Проклятое дитя

Её мир горел. Всё сущее обратилось в яркое цветастое пожарище, но это не было похоже на причудливый танец языков пламени в каминном очаге, где огонь плавно выгибается, повинуясь известному лишь ему одному ритму потрескиваний поленьев под ним. Это была смертоносная могучая стихия, которая сметала все на своём пути, оставляя за собой лишь выжженное пепелище. Она бесновалась, рвалась ввысь и стремительно отступала, будто бы над ней находилось то, чего она вожделела уничтожить столь же сильно, сколько и боялась; пламя походило на загнанного зверя, который обезумел от боли и ярости, и теперь кричал, кричал на понятном лишь ему языке и оттого бесновался ещё сильнее, осознавая, что его никому не суждено понять. Никому, кроме неё. Мгновение перетекало в вечность, казалось, что такого понятия как время здесь не существует. Биение сердца отдавалось во всем теле судорогой, казалось, что все её тело превратилось в одну единую мышцу и стремительно сокращалось, разгоняя энергию по этому кольцу из огня, которое сужалось вокруг неё, стремясь поглотить и уничтожить, сравнять с землёй, как тысячи других до неё. Или… Всего на мгновение… Но возможно… Спасти?.. — Достаточно! — голос, свирепый и яростный голос, глубокий и чувственный, заставляющий внутренне содрогнуться, повиноваться и отступить. Не её голос. Но пламени этого было достаточно. Оно резко припало к земле в подобострастном поклоне и сошло на нет, забрав с собой свет и тепло, погружая мир вокруг в непроглядную вязкую тьму. Единственное, что пламени не удалось забрать с собой, было чувство неотвратимо приближающейся бури, которая и в сравнение не шла с тем, что здесь происходило до её окрика. Над её головой, словно лампочка в чулане, зажёгся свет. Интуитивно, повинуясь первобытному инстинкту, она заметалась, чувствуя, как внутри неё разливалось холодное море страха, — она была уверена, что этот золотой диск вовсе не обещанный свет в конце туннеля, что он влечёт за собой верную погибель. Вокруг раздавался призрачный шелест иссушенной, мёртвой листвы, тревожный и зловещий, словно она оказалась в яме, дОверху заполненной гремучими змеями. Холодные мокрые стебли царапали ее тело, словно пытались заживо снять с неё кожу, оставляя на её теле чёрные полосы из золы и пепла. Свет приближался, неспешно и неотвратимо, становясь все ярче и все холоднее, и она постыдно вскинула руки перед собой в защитном жесте. Не её руки. Крепкие, холеные, не натруженные тяжёлой и грубой работой, но от того не менее сильные, с изысканной венозной линией от запястья и до фаланг. Мужские руки. Она зажмурилась, стараясь прогнать морок, и распахнула глаза. Её. Тонкие, бледные, с выступающей запястной косточкой и черными обломанными ногтями. Она моргнул вновь. Не её. Её. Не её. Её. Не… Внезапно, свечение над её головой стало ярче, и от «диска» начало исходить странное гудение и металлический лязг, а затем… Она полетела вниз. — Не-е-ет! — спину пронзила острая боль, словно ей пробили несколько слоев бетонной кладки, а затем насадили на металлические штыри, проткнув насквозь и выбив остатки воздуха из лёгких. — Не-е-ет… — хриплый, натужный голос не шёл ни в какое сравнение с криком отчаяния и боли, который пущенной стрелой, минуя все препятствия на своём пути, попадал прямо в сердце, заставляя его сжаться на мгновение от жалости к кричавшему, а потом ещё долго ныть, стеная от сожаления и сочувствия, как естественная реакция на нечеловеческие муки человеческого существа. — Опять этот кошмар… Чёртов… Девочка не спешила открывать глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Спина ныла в области лопаток — такое часто бывало прежде, когда она видела этот сон, но в этот раз боль существенно отличалась от фантомного онемения мышц. Сейчас после пробуждения спина именно болела, словно накануне её хорошенько приложили веслом или чем покрепче. Что это? Неужели так сильно ворочалась, что свалилась с кровати? Тогда почему соседки не попросыпались от грохота и она не чувствует на себе цепких девичьих рук, пытающихся привести ее в чувство?.. Она немного поерзала и с удивлением отметила, что лежит она вовсе не на ровном ковролиновом покрытии своей комнаты в приюте. Верхняя часть её тела как бы находилась на небольшом неровном возвышении. Не в силах побороть так некстати проснувшееся любопытство, она несмело приоткрыла глаза и обомлела то ли от ужаса, то ли от священного трепета. Перед ней в ореоле мягкого света, направленного прямо, словно прожектором, укутанная в темно-синий шёлк, целомудренно покрывавшем волосы, на небольшом возвышении стояла Дева Мария, кротко улыбаясь и простирая руки в приглашающем в объятья жесте. Недавние события калейдоскопом ярких вспышек пронеслись перед глазами. Ночь. Улица. Луна. Обглоданное кошачье тельце. Подвеска. Дерево. Оголодавшее нечто… — Иисус-Мария-Иосиф… — прошептала Камилла, еле шевеля непослушными губами. — Нет, если брать во внимание мой образ жизни, то факт того, что я умру в раннем возрасте вполне ожидаем… Но вот то, что я попаду в Рай — это вообще за гранью добра и зла… — Заткнись, — приглушенный голос раздался откуда-то сверху, и Камилла почувствовала, что чужая рука зажала ей рот. — Просто хоть раз сделай то, что от тебя просят, и захлопни варежку. Девочка узнала обладателя голоса, что её не очень обрадовало, и инстинктивно затрепыхалась в попытке вырваться. В ответ на её протест руки только сжались крепче, показывая, что их обладатель отступать не намерен. Всё же боль в спине и жажда ответов дали о себе знать и Камилла послушно затихла, однако она все же задрала голову и, выцепив из полумрака помещения знакомые черты лица, лёгким кивком головы показала, что согласна на его условия. Опоясывающие её тело кольца рук разжались, и девочка смогла вздохнуть полной грудью, облегчённо прикрывая глаза, уже привыкшие к полумраку. Однако хранить молчание ей удалось недолго. — Ты, выходит, тоже… Того… Приставился?.. — сама не зная почему она говорила на грани слышимости и не открывая глаз, словно предчувствуя опасность, притаившуюся неподалёку. — Только в твоих мечтах, — последовал ответ. — Что произошло? — Я успел затащить нас в подвал, но той твари удалось тебя оцарапать, — его голос звучал отстранённо, словно он пересказывал события фильма. — Что?.. — только сейчас Камилла заметила, что кожаная куртка, до этого надетая на неё, теперь покоилась рядом, и на ней виднелись три рваных борозды, от которых нестройными потеками расползались бордовые разводы. От вида собственной крови и осознания того, что она была на волосок от смерти, начало мутить. — Ну, теперь понятно, почему у меня так болит спина, — хмыкнула девочка, внутренне удивляясь будничности своего тона. — Спасибо, что не оставил даму в беде. И что теперь со мной будет? Буду шугаться от серебра, как черт от ладана, есть сырое мясо и каждое полнолуние отращивать себе волчий хвост? Защитный механизм в её голове противился восприятию реальности происходящего, поэтому она начала шутить, стремясь справиться с нарастающей паникой. Она потянулась за курткой и, подцепив пришедший в негодность предмет одежды, начала принимать исходное положение, но не рассчитав того, что раной на спине напрягать мышцы будет довольно проблематично, застонала сквозь зубы и оперлась рукой на колено сидящего рядом парня, вызвав у того болезненный стон и шипение. — Нога… Девочка тут же отдернула руку. Только сейчас она поняла, что лежит на груди Дэвида, между его расставленных ног, одна из которых была согнута под неестественным углом. — Нахер она тебе сдалась?!. — он откинул голову и, болезненно выдохнув, застыл с открытым ртом и зажмуренными глазами, стараясь перетерпеть боль без лишних звуков. — Я щас тут от боли кончусь, мать твою!.. Претензия, произнесенная шёпотом, должной реакции не вызвала, поэтому Камилла, накрывшись теперь уже просто куском кожи и спрятав под него руки, выдала. — Ты что, гель для душа сменил? — она притянула куртку поближе к носу и втянула воздух, прищурившись от удовольствия. — Скажи марку, я тоже себе такой хочу. Цветочный запах дарил покой и успокоение, заставляя забыть о всем пережитом ужасе, поэтому девочка не нашла ничего лучше, чем всецело сосредоточиться на этом запахе. По правде говоря, лёгкие цветочные нотки она различила ещё тогда, когда куртка в первый раз оказалась на ней, но в силу того, что она была слишком напугана, чтобы обращать внимание на такие детали, не придала этому значения. Сейчас же запах казался спасением, единственным оплотом нормальности в этой вакханалии странностей происходящих с ней. — Я не пойму, тебе просто потрепаться охота, или ты пытаешься довести меня до того, чтобы я закончил то, что не удалось нашему общему другу?  — Я просто пытаюсь согреться, — отстранённо произнесла девочка. — Тут холод собачий. Где мы, кстати? — В подвале, я же сказал, — раздраженно бросил парень, всей душой желая стукнуть подругу. — Да?.. А я думала в доме Господнем, — она глупо хихикнула и вновь взглянула на статую Девы Марии, а затем оглядела все, на что попадал лунный свет, давая возможность разглядеть. Содержимое подземного убежища на поверку оказалось разнообразными иконами, подсвечниками, кадилами, фигурами ангелов и святых, неуклюже прикрытых старым тяпьем, насквозь пропахшим ладаном. Камилла вновь уткнулась носом в куртку — дышать стало гораздо легче. — И о том, что я все барахло со второго этажа убрал, я тоже упомянул. — Да?.. — она перевела на него немного расфокусированный взгляд. — А, а мой вопрос так и не ответил. Вечно ты все о себе да о себе. — Какой из?.. — сквозь зубы процедил парень. — Ну, это, стану я Росомахой или нет, — реплика прозвучала максимально пофигистично, что заставило все раздражение Дэвида сойти на нет и насторожиться — подруга вела себя крайне странно. — Нет. Это был не оборотень. — Да?.. — опять эта манера переспрашивать, словно слова до нее доходили с трудом. — А что тогда? — А хрен его знает. Херня какая-то… БУМ! Предполагаемая «Херня» с такой характеристикой была явно не согласна. Мощный удар пришёлся куда-то сверху, и на двух друзей посыпалась труха со старых прогнивших досок. — Кажется, ты задел его чувства, — философски резюмировала девочка. — И оно щас придет восстанавливать попранную тобой честь. Она вновь захихикала, словно была на увеселительной прогулке, а не на волосок от верной смерти. — Не сможет, ему не пройти сквозь защитные чары. Смотри! — происходящее Дэвиду решительно не нравилось, поэтому он решил пойти ва-банк и выложить все карты. И если он не добьётся от Камиллы адекватной реакции, то всерьёз задумается о том, не тронулась ли она умом от пережитого. В ответ на эту реплику его собеседница лишь пожала плечами, но на створчатые двери, поверх которых появлялся странный голубоватый символ каждый раз, как тварь билась об преграду, все же взглянула. — А если его кунг-фу сильнее, чем твоё? — Так, все! — Парень резко дернул девчонку за плечи, разворачивая к себе, ни капли не заботясь о её спине, желая отрезвить. Он ожидал что его ударят в ответ, отпихнут, назовут придурком, но никак не безмятежную улыбку, которая красовалась на её склоненной на бок, как у сломанной куклы, голове. — Всё?.. Отлично, расскажи мне все, — попросила Камилла, пристально смотря ему в глаза. В этом взгляде не было ни приказа, ни мольбы, он не был изучающих, но было в этих зелёных омутах что-то такое, от чего кровь стыла в жилах. Так могла бы смотреть на него мать, уже прознавшая о том, что он сделал что-то плохое, и просящая его сознаться и облегчить душу. Были ли у его матери зелёные глаза? Дэвид напряг память, силясь выудить из глубин сознания образ женщины, давшей ему жизнь, но ничего не выходило, силуэт то приближался, то отдалялся и был настолько расплывчатым, что, казалось, будто он силился разглядеть кого-то через витражное стекло. В носу неприятно защипало. — Давай, — к реальности его вернул голос подруги, толкнувшейся головой ему в бок. — Считай это исповедью перед ликом Всевышнего. Она качнула головой в сторону статуи Богородицы и сдавленно застонала, когда израненная спина проехалась по грубой ткани джинс парня от её телодвижения, хотя Дэвиду показалось, что стон был иного рода. — Или… — её взгляд на мгновение остановился на его лице, а затем она несмело потянулась к нему рукой и очертила дрожащими пальчиками линию подбородка и скул. — Сказкой на ночь… Перед тем, как мы уснем вечным сном. — Камилла, что ты… — он растерянно следил за её расширившимися расфокусированными зрачками. — Поцелуй меня. Слова сорвались с её губ раньше, чем она успела осознать смысл сказанного. Цветочный запах, до этого ненавязчивый, но тем не менее тревожный, теперь окутал её сознание полностью, полностью лишая способности ясно мыслить. Второй рукой она оперлась ему на грудь и начала принимать сидячее положение. Для Дэвида все происходило как в замедленной съёмке, пока он судорожно пытался найти причину таких изменений. «Черт! Черт! Черт! Да что с ней не так?! Ведь она же была адекватной, когда очнулась! Шутки свои шутила, храбрится пыталась, а сейчас что?! Что изменилось?!» Ты давно гель для душа сменил? — бегущей строкой пронеслось в голове слова девчонки. Блять, Дэвид, знал бы, что ты бабскими духами пользуешься, ни за что бы твою куртку не напялил, лучше бы и дальше жопу морозил, чем это… — слова его подельника вспыхнули в памяти. Руки подруги залезли ему под одежду и холодные прикосновения привели его в чувства. «Быть не может… КУРТКА!» Он одним рывком сорвал злополучный кусок кожи с худеньких плеч и начал несильно похлопывать Камиллу по щекам. Не сразу, но постепенно взгляд начал проясняться и в нем вспыхнули яростные искры. — Ты что творишь, зараза?! — Это ты что творишь?! — Я-то?! — весь праведный гнев испарился, когда она осознала, что её руки все ещё касаются голого тела и ЧТО она хотела сделать несколько минут назад. — Я-то ничего! Совсем! Просто погреться решила! Кстати, забавный факт о человеческом теле номер сто шестьдесят один: самый быстрый способ повысить температуру тела — это тесный контакт с… — Расслабься, — со смешком прервал её друг и потрепал по волосам. — Вот такой ты мне нравишься больше. Это не твоя вина, это все куртка. Вернее то, чем она обработана. — Обработана?.. — растерянно повторила Камилла. — Что ты имеешь в виду? Ты думаешь, что одна из ярых твоих поклонниц обработала твою куртку феромонами, чтобы?.. — Нет, — парень задумчиво потёр подбородок. — Нет, у Эрвина тоже крышу снесло, но эффект был другой. Он на меня с поцелуями не лез. Он довольно хмыкнул, наслаждаясь стыдливым румянцем, расцветшем на щеках девочки. — Эрвин? — Тот парень, что тебя толкнул. — А ведь точно… На нем была эта дрянь… Я ещё тогда подумала, что она его… — до Камиллы начал медленно доходить смысл происходящего. — Но что это за яд такой, что на всех по—разному действует? — Да ясно какой, магический! — отмахнулся от неё парень, но, заметив её скептический взгляд и выгнутую бровь, с каменным лицом указал наверх, где мерцала запирающая руна. — Так это что получается… — Камилла прижала руки ко рту. — Магия и вправду существует!!! Ответом ей стал яростный удар со стороны двора и утробный рык. — Ой! — пискнула девочка, зажмурившись, словно бы это её спасло, ворвись сюда монстр. — Всё нормально, не визжи, ты только его приманишь, — цыкнул парень. — Дай подумать, не мешай. — Что значит «не визжи»? Что значит «не мешай»?! — возмущённо затараторила девочка. — Магия существует! — Дошло до утки на третьи сутки! — парень устало потёр лицо. — А потерпеть ты не можешь? Меня тут давно и целенаправленно травят, а тебе тут всю подноготную расскажи! Или как ты там говорила? Сказку на ночь перед тем, как мы уснем вечным сном? — Ну, вспомнил Всемирный потом… — Я тебе ещё и Сотворение мира припомню! — он выдохнул, успокаиваясь. — Ладно, что ты хочешь знать? — В смысле, что хочешь? Все хочу! Откуда взялась магия? Есть ли ещё маги? Хотя о чем я говорю, конечно есть! Что это за школа специальная? Как в неё попасть? Нужно заранее готовиться? А если я не поступлю? Как ты вообще узнал о магии раньше меня?! — она вдруг замолкла. — Да, вот что я хочу знать. Твою историю. Она умоляюще посмотрела на него, подмечая, как тот начал кусать губы и отводить взгляд, всем своим видом показывая, что эта тема ему неприятная. — Не лучшая тема, чтобы начать знакомство с миром магии. — Ну, Дэвид… А я волшебное слово знаю! — она улыбнулась, довольная шутке. — Пожалуйста. Он недовольно поджал губы, но под взглядом гипнотических зелёных глаз сдался. — Ну, хорошо, а то смотришь, как удав на кролика… Начнём с того, что в мире магии есть сквибы — люди, рождённые магами, но не имеющие волшебной силы… И моя мать… Была одной из них. — Так получается ты из семьи волшебников? Почему не говорил? — Да… Нет… — он замялся и потёр заднюю сторону шеи своей широкой ладонью. — Скорее нет, чем да. Да и что тут рассказывать? Если ты выходец из знатного рода, то твои предки в лепешку расшибутся, пытаясь сбагрить тебя куда-нибудь и смыть это позорное пятно, вытравить из родословной. Особенно это касается девушек — хорошую партию им не составить, ни один влиятельный аристократ не захочет пятнать себя и создавать дополнительные риски для потенциального наследника. Вот и ссылают их как неугодных. Нет, без гроша в кармане и крыши над головой, конечно, не оставляют, но и приятного тут тоже мало. Он замолк, собираясь с мыслями и прислушиваясь к шорохам снаружи, будто бы пытаясь определить местоположение рыщющей снаружи твари — та, как назло, уходить и расставаться с потенциальной добычей не желала и наматывала круги вокруг входа в подвал, то и дело ударяясь всем телом о бревенчатые створки входа над их головами. Со старых досок сыпалась труха. Камилле стало холодно, но прикасаться к куртке, памятуя о её странных свойства, не спешила. Да и холод был другого рода. Ей вдруг стало не по себе от неожиданных подробностей о волшебном мире, в существовании которого она больше не сомневалась. Желудок свернулся в тугой узел, а ком подкатил к горлу мешая дышать. Внезапно, тварь, чавкающая грязью снаружи, показалась такой далёкой, словно мираж, сошедший со страниц детской сказки про бугимэна, но вот та далёкая магическая реальность вызывала табун мурашек по позвоночнику. Девочка как будто погрузилась в пучину давно прочитанных романов о Средневековье, где слово женщины было пустым звуком и тебя могли попросту продать за долги старому брюзжащему скряге, который из тебя всю душу вытрясет и сведёт в могилу за полгода. А если невеста без приданного в виде магии, то тут уж одна дорога — в монастырь. Она скосила глаза на разбросанные вокруг предметы церковного обихода и горько усмехнулась. — Как-то слишком уж по-Средневековому… — пробормотала Камилла, погруженная в свои мысли. — А в обычных семьях как? — Со сквибами? Там полегче — из семей их не выгоняют, сами, если захотят, в наш мир уходят. Сквибы, вообще, не такое частое явление в волшебном мире, чтобы вызывать сильные волнения в обществе… По крайней мере были. До недавнего времени. — Что ты имеешь ввиду? — Да я особо в эти вопросы не вникал… Так краем уха слышал… — он неуверенно поерзал. — Говорят, магия вырождается. — Звучит не весело, я бы даже сказала как приговор, — девочка пребывала в смятении. То её посвящают в таинство существования чуть ли не альтернативной, пусть и дикой, реальности, а потом вдруг говорят, что ей может прийти кирдык. — А с чем это связано? Природный катаклизм какой? — Да говорю же, не вникал я! — приглушенно шикнул парень на любопытную. — Не до того было, да и смысл? Я-то все равно этому миру принадлежу… Но говорят, что-то с лей-линиями не так стало, магглы сильно вмешивается в естественный порядок, сами того не замечая, да и полукровки с магглорожденными воду мутят… В общем, сложно все. — Магглы? Полукровки? — про таинственные линии смысла расспрашивать нет, сейчас она мало что поймёт, да и друг кажется не лучшим источником информации в этой сфере. Про магглорожденных спрашивать не стала — и так все ясно. — Точно, ты ж вообще не в курсах! — Дэвид сделал жест рука-лицо, а красноречивый взгляд подруги, как бы говорящий «и благодаря кому, интересно? Мог бы и поделиться тайной, жлоб!» он предпочёл проигнорировать. — Магглами не волшебников называют, а полукровки — это те, кто от кровосмешения магов и магглов родился, ну, а о магглорожденных, думаю, догадалась, их ещё грязнокровками называют, но это, как я понял ругательство. — Ясно, — угрюмо резюмировала Камилла. Грубое «ругательство» неприятно резануло по слуху и осело тяжёлым камнем на душе. Интересно, а она тоже этого титула удостоится? — Сказочно-радужного мира с розовогривыми единорогами и добрых фей не предвидится. Кругом царит расизм и сексизм в обертке из средневекового пафоса, впрочем ничего нового — все, как у нас. Там хоть смертной казни нет? О презумпции невиновности слышали? Или если кровь нечистая в кутузку кинут без разбирательств и голову снимут? Не спешащий разубеждать её в обратном Дэвид, уверенности не вселял. — Ну, голову не снимут, а вот душу высосут на раз два. — Блять, Дэвид, — крепко выругалась девочка. — Это ещё как понимать прикажешь? — Да есть там твари такие, как скелеты в балахонах, — тюремные надзиратели. Говорят, если в Азкабан попадаешь, то обратная дорога уже заказана. Твари… Как их там… А, дементоры, вот! Самым светлым питаются, хорошие воспоминания высасывают, а самое паскудное оставляют. Вот и гниешь в камере потихоньку, и снаружи и внутри. И это ещё в лучшем случае. — А в худшем? — воображение живо нарисовало отвратительные картины, слово «дементор» до ужаса напоминало слово «демон», так что Камилла нервно сглотнула ком и облизала губы. — А в худшем, они тебя приговорят к «Поцелую». Дементор тебя чмокнет, и высосет душу через рот, а ты будешь доживать свой век овощем, прикованным к койке. — Занятно, — девочка нахмурилась. — Так вот почему во всех историях демоны скрепляют сделки поцелуем… Душа-то уже у них по сути, а ничего не подозревающий человек живёт, все ещё надеясь отвертеться. Удобно. — Не думал об этом в таком ключе, да и не… — …Вникал, знаю, — оборвала его девочка и нахмурилась. — Интересно только почему? Если ты знал, что твоя мама — сквиб, то знал и о магии и… Владел ею. Она многозначительно указала пальцем на деревянные створки, запечатанные магией. — Почему тогда не разузнаешь об этом мире все? Почему не?.. — Да потому что я ему не принадлежу! — неожиданно зло отозвался Дэвид. Его грозный окрик эхом отразился от стен подвала, над их головами завозились активнее и начали атаковать дверь с новой силой. — Блеск, ты снова его привлёк, — девочка попыталась за раздражение спрятать испуг, но пальцы сами по себе сомкнулись на его рубашке, ищя поддержки. Она заглянула ему в лицо — его взгляд был полон печали и невысказанной обиды, а между бровями залегла глубокая складка, и Камилла неожиданно почувствовала укол вины за резкие слова и допрос, что она ему учинила. — Прости, продолжай, я больше не буду перебивать. Он не ответил на её взгляд, продолжая вглядываться в половинчатое окно с резной решёткой, за которой в дикой пляске мелькали конечности беснующейся твари, ищущей лазейку, чтобы войти, но его рука благодарно сжала её плечо. — Получается, мы вернулись к началу, — продолжил он, когда совладал с собой. — Как я и говорил, моя мать не владела магией, но была из знатного рода, так что ей отписали этот дом и сослали в мир магглов, а она, словно в отместку, кинулась из одной секты в другую. Он многозначительно обвел взглядом комнату. — Когда я появился, то мне с ранних лет пришлось привыкать, что в семье нас трое, — заметив заинтересованный взгляд Камиллы, он поспешил пояснить. — Нет-нет, отца я не знал — он умер, когда я ходить ещё не научился, и когда я говорил трое, я имел ввиду: я, мама и Бог. Он скривился при упоминании последнего. Камиллу передернуло. История набирала обороты.