного отодвинул кресло и опёрся о подлокотник, заинтересованно наблюдая, как Магнуссон осматривает салон. Чёрный, кожаный… Как в её мечтах. «Нихера здесь не три сотни сил, а все четыре…» — пронеслось в её мыслях ровно за секунду до того, как молодой человек озвучил характеристики авто. БМВ М2 второго поколения в представлении девушки была менее комфортной и удобной, да и не с таким просторным внутренним местом. Чёрный окрас, спортивный спойлер, анализатор заноса, таймер круга, предустановки режимов вождения, да к тому же возможность индивидуальной настройки мотора, тормозов и рулевого управления. Знал бы Шистад, насколько сильной слабостью обладает Зефир по отношению к автомобилям, он уже давно бы догадался, что девушка вот-вот испытает оргазм от одних его слов. — За руль хочешь? — Ты доверяешь мне свою машину? Кристофер, ты точно болен. — Глупая. Тебе напомнить, как ты угнала ауди Магнуса, вышла из гонки победительницей и вернула её в целости и сохранности, или мне стоит молча встать со своего места? — Вот именно, — она окинула его несколько раздражённым взглядом ни то от того, что её бесили явные наивность и доверчивость парня, ни то от того, что она отказывалась от шанса поездить на авто своей мечты, — своего места. Поехали уже. И зачем тебе вообще гоночный автомобиль, затворник? Девушка только задумалась над тем, куда ей идти. Старший абсолютно безрассудно, глупо и грубо выгнал её из их же дома, Фоссбакен или Лунн будут не очень рады такой сожительнице, как Магнуссон, пусть всего на неделю, а других друзей и подруг у неё не было. К тому же, ей нужно вывести последние за месяц отчёты по работе, отредактировать снимки с недавней фотосессии, успеть сдать несколько докладов по учёбе и… и много ещё чего. На данный момент Зефир имела при себе лишь телефон, на котором, при всём своём желании, она никак не сможет сделать всё запланированное. Девушка глубоко и медленно вдохнула, словно пытаясь успокоить свои не вовремя разыгравшиеся нервы. С окончанием её бешеного темпа работы из-за переезда и начала учебы её прибыль уменьшилась втрое, количество заказов сократилось, и денег оставалось на проживание в самой дешёвой комнате мотеля где-нибудь на обочине трассы всего лишь на одни-двое суток, не более. В голове снова всплыли мысли о родном отце: как будто бы Вильгельм ему ничего не рассказал о возвращении дочери на родную землю, или же сам мужчина настолько отказывался признавать факт её существования, не говоря уже о налаживании связи и подавно о каких-никаких взаимоотношений, — этого шатенка не могла понять и, вероятно, даже не хотела обдумывать, поэтому покачала головой, прикрыв глаза. Но не ночевать же ей на улице, верно? — Слушай, Кристофер, не сочти это за… Это что, Сатре? — Эта блондиночка? Видел пару раз, как они общаются в Ниссене с Вильямом. — Но она живёт в другом районе. Она всегда выходила на второй или третьей остановке от школы, — девушка даже открыла окно, чтобы вглядеться в быстро удаляющийся силуэт прохожей. — Это твоё «всегда» сложилось, когда я начал довозить тебя? — Не ёрничай, — Зефир вернулась на место, апатично смотря на стремительно меняющийся пейзаж. — Кристофер, ты думаешь о том же, о чём я? Магнуссон расплылась в ехидной улыбке и повернулась к собеседнику. — Вильям и… — Сатре. В точку. — Теперь у нас есть стоящий повод докопаться до него. — Два повода. Не забывай, как он выдворил нас обоих. И вообще, какого ангела ты у нас жил? — Ещё раз задашь лишний вопрос — и я высажу тебя на первой остановке, и ты пойдёшь пешком. — Было бы куда, — она нервно усмехнулась и в мгновение ока помрачнела. — Об этом… Не приютишь меня хотя бы на пару дней? Я сдам проект, получу деньги и расплачусь с тобой. Я освобожу твои покои сразу, как найду более-менее достойный отель. — Отель, достойный леди? — Шистад весьма плавно, несмотря на высокую скорость, свернул на перекрёстке в самую последнюю секунду мигающего оранжевого и мельком посмотрел на вжавшуюся в сидение спутницу, немного улыбнувшись. — Боюсь, таких в Осло нет. И ты думаешь, что я настолько жесток, чтобы выгонять тебя? Живи, сколько потребуется. А о деньгах даже думать не смей — я не возьму ни одной кроны из твоих рук. — Какой джентльмен, — Зефир хихикнула в ворот своей толстовки. — Спасибо, Кристофер. Выручаешь. — Ого! — он вскинул брови, улыбнувшись шире, — это что, благодарность от самой Магнуссон-младшей? Я польщён. — Шистад! — шатенка покраснела и скрыла половину лица, накрывая даже нос худи. — Останови машину, я пойду пешком! — она спрятала руки в карманы, и, нащупав бумажку, достала её. Пятидолларовая купюра. — Держи. Расплата за фотосессию. Как я тебе когда-то обещала. В машине разразился громкий хохот.