В пустыне времени

2009 Антон припарковал машину, вырубил двигатель. Пора было выходить, но все происходящее казалось таким неправдоподобным, что он медлил и не двигался, опасаясь, что момент оборвется, стоит открыть дверцу, и обнаружится подвох, который сразу объяснит, как все так ладненько сложилось, но безвозвратно вырвет у него эту ночь и все, что она обещала. Он чувствовал себя таким живым. Боялся сам себя и не знал, как продолжить. Денис отстегнул ремень, перегнулся через коробку передач и поцеловал его, в темноте салона, в спящем дворе, возле детской площадки. Он был тонким и теплым, его было так непривычно мало на ощупь, он прижался к Антону и одной рукой крепко держался за подголовник, второй – Антону за шею. Уперся коленом о кресло между его ног. Он был весь окутан собственным запахом, у него был дым в волосах и табак в слюне, и он трогал Антона с таким нетерпеливым, открытым желанием, что невозможно было сопротивляться. Ввалились в коридор, путаясь друг у друга в ногах. Денис хотел стянуть с него куртку в один прием, но она застряла на локтях, и Антон долго выпутывался. Не хватало воздуха, уронили полку для обуви. Антон прижал его к стене и поднял, сцепил пальцы у него под бедрами, Денис обнимал его ногами и раз за разом терся промежностью о его стояк. Держать было тяжело, но голова шла кругом от того, что весь он, целиком, был у Антона в руках. Антон целовал и кусал его соленую шею, оттягивал ворот футболки, облизывал худое узкое плечо и покрывал его лицо поцелуями, вылизал ему рот и – потом оказалось – оставил целое соцветие засосов у него на горле и вверху на груди. Трещала футболка. Денис через футболку сжимал и мял его левый сосок, наглаживал его живот, другой рукой обнимал за спину, а потом лизнул его ухо и поцеловал в висок, согревал горячим, влажным дыханием: - Я хочу у тебя в рот взять, поставь. Его торопливый, потерянный голос, охрипший после концерта. Антон опустил его на пол, но еще долго стояли, обнявшись, и не могли прекратить целоваться. Выступающие ребра, впадина на месте живота, талия, как у девчонки, голубиная грудь под ладонью, Антон ласкал его, везде, где мог дотянуться, и иногда Денис вздрагивал, льнул к его руке, но был таким тихим, расстегнул Антону ремень и погрузил руку ему в трусы, обхватил всей пятерней его член, но больше ничего не делал, потом коротко, почти неощутимо, стал надрачивать, целовались торопливо, на каждом новом поцелуе вроде как хотели закончить, но не заканчивали, Денис сжал его сильнее, активнее двигал рукой, все шмотки были велики на размер, обоим, это вдруг стало мешать, Антону казалось, что никак, при всех попытках, не удается по-настоящему его коснуться, лихорадочно ощупывал ягодицы Дениса под джинсами, Денис продолжал дрочить ему, сдвинул крайнюю плоть, потом раз за разом наоборот оттягивал ее вперед, Антон вдыхал, вдыхал и вдыхал, но казалось, что воздух не попадает в легкие, Денис ускорился, сжимал пальцы так, что было больно, но он продолжал двигать рукой, все быстрей и быстрей, и Антон кончил, как подросток, ему в ладонь, не успев ничего сделать с ним: - В душ. В душ. Бормотал в его влажные волосы, но не мог заставить себя шевелиться, Денис поднял на него мутный, расфокусированный взгляд, нижняя губа от поцелуев и укусов сильней припухла, выдавалась вперед, он облизнулся, решительно потянул Антона за собой – грязной рукой, Антон чувствовал на коже свою сперму, - но в первый раз ошибся дверью, бессвязно объяснялся, не выпускал его ладонь. Ввалились одетые в душевую кабину, Антон хотел возразить, но ситуация вся вместе была настолько ненормальная, настолько за гранью его обычной жизни, что беспокоиться о мелочах было все равно, что притормаживать перед камушком, перелетев пропасть. Денис включил воду, вслепую попав по смесителю, и их обоих окатило сверху из душа. Денис смотрел на него, мокрый, с головы до ног, вода текла по лицу, грязное пятно расползалось по полу кабинки от залитых кроссов, вода лилась у него по губам, по щекам, пропитала футболку насквозь, Антон что-то хотел сказать, но только засмеялся, уперся лбом в стену, не было ни неловкости, ни препятствий, ни слов, и Денис обнял его, прижимались друг к другу, обалдевшие, мокрые, вода текла, Антон сделал потеплее, целовались под струей, губы скользили по губам, раздевали друг друга, одежда была липкая и тяжелая, громко падала на пол кабинки, крепко сжал Дениса за пояс обеими руками, притянул к себе. Его светлая кожа, маленькие, светло-розовые соски. Он вроде пытался уйти от прикосновения, когда Антон стянул с него футболку, но никуда не уходил, и Антон не отпускал его, он кусал губы, напряг руки, жал Антону на плечи, но не отталкивал, Антон целовал его грудь, прикусывал его за бок, за мягкое мясо возле пупка, гладил и сжимал его через трусы, хотел оставить свое прикосновение везде, вообще, снова приник к его губам, но Денис бухнулся ему под ноги и стянул ему джинсы с трусами до колен, мокрая ткань обхватывала ноги, сковывала движение, страшно было потерять равновесие, Денис обсасывал его головку, а Антон смотрел на него сверху и не мог оторвать глаз. Его опущенные ресницы, библейский трагический образ, – и его яркий, натертый, зацелованный рот. Денис слизывал смазку, растирал Антону колени, потом взял поглубже, и совсем скоро стал подталкивать Антона под задницу, ритмично, чтобы тот двигался на встречу, чтобы сильнее входил в этот зацелованный рот, заполнил его, так трудно было решиться, казалось, что ему очень легко сделать больно, нарушить гармонию, злоупотребить им – это неуместное, громоздкое слово все крутилось и крутилось в голове, а Денис взял его яйца в ладонь, гладил мошонку у основания кончиками пальцев, потом набрал в ладонь воды и сжал их снова, Антон почувствовал, как внизу живота стрельнуло, было странно, мокро, тепло, хотелось войти в него до конца, и Антон не знал, куда девать руки, а потом Денис осторожно пропустил его в горло, но тут же отодвинулся и закашлялся, Антон почувствовал себя виноватым и гладил его по голове, держал за плечо, он был таким хрупким, страшно было давить. Денис нежно, медленно поцеловал его головку, потом поцеловал еще раз, раскрытыми губами, сжал ее, обвел языком, кончиком с силой нажимал на отверстие урерты, помогал себе рукой, пока Антон не потянул его за волосы, и тогда он снова начал сосать, Антон за плечи тянул его ближе, Денис облизывал ствол по низу, сильно всасывал в рот столько, сколько мог взять, напрягал щеки, возбуждение стало болезненным, но никак не могло разрешиться, Антон вздернул его на ноги, стиснул, поцеловал глубоко, от мысли, что только что вот так же в этот рот погружался его член, стало горячо на шее и на щеках, Антон никогда не краснел от смущения, но это было не оно, это было чистое удовольствие, без рамок и оговорок, спустил ему трусы, гладил пальцами выступающие косточки, его живот и лобок, взял оба их члена в ладонь, Денис задрожал, но только задержал дыхание, ни звука от него, они потом шутили в первый год (Антон шутил), что он в постели – как мобильник на вибрации. Целовал его веки и капля с ресниц попала в рот, крупная, Антон запомнил ее вкус, хотя он ничем не мог отличаться от обычной водопроводной воды. Денис цеплялся за его локти, наступил Антону на ногу, когда хотел шагнуть еще ближе, двигался у Антона в руке, встречая его движения, скользила кожа по коже, и его искаженное, беспомощное лицо в последние моменты фрикций вдруг показалось таким красивым, таким знакомым, и Антон хотел услышать его голос, но его губы разошлись и сомкнулись беззвучно, и он вжался лицом Антону в плечо, а потом укусил его, очень чувствительно, уже не в порядке игры и ласки, было больно, и от резкой боли Антон кончил раньше, чем хотел, но почти одновременно с ним. Денис сел на пол, его плохо держали ноги, он клевал носом, как будто вот-вот готов был отключиться, но снова прильнул к его паху, снова взял у Антона в рот, всасывая последние капли семени, и последние судороги оргазма так ярко, так непередаваемо усилились, что Антон потерял контроль, и обеими руками прижимал голову Дениса к себе, пока ощущение не иссякло. Антон отдышался первым, сел рядом с ним. Развязал ему шнурки и снял с него кроссовки, откинул один, потом второй. Эйфория граничила с полным отупением, в голове было пусто и безмятежно. Долго смотрел в одну точку, ничего толком не видя. Потом раздел Дениса догола, наконец-то. Разделся сам. Поддон наполнился скомканной мокрой одеждой. Денис наверняка дошел бы сам, но Антон открыл душ и поднял его, отнес в кровать. Вода медленно высыхала на теле, было прохладно, свежо, Антон развел ему колени, у Дениса бедра покрылись мурашками. Антон провел языком от его ануса до головки мягкого опавшего члена, он дернулся, когда Антон коснулся его языком снова, и Антон понял, что он проснулся, а до этой секунды лежал, провалившись в дрему, Денис выглядел растерянным, и Антон убрал челку с его лба, не зная, как свыкнуться с несоразмерной, преждевременной нежностью, которая его заполнила. - Спи. Спи. Антон поцеловал его в уголок рта и обнял, легко смирившись с тем, что на сегодня они закончили, но Денис уперся ему ладонью в грудь и заставил его приподняться. - Я хочу еще. Обхватил его ногу своими и положил теплые гладкие ладони ему на ягодицы. - Я хочу тебя. Когда через два года Антон подписал на БМ Уоки, первое, что он услышал, было: - Ну да. Мне ж уже не шестнадцать. Хотя Антон никогда в жизни даже не смотрел на Ваню в этом смысле, и тут было мерзко, надумано и несправедливо все подчистую. В моменты обиды, в моменты, когда он не получал, что хотел, Денис очень быстро умел забывать все хорошее, все настоящее, что между ними было, и переписывал историю с нуля, а срались они нещадно, и Денис приплетал эту ночь, когда внезапно переехал в Питер, а Антон не оценил, когда на третьем курсе отрастил бороду, а Антон не оценил снова, когда Антон нашел на нем чужой засос и потребовал объяснений, когда Антон назвал его своим «знакомым» на обзоре МузФеста, когда запретил подаваться на второй отбор Краснодарского слова, и это было не оправдание, а Антон не оправдывался (и Денис – на самом деле – оправданий не заслужил нихуя), но правда была в том, что Антон не спал с ним, потому что ему было шестнадцать, а он был тонок, звонок и юн. Антон лег с ним в постель, потому что хотел его – всего, целиком, и хотел то, чем он дышал, и то, как он на Антона смотрел, - но это был все тот же Денис, что через два, три, четыре года, и пересаживаясь на новый комп, чтобы монтировать баттлы последнего сезона, зимой-16, Антон пересматривал старые видео и думал о том, как неочевидно все кончилось и каким абсурдным вот это будущее показалось бы им обоим на старте, но главное, что Антон заметил, - это его голос, не изменившийся совершенно, даже при том, что Денис с тех пор успел сменить несколько размеров и вообще толком закончил расти к девятнадцати. Если бы в ту ночь Антону он показался ребенком, ничего бы не было. Если бы Антон знал – изначально – сколько ему и что происходит, ничего бы не было. Если бы Денис ничего не умел и доверился бы ему безусловно, - скорее всего, ничего бы не было. Но Антон достал смазку из ящика для белья, когда он попросил, а потом они долго лежали, сплетясь друг с другом, и бесцельно двигались, член Антона скользил между его ягодиц, и он ввел в себя два пальца, они были тоньше, чем у Антона, - прежде, чем позволил Антону заменить их своими, а Антон смотрел как раскрывается его сфинктер, и сохло во рту, и он провел большим пальцем Денису по губам, и тот взял его в рот, и притянул Антона к себе, и потом толкнул его на спину, и сел ему на бедра, и медленно, долго опускался ему на член, не позволяя Антону шевельнуться, крепко нажав ему на живот, зажав другой рукой ему рот, и Антон старался лишний раз не моргать, поддерживал его за бедро и направлял свой член в него, а лунный свет из окна падал на его тело, и уже тогда Антон знал, что ничего красивее не увидит, Денис крепко зажмурился и стиснул зубы, и когда Антон едва-едва толкнулся в него, тихо, чуть слышно вскрикнул, и Антон попросил: - Еще. Попросил: - Пожалуйста. И еще раз двинулся ему на встречу, плавно, почти без сопротивления вошел в него до основания, и это был первый стон, первый звук, который Денис сам подарил ему, и потом он говорил, что никого никогда до этой ночи у него не было – неизвестно, зачем, - и смертельно обиделся, когда Антон сказал, что в это слабо верится, но когда они занимались любовью в ту ночь, Антон чувствовал, с нервозностью – но с предвкушением, что начинается что-то небывалое, что-то, о чем прежде он даже не фантазировал, что-то, что не закончится никогда, и все это была ложь, разумеется, но так легко и так радостно было падать в нее, пока она длилась.