Ты... фея?!

      — Ну давай.       Я это так безразлично бросил. Словно мне всё равно, что Влад вместе со мной уйти попросился; а у самого ладони ещё горели после прикосновений к нему, и в ушах стучало, и воздуха этого душного было мало…       Едва соображал, короче.       Только в комнате немного в себя пришёл — голову мне, что ли, на балконе напекло?.. Влад рюкзак свой с дивана подхватил и юркнул к выходу. Я посмотрел ему вслед, потом в сторону кухни — там уже звенело стекло, кричали как будто заранее пьяные голоса, смеялась Анька…       Не хотелось туда. Вот совсем.       Ну я и ушёл, не попрощавшись.       Фейка меня на лестнице ждал. Рассматривал надписи на стене, самые сокровенные — в углу за мусоропроводом. Я там тоже писал, про Аньку, так что, поморщившись, за рукав его оттащил. Нечего в эти каракули всматриваться. Вообще замалюю их в следующий раз!       Взгляд зацепился за надпись, банальное А+С и равно тоже пустой банальщине. Я её ещё и нарисовал криво, спешил тогда, помню, как бы не запалил никто, в темноте зажигалкой себе светил, у неё ещё колёсико западало. Не на сердце в итоге получилось похоже, а на…       В общем, получилось даже вернее, наверное. Почему-то именно сейчас как ледяной водой окатило: нужен я Аньке больно. Наверняка и не заметит, что я пропал, пока Санёк ей не скажет. А вот фейке я — нужен. Вон как пялится на меня из-за чёлки, в перила вцепился нетерпеливо, одной ногой уже на лестнице, вот-вот готов по ступенькам спорхнуть, но один всё же не хочет. Меня ждёт.       Я кивнул ему: иду я, фей. Иду. Не передумал.       На улице я вперёд пошёл. Повёл фейку по узкой тропинке вдоль дома, чтобы не светиться под окнами, из которых нас запалить могут. А то ещё поймут, что мы вдвоём смылись, и подумают что-то… не то. Что-то такое, за что мне потом морды бить придётся, за нас обоих. А я это дело не люблю, хоть и умею.       Но если надо будет — могу. Потому что на самом деле ничего странного не происходит. Просто пацан с крыльями всяко интереснее обычной пятничной попойки.       Да, именно такая причина.       Я это про себя повторял всю дорогу, пока мы не остановились на углу следующего дома. За раскидистым кустом сирени, не сговариваясь, — хорошее было место, тихое и тенистое. Я к стене привалился, руки в карманы; Влад застыл передо мной, взглядом под ногами порыскал, выпнул из травы камешек…       — И куда дальше? — хмыкнул я, ловя его под подошву кроссовка.       Фейка аж вздрогнул от моего вопроса. Погрыз губу. Плечом неуверенно пожал:       — Туда, где мы сидели в прошлый раз?       — Вечером нам туда лучше не надо. Ну, понимаешь. Это уединённое местечко.       Я постарался произнести это таким тоном. Усмехнулся, чтобы яснее намекнуть: давай, вспомни про упаковки от презервативов и пойми, что не хочешь там со мной вечером светиться. И я с тобой — не хочу.       Судя по тому, как Влад через пару секунд задумчивости смутился, до него дошло. Он ещё помолчал немного, глядя куда угодно, только не на меня, ногами в траве пошарил — спасительно отвлекающих камушков больше не нашлось, так что я ему тот, прошлый, пнул.       Влад с ним поигрался чуть-чуть, точно с силами собираясь. Потом глубоко вдохнул.       — Я не против и просто по улицам побродить, — начал он осторожно и, натянув ворот кофты на нос, договорил: — Но надо так, чтобы нас вместе не увидели, да?       Через ткань его голос звучал глухо, и не расслышать было, что в нём за интонация.       — Ага, — кивнул я, пытаясь заглянуть Владу в лицо. Вот бы чёлку его собрать и держать, чтоб не прятался за ней, или там за ухо заправить… А то непонятно: я обидел его? Вообще-то хреново такое говорить, типа «не хочу, чтобы нас видели вместе», но не врать же фейке. — Слухи в маленьких городах расходятся быстро. А мы с тобой рядом будем выглядеть как тот ещё повод для сплетен.       — Каких сплетен?       — Всяких. Странных.       На этот раз фишка с намёком не сработала. Влад на меня смотрел недоуменно, хмурился, в растерянности даже чёлку назад откинул. Но объяснять я ему ничего не стал, потому что ну нет, объяснять такое я не подписывался. Уж как-нибудь сам, фей: посмотришь на себя утречком в зеркало, вспомнишь, как тебя Санёк называет, сложишь два и два…       А я с тобой про такие вещи говорить не буду. Я-то пацан нормальный. Да и ты, я уверен, тоже.       Просто ты фея.       — Так что? — поспешил свернуть тему я, пока Влад неудобных вопросов задавать не начал. — Будем весь вечер в кустах прятаться?       Он поморщился, кофту с носа стянул, чихнул тихо. Вздохнув, отвернулся и вдруг шагнул в сторону от меня; показалось, щас сбежит, подумалось про это очень живо: вот есть он сейчас рядом, а в следующий миг — «пока, Слав», «я домой, Слав», и действительно, почему бы ему не домой, раз у нас с погулять такие сложности…       — Я тут пока ничего не знаю. — Но он отошёл недалеко. Стал сиреневые цветы перебирать — натура фейская, что ли, проснулась? — Ходил только по соседним дворам и в школу.       И я, рыпнувшийся было за ним, заставил себя опять прислониться к стене. Лопатками в неё вжался, убеждая себя: нечего дёргаться, и подходить к нему, чтобы на расстоянии вытянутой руки был, тоже не надо.       И вообще, что я его так пасу? Захочет — уйдёт, не держать же его.       Значит, нужно сделать так, чтобы не захотел.       — Если честно, тут особо и некуда ходить, — нехотя признался я, но собрал мысли в кучу и начал перечислять: — Вокруг пара заброшенных строек, рынок, кладбище…       — Кладбище!       Не договорил. Забыл, что сказать хотел, Влад всё внимание на себя перетянул — с такой радостью при мне это слово ещё никто не произносил.       — Ты прикалываешься?       — А что такого? — Правда, воодушевления у него быстро поубавилось. Он под ноги уставился, не глядя погладил обломанную ветку — на ней сразу появился зелёный росток, и почка на нём проклюнулась липкая, светлая. — Людей там мало, особенно вечером, а если уйти к старым могилам, точно никого не встретишь…       Захотелось подойти, схватить его за эту руку, рассмотреть подушечки его пальцев, дотронуться, потому что вот же… фейка! И ведь отстранённо так листья трогает, словно сам не заметил, как начудил, ну совсем меня не стесняется.       — …там, где я раньше жил, я гулял по кладбищу… — Голос Влада пробился ко мне сквозь резко охватившее желание, и я моргнул, вцепившись в подкладку карманов. Надо как-то себе в голову вдолбить: смотреть можно — трогать нельзя. Иначе отпугну его. С ним это как нефиг.       Прохладный ветер зашумел в ветвях, взъерошил мне волосы, Влада потрепал по макушке. Оборванный на полуслове, Влад подождал, пока он стихнет, и снова заговорил. И говорил непривычно долго, пусть и едва слышно: про то, как жил раньше в одной остановке от кладбища, как сбегал туда после школы, как гулял дотемна, а иногда и затемно… Я кивал изредка и, внимательно прислушиваясь к нему, следил за его кистью. Она будто действовала сама по себе, и почка уже почти начала распускаться в его суетливых пальцах, раскрылась свежей кудрявой зеленью, но потом Влад заметил, что трогает её, и руку спешно отдёрнул. На меня покосился, как-то виновато даже, словно прощения просил за свою несдержанность.       Интересно, как у него это работает? Он не сдержался просто оттого, что задумался? Или потому что разоткровенничался? Или он не очень-то себя контролирует именно со мной?..       — Это… не так уж плохо, правда, — закончил он. Руки попытался убрать за спину, но скривился и раздражённо сунул в карманы. Потом наконец поднял взгляд на меня — на всякий случай, видно, колючий, вредный. Это типа если я над ним смеяться начну?       Мне смешно не было. У меня в голове про него ещё немного сложилось: понятно, отчего у него с живыми людьми не очень получается. Где ему было научиться, если он всё с цветочками да именами на надгробиях.       И нет, я его не жалею вовсе. Просто не хочется как-то, чтобы он и дальше вот так, по кладбищам…       — У меня есть идея получше.       На самом деле, я ещё сам не был уверен, получше эта идея или нет, она ощущалась внутри как куда-тебя-Слава-несёт и немного смущала, но слова сами сорвались с языка. Поэтому отступать было некуда.       — Пойдём, — сказал я и, облизнув губы, позволил себе наконец произнести: — Влад.       После этого он даже не спросил, куда я его тащу. Пошёл рядом, приравниваясь к моему шагу; я смотрел, как мелькают по асфальту его чёрно-грязно-белые кеды. Мы оба молчали. Я не нарушил это молчание, даже когда мне позвонил Санёк. Отметил только краем мысли: ага, заметил, что я ушёл… Или что мы ушли? И что подумал? Что тут вообще можно подумать?..       Влад смотрел на мой телефон опасливо, и, заметив это, звук я выключил. Пусть так. Потом что-нибудь совру.       Скоро мы вышли из тени каштанов на открытую улицу. Оказалось, ещё совсем светло — был уже вечер, но эти майские дни, и солнечная погода, и огромный кусок чистого неба над нами… Нервное покалывание в пальцах унялось, когда я убедился, что ловить и держать никого не надо, что фейка действительно идёт со мной. По своей воле, сам, пускай и на людях чуть позади. Крышку пинает, увлечённо шаркая по асфальту кедами — даже если не оборачиваться, слышно, что он там.       Но я всё равно разок посмотрел. Остановившись под светофором, обернулся — и поймал настороженный взгляд. Всего на долю секунды, потом пришлось снова рассматривать спутавшуюся от ветра чёлку, но это определённо было: блестящие серые глаза, коротко расширившиеся зрачки, мгновение растерянности… Выходит, Влад за мной тоже наблюдает? А за мной-то что? Во мне ж ничего интересного!..       Потом зажёгся зелёный, позвал нас дальше.       Мимо пожранных ржавчиной старых ларьков, по взрытым корнями узловатых деревьев дорожкам. Через кладбище тоже пришлось пройти, и Влад всё тянул меня к лавкам, деревьям и каменным постаментам, щебетал «вот там можно сесть» или «вот тут можем спрятаться», но я вёл его вперёд. Долго вёл — тропинка кончилась, путались заросли под ногами, густела под плотными кронами тень. В какой-то момент я подумал, что всё, забыл дорогу и щас будем мы с ним до темноты по кустам шарахаться…       А потом услышал кваканье и усмехнулся про себя. Не-а. Помню. Почти пришли.       — Слышишь?       Влад повёл головой. Заглянул мне в глаза любопытно:       — Слышу что?       — Лягушачья свадьба.       В лесу он держался рядом, и не заметить, как покраснели его уши, я не смог бы при всём желании. Опять смутился? Ха, а теперь-то из-за чего?       — Ну, понимаешь, все это делают, — развёл руками я. — И птички, и рыбки.       Это была попытка сгладить неловкость, но не вышло: Влад глаза закатил, отвернулся. Так забавно показывал, что вовсе он и не, он вообще выше этого, что хотелось ещё подразнить, но я сдержался. Чо его донимать, он меня младше — как раз в том возрасте, когда словосочетание «половой член» в учебнике биологии вызывает неудержимый стеснительный смешок. Сам таким был, но сейчас кажется, что давно-о-о…       Надо же, всего три года разницы, но когда это шестнадцать и девятнадцать, она огромна. Мы и не пытались бы подружиться, если б я его тайну случайно не узнал.       Впрочем, мы вроде дружить и не собираемся. Мы…       Ответа не нашлось, и скоро я бросил это дурацкое занятие — думать. Тем более мы уже вышли к пруду, и интереснее было на Влада смотреть — ему нравится? Это ж вроде природа, получше, чем искусственные венки и каменные надгробия? Как раз для фейки, да?       Хотя, конечно, ничего тут особенного. Пруд как пруд. Всё такой же заросший кувшинками и ряской, но гораздо меньше: то ли высох, то ли оттого, что в последний раз мы с сестрой приходили сюда, когда сами были малявками.       Давно это было. Кусты с тех пор разрослись, и столько деревьев повалило… Я сел на засохший ствол, в рваный клочок пробивающегося сквозь кроны света. Зажмурившись, подставил лицо теплу и вдохнул его, полную грудь набрал — лесного, вкусного. Скоро проснутся комары, и тогда сюда уже не сунешься. Здорово, что мы с Владом сейчас пришли…       Тихий шорох словно забрался мне под футболку, мурашками пробежался к затылку. Я лениво открыл глаза. Влад, оказывается, примостился рядом, ну как — полметра между нами оставил, рукой дотянуться можно. И смотрел на меня пристально: кончик чёлки покусывая, острым локтем ткнулся в коленку, подпёр голову кулаком.       — Чего? — не выдержал я этого внимательного рассматривания.       Влад моргнул, выплюнул свои волосы и проговорил задумчиво:       — У тебя веснушки…       Эти рыжие точки вспыхнули вмиг, обожгли нос и щёки, и я отвернулся. Приложил ладонь к лицу — горячо, и правда горит, как от температуры!       — Ой бля, не напоминай…       — Они тебе не нравятся? Почему?       — А почему они должны мне нравиться?       — Потому что это довольно… — Влад запнулся, но не как будто слово подбирал, а как будто решал, говорить ли его. Сказал всё-таки: — Эстетично.       — А? — Я аж обратно к нему развернулся. Но щёки всё равно прикрыл.       — Эстетика. Ну, красота, — терпеливо разъяснил он. И собрал всё вместе, глядя туда, где у меня пожар полыхал под ладонью: — Я говорю, что твои веснушки — это красиво.       От такого заявления я аж растерялся. Захотелось себя по щеке похлопать, да посильнее, чтобы провалившиеся куда-то мозги на место встали. А потом и фейку заодно (не так сильно, конечно, ну, щелбан ему, может, дать): эй, ты вообще отдаёшь себе отчёт, что говоришь и кому?       Не, если мы и дальше будем вот так гулять — о чём я, конечно, не задумываюсь ни капли, — то нужно как-нибудь научить его всяким… этим, мужским штукам. Мужским разговорам. Иначе никакого терпения на этот балет не хватит.       — Я не обращаю на такое внимание, — выдавил я из себя в итоге. Руку убрал в карман — веснушки вроде перестали чувствоваться каждой точкой, словно мне в лицо кипятком брызнули.       Но фейка не отставал.       — А ты обрати, — фыркнул он, ещё и губы упрямо поджал.       — Что, прям щас?       — Угу.       — На что? — Я демонстративно огляделся. — Не, я понимаю, если там девушка красивая или машина, но тут болото да кусты вокруг.       В болоте что-то как по заказу булькнуло, в кустах лениво шелестел ветер; я повернулся к Владу. Он на меня всё смотрел, опять с этим а-стоит-ли-оно-того видом, потом моргнул — и вдруг задрал голову.       — Вокруг, — повторил, отбирая у меня последнее слово и переиначивая его на свой лад — тихий, неуверенный, — сосны высокие и стройные, облака в небе белые такие. Как открытка. Смотри.       А потом руки поднял, пальцы сложил — взял кусок неба в кадр. И я правда старался увидеть то, что и он, наклонился к нему поближе, чтобы в это окошко заглянуть, и смотрел, смотрел, но всё понять не мог: ну небо и небо, сосны и сосны…       …пальцы у него тонкие, почти как облака белые. Вены на руках не выпирают, как на моих, а просвечивают сквозь кожу. Так ярко на запястьях — синим и фиолетовым тонкие нити, запутанные, похожие на ветки деревьев…       — Красиво же? — Шёпот прозвучал прямо над ухом — Влад повернулся ко мне, картинка в его пальцах качнулась… — М, Слав?       Я не знал, что ответить, потому что не смотрел ни на сосны, ни на облака… И думалось не о том: я тогда схватил его за запястье, держал с силой и оставил синяки-отпечатки пальцев — он долго с ними ходил? или вылечил сразу своей пыльцой?..       Свежие красные синяки, и Влад растирает по ним блёстки, массирует медленно, усталый, и чувствует это волшебное искрящееся тепло — странная картина, определённо не то, что мне стоит представлять…       — Хочешь, покажу, как вывернуться из захвата?       Предложение прозвучало неожиданно, я сам офигел, что сказал это. Влад уронил свою «открытку» — опустил руки, и рукава соскользнули до костяшек, спрятали от меня белую кожу и вены. На меня уставился недоуменно.       — Ну, если поймает кто, — объяснил я ему, показывая на своей руке, как хватать буду, и он медленно кивнул:       — Аа… А это не больно?       — Я ж не садист. Я слегка.       Он ещё немного посомневался — то ли во мне, то ли в затее в целом, — но всё же решился. Протянул мне сразу обе руки, ладонями вверх, так предлагают сковать наручниками… неужели совсем не понимает, что я собираюсь делать? Забавно; я выбрал левую, подтащил к себе, рукав на ней засучил до локтя…       У него кожа была прохладная, и первые несколько секунд я залип на том, как она согревается от моей руки. Опомнился, когда Влад неловко кашлянул.       — Выкручивай, — сказал ему, — туда, где у меня пальцы смыкаются, видишь? — и немного поводил ими по запястью, ущипнул тонкую кожу. Влад закивал, уставившись на это место, потом напряг руку…       И ничего не сделал. Только на меня глаза поднял, нахмурился… да что ж он пошевелиться боится! Я обхватил его кисть — она уместилась в моём кулаке, упёрлись в ладонь острые костяшки. Хотелось пальцами провести по верхним, пощупать, как они выпирают гребнем, но я тряхнул головой — не отвлекаться! — и потянул на себя, немного в сторону, нажал сильнее…       Высвободив его руку, я подержал её ещё чуть-чуть. Влад вроде не был против. Сидел, смешной такой, сосредоточенный, словно я ему тут офигеть какой сложный фокус показал.       — Как-то так, — сказал я, когда молчать стало совсем уж неуютно. — Понял?       В ответ Влад снова мне покивал. Он что, язык проглатывает, когда я его трогаю?       — Теперь сам.       Хоть бы угукнул, что ли. Нет — притих, щёку сосредоточенно прикусил. И рукой повёл неуверенно; я сперва легко её отпустил, но тут же снова схватил, уже посильнее. Влад на меня взглядом стрельнул — «так и надо?» — и я кивнул ему: ещё и не так надо. Но я не буду.       Из второго захвата он тоже вырвался. И из третьего, ещё более сильного и на другую сторону, — тоже; и какие же у него кости тонкие, и кожа так быстро покраснела под моими пальцами, а ещё на запястье бьётся пульс, неспокойный и быстрый, и мой почему-то пытается его нагнать…       Столько всего сразу. Когда я сестру учил, с ней было… не так. С Владом очень по-другому.       — Ну вот. — Рукав я ему сам опустил — всё, наигрались — и отодвинулся подальше. — Теперь ты знаешь, что делать, если будут за руки хватать всякие стрёмные личности.       — Вроде тебя?       Влад как ни в чём не бывало дёрнул манжету до пальцев, потёр запястье через ткань, уселся, поёрзав, боком… Стоп, что?!       — Эй, я не стрёмный!       — Твоя шутка про статью была, мягко говоря… — Он задумчиво нахмурился, но так и не договорил, лишь фыркнул на меня. — Короче, стрёмно такое говорить парню.       — Просто я тебя как парня не воспринимаю, — усмехнулся я и прочистил горло — слова выговаривать было неудобно, как если бы я врал, но я даже не был уверен, вру ли я, просто нёс, что первое в голову придёт… Как вообще тема ушла в эту напрягающую сторону?! — Ты ж это. Мелкий и…       То, как злобно Влад на меня зыркнул, ясно дало понять: лучше мне заткнуться. Лицо у него стало такое, что попробуй угадай, ударит он меня сейчас или расплачется, и мне так в голову сразу стукнуло, во я дебил… У него же больное место вот это всё, про мужественность, а я ведь и не думаю о нём как о ком-то бесполом или женственном, не думаю же?..       Но Влад меня бить не стал, и плакать тоже, к счастью, не стал. Он губы поджал решительно, поставил на колени свой рюкзак, порылся в нём и вытащил…       — Ты куришь?       Недоверия в моём голосе было… нет, не так, он весь состоял из одного недоверия, словно Влад не держал в руках новенькую пачку сигарет. Бело-зелёную, блестящую целлофаном, похожую на упаковку мятных конфет — или так казалось оттого, что она была именно у него в руках?       — Да. Курю.       В подтверждение он зажигалку достал, пощёлкал ей, убавил пламя до минимума. Чёлку назад откинул. Обхватил сигарету губами, будто чмокнуть её хотел, а не выкурить, и вот уже на этом моменте у меня появились сомнения.       А уж когда он прикурил и дыма в рот набрал, раздув щёки…       — Ни хрена, — вздохнул я, наклоняясь к нему, чтобы сигарету забрать. — Я за зож.       Но он её не отдал, засранец, руку отвёл, отклонился как можно дальше, аж локтем упёрся в дерево, чуть ли не лёг на него. Дым, подержав, выпустил спутанным клубком, просто губы разжал и кашлянул им сдавленно.       — А я тебе и не предлагаю.       У него глаза заслезились и голос сел, но он упрямо присосался к сигарете ещё раз. Глубже, долго, прям взатяг — и тут же, конечно, закашлялся.       Ну прекрасно. Поздравляю с первой сигаретой.       — Брось каку, говорю.       Вздохнув, я спрыгнул с дерева и поймал Влада за руку. Лишнее движение — он и не пытался вырваться и сигарету тоже спокойно отдал. Мне немного смешно стало: такой мокрый обслюнявленный фильтр, он на ней ещё и поцелуй взазос, что ли, отрабатывал?       Вдруг захотелось затянуться самому, хотя я бросил давно, и сигарету я спешно затушил об дерево. Влад так и лежал, дышал рвано, глаза прикрыл; веки подрагивали.       — Тошнит? — спросил я, опираясь ладонью над его макушкой.       — Голова закружилась. — Он сглотнул и с тщетно скрываемым испугом в голосе спросил: — Это нормально?       — Нормально, скоро пройдёт, — успокоил я, всматриваясь в его лицо. Бледный такой, даже губы побелели… — Эй, ты мне тут только в обморок не падай, лады?       Ответом мне был слабый кивок, и хоть я знал, что от первой затяжки в обморок не падают, побороть желание приглядывать за этим недоразумением не получилось. Только когда Влад открыл глаза, я подальше отошёл, чтоб не смущать его своим пристальным вниманием. Он сел, подышал глубоко, пригладил чёлку. Поразглядывал пачку сигарет, словно решая, что с ней делать. Вернул всё-таки в рюкзак, но что-то подсказывало мне, что вторая попытка изобразить «взрослого» случится нескоро.       — У меня тут ещё пиво твоё…       Шмыгнув носом, Влад вытащил бутылку; вторая обо что-то стеклянно звякнула в рюкзаке. И, ухмыльнувшись, прищурился на меня:       — Это ты так за зож?       — В умеренных количествах даже полезно, — назидательно поднял палец я и бутылку у него забрал.       О, это было так кстати. В горле давно пересохло, да и просто хотелось занять руки — особенно сильно после того, как они были заняты фейкиными руками. Крышка с шипением поддалась, немного пены пролилось в траву. Ну конечно, Влад тащил пиво в рюкзаке, и оно взболталось, а ещё согрелось, и этикетка противно размокла от испарины, но господи, да откуда вообще взялась эта мучительная жажда…       — А дай мне глотнуть, — стоило мне отнять бутылку от губ, попросил Влад. И на мой недовольный взгляд ехидно добавил: — Умерю твои количества.       Я моргнуть не успел, как он выхватил у меня бутылку и присосался к горлышку. Глоток, второй, третий только глазами на него хлопал…       — Э! — И лишь потом отобрал её; Влад протестующе замычал — немного пролилось мимо рта. — Хватит.       — Тебе что, жалко? — Он вытер мокрые губы тыльной стороной ладони. Облизнулся… Неужели понравилось? А как же это… типа фейки сладкий нектар любят?       — Не жалко, но мне с тобой пьяным потом что делать? Папе-вампиру на своём горбу тащить? Мне жизнь дорога.       — Но я же не напьюсь с одной бутылки.       Не очень-то уверенно это прозвучало. Скорее как просьба, с едва уловимым «ну пожалуйста» в интонации, и я нахмурился: да что на него нашло?! Он, конечно, не выглядит как примерный мальчик, со всеми этими рваными дырками на коленках, выбритыми висками и проколами в левом ухе — у него серёжки? когда я успел это так безотчётно заметить?.. — но и на оторву не похож. Такой вполне себе домашний мальчик, слушающийся родителей и даже по-подростковому бунтующий в меру, с их молчаливого позволения. И вдруг — сигареты, пиво…       Влад всё ещё смотрел на меня взглядом ну-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, когда до меня дошло, что происходит. Он же раньше ни с кем не общался толком, не с кого было дурной пример брать, а тут я, и он будто бы… будто бы… весь сомнительный первый опыт решил со мной получить. Возраст как раз такой, что интересно ему всякое запретное.       — Напьёшься — не напьёшься, — протянул я, тяжко вдохнув. — Я это проверять точно не горю желанием…       И осёкся. Влад всё ещё смотрел на меня, и все эти долгие взгляды выходили у него охрененно выбешивающими, и я определённо не хотел знать, насколько более выводящим из себя станет его поведение, когда он опьянеет, но…       Но. Знаешь, фейка, если так подумать… Ладно. Одна бутылка — не так уж много, а мне, в конце концов, тоже кое-что интересно.       — А впрочем, если так хочется, она твоя… — Влад потянулся к бутылке, но я поднял руку, чтобы он не достал. Не-а. Не так быстро. — …после того, как ты дашь мне посмотреть крылья.       Стоило мне произнести последнее слово, его плечи опустились.       — Издеваешься, — выдохнул он и в траву уставился, кедом по ней поводил…       — Почему издеваюсь? — Я подошёл ближе и сел перед ним на корты. Заглянул в глаза снизу вверх. — Не издеваюсь. Не думал даже.       — А зачем тебе тогда мои крылья смотреть?       — Потому что мне хочется.       Влад сощурился оценивающе. Губы погрыз, фыркнул в сторону, руки в замок сложил и коленями нервно стиснул… Было видно: ему почему-то сложно поверить мне, хотя мне казалось, что я озвучил самое естественное желание, которое только может возникнуть рядом с ним.       — Ладно, — в итоге напряжённо процедил он. — Только ты это… не дёргай их.       Несколько долгих секунд мы пялились друг на друга, а потом я снова подсел к нему; он повернулся ко мне спиной и кофту потеребил.       — Подними сам, — сказал, — мне из-за бинтов неудобно.       Тёмная ткань нагрелась на солнце, и я помял её в пальцах, восхитительно осязаемую. Надо же, всё это действительно происходит. Не во сне, наяву — я могу посмотреть на крылья, нужно только потянуть кофту вверх, вот так, аккуратно, чтобы не сделать больно…       И всё будет намного лучше, чем во снах. Там Влад всегда изворачивался и хныкал, ускользал, стоило к нему потянуться, а здесь, сейчас — разрешает, наклонился немного, подставляясь, позволяя себя рассматривать… И пускай бинты закрывают крылья почти целиком, но и то, что осталось открытым… Вау. Они и вправду прозрачно-розовые, как я запомнил, светло-зелёным переливаются, и кожа вокруг немного блестит…       — А трогать можно?       — Если осторожно.       Перед глазами всё на мгновенье расплылось, как если бы пара глотков дали мне в голову; или хэй, а можно опьянеть от собственной наглости? Бутылку я поставил на дерево — она чуть не упала, так руки вдруг затрясло, мелкой волнительной дрожью, — и… прикоснулся к крылу. Дотронулся сверху, у края бинта, всего лишь легко приложил пальцы, но Влад так чутко вздрогнул. Шмыгнул носом, плечами повёл… Болят? Конечно, всё смялось под повязкой, на коже от неё аж следы красные, так туго перетянуто.       — Эй, Влад, — позвал я, проводя указательным вдоль бинтов, на рёбра, где кожа была блестящая и покрасневшая… — а давай их развяжем? Я тебя потом обратно перевяжу. И вообще, когда домой пойдёшь, темно будет, никто не заметит. Ну?       Как я за него охуенно решил, что домой он поздно пойдёт, я понял уже потом. Но Влад спорить не стал. Взял честно заработанную бутылку. Отпил.       — Угу, — мотнул головой; я отчётливо слышал, как он облизнул губы. — Давай. — И повернулся ко мне спиной, сел, зажав ствол дерева между ног, и чёрт подери, это правда не сон?.. Я отцепил зубастые застёжки, в карман их сунул, нащупал конец бинта. Принялся разматывать — Влад попытался было помочь мне, но мешался только, и когда я цыкнул на него, он руки поднял. Замер так, пока я слой за слоем снимал с него бинт, ненарочно ловя тепло его кожи, и шуршание пыльцы под пальцами, и жёсткость, надо же, крыльев.       Они с шелестом распрямились, когда я снял последнее кольцо бинта. Влад с расслабленным вздохом опустил руки и позволил мне провести пальцем по его пояснице, вытягивая концы крыльев из-под ремня — они дрогнули, оказавшись полностью на свободе. Потом он ими смелее шевельнул. Приподнял…       И расправил. Четыре крыла, сверху два побольше, под ними два поменьше. Все в тонких прожилках, они просвечивали на солнце, сверкали, и я глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, но чувствуя, как подрагивает всё внутри. А можно… Мне правда можно? Вот так, пальцами провести по краю, и проследить тонкую запутанную линию, и даже погладить ладонью…       У Влада пух на загривке встал дыбом, и мурашки побежали по спине, на шею… Замёрз без кофты? Или?..       — Ты чувствуешь ими что-то?       Мой хрипловатый шёпот прозвучал незнакомо — голос отчего-то сел. И Влад отозвался тихо:       — Не совсем ими. Это как… — Он задумчиво наклонил голову, крылья опустил — это он мне их так, что ли, показывал?.. — Как если по волосам погладят слегка. У основания чувствуется.       Мурашки у него уже прошли, но едва я дотронулся до него снова, на этот раз смелее, тыльной стороной ладони провёл по всему крылу, кожа опять покрылась ими. Вдоль тонкой ребристой полоски позвоночника — её почему-то тоже вдруг захотелось коснуться, но мы же договаривались только на крылья? Крылья… На концах они тонкие, а к лопаткам плотнее, и ещё там что-то непривычное у самого основания. Под кожей, нечеловеческое, выпирает странно, у людей не бывает такого, но чувство не вызывало никакого отвращения. Лишь желание прикасаться, каждый миллиметр ощупать, а Влад совсем ничего мне не запрещал, и, вслушиваясь в его дыхание, я обвёл пальцами это странное на лопатке — и скользнул ими на крыло, пытаясь прощупать, и снова обратно по бархатистой пыльце…       Влад вдруг руками себя обхватил. Меня как током дёрнуло.       — Чёрт, прости… Больно?       — Н-нет. — Он сглотнул как-то встревожено, точно испугался чего-то. — Наоборот.       И я нахмурился. Как это — «больно наоборот»? Просто не больно? Щекотно? Вообще никак?       Или… приятно? Я его глажу сейчас, значит, я его… ласкаю?..       Шорох раздался совсем рядом. Отчётливый в нашем молчании и пугающий, там, в плотных зелёных зарослях. Влад крылья резко прижал к спине, напрягся весь, и я кофту ему рывком на спину натянул — больно, наверное, задел? — и прижался инстинктивно, защищая его, закрывая собой, твою мать, ну почему кому-то нужно было явиться сюда именно в этот момент!..       Моё сердце чуть не остановилось, когда из травы вспорхнуло что-то мелкое.       — Птица, — непонятно зачем озвучил я. Опомнившись, отстранился; Влад шумно выдохнул:       — Ага. — Но всё равно попросил торопливо: — Перевяжи меня обратно, пожалуйста.       Не хотелось, жутко не хотелось, но из-за этого «пожалуйста» возразить я не смог. Смог только отвоевать себе право не затягивать бинты слишком туго — Влад просил сильнее, но от каждого его несдержанного «ссс!» у меня внутри что-то сжималось, и руки отказывались причинять ему боль.       — Мазохист, что ли, — стараясь, чтобы голос звучал безразлично, хмыкнул я, когда он в очередной раз дыхание затаил, окаменел весь, но не пикнул. — Зачем тебе вообще завязывать их, когда ты со мной?       Крылья дрогнули, натянули полосы бинтов.       — Я могу забыться и пошевелить ими. — Влад поводил лопатками и этим-странным на лопатках. — Под кофтой будет заметно…       — Ну и пусть. Говорю же, тут всё равно никого не бывает, а назад пойдём — перевяжу так туго, как попросишь.       — Да ладно, чего тебе с ними лишний раз возиться…       — А я не против. — Я перебил его, глупости какие-то говорит. — В смысле… мне не сложно повозиться.       Влад набрал воздуха в грудь, но так ничего и не ответил.       Поэтому я сделал как хотел. Смотал блестящий от пыльцы бинт, сунул ему в карман. Опустил осторожно кофту, прямо поверх крыльев, и, потягивая тёплое пиво, смотрел на худую спину. Было видно, что там что-то странное, и ладони ныли, хотелось засунуть руку Владу под кофту, и погладить его по крыльям, и ещё желательно на него в этот момент смотреть, не на спину, а в лицо, в глаза… Дыхание стало тяжелее, воздух пропитался тёплым ощущением близости, словно это уже происходит: мы с Владом сидим лицом к лицу, и я тянусь ему за спину, наклоняюсь к нему, потому что он меня ниже, и он смотрит мне в глаза и расправляет крылья: да, это для тебя, дотронься…       Глоток попал не в то горло. Я закашлялся, Влад дёрнулся меня по спине похлопать.       — Не надо. Нормально всё, — сдавленно просипел я, отстраняя его руку, и отсел подальше. С дурацким желанием стрельнуть у него сигарету и глубоко затянуться.       К счастью, спустя пару минут отпустило. Легко получилось переключиться — Влад глотал своё пиво, явно не задумываясь о последствиях, и очень, очень быстро пьянел. Как раз так, как я и предполагал: начинал говорить громче, в глаза смотреть — дольше, наклонялся ближе, а его губы в ответ на мои шутки всё чаще растягивались в улыбке. Казалось, ещё немного, и можно будет делать с ним что хочешь, но даже когда он сам ко мне подсел, чтобы проследить за моими губами (важный урок как дуть в горлышко бутылки, чтобы она гудела), под кофту к нему я не полез. Только рассматривал крохи пыльцы на своих пальцах — оказывается, если его с силой не хватать, то он и не линяет особо… — и его исподтишка рассматривал. Потому что вот так: смотреть, но не трогать. По крайней мере, без трезвого разрешения.       Скоро пришлось возвращаться: стало темнеть, в лесу особенно вдруг и быстро. Дорога обратно тянулась спокойнее — больше облаков на небе, меньше людей на улице, мало исправно работающих фонарей. До дома Влада мы дошли, почти не скрываясь, и на углу, в темноте под низкими ветками каштанов, остановились.       Вернее, остановился Влад. Он был ещё чутка пьяный — всё-таки хватило бутылки на эти жалкие сорок(?) кэгэ веса, — но слупивший полпачки лимонной жвачки и держащийся вполне скромно. Прощаться вот только отчего-то не спешил, молчал и кеды свои рассматривал.       Пришлось самому:       — Ну это. Давай, что ли…       — Слав. — Язык у него не заплетался, но глаза блестели… необычно. И движения стали смелее — он чёлку растрепал, повёл ладонью на затылок, по шее… — А дай мне свой номер.       Я моргнул. Потом моргнул ещё раз. В голове замельтешили вопросы — «…с чего вдруг? зачем он тебе? что тебя заставило попросить?..» — и я был уверен, задай я хоть один, Влад бы тут же слился, но…       — Записывай, — сказал я, доставая телефон и задвигая их в дальний ящик. — И гудок мне дай, я твой тоже забью.       В конце концов, если не захочу, просто не возьму трубку.       Ну да. Если.