Ты... фея?!

      Мне всегда было немного странно смотреть в окно из нашей кухни. Первый этаж в старом доме невысоко, ветки клёна с каждым годом всё ближе к стеклу, и улица кажется слишком близкой. Как будто я не совсем в квартире. Даже сероватый от пыли тюль не спасает от этого ощущения.       Тем более когда действительно хочется туда. Там зелёное всё, потемневший асфальт блестит лужами, фонари зажигаются, пусть и слишком светло пока. Облака только начали расползаться, дождь накрапывает ещё, но солнце ярко выглядывает в просветы. Через какую-нибудь пятиэтажку неподалёку согнулась, наверно, радуга.       Сейчас бы гулять…       — Эй. — Танька пнула меня под столом, и я поднял на неё голову. — Ты чего в телефон вцепился?       — Ничего не вцепился, — буркнул, старательно отводя взгляд. И от сестры, и от телефона, потому что ну ладно, возможно, я действительно не выпускаю его из рук так долго, что он согрелся в моей ладони.       Просто Влад обещал написать, вот и…       Рука сама собой потянулась к кнопке блокировки. Я цыкнул на Таньку — да время, время я посмотреть! — и, чтобы не было лишних соблазнов, перевернул телефон экраном в стол.       Девятый час. Семнадцать минут, если быть точным. Влад сказал, что его родители придут в восемь, и тогда он с ними поговорит, а потом напишет мне, отменили его наказание или нет. И конечно, это не значит, что он должен накинуться на них прям с порога и первым же делом после разговора отписаться мне, но…       — Да ты достал, хватит стучать! — психанула Танька, перехватывая мои пальцы — я, оказывается, по столу барабанил. И сразу же прищурилась въедливо: — Звонка ждёшь?       — Жуй давай молча, — отмахнулся я от неё. — Никакого звонка я не жду.       Честно, между прочим, сказал. Потому что Влад мне за неделю ни разу так и не позвонил, зря я волновался, что трубку придётся брать через раз (а пришлось бы, точно, потому что как при Таньке с ним разговаривать?). Номер он, оказывается, попросил не для этого.       Он взял его, чтобы писать мне смски.       «Меня наказали :(» — было первым сообщением от него. Я как раз успел побродить по дворам, на турнике повисеть, приводя мысли в порядок, и домой пришёл, переоделся, завалился на диван. Почти успокоился, ощущение тёплой пыльцы на пальцах сменилось холодом железного турника, и о крыльях, ну правда, совершенно уже не думал…       Но тут телефон дёрнулся короткой вибрацией, и сердце снова будто перевернулось в груди — и забилось быстрее.       «за что?» — набрал я непослушными пальцами — они опять дрожали, опять такие горячие…       «Папа учуял, что от меня пивом пахнет. Они с мамой меня отругали ><».       Сообщения Влада читались в голове его тихим, расстроенным голосом. И сам он в моих мыслях был расстроенным и притихшим. Я никак не мог перестать представлять, как он сидит на диване, закрывшись у себя в комнате, колени обхватил, мокро блестящие глаза трёт. И так хотелось коснуться его крыльев, погладить его, обнять… Пожалеть так, как я никогда не стал бы жалеть парня, потому что у парней такое не принято.       Но его — можно. Он же фея.       «и сильно тебя наказали?»       «Я под домашним арестом без интернета Т_Т»       «надолго?»       «Не знаю. Сказали, что посмотрят на моё поведение -.-».       «понятно».       Только пожалеть не получалось. Мои сообщения выглядели холодными и грубыми, совсем не такими, как мне хотелось. Я хотел с фейкой потеплее и… как бы это сказать… Помягче. Поаккуратнее. Был бы он рядом, я бы его нормально успокоил, и мягко, и аккуратно, а как это сделать вот так, когда ни дотронуться до него, ни поговорить с ним, ни хотя бы посмотреть на него нельзя?       Хрен его знает. Самое время пожалеть, что в школе не научился слова в предложения красиво складывать. Так, чтобы фейке сразу стало понятно, что я о нём беспокоюсь и что… ну…       Раскаиваюсь, короче. Нельзя было пивом его поить. Он ведь школьник, ему недавно шестнадцать исполнилось, и, как ни посмотри, идея была хреновая, я всё понимаю, но всё равно… Неужели я настолько хотел, чтоб он крылышки показал?       В тот вечер я впервые об этом серьёзно задумался. И неохотно признался себе самому: да. Хотел именно настолько, что все мысли об этом и когда Влада нет рядом, и когда он рядом сидит — тем более. И я бы ещё посмотрел. Потрогал бы осторожно… Стыдно было за это всё, то ли перед фейкой, то ли перед самим собой, и пальцы словно сами по себе набрали: «прости». Одним словом, снова таким пустым и незначительным по сравнению с тем, что чувствовалось внутри. Но что поделать — все остальные вылетели из головы.       Написал, отправил — и со страдальческим вздохом откинулся на спинку. На меня аж Танька обернулась. «Ты чего?» — спросила, подозрительно хмурясь, но я лишь головой помотал.       Чего я… Самому бы понять. И я старался, правда старался хоть какое-то название дать всему тому, что происходило, но оно было такое незнакомое и странное, что лишь ещё больше запутался — а потом телефон вздрогнул в руках, и мысли окончательно сбились в неразборчивый клубок.       Влад спутал их своим сообщением. Как котёнок, играющий с клубком ниток.       «А я ни о чём не жалею».       Я его несколько раз перечитал. Всё пытался представить, с какой интонацией он произнёс бы это: отмахнувшись? с наигранным весельем? храбрясь?..       Или, может, серьёзно и откровенно? Сообщение немного было похоже на такое, потому что без смайлика, которые он, похоже, любит лепить везде… Глупость, конечно. Сейчас я понимаю, что он, наверное, просто печатал уже из последних сил. Он вообще рано уснул в тот вечер, как раз после этого сообщения перестал мне писать.       И я не знал, что написать ему. Комнату освещали лишь вспышки на мониторе — сестра играла, — еле слышно доносились звуки из её наушников, клацанье клавиш и мышки, и в этом приглушённом полумраке мне ничего не хотелось делать. Я лежал, позволяя мыслям творить что угодно, и они показывали мне картинки: Влад сейчас в своей комнате. Тоже лежит в постели. Уставший, надышавшийся свежим воздухом, нагулявшийся, и алкоголь ещё немного туманит ему мысли. Он жмурится сонно; лежит на животе, опираясь на локти и прогнувшись в спине. Крыльями шевелит слегка, плавно так, расслабленно и задумчиво, и они скользят свободно по его голой спине или под какой-нибудь лёгкой майкой…       …в чём он ходит дома, пока у него крылья болят?..       Не важно. Он лежит в смятой постели, телефон нетерпеливо покачивает в пальцах. Долго ждёт, но я тут, на другом конце улицы, не знаю, что ответить ему на это его «не жалею», и он вздыхает, вытягивает руки вперёд, с нажимом проезжаясь ладонями по простыне, обнимает подушку. «На минутку, пока жду ответа», — думает, касаясь её щекой. И закрывает глаза, складывает крылья…       — А теперь ты мечтательно пялишься в пустоту. — От Танькиного ехидного голоса образ засыпающего фейки дрогнул и растаял. — Ничего не хочешь мне рассказать?       Остатки ужина я молча убрал в холодильник. Молча ушёл в комнату под ехидное хихиканье сестры. Там с телефоном завалился на диван.       В медленно темнеющем полумраке думалось хорошо. К сожалению, потому что мне оно непривычно и слова Танькины засели в голове — не выкинуть, не обдумав. И чего она прикопалась…       Не хочу ли я ей что-нибудь рассказать. Хм, например, что весь вечер жду сообщения от одного малолетки. Да, это парень, я познакомился с ним, когда подумал, что он ворует в магазине. Там он, кстати, ничего не украл, зато украл у меня покой, потому что под кофтой у него оказались крылья. Самые настоящие, прозрачные и в пыльце. Он дал мне рассмотреть и потрогать их, когда мы недавно гуляли вдвоём. Они тёплые и красиво блестят на солнце.       А ещё этому малолетке я нечаянно сделал так больно, что он кусаться полез, и до сих пор, как вспомню, чувствую себя виноватым. Может, поэтому мне так хочется погладить его по крыльям?..       Да уж. Как ни посмотри, история выйдет странная, даже если я ограничусь первой парой предложений. Потому что Влад всё-таки парень, и…       Наконец оживший телефон не дал мне закончить мысль. «Я больше не наказан! Пойдём завтра гулять? :3» — и ни о чём, кроме завтрашнего дня, думать уже не получалось.       Отлично. Значит, не зря я вчера заморочился с тем местом. Всё-таки получится фейку туда привести.       …Дождь начался с утра и не прекращался весь день. С утра и весь день Влад писал мне, как расстроен, что за окном льёт без конца, и как хотел бы увидеться поскорей.       И где научился этой убийственной откровенности… Нет, ну точно нужно его от такого отучать. Объяснить, как с парнями себя вести, попросить поспокойнее, что ли, быть, не так искренне выражать всё, что чувствует. Ещё раз хорошенько подумать о том, что ему вслед Саня кричал, потому что ну правда, фей, тебя самого-то вообще ничто не смущает?..       Я как раз думал об этом, когда Влад написал мне, что он соскучился. Вот так просто взял и двумя словами перечеркнул все мои правильные мысли. А вместо них посеял эгоистичное: ну, если он только со мной будет так себя вести, то, наверное, ничего страшного…       В общем, нервный выдался день. Хотя ничего такого и не происходило: Влад делал уроки, писал мне смски, нечаянно проверял на прочность моё терпение; я хватался за любое дело, лишь бы отвлечься, отвечал ему, чувствуя, что с каждым сообщением терпения у меня всё меньше…       А вечером дождь стих.       Влад написал мне, когда последние капли ещё барабанили по подоконнику. «Дождь прошёл…» — как бы ни на чём не настаивая, а так, всего лишь обращая моё внимание. Но ответ я ему писал, уже застёгивая олимпийку.       «Конечно. Встретимся, где договорились».       Сбегая по лестнице, я никак не мог избавиться от тревожной улыбки. Как это… забавно получилось: обычным субботним вечером, на девятнадцатом году жизни, я понял, что такое «сгорать от нетерпения».       Даже дышится горячо. Как будто температура поднялась, и сырость улицы нипочём, и на холодном ветру жарко… И на месте оставаться сил нет — я быстрым шагом дошёл до недостроя, повисел на турнике, потом прошёлся к будке, за которой Влада кормил пирожным.       Не выдержав, спустился в овраг, и там на ветку сел, ноги поджав. Бессмысленное движение — штаны уже вымокли понизу от травы, капли с деревьев сыпались за шиворот, и фейка будет сотню раз прав, если свалит отсюда сразу же, как придёт…       Но надеюсь, ему понравится, что я тут (для него) устроил.       «Я на месте».       Телефон быстро забрызгало каплями, но я не стал его убирать. Так и сидел, протирая экран такими же мокрыми пальцами, пока он не засветился.       «Через пять минут буду! *о*»       Снова у фейки смайлик… Такого, кажется, ещё не было; я полистал переписку, перечитал сообщения. Так много, не верится, что всего за неделю столько набралось… Ха, я ведь нервничал поначалу, дёргался на парах от звука вибрации и бесился — тариф у фейки, что ли, такой, «Задолбай ближнего»? — но постепенно заметил, что не пугаюсь его, а жду. И Влад всё присылал мне всякую ерунду, по утрам, и на своих переменах, и вечером, и перед сном…       И не задолбал почему-то.       Возможно, мне даже было немного любопытно, как живётся сказочной фейке в обычном городе средней полосы России. И даже когда я понял, что в целом так же, как и самому простому несказочному школьнику, некоторые детали всё равно… впечатляли.       Например, то, что крылья себе по утрам он перевязывает сам. Из-за этого иногда опаздывает в школу, потому что любит поваляться в постели, и завтрак потом буквально на бегу доедает.       Или что бывают ночи, когда крылья так сильно болят, что он просыпается и подолгу не может уснуть. А ещё спина ноет — но это, как ему сказал врач, потому, что он подросток и в вышину растёт.       Или вот как он покупал в аптеке мазь для своих крыльев. Ему нравится та, которая согревает, но её в тот раз не было, так что он купил какую-то охлаждающую. «Зато она так вкусно пахнет мятой!^^» — написал мне поздно вечером, а через пару минут: «У меня от неё вся спина в мурашках~»…       Он вообще так легко, словно для него это ничего не значило, рассказывал всякое личное и откровенное, что порой мне казалось, он рядом со мной живёт. Я даже пытался представить как-то на скучной паре, как это было бы. Типа он мой младший брат, которого в школу надо будить, крылья ему перевязывать, и все руки потом в пыльце; а ночами он подолгу ворочается в постели, вздыхает болезненно, и от этого я тоже никак не могу уснуть…       Картинку, как в темноте мы сидим на его кровати, и он сонно покачивается, позволяя мазать ему лопатки обезболивающим, я выкинул из головы сразу. И вообще запретил себе думать такое, потому что брат из Влада получался так себе. Или, возможно, из меня не получался совсем. Меня потом ещё долго преследовал запах мяты, а кончики пальцев покалывало от холода…       «Ты где? о.о»       Ну наконец-то. Всё, странный-Влад-из-моих-мыслей, уходи. У меня тут сейчас настоящий будет. Нормальный.       Когда я поднялся, фейка меня не заметил. Стоял, озираясь, у трансформаторной будки, пригибал голову от порывов ветра — и как его не сдувает? Пришлось свистнуть, чтобы привлечь внимание.       От резкого звука он вздрогнул и насторожился, но едва увидел меня, лапкой мне помахал, улыбнулся — и поспешил ко мне, в заросли.       — Привет, — прошептал, подойдя. Запыхавшийся немного, он часто дышал и губы облизывал, и я невольно облизнул свои.       — Привет.       Мы стояли друг перед другом, смотрели друг другу в глаза — и молчали. Ерунда какая-то… Всю неделю переписывались при каждом удобном случае, а тут, надо же, слов не найдём. И только шелест листьев в воздухе, запах сырой после дождя земли, шорох шин вдалеке…       — Все уроки сделал?       — Н-нет, — нехотя признался Влад. Посмотрел куда-то поверх моего плеча, в сторону, добавляя тише: — Весь день как-то не получалось сосредоточиться, из-за дождя, наверное…       Он скованно пожал плечом, глянул в небо, потом в траву, потом снова куда-то совсем рядом со мной, но не на меня. Губу потеребил зубами, и так красную, искусанную, и я, моргнув, смазал взгляд от его рта. Лучше повыше смотреть, на глаза вот — серые светлые радужки, чёрные ресницы и тёмные тени под ними, такие отчётливые на бледной коже, словно бы нарисованные…       — А ещё у тебя из-за дождя тушь потекла.       Влад шутку не оценил. Цыкнул на меня недовольно, отвернулся.       — У меня просто кожа тонкая…       — Ха, нежная и чувствительная, да?..       Но тут же снова на меня посмотрел, недоуменно голову наклонив. А я и сам не понимал, что ляпнул — строчка из какой-то рекламы, что ли?.. — так что поспешил перевести тему:       — Кхм, кстати. Пойдём, я тут кое-что сделал…       «Для тебя» я проглотил в последний момент. Не нужное это, лишнее, странное. Так что я спускался в овраг, молча показывая путь через высокую траву и торчащие из земли корни, и лишь изредка оглядывался. Влад шёл за мной хвостиком. Даже не спросил ничего, и мне опять в голову мысль пришла, что какой же он, блин, доверчивый и наивный. И это со своей-то прелестью за спиной.       Глаз да глаз за ним нужен, ну правда же.       — Такая трава высокая… — пробормотал Влад, когда мы остановились. Отряхнул капли с толстовки, переступил с ноги на ногу, приминая себе островок, на котором можно стоять. На меня осторожно глянул: — Здесь никто не бывает, да? Интересно, много ли в городе таких мест…       Понимает, что мы с ним прячемся… И расстраивается, конечно, а от этого у меня самого как будто в животе становится пусто. Это немного похоже на голод, и к нему ещё страх примешан, что утолить его ничем не получится.       Я вот не знаю, чем заполнить его. Могу лишь пытаться отвлечься; подойдя к самому развесистому дереву, я схватился рукой за ветку, подтянулся, другой зацепил запрятанную в листве палку…       — Тарзанка!       — Ага. — Распутав, я толкнул её фейке. Смутился почему-то: — Тут совсем заняться нечем, вот я и…       Но ему не до моих объяснений было.       — Круто… — Он провёл рукой по верёвке, тёмной от влаги вверху, но сухой снизу, потрогал гладко обструганную палку… — Можно я первый?       Пожалуй, ради такого взгляда стоило проторчать здесь полтора часа. Серьёзно, фей, завязывай так глазами блестеть — я, в отличие от тебя, чудес не творю…       — Она тебе, я слишком… не-школьник для этого, — усмехнулся я.       И испугался. «Сделал для тебя», кажется, мелькнуло в этих словах. Дрожащим блеском, как монеты на дне фонтана: они точно там есть, но какие и сколько на самом деле стоят — не рассмотреть…       Хорошо, что фейка другим увлёкся. Зажал между ног тарзанку, ухватился за верёвку покрепче, отошёл подальше, на самые цыпочки встал, качнулся…       — Ой! — И нас осыпало каплями с ветки. Тяжёлыми, холодными — Влад зажмурился и голову опустил. — Прости, — пискнул, тут же затормозив.       Капли пятнами расползались на его плечах, брызгами промочили джинсы на бёдрах, пара прядей чёлки слиплись сосульками. Не отпуская тарзанку, он отошёл к дереву и прислонился к стволу. Вытер раскрасневшиеся щёки…       К его мокрым пальцам нитка вьюна потянулась, и он фыркнул на неё, поглубже пихнул руки в карманы, головой тряхнув. О чём задумался, интересно…       — Катайся давай, — буркнул я. Стёр согревшуюся уже каплю с шеи. — Мы и так все мокрые…       Тем более нас не так уж и поливало. С мокрыми кустами со всех сторон было особо не размахнуться, да и Влад плохо ногами до земли доставал, только самыми носками. Я сам не заметил, как стал покачивать его, ловя пролетающую мимо верёвку — чуть выше его макушки, чтобы случайно поверх его рук не схватить.       — Надо было тут площадку расчистить, — бросил, глядя, как мелькают на фоне травы его мокрые кеды.       — А мне и так нравится.       Влад зацепил ногу за ногу. Прижался к верёвке — она дрогнула, и я её, задумавшись, не отпустил. Крутанул Влада вокруг себя, провернувшись на пятках.       — У нас с пацанами в детстве было такое соревнование, — сказал, снова раскачивая по прямой. — На выдержку. Мы раскручивали друг друга и считали, кто дольше продержится.       Ветка поскрипывала размеренно. Словно отсчитывала секунды. Если так, то Влад мне на третьей ответил:       — Ну мне с тобой соревноваться бессмысленно…       — Мне всё равно жалко тебя так крутить.       — …хотя, наверное, это прикольно.       Прижался к верёвке виском, закрыл глаза… Раззадорил ещё сильнее своим доверчивым видом. Вот как он так умеет, ничего прямо не говоря, подталкивать меня к каким-нибудь действиям — или я это себе сам придумываю?..       Вряд ли я бы смог наверняка это понять.       — Ну держись…       По крайней мере, он выглядел действительно удивлённым, когда я начал его кружить. Не так сильно, как, бывало, крутил какого-нибудь Санька, секунд пять всего, и сразу остановил, схватившись за палку. Но ему хватило и этого.       — Ха, голова кружится! — Он рассмеялся и голову запрокинул, заглядывая мне в глаза. — Я сейчас, кажется, по прямой пройти не смогу…       — Эй, не надо, не вставай!..       И не слушал меня, куда там: смеясь, одним движением соскочил с тарзанки, отпустил её и, конечно, упал…       Бы. Если б я его не подхватил.       — Ого, я как будто пьяный!       Ему явно было весело, а мне мерещился запах мяты — и смешно не было ни капли. Влад ещё и навалился на меня, лёгкий такой, тонкий под мешковатой толстовкой, и с тёплым частым дыханием, с подрагивающими от смеха плечами… Рассудка хватало лишь руки держать на весу — его же нельзя обнимать, у него крылья!..       — Ты чего? — Влад, отсмеявшись, сразу это заметил. Как я нелепо руки в воздух поднял, словно сдаюсь. — Ниже лопаток меня трогать можно, там не болит.       Он отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо, но ещё держался за мою куртку. Вцепился пальцами на ключицах, комкал ткань, и я сколотый зуб лизнул — сильно, больно, — но руки сами…       — То есть здесь можно? — опустились ему на поясницу. — И здесь… — скользнули дальше, сминая кофту, прощупывая плотно намотанный (чёрт бы его побрал!) бинт… — Здесь тоже не больно?       — Здесь уже немного… ха-а… — Горячий выдох обжёг мне шею. — Слав, не надо выше…       Что за шум посмел заглушить фейкин дрожащий шёпот, я сначала не понял. И не желал понимать: мысли плавились, как в полуденный летний зной, растекались бесконтрольно, охотно уступая чувствам…       Но потом капли посыпались на нас градом, остудили, и пришлось наконец признать:       — Кажется, пора по домам.       …Редкие крупные под деревом капли под открытым небом превратились в мелкую морось. Влад от неё щурился раздражённо, а я был ей даже рад. Она помогала остыть.       Что на меня нашло?       Словно температура вдруг поднялась, и теперь сложно всё вспомнить, как лихорадочный бред… Наверное, у меня тоже голова закружилась, от непривычки.       И когда Влад просто шёл рядом, болтал что-то беззаботно, ничего подобного не происходило. Хотелось просто сидеть с ним у подъезда под козырьком. Разговаривать. Ругать погоду, пытаясь уместиться на сухой полоске крыльца… Люди бы выходили, смотрели на нас недовольно — на подростков всегда смотрят недовольно, даже если они просто разговаривают, — а мы бы на них внимания не обращали. И дождь бы лил рядом, капало б с крыши, с шумом и пеной набегала бы лужа под водостоком…       Ну, Влад нравится мне. Это и не секрет ни от меня, ни от него, пусть и это «нравится» такое, какого у меня в жизни никогда не было.       Но у меня и знакомого парня с крыльями не было никогда.       Тем более самого Влада ничего не беспокоило. Он и вовсе, кажется, не заметил ничего странного, и по дороге домой общался со мной всё так же, всё так же с искренним интересом смотрел на меня… Мелкими перебежками мы добрались до его подъезда, промокли немного, но ощутимо — мои спортивки ещё ладно, их отряхнуть, и норма, а вот у Влада потемнел капюшон и плечи, и джинсы наверняка противно липли к ногам.       И всё равно он фыркнул у самой двери:       — Не хочу домой.       Ключи и чипы звенели в его пальцах, он перебирал их, словно не ища нужный, а так, играясь. Пока не набрал в грудь побольше воздуха и не выпалил:       — Постоим в подъезде?       Я этого класса с девятого не делал. Зато в том возрасте — о да, постоянно. В дрянную погоду собирались компанией на пролётах у мусоропровода, шумели, естественно, и нас, малолеток, естественно оттуда гоняли. Была в этом какая-то своя романтика, вспомнить приятно: исписанные стены, пожжённый спичками потолок, эхом разносящийся по подъезду смех…       Но с Владом мы на пролёте остаться не могли. Поднялись на площадку после пятого, где лестница на чердак. Встали подальше, чтобы с этажа не было видно.       И не шумели, конечно. Влад, подпрыгнув, сел на уходящие в стену перила; я перед ним встал, подальше от падающего сюда света тусклой подъездной лампочки. Темнота за ним начиналась резко, но была мягкая, прозрачная: мне было прекрасно видно, как фейка тайком осматривается, как его влажные волосы, высыхая, закручиваются на концах…       И три серьги в его левом ухе, толстые серебристые кольца по верхнему краю, тоже.       — Больно было? — Я коснулся одной кончиком пальца — холодная…       — Не очень. — Влад мотнул головой. Наклонился ко мне, совсем понижая голос. — Терпимо, я бы ещё проколол.       Почти одними губами шептал. И мне снова жарко стало.       — Крылья сильнее болят?       Когда в ушах стучит разогнавшийся пульс, думать вообще так сложно… Проще делать, что хочется, да и я ведь ничего плохого не хочу. Всего лишь залезть ладонями фейке под промокшую холодную кофту, провести ими по бинтам — сухим, тёплым…       — Не то чтобы… — Вот и фейка на это внимания не обращает. Как будто привык уже, продолжает спокойно говорить, пока я его трогаю. — Просто там быстрая и резкая боль, а здесь долгая такая, нудная…       Лишь когда я бинт расцепил, он выдохнул резко, локтями его прижав.       — Эй!       — Да ладно, — улыбнулся я, — тебе тут до дома два шага. В магазин же ты тогда без бинтов бегал. — Но без его разрешения дальше не лез.       Я ведь обещал. Я помню. Если только он сам позволит; а он губу прикусил, нахмурился, носом шмыгнул… Посмотрел на меня пристально и недоверчиво:       — Тебе так нравятся мои крылья?       Глядя ему в глаза, отвечать почему-то было сложнее. Но я заставил себя сказать честно:       — Да. — И почувствовал, как через мгновение он, напряжённый, вздохнул — и расслабился, успокоился…       …это ведь можно считать за разрешение?..       Размотанный бинт я сунул ему в карман. Подошёл ближе, ловя смутное дежа-вю — мне что-то такое снилось?.. — и поселившийся под рёбрами голод исчез. Вместо него там дрожало трепещущее тепло, похожее на волнение, но чего мне волноваться-то?..       Ведь я не в первый раз трогаю его крылья. Правда, когда не видишь, всё ощущается ярче; я провёл по ним ладонями, и они были такие бархатистые, мягкие, живые… Волшебные, и совершенно волшебный фейка сидел ко мне полубоком, глаза прикрыл. Можно было беспалевно смотреть, как поднимаются и опускаются от дыхания его плечи, и обводить в такт ему замысловатые прожилки…       — Приятно?       — Хм…       Я не сомневался уже, что да, и потому смешно было, как фейка не признаётся. А сам неприкрыто млеет, голову опустил, руками упёрся в колени — касаясь лопаток, я чувствовал, как они подрагивают, слабея. Вот бы он расслабился совсем. Ему бы так хорошо было, наверное. Чтобы не нужно было держаться, а, скажем, привалился бы плечом к стене или… или положить его на живот, и гладить так, пока он лежит?..       От щелчка замка Влад дёрнулся и прижал крылья к спине. Совсем рядом, на пятом, хлопнула дверь, послышались шаги, кашель, оглушающе громкие щелчки зажигалок…       Голоса Санька и его отца. Я не разбирал слов, да и какая разница, когда Влад, испуганный, так прижался ко мне. Его крылья задрожали — я придерживал их ладонью, другой рукой погладил его по плечу, и она соскользнула на шею, линию челюсти, скулу… «Не бойся», — одними губами прошептал и, наклоняясь к нему, зажимая его к стене…       …может, если бы я думал больше, если бы не был таким нетерпеливым, я бы не…       …дотронулся ими до холодного кончика его носа. Влад не оттолкнул меня, только попробовал отвернуться, и то не особо настойчиво, сдался, стоило ладонь ему на щёку положить… Он не против? Или не может мне помешать, потому что нельзя шуметь?.. Это было важно, но как же сложно было сосредоточиться, потому что его губы были такие мягкие… Я прижался сначала к уголку, потом нижнюю прихватил, и он замер, не сопротивляясь, не отворачивался больше, какой же он милый, как же хочется его посильнее обнять…       И чтобы он не дрожал так, испуганный теперь ещё больше. Я большим пальцем успокаивающе поглаживал его по щеке, уговаривал — ну же, пожалуйста, не бойся… — и его чёлка прохладно касалась тыльной стороны ладони, щекотно шевелилась от лёгкого сквозняка. Всего в паре метров от нас стояли люди, а я целовал прижавшегося ко мне Влада, целовал, целовал, целовал… Он не отвечал мне, но так приятно было касаться его мягких губ, сминать их, тёплые и почти доверчиво приоткрытые, что, когда дверь захлопнулась и голоса стихли, я ещё пару секунд никак не мог перестать…       А потом в голове моментально прояснилось: Влад одёрнул кофту, спрыгнул с перил. Как обжёгся об меня — отскочил в сторону, губы рукавом вытирая.       О нет.       — Влад…       — Я домой.       — Влад, я… подожди…       — Не иди за мной. — Он поднял руку, и я тут же остановился, не смея ступить на лестницу. Не думал, что его голос может звучать так строго… — Не смей, понял, Слава.       Ни единого шанса ослушаться. Влад легко спорхнул по ступенькам. Скрылся за поворотом. Там коротко звякнули ключи, хлопнула дверь, и больше я ничего не услышал. Только свою паническую мысль: блядь.       Что я натворил…