Проклятое дитя

Мистер Горбин всегда был человеком практичным, поэтому в вопросе заключения сделок для него было всего несколько категорий оценки, благодаря которым он и принимал решения в пользу того или иного соглашения с клиентам: выгодно; рискованно, но выгодно; крайне опасно, а от того бесперспективно. Старик никогда не ввязывался в сомнительные авантюры, поэтому и держался на чёрном рынке магического мира, занимая при этом вполне себе выгодную нишу, а также, учитывая специфику его деятельности, умудрился дожить до седин. Однако то, что пришло на его порог с рассветными лучами, грозило пошатнуть его привычный уклад жизни. Уже второй раз за эти несколько дней на его пороге оказывались какие-то незнакомые ему детишки, одурманенные пыльцой Дриады, которую он предусмотрительно начал распылять на одежду того паренька, пришедшего к нему в поисках заработка. Он бы никогда не стал тратить такой дорогостоящий ингредиент, если бы цель не оправдывала средства — парень был перспективным источником товара. На памяти мистера Горбина все его предки, которые владели магазином до него, занимались контрабандой товара из других стран или участием в магических аукционах, стараясь выхватить редкие вещицы у людей, которые либо ничего не смыслили в том, что продают, либо старались поскорей избавиться от компрометирующего артефакта, не особо набивая цену. Однако никто из его предшественников не додумывался до того, чтобы искать диковинки в мире простецов, что было величайшим упущением. Со времен Великой Охоты на ведьм прошло несколько столетий, и множество артефактов, попавшие в руки охотников, так и остались утерянными в мире магглов. Бесценных оберегов, накопителей и оружия, аналогов которым сейчас было не сыскать. Тогдашние ведьмы и колдуны знали толк в настоящей древней магии и знали, откуда черпать свои силы, ровно как и тогдашние охотники. И если инквизиция была лишь пустым звуком, детским лепетом, чтобы успокоить население, устраивая показательные сжигания ведьм на кострах, огонь которых едва ли мог причинить какие-либо увечья, то охотники знали если не все, то большинство слабых мест чародеев, куда можно было ударить. Маги несли серьезные потери, охотников словно вело небесное провидение, словно ангел из древней притчи ходил по земле безлунными ночами и помечал двери домов ведьм кровавым крестом. А потом резко наступило затишье, причин которого до сих пор так никто и не понял, но страх перед людьми без магии навсегда отпечатался в сознании волшебников, выливаясь в дальнейшем в пресловутый Статут Секретности. Какая низость для великой расы! Люди, в чьих жилах течет чистейшая сила, были вынуждены забиться в подпол как крысы, страшась того, что жалкие черви, именуемые неволшебниками, узнают о них, растеряв все остатки былого величия, облаченного в физическую оболочку артефакта. Именно поэтому терять такой бесценный источник дохода Горбин был не намерен. Пусть Дэвиду и нравилась его работа, да и воодушевленный такой находкой старик, впервые изменив своей прижимистости, щедро отстегивал ему проценты после каждой удачной сделки, но во всем естестве молодого человека буквально сквозил страх и желание поскорее покинуть это место. Именно поэтому торговец и решил перестраховаться. Лесная дриада как раз находилась в брачном периоде и распыляла свою пыльцу направо и налево, что и навело старика на верную мысль. Эти существа были духами деревьев и были привязаны к тому дереву, на котором родились, однако, когда наступал период спаривания, их одеревеневшая кожа выделяла особую пыльцу, разносимую ветром. Этому запаху практически невозможно было сопротивляться, если только на тебе не был надет защитный артефакт от ядов, да и от него, впрочем, было толку мало, так как большинство таких висюлек просто предупреждали об опасности, а не предотвращали ее. Поэтому знающие маги и не совались в лес в определенное время года. Примечательно также было то, что эта пыльца была губительна не только для мужчин, но и для женщин. Нанюхавшись пыльцы, представителей обоих полов охватывало непередаваемое желание, так что они, как живые инферналы, шли туда, куда вел их запах, неистово сметая любые препятствия на своем пути, но только если мужчины и получали долгожданную разрядку, то женщин эти лесные демоны мгновенно рвали на куски, воспринимая как соперниц. Он начал с малых доз, желая вызвать постепенное привыкание, а затем, когда он стал замечать, что пыльца перестает действовать с дуру сыпанул сверх меры. Это был несколько необдуманный шаг, но когда на горизонте маячила выгодная сделка он был готов рискнуть. Когда парень завидев, вырванный лист пергамента с изображением дракона на столе Горбина, то сказал, что видел похожую штуку в одном из антикварных магазинов, то радости мага не было предела. Потенциальный клиент предлагал кругленькую сумму, однако терпение не было одной из его добродетелей, поэтому пришлось наврать ему с три короба, что товар редкий и будет везтись чуть ли не из Новой Зеландии, а поэтому придется подождать. Но вот срок ожидания практически истек, от Дэвида не было ни слуху ни духу, а вместо долгожданной подвески к нему заявлялись незваные гости, что не могло не выводить и себя. Возможно именно из-за нервного напряжения он и отдал пришедшего первым парня на растерзание Дриаде, не без удовольствия наблюдая за процессом, а затем вытащил свои воспоминания об этом действе и отправил по почте одному знатному извращенцу магического мира. Впрочем, известен своими пристрастиями он был только в узких кругах, шифровался под разными именами, но Горбин был одним из немногих, если не единственным, кто знал о том, что Златопуст Локонс был далек от того светлого образа, что создал себе сам, как дементор от единорога, но не ему было его судить. Мистер Горбин был доволен случайным заработком, как и тот парень, по крайней мере на первых порах, ибо оголодавшая за все время проведенное в заточении Дриада буквально выпила из него все соки, ставив после себя лишь хладный труп. Но минутная радость была тут же омрачена еще одним утренним визитером. Когда он ни свет ни заря увидел на своем пороге перемазанную кровью и еще какой-то странной черной жижей, но поразительно сухую после ночного ливня девчонку, первой его мыслью было поступить с ней так же, как и с ее предшественником, но что-то его остановило. Не ясно, было ли это нежелание убирать кровавые ошметки или в нем проснулась жажда исследователя, но от первичной задумки он отказался, желая изучить природу этого вещества, налипшего на миловидное личико. Ребенка же пришлось оглушить, чтобы он ненароком не сунулся туда, куда не следует, одурманенный пыльцой. Первое потрясение настигло владельца лавки, когда, соскребая превратившуюся за время ее путешествия черную массу в мягкую пленку с лица девчонки, он заметил знаменитый шрам в виде молнии на лбу, однако мужественно выстоял. Второе потрясение накрыло его ударно волной, когда он докопался до сути таинственного вещества. Он тут же зарылся в древний Бестиарий, страницы которого грозили рассыпаться из-за неаккуратного прикосновения, и, найдя нужный раздел, принялся изучать. Третье потрясение буквально выбило воздух из его легких, когда Героиня магического мира вдруг застонала, не приходя в сознание, и свалилась с лежанки, на которую он ее умостил спиной вверх, открыв вид на чудовищные раны, которые он до этого не заметил. Три длинные полосы уже успели почернеть и обуглиться, что с одной стороны полностью подтверждало его догадки о природе существа, с которым посчастливилось встретиться Камилле Поттер, а с другой заставили хватать в охапку все целебные снадобья, которые смог найти, и срезать поврежденный участок кожи, так как яд от когтей твари уже потянул свои тонкие чернильные щупальца к сердцу, расползаясь темной паутиной от очага заражения. Не хватало ему помимо уже однозначно сорванной сделки, чтобы еще и героиня всея Британии окочурилась в его обители. И вот, когда состояние девчонки было стабильным, он, совершенно обессиленный, повалился в кресло и невидящим взглядом пробегался по странице с изображением человекоподобного существа с оленьими рогами. Фамилиар. Подумать только. Видимо, магический мир после времен Охоты стал до ужаса чистеньким и рафинированным, раз факт существования этого создания вызывал такой неподдельный восторг. Это был именно тот момент, когда человека накрывает чувство ностальгии по временам, которые он даже не застал. Мистер Горбин не имел никаких привязанностей и вообще не был сентиментальным человеком, но осознание, что нечто величественное, наделенное невероятной силой и бесконечно преданное одному единственному магу практически выродилось, ушло из мира из-за того, что кучка недальновидных третьесортных колдунов решило признать его угрозой и занести в реестр опасных существ. Ему вспомнились рассказы деда, который, в свою очередь, слышал эти байки от своих предков о том, что раньше не было разделения на Тёмную и Светлую магию, не было этих глупых запретов и ограничений, любые разделы магии были доступны, а древнее Божество, когда-то давно зажегшее искру силы в смертном теле, получало свои жертвы и поклонения, даруя невероятное могущество и процветание всем своим творения в замен. Временами его посещала крамольная мысль, что та кровавая жатва, уничтожившая львиную долю сильных волшебников, была как раз таки результатом того, что Создатель ополчился на них за их предательство, отступничество от его законов и связь с магглами. Но все предпочитают об этом умалчивать, рассказывая молодняку о тролльих войнах и гоблинских междоусобицах, причины которых заключались лишь в воинственной природе первых и жадности вторых, а вовсе не в политических и культурных разногласиях, существенно повлиявших на мир. Бесконечная глупость, которая приведёт их всех к погибели. Магия уже начинала уходить из их мира, медленно вытекала, как вода сквозь пальцы, множество существ, как те же самые фамилиары, навсегда стирались со страниц истории, так что теперь при слове фамилиар в голове как само-собой разумеющееся возникал образ милой пушистой зверушки, наделенной крупицами интеллекта, чтобы не потеряться и не отстать от хозяина, а вовсе не преданный соратник, лишь принявший образ небольшого зверя, который был способен рвать на куски врагов и защищать мага ценой жизни. Однако они никогда без прямого приказа со стороны хозяина не нападали. Это то и не давало торговцу покоя. Безусловно, девчонка Поттеров была мощной политической фигурой и принесла кучу проблем многим магам после своего подвига; он также знал некоторых волшебников, обладающих истинным фамилиарами, ровно как и знал то, что так грубо их владельцы не стали бы расправляться с потенциальной угрозой их благополучию. Наткнулась на дикую особь? Но где? Да и существа эти относительно миролюбивы, положительно реагируя на потенциальных хозяев, и показывают зубы только лишь в случае угрозы их потомству, да и то только чтобы припугнуть и обозначить границы своей территории. Если только… Если только она не умудрилась напороться на обезумевшего. Старик ещё раз прошёлся иссушенными от времени пальцами по строкам. Когда между волшебником и фамилиаром создаётся связь, то они становятся практически единым целым, чувствуют друг друга, видят мысли и желания, но если маг доминирует в этой связи и смерть фамилиара никак не отразится на его физическом и психическом состоянии, то смерть мага для фамилиара означает смерть для него самого. Эти величественные существа настолько переданы магу при жизни, что следуют за ним даже на тот свет. Если же фамилиару не удаётся выполнить свое прямое предназначение и защитить хозяина от непоправимых увечий, нанесённых его телу и разуму, то фамилиар лишается рассудка от горя. Но где? Как? Как девчонка схлестнулась с такой угрозой, и мало того, что осталась жива, да ещё и ранила существо, если судить по наличию на ней его крови. И как Дамблдор допустил это? Он, как и большинство волшебников, которые имеют хоть каплю здравого смысла, думал, что героиня живёт в какой-то тайной резиденции старого волшебника, что ей внушают правильные с их точки зрения идеи о любви и равенстве между магами и магглами, и если это так… Тогда какого Мерлина она делала рядом со сквибом из приюта?! В голове старого мага роились тысячи вопросов, ответы на которые он был намерен получить незамедлительно, как только девчонка придёт в себя. И словно не желая томить старика ожиданием, из соседней комнаты раздался звон стекла.

***

Камилла с трудом разлепила свинцовые веки. Все тело ломило, словно ей всю ночь выкручивали суставы, били о всевозможные поверхности и сдирали кожу. — Мда… Каждый раз мои пробуждения все лучше и лучше, — едва различимо пробормотала Камилла, бездумно пялясь в низкий деревянный потолок. — Когда-нибудь вот так проснусь, а меня уже закапывают. Мысли путались, не желая образовывать целую картину, она не чувствовала свое тело, словно ей ампутировали все ниже шеи. Девочка попыталась пошевелиться, но её попытки не возымели должного эффекта — ей удалось лишь слегка приподнять руки, которые спустя секунду тут же упали обратно на мягкую лежанку, скованные судорогой. Спутанные волосы лезли в лицо, поэтому Камилла раздражённо попыталась сдуть непослушную прядь, но она, как назло, за что-то зацепившись, упрямо щекотала нос и заслоняла обзор. Камилла чихнула. Волна лёгкого дискомфорта прошлась по всему телу из-за вынужденного напряжения, что не могло не радовать. Если есть боль, значит есть и тело, но вот где это тело в данный момент находилось, было большим вопросом. Прядь волос сползла с лица и позволила девочке рассмотреть не только потолок, но и окружающую обстановку. Она поняла, что находится в каком-то небольшом закрытом помещении, сверху дОнизу забитом какими-то странными плодами, растениями, колбами и приборами, о происхождении и назначении которых Камилла имела весьма смутное представление. Комната напоминала кладовку или какой-то склад, единственное, что выбивалось из общей картины это стол, заваленный странными, свернутыми в трубочку жёлтыми листами и перьями, а также кровать, на которой она собственно и находилась. Внезапно внимание девочки привлекло какое-то движение на верхней полке и странные стуки, так что она прищурилась, стараясь рассмотреть источник в полумраке комнаты. — Твою ж мать!.. — задохнулась от изумления Камилла, когда наконец поняла, что над ней в большой стеклянной банке находится странное существо, которое, остервенело билось о стеклянную гладь. — Да лучше б закапывали!.. Она глубоко вздохнула, приходя в себя. Существо замерло и припала всем телом к стеклянной стенке своей темницы, видимо, среагировав на человеческую речь. Это создание напоминало маленького человечка, вместо кожи покрытого корой с ног до головы и только маленькие затуманенные зелёные глазки говорили о том, что это живое существо, а не коряга. От такого пристального внимания стало не по себе. — Ну-с, в какой жопе мира мы очутились на этот раз? — нарочито бодро поинтересовалась Камилла у самой себя. Она, стараясь не смотреть на странное существо, повернула голову в сторону окна, надеясь хотя-бы приблизительно определить свое местоположение, но тут же зажмурилась, когда увидела висящий под потолком горбатый скелет с деформированной челюстью. — Ладно, будем смотреть на тебя, — она вновь обратила взор на существо. — Ты поприятнее будешь. Силы начали постепенно возвращаться, поэтому она смогла слегка приподняться на локтях. Камилла приняла сидячее положение, уперевшись в спинку кровати, слегка поморщившись от неприятных ощущений в спине и холодка, пробежавшего по телу как от сквозняка. Она поняла, что начинает покрываться гусиной кожей и потерла плечи в попытке согреться, а затем широко распахнула глаза от шока. Когда пальцы не обнаружили под собой тёплой чёрной ткани платья, она опустила взгляд на свое тело. Платья не было. Были лишь какие-то подозрительного вида бинты, плотно опоясывающие её грудь и талию, создавая единое полотно, делая её похожей на мумию. Камилла зажала рот руками, чтобы не закричать от сдавившей сердце паники. Сознание полностью вернулось к ней, и она попыталась вспомнить, как она сюда попала, как лишилась одежды, да хоть что-то… На ум пришёл только Дэвид. Его предсмертная агония и то странное существо, что напало на них. В носу предательски защипало, но в этот момент она не была уверена в причине надвигающихся слез. Мозг отказывался принимать смерть самого близкого и лучшего друга — сейчас произошедшее прошлой ночью казалось лишь дурным сном, далёким от той реальности, в которой она оказалась сейчас. Ей было страшно. Страшно до чёртиков. Её приводила в ужас мысль, что она оказалась одна в чудовищном и опасном мире, где сплошь и рядом тебя поджидают монстры, готовые порвать тебя на куски, при этом не имея ни малейшего понятия, как она тут оказалась. Без сил. Без одежды. Без Дэвида. Истерика уже была готова разразиться, а Камилла сжалась в комок, подтянув колени к груди, но тут что-то упало рядом с ней. Матрац заглушил звук от падения предмета, а девочка порадовалась, что вовремя успела убрать свои конечности. Она опасливо покосилась в сторону вещи, которая оказалась той самой банкой с тем странным существом. Оно, заинтересованно выгнув шею, умоляюще смотрела на девочку своими глазами-бусинами, уперев ладошки в стекло, как бы намекая на то, что помощь бы не помешала. — Я об этом определённо пожалею… — сокрушенно пробормотала Камилла, а затем подрагивающими от тревоги пальцами медленно открутила крышку. Девочка отложила предмет в сторону да и сама отодвинулась в подальше настолько, насколько позволяло пространство кровати, опасаясь того, что это существо может отреагировать на спасение далеко не благодарностью. Существо же ни нападать на неожиданного спасителя, ни спасаться бегством не спешило, пристально вглядываясь в её лицо, склонив свою одеревеневшую голову на бок, словно присматривалось, а затем все же медленно, хватаясь маленькими цепкими пальцами за горлышко, выбралось наружу. Как только оно оказалось вне своей импровизированной тюрьмы, Камиллу сразу же обдало весенней свежестью с ног до головы. Она словно в мгновение ока переместилась из тесного затхлого помещения на солнечную лужайку, сплошь усеянную цветами. Девочку охватило пугающее чувство дежавю, и она попыталась потрясти головой, в надежде отогнать вездесущий запах от себя, но сделала только хуже. После этого необдуманного поступка Камилле стало казаться, что она смотрит на мир через калейдоскоп — все движения существа теперь удваивались, а то и утраивались. Древесное нечто делало неопределённые пассы своими руками-руками веточками, распыляя вокруг себя разноцветную пыльцу, но в купе с этой оптической иллюзий, жертвой которой стала девочка, существо начало походить на многорукую индийскую богиню Кали. В ушах неприятно загудело, и Камилла зажмурилась, прижав ладони к ушам, однако головой мотать продолжила, стараясь прогнать наваждение. Внезапно её словно накрыло лёгкой волной тёплого воздуха, заставив прекратить телодвижения, но глаза она все ещё открывать опасалась. Однако в слуховой и зрительной изоляции быть ей оставалось недолго. Когда чужая мягкая и тёплая ладонь коснулась её щеки и легко огладила, любопытство все же пересилило и она приоткрыла один глаз. Перед ней, подогнув под себя колени сидела красивая девушка. Её длинные волнистые волосы цвета свеже собранной в стог соломы ниспадали на изящные плечи; саму же голову украшал венок из цветастых дубовых листьев и желудей, а также кое-где фиолетовыми вспышками мелькали дикие фиалки, однако это украшение было не просто надето, а росло прямо из её головы. Её даже можно было легко спутать с представителем человеческой расы, если бы не факт того, что её кожа была бледно-болотного оттенка. Камилле вдруг в голову пришла совершенно неуместная ассоциация с фисташкой и она хихикнула. Девушка перед ней улыбнулась в ответ, а её глаза от этого слегка прищурились. Большие, в обрамлении густых чёрных ресниц глаза, казалось, лучились всеми оттенками зелёного начиная с изумрудного и заканчивая гнилисто-болотным и, присмотревшись, Камилла поняла, что в них не было зрачков. Зелёные водянистые омуты гипнотизировали и затягивали не хуже любого болота, поэтому, уже имея печальный опыт общения с потусторонним, девочка попыталась сбросить с себя чужую руку и отодвинуться, но сидящая напротив девушка не позволила этого сделать, опередив Камиллу. Она резко приблизилась, так что теперь её нос, покрытый россыпью золотых веснушек, практически касался носа девочки. Она провела большим пальцем одной руки по скуле, а второй оперлась о чужое бедро. И в этот момент Камилла осознала одну очень важную деталь. Если её тело хоть как-то прикрывали бинты, то вот её соседка была абсолютно обнажена. — Эмм… Тётя-я-я?.. А вас ничего не смущает? — опасливо протянула Камилла, стараясь всеми силами замаскировать панику. — Я, конечно, тоже люблю вторгаться в чужое личное пространство… Хотя, по сути, вы тут очутились раньше меня, поэтому это я как бы вторглась в ваше пространство… Но мы как бы сейчас на кровати, без одежды, я ещё и без памяти… Вернее я не помню, как тут очутилась, а вовсе не влюблена в вас без памяти!.. Точнее я хотела сказать, что я… Я… Поток её спутанных словоизлияний прервал тихий мелодичный смех, похожий на журчание горного ручья. Девушка слегка запрокинула голову и смеялась, наконец-то оторвала свою руку от лица ребёнка. Её грудь вздрагивала и вздымалась после каждого смешка, вызывая у Камилла чувство лёгкого дискомфорта, поэтому она поспешила отвести взгляд, дожидаясь пока весёлость её неожиданной спутницы сойдёт на нет. Когда смех прекратился, чужие руки вновь стали исследовать её лицо, теперь уже не так робко, как прежде, с чем, в принципе, можно было бы смириться, если бы не то, что за этим последовало. Когда Камилла почувствовала, что чужие губы коснулись её лба, девочка не выдержала. Всё то напряжение, что копилось в ней с самого момента её пробуждения дало о себе знать и вышло наружу с солёными слезами. Жгучая влага заструилась по её лицу, заставив девушку отпрянуть. — Чт-что вам всем-м от меня надо?.. Что я в-вам всем-м сделала?.. — заикаясь, спросила она, не особо надеясь на ответ, и спрятала лицо в ладонях. Зелёная девушка напротив, казалось, выглядела озадаченной. Она склонила голову на бок и широко распахнула глаза, глядя на всхлипывающую девочку перед ней. Она всего-то хотела подружиться, все её естество подсказывало ей, что в этом человеческом ребенке есть что-то родное, что-то от леса, что-то дикое и необузданное, как сама природа. Может сделать ей подарок? Дриада положила руку на плечо всхлипывающей Камиллы и несильно потрясла, но, осознав, что никакой реакции не будет предприняла более решительную попытку привлечь к себе внимание. Она осторожно взяла девочку за запястья и отвела руки от заплаканного лица, вынуждая посмотреть на себя. Камилла сморгнула слезы и стала усиленно пытаться освободиться, но тут же замерла, когда услышала возмущённый лепет на непонятном наречии. Камилла застыла, опасаясь спровоцировать сидящее перед ней создание, и сжалась. Дриада довольно улыбнулась, а затем, порывшись в венке на своих густых волосах, достала оттуда зелёный желудь и протянула его девочке на раскрытой ладони. Камилла скептически посмотрела на девушку, силясь понять, что от неё хотят. — Это мне? — настороженно спросила все ещё напуганная девочка и осторожно приняла подношение. Жёлудь приятно надавил на ладонь своим весом, этот плод не был похож на те сухие коричневые лёгкие пустышки, которые она любили собирать с друзьями из приюта. Девочка подставила вторую ладонь и перекатила подарок на середину, так что жёлудь теперь находился словно в небольшой ямке из плотно сжатых пальцев. Но… Дальше-то что? Камилла пристально смотрела на злополучный жёлудь, словно бы пыталась прожечь в нем дыру, но боковым зрением все же наблюдала за Дриадой, которая смотрела на неё выжидающе. Внезапно девочке пришла в голову чудная мысль, что если заставить это дитя дуба прорости, то её соседке это понравится, однако Камилла не была уверена, что у неё выйдет. Тот случай с деревом в доме Дэвида был скорее случайностью, чем данностью, однако пауза затягивалась и тишина неприятно давила на барабанные перепонки и психику. Она закрыла глаза, сцепила ладони, так что теперь они образовывали своеобразный купол над плодом, и глубоко вздохнула. Камилла представила, что она сама и есть дуб, что её волосы — это листья, тихо шелестящие от дуновения весеннего ветерка, а руки являлись ветвями, продолжением которых и стал тот самый жёлудь в её сомкнутых ладонях. Внезапно внутри неё разлилось странное тепло, похожее чувство она испытывала, когда после долгой игры в догонялки залпом выпивала стакан ледяной воды, которая потом медленно растекалась по всему телу и падала в желудок, однако в этот раз это был не вымораживающий холод, а приятное тепло, и оно не входило, а словно вытекало из её тела сквозь кончики пальцев. И ровно в этот момент в её голове возник образ скрюченного, уродливого младенца, который больше походил на мумифицированную мутировавшую морковь болотного цвета со сросшимися ногами. Он словно вылезал из вязкой темноты и пронзительно вопил, но этот вопль не был похож на крик человеческого ребёнка. Он был какой-то потусторонний, резкий и больше походил на ультразвуковые волны, исходящие от фонящего микрофона, а не от голосовых связок. Камилла поморщилась, сжав поплотнее веки, а затем резко распахнула глаза, прогоняя наваждение, и встретилась с восхищенным взглядом Дриады. Однако смотрела она вовсе не на неё, а на её сомкнутые руки, от которых исходило призрачное свечение и тепло, словно там был зажат вовсе не жёлудь, а лампочка. Гонимая любопытством, она медленно раскрыла их и восхищенно охнула, ибо жёлудь пустил ростки, которые стремительно тянулись вверх. Завороженная этим зрелищем, девочка совсем перестала обращать внимание на сидящую рядом девушку. — Ай! — воскликнула она, когда цепкая зелёная рука метнулась к её голове и вырвала волосок. — Что ты… Однако закончить предложение ей не дали, предостерегающе шикнув. Девушка держала её волос указательным и большим пальцами, задумчиво потирая подбородок второй рукой. Этот человеческий жест немного успокоил Камиллу, поэтому она смирилась с ролью безмолвного зрителя и уставилась на девушку в ожидании её дальнейших действий. Ждать долго не пришлось, лицо Дриады озарилось, словно ей пришла в голову гениальная идея, и она вырвала волосок со своей головы и ловко переплела тёмный волос Камиллы со своим золотым, а затем поднесла к ростку в руках девочки так, чтобы сплетенные волосы зависли над ним, а второй рукой она поддержала дрогнувшие от неожиданности ладони снизу. Росток словно почувствовал присутствие чего-то родного поблизости и потянулся к нему с удвоенной скоростью, оплетая. Зелёные гибкие лозы плотно срослись между собой, надёжно укрыв содержимое от чужих глаз. Свечение исчезло и теперь над ладонями Камиллы зависла палочка. Она была темно-серого цвета, словно дубовый росток обваляли в пепле, а у самого основания некогда зелёный жёлудь раскололся и теперь смотрел на девочку тремя зияющими дырами, из которых ранее показались ростки. Он слегка деформировался, утратив от того округлость формы, и теперь если смотреть на него под определённым углом, то он напоминал иссушенный череп какого-то невиданного животного. — Ух ты… — восхищенно прошелестела Камилла и обхватила основание. Как только её пальцы сомкнулись на древесной глади, она почувствовала, что древесина будто бы накалилась, и волна жара прошлась по всему телу, заставив и без того спутанные волосы слегка вздыбиться, как после удара током. Жар все нарастал, но не находил выхода из тела, девочке начало становиться дурно, казалось, что она находится в жерле вулкана, потому приняла единственное по её мнению верное решение. Она направила поток энергии прочь из тела, и он, вышел из кончика палочки снопом синих искр. Находящаяся на линии огня Дриада среагировала мгновенно, уклонившись в бок, вынудив синий луч удариться в банку, которая все ещё мирно покоилась на кровати. От столкновения луч разлетелся на небольшие вспышки, подходящие на фейерверк, которые мгновенно рассеялись, а банка соскользнула на пол, разбившись вдребезги. Камилла и переглянулась с зелёной девушкой. — Это что щас за нахрен было такое?.. — прошептала девочка, комично округлив глаза. Ответ пришёл в лице старика, который с поразительной для его возраста прытью, распахнул дверь и ворвался в комнату с такой же палочкой наперевес. Он удивлённо замер, а его рот исказился в шокированной гримасе. — Экая невидаль… — пораженно выдохнул он. Неизвестно, что удивило его больше: то, что он увидел Дриаду, которая от чего-то все ещё не расправилась с незванной гостьей или же то, что Девочка-которая-выжила сейчас держала в руках волшебную палочку, хотя до этого её тут и в помине не было. Они бы так ещё долго играли в гляделки, если бы первой тишину не разорвала Дриада, заслонив Камиллу собой и воинственно оскалившись. Вторым отмер старик. Он сделал резкий пас волшебной палочкой, а затем раздался вскрик и булькающий звук. Дриада свалилась на пол в груду осколков с перерезанным горлом, из которого сочилась смоляная кровь. Её тело начало стремительно уменьшаться в размерах, и за считанные секунды вновь стало деревянным, как будто бы она сама скинула банку с полки и пала смертью храбрых от острых осколков. Девочка медленно подняла взгляд на старика, стоящего в дверном проёме, и покрепче сжала рукоять своей, как она поняла, волшебной палочки. — Предупреждаю, если вы сделаете хоть шаг, то я в свою очередь сделаю то, о чем мы оба с вами потом пожалеем, потому что я понятия не имею, как этой штукой пользоваться. А ещё, по мне не видно, но я в панике. Она нервно хихикнула, а из палочки вновь вылетели искры. — В крайней степени паники.

***

Камилла сидела на кровати и угрюмо смотрела перед собой. Одежду ей так и не вернули, сославшись на то, что смысла в этом нет ввиду травмы на её спине, которая заживала медленно, но хоть палочку не отобрали. И на том спасибо. Как ни странно диалог, начавшийся с угроз и взаимных обвинений, смог прийти к логическому завершению, временно удовлетворяющий обе стороны. Камилла останется здесь до полного выздоровления, обязуясь вести себя тише воды ниже травы, а взамен получит хоть крупицу информации о мире магов и то, если у хозяина лавки будет хорошее настроение. Однако девочка нисколько не верила в его бескорыстную доброту. Пока все складывалось таким образом, что она стала причиной краха сделки с подвеской, однако старик решил тратить на неё свои зелья, да ещё и отвечать на вопросы об устройстве магического общества. Слишком хорошо для мира, с жестокостью которого она была вынуждена столкнуться ещё в начале своего пути, поэтому девочка решила бежать как можно быстрее, как только раны на её спине хоть сколько-нибудь затянутся. Она должна выжить, если не для себя, то для Дэвида. То, что она узнала о его убийце, посеяло в ней зерно сомнения. Из головы не выходили парня слова об огромном черном коте его матери, и если то существо было её обезумевшим фамилиаром, значит, не все так просто в этой истории. И она просто обязана докопаться до сути. Мистер Горбин же впервые не знал, как поступить. С одной стороны его доводила до бешенства осознание того, что по глупости этой Героини он лишился своего лучшего поставщика. Мысль о том, чтобы прикончить её, манила Горбина, как мотылька манит пламя. Она из приюта, никто её не хватится, никто не знает, что она у него, и к тому же девчонка видела здесь слишком много, чтобы оставлять её в живых. Даже если она не знала назначения тех предметов, что её окружали, это не значило, что не было людей, которые не смогли бы залезть ей в голову, а уж в том, что о пребывании в его обители девчонка молчать не станет, он был уверен. Однако она была знаменитостью, на которую молилась вся Магическая Британия, поэтому её пропажа запустила бы такую дьявольскую машину правосудия, что обвинение в хранении запрещённых товаров, могло стать для старика манной небесной по сравнению с тем, что его ждёт, если всплывёт его участие в её смерти. И возможно… Возможно. Она могла бы быть для него гораздо полезнее в живом виде. Если к Дэвиду липли магические предметы, то девчонка была настоящим магнитом для потусторонних существ, которые были, если не считать фамилиара, вполне дружелюбно к ней настроены. Да, все, что нужно, это лишь подождать. Продать её за кругленькую сумму тому же Розье или палачу Макнейру он всегда успеет, а вот найти такого уникума в третий раз ему вряд ли удастся. К тому же, он ещё не разобрался с этой палочкой. Если у девчонки дар, то заполучить в свое распоряжение изготовителя левых волшебных палочек было бы неслыханной удачей. О, если это так, то Создатель явно благоволит ему. Сбоку раздалось негромкое потрескивание. Мистер Горбин вышел из транса и посмотрел на источник звука. Волшебная палочка в цепких девичьих пальцах снова заискрилась. Он раздражённо закатил глаза, порывшись в одном из ящиков, достал оттуда старую рабочую рубаху без пуговиц и протянул её ребёнку. Эта вещь когда-то принадлежала такому же сироте, который когда-то давно пришёл к нему в поисках работы и наставника. Да, Том Реддл, несомненно, был лучшим из тех, кто когда-либо был у него в подмастерьях, пока в его жизни не появились эти двое. Что ж, время покажет, во что это все обернётся. Девчонка моментально схватила протянутую ткань и натянула на себя, облегчённо выдохнув, когда прикрыла свою наготу. — Теперь ты дашь мне спокойно поработать? Ещё хоть звук от этой деревяшки и я лично сломаю твою новую игрушку, уяснила? — Угу, — буркнул ребёнок, нахохлившись. — Хвала Создателю, — саркастично пробурчал старик и, с кряхтением нагнувшись, взял мёртвое тело, которое вернулось в свое первоначальное древесное состояние, а затем бросил на стол и принялся с помощью какого-то необычно изогнутого ножа сдирать с Дриады кору. — Хоть какой-то прок от тебя будет, — пробормотал он, для удобства закатывая рукава, и продолжил ловко орудовать лезвием, мысленно прикидывая, кому можно сбыть кору, пока она не утратила своих свойств. Камилла как завороженная наблюдала за процессом разделки. Нет, ей не раз доводилось дежурить на кухне в приюте и она видела, как кухарка разделывает тушки куриц, но одно дело следить за четвертованием птицы, которую ты знать не знала, а совсем другое за существом, которое пусть и страшное до жути, но вроде как… Целовало тебя? И подарило волшебную палочку. Да и вообще была всяко лучше, чем этот старик. В голове было одновременно пусто и тесно от тысячи вопросов, но девочка понимала, что на ещё один продолжительный диалог её не хватит, поэтому задала единственный, по её мнению, самый важный на данный момент вопрос. — О каком Создателе вы говорите?.. Старик перед ней резко дёрнулся, будто стараясь уйти от удара, а затем его плечи поникли, выражая крайнюю степень усталости. Он скосил глаза на девчонку, не поворачивая головы и вздохнул. — Ты знаешь историю про Голову козла? — неожиданно спросил он, откладывая нож. — Не уверена, — пробормотала Камилла, напряжённо вглядываясь в профиль мага. Ей казалось, что сейчас её посвятят в величайшее таинство, поэтому она старалась даже дышать через раз, чтобы не спугнуть этот момент. — Однажды бард Бидль, путешествуя по миру в поисках материала для своих историй, наткнулся на одно старое ведьминское селение. Они радушно приняли его, пускай и не без опаски перед чужаком. И вот, сидя вечером у очага, он решился расспросить их о каких-нибудь легендах и поверьях их общины. Слово взяла старшая ведьма и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала: «Вы ведь слышали историю про голову козла?» Среди остальных тут же поднялся шум и шепотки: «Да-да!.. Голова козла!.. Жуткая история!.. Кровь стынет в жилах!» Но когда Бидль попросил рассказать эту историю и ему, все сразу стихли и, ссылаясь на то, что уже поздно, поспешили разойтись по своим домам. Бард удивился, но решил попытать удачу снова на следующий день, но все повторилось в точности. Он видел, что ведьмы были ужасно напуганы, а от того интерес к таинственной былине разгорался в нем все сильнее. Бидль понял, что от всех сразу толку не добиться, потому решил действовать более осторожно, и на третью ночь пребывания в том селении пошёл в дом к старейшине ковена, к той самой ведьме, которая и начала все это. Дверь ему открыла ее дочь и, бросившись ему на шею вся в слезах, сказала, что мать умерла. Ошарашенный столь неожиданным оборотом дела, он поплелся в дом, где ему дали ночлег. Был холодный туманный вечер. Во мгле мигали красные огни факелов — глаза разъяренного, преследовавшего его козла. И ему вдруг стало по-настоящему страшно. Кто же сошел с ума — он или все окружающие?.. Не может же история быть настолько ужасна, что ведьма сбежала от него на тот свет, лишь бы не рассказывать… Лишь бы не рассказывать, не говорить про «Голову козла»… А может быть, ее вообще нет, этой «головы»?.. Есть название, есть ужас, живущий в сердцах людей, а самого рассказа нет и никогда не было?! Что же это такое? Ужас перед несуществующим ужасом… Никто никогда не слышал этого рассказа… …Когда-то, в незапамятные времена, кто-то рассказал кому-то кошмарную историю. Может быть, старая бабка малолетнему внуку. И ребенку было очень страшно… А потом он забыл содержание, но чувство ужаса осталось. И он стал пугать своих детей «Головой козла». А те — когда выросли — своих… И пошел страх гулять по городам и странам. Страх, имевший одно лишь название… — Голова козла… — вторила ему Камилла, охваченная каким-то суверенным ужасом. — Прошло много дней после его судьбоносной поездки, Бидль шагал по лондонским улицам, и рядом с ним шагал страх. Живой, ощутимый, но в то же время с ним шагало и благоговение. И имя ему было «Голова козла». Через несколько лет в издательстве, когда он подавал на печать сборник своих сказок, его спросили: «Говорят, есть один страшный рассказ — «Голова козла». Вы его знаете?» «А-а… — тихо пробормотал он, чувствуя, что бледнеет. — Как же, знаю, знаю… Ужасный рассказ. Кошмарный рассказ… Самый страшный и самый отвратительный на свете!» Он замолчал, а затем резко обернулся и уставился на вздрогнувшую девочку своими выцветшими от старости глазами. Он пристально вглядывался в её лицо, словно желал заглянуть в самую душу, а затем невесело и даже как-то зло усмехнулся. — Мир магов раскололся на две части: на тех, кто настолько очарован магглами, что забыл о своих корнях, и на тех, кто все ещё свято чтит традиции и благоговеет перед силой Создателя. Но ни те ни другие не называют его имени. Первые из-за того, что забыли, а вторые из-за страха и уважения перед его мощью и величием… — он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Его огонь горит в каждом из нас, и есть легенды, что когда-то Он мог свободно ходить по земле и за это время Он совершил много великих дел. Ужасных, да… Но великих. «У тебя нет выбора, Комино. Ты стала частью этого мира, когда родилась. Этого не изменить», — пронеслось у неё в голове. Последний слой коры был снят с тела, явив миру грубоватую болото-зелёную кожу мёртвого духа. Маг отошёл к противоположенной стене, в которую был встроен стеллаж с разнообразными склянками всевозможных размеров и форм, и взял большую бутыль с мутной жидкостью. Едва он откупорил крышку, как комнату тут же наполнил едкий запах, заставивший девочку зажать нос рукой. Маг на это только усмехнулся — он настолько привык к этой вони, что уже практически не ощущал ее — затем старик плеснул немного на тряпку, лежащую на столе и стал втирать жидкость в только что освежеванное тело. — Что вы делаете? — спросила Камилла, которую уже начинало мутить. — Бальзамирую, — коротко ответил волшебник. — Нечего товару пропадать зазря. На периферии сознания Камиллы, наблюдавшей за тем, как маг бальзамирует тело Дриады, начала зарождаться мысль, но сознание девочки было настолько спутанно, что едва успевшая пустить корни идея тут же померкла в сумраке угасающего из-за вони и всего навалившегося на неё за эти несколько дней сознания. Она прислонилась затылком к холодной каменной стене и прикрыла подрагивающие от напряжения, как крылья бабочки, веки. Хотелось тишины и спокойствия, хотелось в вечернем полумраке комнаты приюта сплетничать с соседками и травить байки, а потом залезть под одеяло с книгой в руках и под мерное сопение подружек погрузиться в очередной скрупулезно выстроенный мир детективной истории. Хотелось погонять с Дэвидом в догонялки, пролистать старые выпуски «Бэтмена», полазать по деревьям и зефира. А не вот это вот все.