***
Бонни всегда знала — чтобы перезнакомиться со всеми действительно важными людьми, не надо носиться по всему городу, достаточно попасть в правильное время в нужное место. Вот как тогда на спортивном фестивале, или как сейчас, на чьём-то дне рождения, куда она приходит на правах подруги Пероны. Общество оказывается удивительно схожим: канапе готовит знакомый повар, Луффи из качалки, напялив соломенную шляпу, вдруг оказывается капитаном той самой волейбольной команды, занявшей первое место, да и остальных из команды она видит здесь же. Зоро следит, чтобы у всех было выпить, разве что не силой впихивает стакан с чем-то подозрительным в руки Ло. Эйс уже разделся по пояс и носится по всему дому, чтобы поздороваться и пообщаться с каждым. Бонни решает выждать и посмотреть, да и жрать охота просто нереально: она накладывает на картонную тарелку всего-всего, с благодарностью принимает коктейль из рук повара, который с неё тут же переключается на спор с Зоро из-за какой-то мелочи. Среди фриков и неформалов мило выглядит коктейльное платье одной из девушек, особенно прекрасно то, что кавалер её пришёл в психоделической гавайке и с синим ирокезом. Она мило улыбается и шутит про смерть, немного говорит с Ло о том, по каким только идиотским причинам люди не попадают в морг — кажется, он там подрабатывает. Рыжая девчонка из волейбольной команды азартно рассказывает о золоте с затонувших кораблей, носатый парень обеспокоен возможными опасностями, но демонстративно рвётся на подвиги. Миленькая девушка рядом с ним хихикает, прикрывая рот ладонью. — Хэй, чуваки, кто ещё не знаком: это мой брат Сабо, — Луффи подхватывает под локоть светловолосого парня и не слишком вежливо тычет в него пальцем. Ещё один занимательный контраст — костюм-двойка, галстук и перчатки. В руках у Сабо блюдо с мясом; у повара — кажется, Санджи — второе, он кивает Сабо и говорит спасибо, что помог с сервировкой. Эйс чокается бокалами в одном конце гостиной, потом смеётся над анекдотами в другом, закидывает в рот мясо, облизывает пальцы и говорит Сабо: «Братишка, я тебя люблю, это охуенно!», — а тот отмахивается, что только помог порезать, и Эйс идёт благодарить за мясо Санджи, правда, в этот раз обходится без признания. Сабо общается с девушкой в коктейльном платье, что-то о своей работе, документах и идиотах, но косится при этом в сторону утонувшего в диване Ло, а тот снова и снова прикладывается к бокалу. Рядом с ним плюхается Зоро, суёт ему новый, выпивает свой едва ли не залпом и отправляется в сторону кухни. Бонни чувствует себя даже не как в кинотеатре, а будто сидит на сцене, а вокруг играют пьесу. Когда Сабо шёпотом, но практически у неё над ухом расспрашивает Луффи о Ло, о том, есть ли у него кто-то сейчас и как он вообще относится к однополым отношениям, это впечатление только усиливается. Луффи пожимает плечами и рассказывает, что вот, насколько он в курсе, сейчас у Ло никого, а раньше одни девчонки были, но вот к Зоро и Санджи он относится нормально, так что чисто теоретически… Дальше Бонни не слушает, ставит на поднос пустой бокал, прихватывает с пустеющего стола пару тарталеток и отправляется искать Эйса. Спросив пару человек, она оказывается на веранде. Думает, он вышел покурить, но нет, он перегнулся через перила и плещет на себя дождевой водой из бочки. Бонни запрыгивает на перила, обхватывает ногами балясины, чтобы не свалиться с узкой жёрдочки. Перед носом Эйса как раз участок голой кожи между шортами и чулками. Он медленно выпрямляется, останавливаясь взглядом сначала на вырезе майки, а потом на лице Бонни. Судя по тяжёлому вздоху — узнаёт. Стоит, упёршись руками в перила, в линии его плеч чувствуется напряжение, он хмурится и явно не собирается заговаривать первым. — Обещаю больше не шутить на ту тему, — нарушает молчание Бонни. — Не знала, что вы так на это реагируете. Раньше я никогда не общалась с Ди. — Это вроде как неприлично, — объясняет Эйс. — Мы не говорим с людьми о таком. — Я думала, «неприлично» — то, что я тогда собиралась предложить секс без обязательств, — Бонни усмехается и смотрит на него в упор. Она знает немало крутых на вид парней, теряющихся от подобной прямолинейности, но Эйс на них не похож, он расслабляется, как только разговор переходит на другую тему, поворачивается к ней и улыбается: — Секс — это секс, приятная штука которой все занимаются: и люди, и нет. Можно даже сказать, одна из самых естественных вещей. Какие вообще проблемы с сексом, когда всё добровольно, а участники пользуются мозгом? — Мозги — главное условие задачи, — отвечает Бонни, воздевая вверх палец, но не выдерживает и смеётся. И Эйс смеётся, и это хорошо, даже отлично. — На самом деле это тогда я хотела просто секс, — продолжает она, когда они успокаиваются. — У меня было время подумать, теперь я хочу чего-то посерьёзней. Эйс смотрит на неё долго-долго, прежде чем снова улыбается и предлагает: — Пошли завтра в кино?***
У Эйса много достоинств, не только офигенный пресс и умение включать мозги до и во время секса. С ним ей удивительно комфортно в самом обычном бытовом плане: спать в одной кровати, заставать его поутру копающимся в холодильнике. В съёмной квартире Бонни не всё хорошо с мебелью, и Эйс молча обходит соседей, одалживает инструменты и вешает на место упавшую полку. О том, что что-то случилось, Бонни узнаёт дня через три, когда соседка, здороваясь, начинает рассказывать про то, как ей повезло с парнем. У Эйса двое братьев: Луффи из качалки, который всё никак не решит, с какой из нравящихся ему девчонок мутить, и Сабо, у которого, кажется, что-то складывается с Ло. Бонни немножко не до этого, увы: её ищут бывшие «друзья», сидят у неё на хвосте. Она спит с пистолетом под подушкой, дёргается от любой ерунды. Она не хочет заниматься всякой дрянью. Контрабанда? Ладно, пожалуйста, это мы можем. Наркотики — спасибо, но как-нибудь без неё. У Эйса — ключи от её квартиры, а ещё он Ди, а это значит, у него лицензия на Охоту: один случайный труп в год. Можно не пользоваться, но нереализованные трупы сгорают без компенсации. Сколько угодно можно говорить, что на самом деле Ди убивают чаще, это такой бессмысленный бред! Ди не так много, от ДТП, несчастных случаев или даже при банальных ограблениях трупов куда как больше. А уж если добавить в уравнение разборки между преступными группировками… Пистолет под подушкой, поэтому она проламывает уёбку голову чугунной сковородой. Это не плохо, это даже хорошо, максимум, что ей припишут — превышение норм допустимой самообороны. Это если куда-то деть оружие и если уёбка не пробьют и не выяснят, зачем он к ней припёрся. Она сидит над трупом со сковородой в руке и думает, что делать дальше, пока не открывается дверь и на кухню не влетает радостный Эйс с полным пакетом ещё тёплых пончиков. Ей хочется пошутить о том, что вот, милый, я решила приготовить тебе обед, только что-то пошло не так, но вовремя прикусывает язык. Эйс забирает у неё сковороду, вручает пакет с пончиками, садится на корточки, проверяет пульс, поворачивает на бок голову, любуется треснувшим черепом. Распахивает на трупе куртку, достаёт из его кобуры пистолет, обшаривает карманы. Он кажется совершенно спокойным, наверное, это логично, только вот Бонни первый раз кого-то убила сама, пончики ну очень кстати. — У нас есть два варианта… или три? — задумчиво говорит Эйс, поднимая на неё взгляд. — Первый — вызвать копов, но чревато дальнейшими проблемами, потому что даже я не верю, что он тут случайно. Второй — вынести куда-нибудь труп и сказать потом, что я его повстречал в тёмной подворотне и всё такое. Только вскрытие покажет, что умер он от удара по голове, а не… — А третий? — спрашивает Бонни, судорожно запихивая в себя очередной пончик. Руки трясутся и надо их чем-то занять. — Ты идёшь в комнату и включаешь какой-нибудь боевичок, — так же спокойно говорит Эйс. — Чтоб шум, взрывы и перестрелка. Заказываем пиццу, зовём в гости моих братишек. И ты не заходишь на кухню, пока мы тут не приберёмся. Всё предельно ясно и понятно, Бонни кивает, прижимает к груди пакет с пончиками, закрывает за собой дверь кухни и выбирает фильм. Эйс звонит Луфии и просит приехать, потом он звонит не Сабо, а какой-то Коале и просит её передать Сабо, чтобы тот взял инструменты. Сразу после этого он звонит в их любимую пиццерию. Судя по объёму заказа, рассчитано только на неё. Перед её дверью Луффи сталкивается со всё той же слишком любопытной соседкой. У него под мышкой здоровенный кусок плотной плёнки, он привычно растягивает губы в улыбке: — Мы хотим покрасить шкафчики на кухне. Звиняйте, если шуметь будем. Бонни старательно улыбается тоже. Следом за Луффи приходит Сабо с чемоданом для инструментов. Он вежлив, он разувается, он спрашивает, где можно переодеться. Из ванной он выходит уже не в костюме с галстуком, а в старых джинсах и чёрной водолазке, на ходу закатывая рукава до локтей. Она смотрит боевик с погонями и воем сирен, лопает пиццу и медленно успокаивается. На её кухне расчленяют труп, вполне возможно, они его даже съедят. Потушат, пожарят, сварят суп, запекут в пироге — какая разница? Самое удивительное, что шкафчики они тоже красят, чтобы потом вопросов не возникло. И обещают перестелить линолеум, просто на всякий случай.***
Про Ло она знает не так много на самом деле. Он студент, учится на хирурга, подрабатывал в морге, сейчас, кажется, в лаборатории какой-то. Он встречается с Сабо, Луффи — его школьный друг. Бонни знает, что он не терпит разговоры о политике, а его чувство юмора родом с кладбища. Она понятия не имеет, человек он или нет. Ей насрать. Просто из всех её знакомых именно он должен уметь нормально оказывать первую помощь, ведь так? Она вытирает о футболку влажную ладонь и набирает сообщение: «Ло, ты сейчас свободен?», — оно тут же помечается прочитанным, и ответ приходит почти сразу. Должно быть, у Ло чертовски скучная лекция, раз он пишет: «Текстом могу, говорить — минут через двадцать. Или что-то срочное?». Пальцы дрожат и с трудом попадают по кнопкам, пока она набирает: «У меня в бедре пуля». Ло снова отвечает быстро, серией коротких сообщений с опечатками, видимо, уже на ходу: «Адрес!!!» «Жгут, зски врмя» «ПлвЗку, пллтно» «Сквлзное?» «Аллргя?» Прикусив губу, чтобы сидеть тихо, Бонни печатает такие же короткие сообщения: «Жгут повязку перед сообщением тебе», «Не насквозь нет аллергии», — кое-как описывает где она есть и очень надеется, что Ло ориентируется в заброшенной части Портового района. Он тут недалеко учился и живёт, она ведь не путает? Судя по всему — не путает, ведь Ло спрыгивает откуда-то из-под потолка, а она и не знала, что там тоже можно пролезть. Её затащили в этот ангар через ворота и, кажется, заперли их, уходя. Если бы у неё при себе был только один телефон, то всё, каюк, но обыскивали её на редкость плохо: в кармане новую трубку нашли и разбили, а старый «кирпич» в сумке, с которого она ещё не всё перенесла, — нет. Он не спрашивает, какого хуя она тут делает и как вообще ухитрилась так вляпаться. Ло достаёт из внутреннего кармана пальто фонарик, зажимает его зубами и раздевается до футболки. Вытряхивает на расстеленное пальто содержимое рюкзака, протягивает бутылку воды и блистер. — Две таблетки, — невнятно говорит он. Антисептик пахнет резко, хочется чихать, но она держится, глотает таблетки, пока Ло скальпелем срезает её повязку из подручных средств. Бедный-бедный шарфик, она его так любила! Игла шприца входит совсем не больно, от места укола по всей ноге растекается онемение. Вместо жгута она затянула поверх джинсов декоративные подтяжки, а её ещё спрашивали, какая от них практическая польза! Джинсы Ло тоже разрезает, выливает на рану остатки воды, натягивает перчатки, снова воняет антисептиком. С нездоровым интересом Бонни наблюдает, как он лезет в рану щипцами, протягивает ладонь, куда он выкладывает пулю. — Кость не задета, осколков нет, это хорошо, — сквозь зажатый в зубах фонарик замечает Ло. — Чуть под другим углом, и разорвало бы бедренную артерию. Ты очень везучая. О да, она до хуя везучая! У неё парень нашёл на свою жопу прекрасных приключений и съебался из города, пока не засадили по обвинению в какой-то лютой хуйне, — честно говоря, ей похуй, его эта хуйня или чужая, но слать ему передачки за решётку что-то неохота. Его братья до глубины души возмущены коварством: как это вдруг хуйня, и вдруг без них? — и также съебались, не то в поисках Эйса, не то в поисках разрешения его проблемы. А она настолько везучая, что эта самая проблема с подельниками приволокла её на заброшенный склад, прострелила ногу и заявила: «Я просто хочу, чтобы он страдал. Если сделать больно тебе, ему тоже будет больно». Маршалл Ди Тич редкостная скотина! С другой стороны, Бонни ведь действительно везучая: её не насиловали, не пытали, не убили и не сожрали. У неё просто прострелено бедро. У неё остался телефон. Ей было кому позвонить. К ней приехали, накормили обезболивающим и теперь зашивают. Блядь, да её жизнь прекрасна! Закончив со швами, Ло накладывает мазь, повязку, как следует перебинтовывает и наконец-то снимает жгут-подтяжки; пропитавшийся кровью шарф, шприц, обрывки бинтов и ваты он засовывает в пакет, ещё раз протирает инструменты и убирает их в рюкзак. — Здесь есть какие-то вещи, которые не надо оставлять? — спрашивает он, вынув фонарик изо рта и светя им вокруг. Обломки деревянных ящиков на земляном полу то попадают в пятно света, то снова исчезают. — Мой новый телефон, его разбили где-то тут, — припоминает Бонни. — И ещё проверить, не выпало ли что из сумочки… Ло выцарапывает из обломков телефона симку, впихивает в руку Бонни, она заматывает симку вместе с пулей в бумажную салфетку и заталкивает в карман, потом разберётся. Ло натягивает на себя её куртку — если не присматриваться, то не видно, что маловата, — а ей помогает надеть своё пальто, запахивает тщательно, поднимает её на руки, и они лезут куда-то по штабелям из ветхих ящиков к окну под самым потолком. На улице уже почти стемнело, Ло, не замедляя шагов, выбрасывает пакет с мусором в ржавую закопчённую бочку и глухо говорит: «Сожгут, ничего не останется». Горелый пластик будет вонять, но вряд ли это кому интересно. Они пробираются узкими тропками, приметные волосы Бонни спрятаны под капюшоном, Ло свой тоже натянул, прямо поверх кепки, он часто так ходит, но в чём его можно обвинить? Что таскал на руках кого-то? Вряд ли Сабо поверит, что Ло ему изменял, тем более ему-то они скажут правду, а остальные пусть думают, что хотят. Они добираются до автобусной остановки; Ло сгружает её на лавочку, покупает в автомате ещё одну бутылку воды. Произносит тихо: — Эйса в городе нет, Луффи и Сабо — тоже. Придётся тебя ко мне тащить. Не хоромы, зато есть лекарства. Он не в курсе, почему их нет в городе, вдруг понимает Бонни, жадно глотая воду. В их компании Ло — самый законопослушный психопат. Не настолько, чтобы вызывать скорую и полицию, но достаточно, чтобы его не приглашали на вечеринки с расчленёнкой. — Валяй, — легко соглашается Бонни. Смотрит, как он выходит к проезжей части, чтобы поймать такси. Хорошо, что их верхняя одежда — унисекс: кожаная куртка поверх байки с капюшоном остаётся курткой поверх байки, одинаково уместно на них обоих. Пальто Ло — длинное, тёплое, Бонни кутается в него, потому что начинает знобить. От нервов или от кровопотери, а может быть, и от того, и от другого разом. Надо будет у него спросить потом, где брал. Она бы себе с удовольствием такое купила. В такси он заносит её, держа под спину и колени, и прежде, чем их о чём-либо спрашивают, Бонни капризно требует: «Ещё вина!». Ло бормочет тихо, но чётко, что ей уже хватит, допрыгалась. Ехать недалеко. Фонарь перед домом разбит, домофон не работает, лифт исписан граффити. Ло кое-как перехватывает её одной рукой, звенит ключами, открывая дверь, заносит в квартиру, едва не споткнувшись о валяющиеся перед входом кроссовки, укладывает в груду подушек на полу и роняет рядом свой рюкзак. Бонни всё ещё кутается в пальто, озноб не хочет уходить. Она лежит и слушает, что делает Ло: запирает дверь, накидывает цепочку, снимает обувь, звенит вешалкой, шлёпает босыми ногами мимо неё, ставит чайник, шлёпает обратно. У него студия, совсем маленькая, почти нет мебели. Ло раскладывает диван, роется в шкафу в поисках постельного белья. — Я тебе все простыни кровищей перемажу, — предупреждает Бонни. Ло выглядывает из-за дверцы шкафа и машет какой-то плоской упаковкой. — Непромокаемая простыня — диван уцелеет, — говорит он. — Ищу сейчас самый старый комплект, чтоб не жалко было… — Я не спрашиваю, почему у тебя с собой анестезия и нитки с иголками, — усмехается она. — Но непромокаемая простыня?.. — Как бы тебе сказать, — Ло расправляет по дивану простыню. — Примерно по той же причине, по которой я ношу с собой подобную аптечку. Бонни слышит в этом вполне очевидный ответ. Сама могла бы догадаться, что не первая, кто у него тут кровью истекает. Ло достаёт полотенце, футболку и треники, приносит губку и миску с тёплой водой, говорит: «Извини, но джинсы придётся срезать окончательно». Но хоть вымыться даёт самой — уходит заваривать чай, судя по звукам. Она вся в грязи, в крови и потная, одно только это заставляет чувствовать себя мерзко. — Дай мыла, — говорит она, раздевшись. Стесняться Ло — глупо. Сейчас он ей не друг-приятель, он её лечащий врач, чертовски деликатный, чего от него она вообще не ожидала. Он приносит вторую миску и здоровенный флакон с дозатором — антисептическое мыло для медицинских учреждений. Наверное, этим составом хирурги намывают руки перед операциями. Похуй, оно мылится и смывает, что ещё надо? — Есть будешь? — спрашивает за спиной Ло, когда она стаскивает лифчик, вздыхая с облегчением. — Если накормишь, то буду. — Сабо готовил стейки, ещё остались, — бормочет в открытый холодильник Ло. Невольно мелькает мысль, из чего, а точнее из кого, мог приготовить стейки Сабо. С другой стороны, она достаточно уже провела времени с одним из Ди, она знает, они не любят распространяться перед людьми о своих гастрономических пристрастиях. И уж точно не стремятся накормить окружающих своими любимыми блюдами. А значит, стейки нормальные: если Ло — Ди, то не предложил бы ей человечины, если Ло человек — Сабо бы не кормил его чем-то не тем. Забавно: из всего на свете они считают «неприличной» темой именно еду! Это удивило её тогда на пляже, продолжало удивлять всё проведённое с Эйсом время и теперь вот снова всплыло. Наверное, когда-нибудь она привыкнет, начнёт относиться как к данности и перестанет прокручивать в голове каждый раз, но не сейчас. — Прекрасный выбор, — одобряет она и натягивает чистую футболку. Футболка пахнет порошком и кондиционером, это удивительно приятно. Как мало всё-таки нужно людям для счастья! Пока микроволновка гудит, разогревая мясо, Ло помогает ей натянуть штаны и перебраться в кровать, укутывает одеялом. Прикладывает ко лбу прохладную ладонь, хмурится, достаёт градусник. Бонни полусидит на подушках, замотанная до самого носа, удерживает подмышкой градусник и куксится. — Если есть температура, нужно будет принять что-нибудь противовоспалительное, — объясняет Ло. Он убрал с пола надрязганную воду и теперь сидит на подушках сам, копается в огромном контейнере с аккуратно приклеенным на боку крестом из красной изоленты. В заварочнике остывает чай, в микроволновке — мясо. Бонни знобит и клонит в сон, о чём она и сообщает. — Нормальная реакция, — Ло доволен. Он проверяет температуру, сервирует ей чай и стейк на переносном столике. — Обожаю, когда красивые мужчины приносят мне еду в постель, — шутит она. Нужно как-то разрядить обстановку, и этот кажется самым невинным из всех вариантов, что вертятся на языке. — Я занят, — криво усмехается Ло ей в ответ. — Я тоже, — кивает Бонни. — Но как сам факт, из любви к красивым жестам! Она отрубается почти сразу после еды, зато просыпается до рассвета. Ло спит на полу, на груде подушек и в туристическом спальнике. Его квартира такая маленькая, что достаточно одного взгляда, чтобы увидеть её целиком, но детали можно рассматривать долго. Бонни протягивает руку и берёт блистер, завёрнутый в записку: «Одну таблетку. И сначала что-нибудь съешь». Сгрызает пару крекеров и принимает обезболивающее. Рану дёргает, противно и безжалостно, отдаваясь в стороны, растекаясь болью. Не уснуть. Всё, что ей остаётся, — разглядывать квартиру. Книжные полки под потолок, ноутбук на низком столике, шкаф чуть приоткрыт, в нём, кроме футболок и баек с лонгсливами, одинокая вешалка со светло-синей рубашкой. Бонни присматривается и видит белую кружку с синим силуэтом парусника на барной стойке, отделяющей кухонный уголок от условной гостиной. У Ло кружка с анатомически правильным сердцем, ей он дал чисто белую, а эта, как и рубашка, — должно быть, Сабо. Бонни прикусывает губу, вспоминая: на кружке Эйса у неё дома — огонь в форме символа масти «пики». В одном месте печать заказывали? Ей он приволок кружку с изображением пиццы: прикольная, Бонни понравилось. Ло хмурится даже во сне, он сполз щекой на глянцевые страницы журнала, раскрытого на статье об анальгетиках, другие номера лежат вокруг него веером. Серый свет раннего утра становится ярче с каждой минутой, шторы на окне не задёрнуты, и солнечный луч ползёт по полу к лицу Ло, заставляя его смешно морщить нос. Таблетка медленно прогоняет боль, но Бонни продолжает цепляться взглядом за разные мелочи: смешные часы в форме старомодного будильника, стрелки подползают к пяти утра, два высоких барных табурета сложены и висят на крючках под столешницей барной стойки, других стульев вообще не видно, у книжного шкафа нет дверец, хотя у таких обычно бывают стеклянные. Какая-то мысль вертится в голове, но никак не ухватить. Кажется, она только на секундочку прикрывает глаза, а проходит полчаса, вот и Ло уже сидит, зевает, потягивается, косится в её сторону. Бонни пытается сесть, но вздрагивает: бедро снова вспыхивает болью. — Отнести тебя в ванную? — предлагает он. Ло не ходит в качалку, чтобы тягать штангу, он ходит туда распечатывать расписание для своей группы, но вчера вполне бодро таскал её на руках по пересечённой местности. Чем-то он похож на Луффи, вдруг думается ей, они оба худые и сильнее, чем выглядят, только Луффи мелкий и активный, а Ло — высокий и гораздо менее суетливый. — Блин, только сейчас подумала, что срываю тебе учёбу, — вздыхает Бонни, когда он несёт её обратно. Вчера Ло и так сорвался с занятий, да и работа у него тоже есть, выходит совсем уж неудобно. — Надо подумать, попросить кого-нибудь помочь… — он трёт подбородок; на щеках темнеет щетина, под глазами — тени. — Не так уж много кому можно сказать, что у тебя дома сидит раненая чужая девушка. — Ей смешно, грустно и самую капельку стыдно. В основном она беспокоится за растяпу Эйса. — Тут нужен кто-то достаточно близкий, чтобы всё понял правильно, и при этом свободный целый день. — Да, впутывать посторонних — хреновый вариант, — кивает Ло. — Я позвоню Боа Хенкок? Хенкок — девушка Луффи, хотя какая она девушка? Давно уже женщина, из числа тех, кого принято называть успешными и состоявшимися. Не сказать, чтобы они с Бонни много общались, но с другой стороны, идеальный же вариант! Случившееся — их внутреннее, почти семейное дело.***
Бонни скучно: она сидит в кровати с ноутбуком Ло, смотрит смешные видео с котиками, доедает хлопья с йогуртом. Продуктов нет, телевизора нет, единственная радость — у неё отпуск, не надо что-то мудрить на счёт больничного. Ло убежал в институт буквально только что, обещал заглянуть после занятий, но потом ему на работу и будет только к ночи. Хенкок она ждёт в лучшем случае к обеду, если повезёт — с обедом. Звонок в дверь — пронзительно резкий, но, слава богу, короткий — заставляет её чуть ли не подпрыгнуть. Вылезти из кровати — настоящий квест. Отложить в сторону складной столик с ноутбуком и хлопьями, откинуть одеяло, спустить на пол ноги, подтянуть поближе костыли. У Ло нашлись и они, только, даже отрегулированные на самую маленькую высоту, они ей ужасно велики: ими пользовался его опекун, когда сломал ногу. До двери она скачет на одной ноге чуть ли не пять минут, новых звонков нет, и если это была просто глупая шутка, будет чертовски обидно! Но это не шутка — за дверью стоит Хенкок, она тут же ставит на пол свои сумки, подхватывает Бонни под мышки и тащит её в кровать. Почти не удивительно: чтобы привлечь внимание Луффи, ей пришлось записаться к нему в качалку, честно тренить по составленной персонально для неё программе и всё в таком духе. — На редкость неумный поступок, — говорит она, возвращаясь с сумками. Судя по тому, что их содержимое распихивается в холодильник, там еда. Еда — это настолько хорошо, что Бонни согласна считаться дурой. Обидеться можно потом. Но Хенкок продолжает, и акценты смещаются куда-то не туда. — Или ты влезаешь в это дерьмо по самую макушку наравне со всеми, или ты обходишь лужи по краю, как вон тот же Ло, старательно делающий вид, что ничего не знает, ни о чём не в курсе, и вообще он тут врач и просто мимо проходил. Каблуки Хенкок звонко цокают по ламинату, шумит электрический чайник. Бонни напряжённо хмурится. — Тебе надо больше пить, —Хенкок садится на край дивана, протягивает Бонни стакан с густым тёмно-красным соком. Она закидывает ногу на ногу, и высокий разрез открывает ноги чуть ли не до талии. — Гранатовый сок хорошо помогает при кровопотере. А пока ты будешь лежать и страдать, попробуй подумать, что ты творишь и нахрена оно тебе надо? — Ну ок, я дура, дальше что? — чуть раздражённо интересуется Бонни и отпивает сок. Вкусный, надо будет запомнить и потом тоже покупать. — Ты не дура, — Хенкок фыркает возмущённо, словно Бонни не себя, а её обругала. — Ты просто недостаточно тщательно подумала о последствиях! Ну хоть второй телефон взяла, уже что-то. Признаваться, что так вышло случайно, не хочется, поэтому Бонни молча смотрит на Хенкок и думает о том, как удивителен этот мир. Ло и Сабо тоже порой выглядят странно со стороны, но не настолько. Хенкок высокая, статная, ухоженная, с хорошей фигурой, вкусом и возможностями этот вкус реализовать. Луффи носит растянутые застиранные футболки, он младше её на двенадцать лет и почти на полголовы ниже — это если не учитывать каблуки! В лучшем случае он кажется её младшим братом, и всё же Хенкок абсолютно серьёзна, говоря, что намерена выйти за него замуж. Ни одного нормального человека вокруг, все со своими… особенностями. — Влезаешь во взрослые игры, готовь пути отхода, — произносит Хенкок менторским тоном, любуясь своим маникюром, — или сиди на жопе ровно. Ты красивая девочка, кто докажет, что ты в курсе, что происходит? «Ничего не знаю, ко мне Эйс приходил иногда потрахаться, понятия не имею, где он сейчас. А что случилось-то?» — вот как-то так. Теперь фыркает Бонни, ей смешно и больно, она не может представить себя говорящей что-либо подобное. Но знает, что, если однажды спросят Хенкок, она изогнёт бровь и с сарказмом расскажет, какие именно достоинства ценит в Луффи. И одновременно составит десяток планов, как вытащить его из проблем. Оставшись при этом как будто и не при чём, потому что Хенкок — одна из Шичибукай, терять подобное преимущество совершенно не выгодно. — А если не можешь, — правильно расшифровывает её молчание Хенкок, — надо действовать тоньше. Ну вот хоть бы мне позвонила, вместе что-нибудь придумали. В Центральном управлении Гарп-сан носится, как за жопу укушенный, доказывая, что его дети не при чём, всё подстава и компромат, переводит стрелки, доказывая, что это под него подкоп и вообще. Из Шичибукай эту позицию поддержал Джимбей, поддержу и я, Михок тоже поддержит, если с ним поговорить правильно. Маршалл сядет в лужу, надо только эту лужу под него аккуратно подсунуть. А не лезть в его офис через окно в поисках компромата. Бонни стыдно, но не очень. Она отставляет в сторону пустой стакан и говорит: — Я просто не могла ничего не делать. Физически не могла, никак. Понимаешь? — Понимаю, — неожиданно соглашается Хенкок. Её тяжёлые золотые серьги качаются в такт движению. — Я вот тоже не могу ничего не делать, но от меня больше толку тут. Пойду приготовлю что-нибудь, надо руки занять. Она ругается, что у Ло нет духовки, только микроволновка да плита на две конфорки, ругается, ища специи, но всё-таки находит. Бонни почему-то думается, что их тоже покупал Сабо, раз уж именно он готовил те стейки. Кстати, вкусные, если б ещё чуть больше степень прожарки… с Эйсом Бонни как раз такие научилась готовить, но себе обычно жарит чуть дольше. Слегка обжаренные овощи — морковка, красный лук, жёлтый перец, стручковая фасоль и брюссельская капуста — с креветками; Хенкок говорит, это для лёгкого перекуса. Бонни смеётся, что стоило подставиться под пулю, чтобы кормили как в ресторане. — Есть такая вещь, как правильное питание, — закатывает глаза Хенкок. — Вот станешь постарше, поймёшь, как важно держать себя в форме! — Я не толстею, — отмахивается Бонни. — Хороший метаболизм и много физической активности — лучший рецепт. Обожаю пиццу. И пасту. Интересно, у Ло есть макароны? — У Ло был совершенно пустой холодильник, если не считать пары упаковок котлет в заморозке и пачки риса в шкафчике, — Хенкок явно недовольна этим фактом. Ей никто не говорил, что они с Луффи совершенно одинаково морщат нос, когда им что-то не нравится? — Я принесла овощи и мясо, попробую приготовить ризотто чуть позже. Она раскладывает один из табуретов, ставит на стойку ноутбук, наверное, работает. Бонни остаются видео с котиками, она втыкает в уши затычки наушников, чтобы не мешать. В какой-то момент она вдруг замирает и думает, что стоило встрять в дерьмо, чтобы узнать, насколько сильно люди друг к другу не безразличны.***
Они всё ещё в квартире Ло. Эйс сидит рядом с ней на диване: держит за руку, плотно сжав губы, винит себя, идиот. Хенкок и Луффи — на барных табуретах у стойки, она барабанит пальцами по крышке ноутбука, и до Бонни доходит, что ногти обрезаны коротко. Да, маникюр, ухоженные руки, какой-то хитрый лак с переливами, а ногти — короткие, чтобы не мешали. Ло и Сабо сидят на полу, на подушках, едва касаясь друг друга локтями. Бонни смотрит на них всех, даже на себя, будто со стороны и впервые. И видит, как чуть наклонились друг к другу Луффи и Хенкок и едва ли не впервые выглядят парой. Они — план, они «скажу одно, подумаю другое, сделаю — третье». Кого угодно сведут с ума. Эйс и Бонни — огонь. Внезапно, резко, наплевав на последствия. Они — отсутствие тормозов и здравого смысла. Сабо и Ло — один на всех них этот самый здравый смысл. Это никаких вопросов, ни осуждения, ни бессмысленной траты сил и времени на рефлексию. Это эффективность. Жизнь и смерть в одном флаконе, как шампунь с ополаскивателем. Маршалл Ди Тич найден в заброшенном доме, под кайфом и в компании нескольких обескровленных трупов. Грядёт волна общественных возмущений против Ди, но лучше так, чем если бы в том же обвинили Эйса. Бонни ещё утром прочитала новости в интернете, даже заявление генерала-лейтенанта Гарпа послушала: рубленые фразы о том, что преступник есть преступник, а человек он или нет — кого вообще ебать должно? Историю посещений браузера и прочий кэш она уже почистила. Ло, по меткой метафоре Хенкок, обходит лужи по краю, и Бонни уважает его право не знать того, что ему не понравится. Это меньшее, что она может сделать для него, да и совсем не трудно. Наверное, есть ещё много таких простых мелочей, которые люди делают друг для друга, когда заботятся. Живут ведь они с Сабо, на посторонний взгляд, без ссор и проблем, при том, что из всей их компании он к так ненавидимой Ло политике ближе всего? Может, они чем-то похожи на них с Эйсом? Бонни — человек, но их обоих это не волнует. Сабо при желании вполне можно обозвать террористом, что не мешает ему быть заботливым и милым со своими. Люди не люди, какая разница? Каждый сам решает, чем заниматься. Ло предпочитает спасать, а не убивать. Сабо предпочитает делать мир лучше и безопаснее. Это всё, что Бонни знает про них. Больше ей не надо. Всё остальное — условности, бессмысленные и бесполезные.