В этом мире нет нормальных людей

В воздухе невыносимо воняет гарью; не дымом костра или углей для барбекю, а едкой гарью, сажей и копотью, оседающей на когда-то белые стены. Горелым пластиком, химическими реактивами, раскалённым стеклом. Горелой человеческой плотью. Самый отвратительный запах, какой можно представить себе. Пепел растворяется в воздухе, с каждым вдохом проникает в тело и оседает в лёгких. Ло мечтает перестать дышать. Флеванс — закрытый город, военный объект. На въезде — КПП, по периметру — колючая проволока. Крематория в городе нет, как-то не было необходимости. Трупы закидывают в кузов грузовика с издевательской табличкой «Люди» на брезентовом боку. Складывают, как дрова, почти доверху, и Ло задыхается уже не только от смрада, но и от навалившейся тяжести. Притвориться мёртвым совсем не трудно, а что тела не оставят просто валяться на улице, любой бы догадался. Самое главное — не шевелиться, пока кто-нибудь может увидеть, но всем по большей части наплевать. Машина едет по раздолбанной грунтовой дороге, на каждой рытвине и выбоине их подбрасывает. Он пытается сосчитать, сколько займёт дорога — крематорий прямо на въезде в соседний городок, это вспоминается неожиданно чётко. Они всегда проезжали мимо него, когда выбирались из Флеванса, Ло ещё как-то пошутил, что как из мира мёртвых возвращаются к живым. Сейчас шутка совсем не кажется смешной. Он не может оценить скорость, не может сосредоточиться, смотрит в навечно застывшие стрелки наручных часов под треснувшим стеклом. Обидно, они ведь совсем новые, самые настоящие часы, как у взрослого. Ему подарили на десятый день рождения всего несколько месяцев назад. Ло кое-как пробирается наверх, выползает к воздуху, чистому и свежему, не такому, как в городе; глотает его жадно, самый сладкий в мире. Сложнее всего — не смотреть на лица, не узнавать их, не думать как о людях. Только вот это — его одноклассник, а там — учительница математики, и чтобы выползти совсем к краю, надо оттолкнуть в сторону соседа из дома напротив. Со слезами на глазах он расстёгивает ремешок и роняет часы куда-то вглубь нагромождения тел — на задней стороне гравировка с его полным именем. Если он хочет остаться в живых ещё немного, ничто не должно связывать его с Флевансом. Ло вываливается из машины прямо перед последним поворотом, так что от крематория его не видно, сам не понимает, как удалось опознать нужное место. Вываливается на полном ходу, врезается плечом в каменистую дорогу — не успевает выставить руки или сгруппироваться, — катится в канаву, замирает и ждёт людей в защитных костюмах и противогазах. Но они не приходят: его не видели, не слышали, он тень, он призрак, его нет. Его сожгли вместе с больницей, его уже убили, и не за кем теперь гнаться. В Спайдер Майлз его ловят на свалке и приводят в приют. Ло не разговаривает, не называет имени, не хочет иметь ни с кем никаких дел. Во Флевансе была эпидемия, он болен и может заразить других, он не хотел к людям, он просто есть хотел! Как же он ненавидит хлеб, чёрствый и заплесневелый, — чаще всего в мусоре можно найти именно его. Но в душевой — горячая вода, и он изводит целый кусок мыла, пытаясь смыть с себя запах гари и чужую кровь, и это так хорошо, так прекрасно, что стоит риска. У него шум в голове, и тошнота, и галлюцинации, и белые пятна на коже, и те уже сходят. Может, это от того, что его родители — врачи? Прививки делали, витамины давали. Ло ни разу не простужался, он ничем никогда не болел, ну разве что несварением от незрелых и грязных ягод. Папа потом долго вздыхал и говорил, что даже зрелые и мытые есть не стоило бы: в городе химические лаборатории и мало ли что… Папы больше нет, и мамы, и Лами, а ведь она говорила, что уже чувствует себя лучше! Ему диагностируют недоедание, недостаток массы, аллергию не пойми на что и проблемы с головой. Ло не хочет разговаривать. Тоже мне беда, будто ему есть о чём с ними говорить! А проблемы с головой он себе и сам может диагностировать, даже лучше, чем здешний врач — он читал справочник. Посттравматическое стрессовое расстройство, комплекс выжившего, мания преследования… слишком много для его возраста. Ло не хочет ни с кем разговаривать, он хочет убивать, но это сильно осложняет жизнь, поэтому приходится, понемногу и неохотно. Он называет имя — только его, не называя ни фамилию, ни инициалы, — чтобы к нему хоть как-то обращались. Некоторые дети из приюта используют для этого прозвища, например, Детка и Буйвол. Им подходит, а ещё они почему-то считают, что Ло должен с ними общаться. Наверно, потому что у самих с головой та ещё беда. Но Ло не психиатр, он и не хотел быть психиатром, он хотел быть хирургом, как папа. Сможет ли теперь?.. Врач должен спасать людей, а ему хочется их убивать — у этой мании тоже должно быть название, но он никак не может вспомнить. Врач должен быть добрым и понимающим, а Ло хочется взять скальпель и вскрыть грудную клетку тому, кто отдал приказ сжечь Флеванс, — посмотреть, что у него внутри, камень или кусок льда вместо сердца. А что на счёт тех, кто выполнял приказ? Была эпидемия, он болен и может кого-нибудь заразить — не зря ведь сжигали там всё, не может такая жестокость быть бессмысленной? Но никто не падает без сил, покрываясь белыми пятнами, да и его сходят практически на глазах, а не отмирают, как было у некоторых больных дома, не отваливаются пластами заживо гниющей плоти. Папа говорил, это можно вылечить, что всех он не спасёт, но… но в больницу пришли люди с автоматами и люди с огнемётами. Люди ли? Больше папа никогда никого не вылечит. Они гуляют по свалке, потому что она начинается сразу же под стенами приюта. Буйвол пинает какие-то гнутые железки, а Ло смотрит на каждую как на орудие убийства. Вот, например, обрезок трубы, им можно проломить череп. А этот штырь выглядит острым, достаточно споткнуться и упасть на него грудью. Спицы, торчащие из велосипедного колеса, можно воткнуть в глаз. Детка говорит, что хочет мороженое, и Ло представляет себе вафельный рожок, полный глазных яблок. Он уже почти здоров, что бы там с ним ни было, только галлюцинации и навязчивые мысли не отпускают, но он уже научился их игнорировать. Они сидят на крыше машины, её капот смят в гармошку, и Ло размышляет, какие травмы должны были получить водитель и пассажир с переднего сидения. Самих сидений в машине нет, должно быть, кто-то утащил в своё логово. На свалке живёт целая куча народу — Ло знает это, он и сам тут жил, но раз уж он не заразный, а в приюте есть горячая вода и даже кормят, то нет причин убегать и прятаться. Буйвол предлагает назвать настоящие имена, только по секрету и чур никому не говорить, это будет их общая тайна. У Детки счастливо загораются глаза, она кивает, атласный бант в её волосах кивает вместе с ней. Ло всё равно, но они ведь не отстанут, не дадут ему просто посидеть спокойно и поразмышлять о способах убийства? Он говорит: — Меня зовут Трафальгар Ди Ватер Ло. Ди — это секрет, Ватер — это табу, — уточняет он зачем-то. Про Ди рассказывают стрёмные сказки, но он считает себя слишком рациональным, чтобы в них верить. Про Ватер и вовсе ничего не известно, только рабочие журналы в сейфе отца подписаны не полным именем, а «доктор Ватер». Он всё хотел спросить, да не успел. Тут его хватают за шиворот и тащат куда-то, молча и сосредоточенно. Ло пинается, вырывается, он бы и кусался, если бы достал, потому что нет ничего хорошего, когда какой-то незнакомый взрослый вдруг хватает тебя на улице. Но особенно плохо, когда ты при этом никому не нужный сирота, а последний раз тебя видели гуляющим на свалке, куда ходить запрещено. Они протискиваются в щель между домами, прячутся между мусорными баками, незнакомец наконец-то отпускает его воротник, садится на ящик, и тот с треском ломается под ним. Это так нелепо, что Ло даже не пользуется возможностью убежать. Незнакомец высок и светловолос, на нём чёрные очки, смешная шапка с длинными завязками, нелепая куртка и белая рубашка в красные сердечки. Маньяки разве не должны выглядеть как-то иначе? — Тебе не стоит называть своё имя целиком, — говорит незнакомец. Достаёт из кармана мятую пачку сигарет, долго щёлкает зажигалкой. — Там, где я вырос, непослушных детей пугают тем, что придут страшные Ди и сожрут их. — Бред, — коротко отвечает Ло. — Бред, — соглашается незнакомец, выпуская вверх струю дыма. — Ди не любят есть детей. Да и женщин, в общем-то, тоже. Ло болен, у него мании и галлюцинации, наверняка это одна из них. Это самый простой вывод, а самый простой — значит, самый правильный. Поэтому он серьёзно кивает, обещает идиотскому всплеску собственного подсознания, что больше не будет называть своего имени, и возвращается в приют. И узнаёт, что если это и галлюцинация, то общая — Детка и Буйвол тоже видели, как его куда-то утащил стрёмный мужик. Для индуцированного бредового расстройства не совсем подходящие условия — не настолько они близки, не так быстро развивается болезнь, — так что приходится признать, мужик был настоящий. Наверное, тоже псих, только и всего. Его зовут Донкихот Росинант, и он заявляет, что хочет усыновить Ло. Он ругается в коридоре приюта со своим братом, а Ло смотрит на них в замочную скважину. Рядом пыхтит Буйвол, волосы Детки лезут в нос, и очень тяжело не чихнуть. Донкихот Дофламинго тоже высок и светловолос, и тоже в очках, только не чёрных, а красновато-розовых, но он не выглядит городским сумасшедшим. Он — владелец мусороперерабатывающего завода, главной достопримечательности Спайдер Майлз, и явился пожертвовать приюту на благотворительность. И взял с собой брата. А тот полез на свалку и нашёл там Ло. Это не звучит вслух, но Дофламинго явно не считает брата — он называет его «мой Коразон» — способным отвечать за самого себя, не говоря уже о ком-либо ещё. — Отлично, тогда он будет заботиться обо мне, — всплёскивает руками Росинант. — Ты же знаешь, я не могу, чтобы обо мне не заботились! Я без этого чахну и схожу с ума. — С ума ты сходишь по расписанию, — не впечатляется Дофламинго. Вот только на следующий день Росинант приезжает снова, оформляет какие-то бумаги и увозит Ло с собой. Детка кусает губы и чуть не плачет, когда они уезжают, похоже, она и в самом деле считает, что это псих и что он собирается делать с ним всякие ненормальные вещи. Если это так, Ло всегда сможет придушить его подушкой.

***

После крохотного закрытого Флеванса, после редкостной дыры Спайдер Майлз, Гоа кажется огромным городом. Верхний город — для богатых, Нижний — для всех остальных. Росинант покупает квартиру в Нижнем городе, но ближе к Верхнему, район выглядит довольно спокойным. А вот школу для Ло удаётся найти только ближе к Портовому району — учебный год близко, в других уже нет мест. Туда приходится ехать на метро, зато почти не надо идти пешком. Кора-сан — Ло зачем-то зовёт так Росинанта с тех пор, как понял, что тот всерьёз собирается заботиться о нём, несмотря на то, что осознаёт примерный объём проблем с головой, — берёт его с собой, и они едут за учебниками. Школа кажется Ло слишком большой, так же, как и всё в этом городе, а ещё её слишком давно не ремонтировали, но это такие мелочи. И математику тут преподаёт мужик — Ло старательно пытается прогнать из памяти наполовину обгоревшее лицо своей первой учительницы. — Для Портового района очень даже неплохо, — преувеличенно бодро говорит Кора-сан, когда они, нагруженные учебниками, расписанием и списком дополнительной литературы, идут к метро. В подземном переходе лампочки аккуратно разбиты через одну, а на стенах — граффити сомнительной художественной ценности. По одной из стен кто-то размашисто — но невысоко, что выдаёт возраст — написал: «Королём пиратов стану я!». Рядом кто-то добавил: «Ты уже стал королём долбаёбов». Прекрасные люди тут живут, кучу вещей друг о друге знают, и даже город не кажется таким огромным. — Нормальная школа, — возражает Ло и пинает пустую банку, по переходу прокатывается гулкое эхо. — Не парься, отлично всё. — Я не могу не париться! — тут же возмущается Кора-сан, пытается всплеснуть руками и едва не роняет пакет с учебниками. Ло проще, он сложил в рюкзак столько книг, сколько удалось вместить. А вот что не влезло, как раз в руках у Коры-сана. — Я хочу для тебя самого лучшего! Самого-самого! Кора-сан знает про Флеванс: Ло рассказал, когда тот оформлял опеку, думал, что он откажется от этой бредовой идеи, испугавшись заражения. А в результате Кора-сан носится с ним, как будто в мире нет ничего поинтереснее. Ло не нужна помощь, он видел, чем это всегда заканчивается — оцеплением, огнём, крематорием. Правительственный объект, статус наукограда, льготы, стипендии, гранты и надбавки. Мама шутила про «молоко за вредность», и у Ло это отложилось в голове. Молоко увеличивает сопротивляемость организма воздействию токсичных веществ… вроде бы. Вроде была статья на эту тему, что-то про то, что в некоторых случаях молоко наоборот усугубляет интоксикацию. — В библиотеку запиши тогда, — бурчит Ло в ответ и Кора-сану, и собственным мыслям заодно. — А потом пойдём в магазин и купим молока. У Ло фальшивые документы, он теперь Трафальгар Ло, без Ди и без Ватер. А ещё по этим документам он родился в Спайдер Майлз и всю жизнь провёл в приюте. Настоящий он умер и был сожжён. Интересно, а могила у него есть, или весь Флеванс ссыпали в один могильник, для надёжности забетонировав? Сверяли количество трупов по спискам? Знает ли кто-нибудь, что он жив? Ло думает о том, как сильно хочет убивать, но в библиотеке берёт справочник по анатомии, у папы в кабинете был такой же, Ло нравилось сидеть там и рассматривать иллюстрации. Школа действительно нормальная, хотя на некоторых предметах ему скучно. А ещё он понял, что Детка и Буйвол, оказывается, были милыми, вежливыми и деликатными людьми. Исключительно на фоне Юсстаса Кида и Монки Ди Луффи, но всё же. Юсстас его одноклассник, он шумный, а его идеи, как бы поразвлечься, откровенно бредовы. Монки… начать хотя бы с того, что он Ди, и ему явно никто не говорил, что это стоит скрывать. Монки везде, он учится на класс младше Ло, но упорно желает дружить. Чего не понимает Ло, так это какой смысл выбирать из всех возможных вариантов именно его. Он же мрачный социопат, у него проблемы с головой, у него… Ужасно хочется спросить по поводу Ди в их именах, но он обещал, а Кора-сан так упорно убивается о заботу о нём, что Ло молчит. Кора-сан находит себе работу. Ло не уточняет, какую, у него других дел хватает: он следит, чтобы тот не спалил их квартиру, пытаясь пожарить яичницу, не свернул шею, вешая шторы, не утопился в стиральной машинке, не уронил в ванную включённый фен и всё в таком духе. Кажется, из них двоих ребёнок, нуждающийся в опеке, не Ло, а Кора-сан. Главная проблема в том, что никто из них не умеет нормально готовить. Проходит пара месяцев, прежде чем Ло спрашивает, но у Юсстаса, нет ли у Монки проблем с тем, что он Ди. Кид смотрит на него долго, будто понимает, что вопрос на самом деле не про то, но отвечает, пожав плечами и состроив странную рожу: — У Луффи двое старших братьев и дед — большой начальник в полиции, тут вопрос ещё, у кого проблемы будут. Такую логику Ло понимает прекрасно, но вот беда, у него самого ничего такого нет, у него пепелище вместо родственников и нелепый Кора-сан, единственный человек, который пытается о нём заботиться. И Ло благодарен, он на самом деле благодарен: очень сложно не быть благодарным, когда на тебе по ночам поправляют одеяло и рыдают о том, что мир ужасно несправедлив, а дети не должны страдать из-за политических разногласий взрослых. Всё, что ему остаётся, это признать — Трафальгар Ди Ватер Ло погиб вместе со своей семьёй, а он просто Ло. Его не волнует дурная репутация Ди, он не верит в сказки, они его не волнуют. Они его больше не касаются. Ведь эти сказки — не про него. Монки подхватывает его под локоть, Юсстас панибратски обнимает за плечи, они снова не дают ему спокойно пойти домой после школы. — Ты же недавно переехал, да? Ты ещё не был в компьютерном центре, Трао? Монки почему-то упорно коверкает его фамилию и не желает звать по имени. Иногда Ло думает, что в этом есть какой-то смысл, но потом смотрит на улыбку до ушей, старую потрёпанную соломенную шляпу и выкидывает из головы всякие глупости. Монки из тех людей, что просты, как таблица умножения, у таких не бывает двойного дна и коварных хитрых планов. Они идут в компьютерный центр, он недалеко от школы, но в другой стороне от станции метро, так что после того, как они спускают почти все деньги на то, чтобы поиграть в онлайн-игру, где надо зверски убивать монстров — восхитительная вещь на самом деле, невероятное облегчение любоваться потёками крови на экране и чувствовать, как глубоко внутри колючая проволока вокруг сердца понемногу разжимается, — Ло просит проводить его. Они не возвращаются к школе, наоборот, идут почти до самой окраины города, до следующей, последней станции. Монки машет рукой на прощание и идёт ещё дальше, в пригород, Юсстас сворачивает в сторону и пропадает из виду среди гаражей. Кажется, Ло никогда не сможет изучить этот город по-настоящему, но ведь целиком и не надо, достаточно хотя бы район вокруг дома и школы. Не всё же время его будут водить за руку? На остаток карманных денег в газетном киоске он покупает карту, дома раскладывает по всему столу, старательно помечает карандашом, где они живут. Если смотреть по карте, до школы далеко, а по ощущениям — рядом. Вот школа, компьютерный клуб, кажется, здесь, там ещё напротив был большой продуктовый. Тут они шли до метро, порт так близко, что видны работающие на погрузке-разгрузке краны. Монки пошёл сюда, он говорил, что живёт в пригороде, не в квартире, а в доме. Юсстас… а куда потом пошёл он? Там ведь только гаражи, нет ничего похожего на жилые дома. Ло думал, он просто срезает дорогу, но вероятно, это не так. Единственное, с чем у Кора-сана нет проблем, это с деньгами, а значит — с работой. Вроде довольно странно, но, с другой стороны, вряд ли он устроился таскать ящики. Может, он на самом деле крутой специалист. Он читает газеты за завтраком, обливаясь кофе, когда новости ему не нравятся. Он много курит, в их квартире пепельницы стоят по несколько штук в комнате, и каждое утро, прежде чем уйти в школу, Ло вытряхивает их в мусорку и открывает окна. Он много болтает по телефону, не только с братом, ещё с целой кучей людей. Ло думает найти в читальном зале библиотеки ту статью про молоко как универсальное противоядие, а находит официальную версию произошедшего во Флевансе. Смотрит на безликие буквы, выверенные фразы, и не хочет понимать их смысл. Главная достопримечательность Флеванса — Почтовый ящик с каком-то длинным номером, градообразующее предприятие. Первым жгли именно его — лаборатории вместе с сотрудниками и тем, что они разрабатывали. Второй сожгли центральную больницу — потому что на больничных койках лежали сотрудники этих лабораторий и члены их семей. Потому что врачи в больнице знали, от чего они лечат. Потому что пациенты говорили, что произошло. Потому что в сейфе — снаряжённые шприцы с антидотом, всегда, на случай любой непредвиденной ситуации. Поэтому Ло до сих пор жив — он был в больнице, когда стало известно о случившемся, ему ввели антидот одним из первых. Флеванс заходился в агонии всего несколько дней, прежде чем сгореть в огне. Все эти дни Ло провёл в больнице, стараясь помогать по мере сил, — людей не хватало, а он вполне мог стерилизовать инструменты или бегать с бумажками. Кто-нибудь, кроме него, знает, что произошло на самом деле? Солдаты, которые жгли город, наверняка нет, должно быть, им сказали то же самое, что написали в газетах. Ведь гораздо приятнее жить в мире, где эпидемии происходят от естественных причин, а не из-за халатности при производстве бактериологического оружия. Ло бы с этим поспорил. Ло бы хотел жить в мире, в котором не производят рукотворных эпидемий. Он быстро сдаёт взятые журналы, выбегает на улицу, едва не бросаясь на полное машин шоссе. Думает, что его стошнит прямо там, но нет, он просто задыхается, хватает ртом воздух и ничего не может с собой поделать. Триггерная тема. Гипервентиляция. Шок. Ему нужен внешний раздражитель, чтобы прийти в себя. Ло смотрит кругом, а видит пепелище. Он теперь везде видит пепелище, на что бы ни смотрел. И про любую фигню думает, что из неё можно синтезировать биологическое оружие. Почему кто-то может жить, когда другие умерли? Почему одни и те же люди сначала финансируют, развивают, выписывают гранты, а потом ставят оцепление и расстреливают из огнемётов? Почему мир именно такой? На него налетают, хватают за руку, виснут на плече и хохочут в ухо. Монки, как всегда, неуправляемая ракета. Но, господи, как хорошо, что он есть! Как хорошо, что он есть именно здесь и сейчас! Потому что рядом с ним не получается думать ни о чём кроме того, что здесь и сейчас, и пепелище медленно превращается в обычную улицу. — Хей, Трао, а Зоро снова чемпион! И я тоже чемпион! Пойдём, поедим мороженого по этому поводу? Монки… нет, Луффи. Он держит свёрнутую форму для карате за пояс, перекинув её через плечо, сияет своим счастьем почти нестерпимо. Ророноа Зоро — одноклассник Луффи — стоит рядом с ним, у него узкий и длинный чехол за плечом и объёмистая сумка через плечо. — Кендо, — поясняет он в ответ на взгляд Ло. — Такой стиль фехтования. — В нашей возрастной категории мы в Гоа — лучшие! — тараторит Луффи. Он слишком громкий, он заполняет всё вокруг светом, вытесняя из Ло бессмысленные строки об эпидемии во Флевансе. Ло закрывает глаза и говорит себе, что он родился на Спайдер Майлз и жил в приюте, пока его не забрал Кора-сан. Флеванс — его не касается. Сказки о Ди — его не касаются. Политика и мудаки — его не касаются. Для него — улыбающиеся лица и мороженое. — Да вы крутые, — говорит он. Улыбнуться у него не получается, зато получается у вечно хмурого Ророноа. Он расплывается в улыбке-оскале и поправляет на плече чехол. — Когда-нибудь я стану лучшим в мире фехтовальщиком! — уверенно и твёрдо заявляет он. Перед глазами Ло захлопывается дверца сейфа в отцовском кабинете, того самого, где лежат рабочие журналы «доктора Ватер». И ответ вырывается почти помимо воли: — А я стану врачом. Хирургом. Знаешь, они режут людей, чтобы им стало легче.

***

Зима в Гоа мягче, чем Ло привык, и, когда выпадает снег, он не понимает, откуда столько поводов для радости. Особенно сильно он не понимает, когда ему в затылок прилетает снежком, но обидно только первые несколько секунд, а потом он наклоняется, зачерпывает снег и открывает ответный огонь. Лучше всех получается у длинноносого смуглого парня, чьего имени он не помнит, тот кидает снежки целыми очередями и ни разу не промахивается. Кид хохочет, выглядывает из-за сугроба, когда-то бывшего живой изгородью, делает пару «выстрелов» и пригибается обратно. Его рыжие, почти красные волосы отлично видны на фоне белого снега. Ло перебирается к нему короткими перебежками, и теперь они вдвоём против пары Луффи-Носатый; дела сразу начинают идти на лад. Несколько дней спустя скучнейший занудный урок истории — Ло не верит учебникам, они даже хуже газет, а искать информацию точнее он не намерен категорически, хватит уже с него — прерывается, потому что все прилипли к окнам. Парень, кажется, на пару классов старше их, вышвырнул из окна портфель и выпрыгнул сам, метко приземлился в сугроб и теперь снизу орёт что-то о том, что всем же лучше будет, если он только на экзамены придёт. Ло замечает веснушки на остром профиле, чуть вьющиеся волосы, расхристанную одежду. Наверное, известный здешний хулиган — из окон кричат что-то одобрительное о «крутом» поступке. — Портгас, как обычно, выёбывается, — Кид фыркает и хмурится. Наверное, жалеет, что сам до такого не додумался. Потом он поворачивается к Ло и говорит: — Ты ж его не знаешь, да? Это Портгас Ди Эйс, старший брат Луффи. К счастью здешних учителей, их третий брат учится в другой школе, а то я даже не знаю, пришлось бы им зарплату успокоительным выдавать. Ло отвечает что-то про излишне хрупкую душевную организацию преподавателей, необходимость ввести для педагогов курсы психической устойчивости и закупить транквилизаторы для школьного медпункта. Потом добавляет, что их надо выдавать учителям в виде зарядов для пневматического пистолета, как снотворное для безопасного отлова диких животных. Кид с неизъяснимым удовольствием сообщает, что Ло психопат. И улыбается при этом так, будто озвучил хорошую новость. Дома Кора-сан спрашивает, как его учёба, как отношения в коллективе, всё ли в порядке и не попытаться ли перевести его в школу поприличнее со следующего года? По мнению Ло, перевод в другую школу — настоящая глупость. Чем будет отличаться то, что она «поприличнее»? Свежей краской на стенах да более дорогой одеждой учеников? Программа, скорее всего, одинаковая; у Ло с учёбой проблем нет, а если что-то не так объясняют, он и сам прочитает в учебнике или в дополнительной литературе. И в новой школе не будет Кида, способного устроить цирк из самого скучного урока. Там не будет Луффи, который превратит любую глупость в праздник. С кем ему тогда ходить в компьютерный центр или в зал игровых автоматов, чтобы мочить нарисованных монстров? Так что Ло честно отвечает, что у него всё хорошо, и он даже подружился кое с кем, называет имена. Кора-сан задумчиво жуёт фильтр сигареты, а потом улыбается, говорит — хороший выбор, Луффи же, наверное, внук Гарпа, они когда-то были знакомы. Кид рассказывал, что дед Луффи из полиции, только вот незадача: Луффи десять лет, а они с братьями поколотили кого-то в порту, вся школа об этом болтала. А ещё болтали, что за дело, поэтому Ло всё равно. Он приходит в компьютерный центр, чтобы почитать что-нибудь в интернете, и едва останавливает пальцы, пытающиеся набрать «взрывчатка из подручных средств для чайников», вместо этого находит онлайн-версию медицинского журнала. Там выкладывают номера с опозданием в пару месяцев, хочешь свежее — выписывай, но ему вполне и это годится. На Рождество он просит медицинскую энциклопедию. Колючая проволока вокруг сердца разжимается медленно, но он не может не чувствовать разницу. Он не смотрит телевизор, не читает газеты, его вполне устраивают новости медицины двухмесячной давности и стенд рядом со школой с расписанием фильмов местного кинотеатра, спектаклей театрального кружка, выставок клуба фотолюбителей, спортивных соревнований. Отдельным листком «Наши достижения»: хреновые фотки, распечатанные на обычной бумаге. Вот Зоро, Луффи и тот носатый парень — спортивные успехи, рыжая девчонка — победитель какой-то олимпиады. Самая яркая афиша — концерт тощего негра с огромным афро: известный рок-музыкант в нашем городе, не пропустите! Луффи орёт ему в ухо, что Брук крутой и пойти надо обязательно, Ло даже покупает билет вместе со всеми, но в день концерта Кора-сан наворачивается с табуретки, пытаясь поменять на кухне лампочку, и Ло приходится вспомнить навыки оказания первой помощи — папа учил, но не всерьёз, говорил, у него в жизни ещё будет практика, сейчас-то зачем? Тут перелом, к счастью, закрытый, но стопа вывернута неестественно: сильное смещение и явно много осколков, голень отекает прямо на глазах, несмотря на приложенный лёд. Ло даёт Коре-сану две таблетки обезболивающего, делает шину, примотав бинтом обломок злополучной табуретки. Сам он не дотащит его до травмпункта, так что надо вызывать скорую, а пальцы предательски не попадают по кнопкам телефона. И как он собрался быть врачом? Хирургом! Тут всего-то закрытый перелом! Он выдыхает, успокаивается и вызывает такси, предупреждает, что нужно помочь добраться до машины. Причин вызывать скорую нет, незачем отвлекать бригаду от чего-то более важного. Кора-сан высокий, но довольно худой, не такой уж тяжёлый: водитель закидывает себе на плечо его руку, Ло придерживает сломанную ногу, и они добираются до машины. Перелом действительно сложный и со смещением — придётся делать операцию, вытаскивать осколки, вставлять спицу. Кора-сан останется в больнице ещё минимум месяц, ему лежать на вытяжке, а Ло, разумеется, никому не говорит, что больше за ним некому присмотреть. Врачи отправляют его домой, сообщив часы посещения. Ло стоит у больницы, мнёт в руках билет на концерт — он на него ещё успевает, но желания нет никакого — и вдруг видит рыжую девчонку, ту, что выиграла олимпиаду. Она сидит на остановке, вцепившись в скамейку, и выражение лица у неё совсем нехорошее. — Держи, — просто говорит Ло, протягивая ей билет. — Я не смогу пойти, не пропадать же. Девчонка поднимает глаза, и Ло кажется, что она плакала. Ей, наверное, тоже не до концерта, но она кивает, берёт билет и благодарит. На следующий день она хватает его за рукав во время перемены, оттаскивает за колонну и протягивает мятую купюру. — Это за билет, — поясняет она, не дождавшись реакции. — Не стоило, он бы всё равно пропал, и… — Я его продала, — резко останавливает его девчонка. — Мне не до песенок сейчас. Так что я пошла туда и встала с билетом у входа, поторговалась немного… Разницу себе оставила, сам понимаешь, будем считать, что это мне оплата за услуги посредника. Ло смотрит на купюру в её руках, на аккуратно заштопанную кофточку, туфли с ободранными носами. Вспоминает Спайдер Майлз и то, как кусала губы Детка. Туфли у неё были почти такие же: достались по наследству, когда стали малы кому-то из девочек постарше. — Это подарок, мне неважно, что ты с ним сделала, — и он для надёжности засовывает руки в карманы. — Ненавижу благотворительность! — рыжая шипит, как кошка, которой отдавили хвост. Ещё немного, и начнёт царапаться. — Значит, я выгляжу настолько несчастной… — Нет, — теперь уже Ло обрывает её. — Я не мог пойти на концерт, а ты в тот момент была единственная знакомая, оказавшаяся поблизости. — Мы же не общались? — Фотография на стенде, — Ло кивает в сторону окна, откуда виден вход на территорию школы и этот самый стенд. — Ты выиграла олимпиаду, я запомнил. Она немного расслабляется, пожимает плечами и убирает деньги. — Ладно, раз за олимпиаду, то пусть будет. Мне там одну грамоту выдали, буду считать, что ещё и билет, — какое-то время она просто стоит напротив и смотрит на Ло, потом пожимает плечами ещё раз и говорит: — Если вдруг что нужно будет, обращайся. Сделаю скидку. Разворачивается и уходит, как раз гремит оглушительный звонок к уроку. Ло глядит ей вслед и думает, что абсолютно точно не станет интересоваться её проблемами. Копни любого человека поглубже — увидишь очередное пепелище. Может быть, не буквально, но от этого не становится менее больно. А он не хочет боли больше, чем у него есть. Ещё больше он просто не вынесет. Но, покупая мандарины перед визитом в больницу, он снова вспоминает её. У Ло всё хорошо, у него — опекун, дом, друзья, нет проблем с учёбой и на еду с одеждой хватает денег, даже остаётся на всякую ерунду. У него всё ещё проблемы с головой, потому что ПТСР так просто не проходит, с ним надо работать, зато больше нет галлюцинаций. И желание лечить людей перевешивает желание их убивать. Прогресс.