В пустыне времени

2010-2011 Под самый конец дубля ветер сорвал с Антона кепку. Денис рванул за ней. Они снимали на разъезде в Геленджике, под виадуком крест на крест сходилось шоссе, а за пятнами фонарного света начинался пустырь. Ребята привалили к перилам. - Вон-вон она, правей-правей! - Догонит, что ли? Шел третий час ночи, все рады были любому оживлению. Антон сонно нашел Дениса взглядом, на четырехполоске. А когда мимо пронеслась машина, заорал так, что весь следующий день драло в горле. Водитель истерически нажал на клаксон, Денис отклонился буквально сантиматров на тридцать, Антон видел, как край его футболки задел дверцу, а потом Денис побежал дальше и поймал кепку у самого пустыря. Он вернулся довольный тогда, запыхавшийся, улыбающийся. Антон схватил его за шиворот. - Ты соображаешь, что творишь? - Да ладно, чо там - - Совсем обалдел? Денис вместо ответа нахлобучил кепку ему на голову, Антон тут же ее сдернул. - А если б он сбил тебя, балбеса, тогда что? - Чо ты злишься, я твое добро ловил, между прочим. - Да похуй десять раз мне!.. Его серьезное лицо. - В смысле «похуй»? У тебя кепка вчера во всех съемках на дороге была. Знаешь, как обсосно без нее будет клеиться? Приехал на майские праздники, отпросился дома, чтоб помогать на съемках. Прилетели в Геленджик, хотели снимать летное поле на фонах, а оно оказалось пустое, ни единого кукурузника. Тогда все были другие, все было полегче, в четыре часа утра у запоротой локации просто угарали все вместе, включили погромче музыку, придумали, куда еще поехать. Денис таскал стремянку для оператора, бегал за водой и батарейками, но делать ему было откровенно нехуй, и он на вторую камеру подрядился писать бэкстейдж. В отеле после двенадцатичасовой смены упали замертво, даже не раздевались. Утром Денис облизывал крышку от йогурта, заебывал Володю-оператора, как строить кадр и что есть годный свет. Пытался въехать в правило восьмерки, хотя в клипе оно ни зачем было не нужно. Притих, когда подъехал Сережа, которому толком не досталось куска почитать, был Сэт, и в то время Денис при них старался вести себя скромнее и придерживать язык. Когда наконец кончились съемки, чувство было, как после дальнего плаванья, Антон завалился в номере в ванну, а через дверь слышал голоса с шумами из включенной камеры. - Ди! Ты где застрял там, эй? Денис пришел, не выпуская ее из рук. Присел на бортик, держал ее так, чтобы Антон видел экран. Антон мокрую руку запустил ему под футболку, прижал к пояснице. - Э! Я ее – ну что ты? – ну я сейчас ее уроню, она как бы твоих бабок стоит, ты как хочешь… Антон гладил его по мокрой коже, а на экране видел свой танец с Надей на пустой дороге, и стало вдруг пронзительно, неописуемо легко. Точно уверен был, что так уже не будет. Мимо пропустил этот момент, когда он творился. Но камера поймала Антона счастливым, безмятежно счастливым, и сопротивляться очевидному было невозможно. Олеж, мы все еще живы. Олеж, мы все еще здесь, мы здесь надолго и нас услышат. В этом впервые за долгое время не было ни вины, ни тяжкого груза ответственности, ни суматошных подсчетов и сравнений, и Антон был живым и легким, и – наконец-то – совсем молодым. Денис почувствовал перемену в его настроении, убрал камеру на стиралку, повернулся к нему и погладил по мокрой щеке. Наклонился поцеловать. - Я очень люблю тебя. Как не любить тебя. Антон опрокинул его в ванну и Денис пиздец как больно заехал ему коленом в живот, но обратно не вылез. Отплевывался от воды, встряхнул мокрые волосы. - Я тебя утоплю щас, прям тут. - Давай-попробуй. Залили пол, наставили друг другу синяков. Денис сидел на нем верхом, крепко впечатав его плечи в дно, футболка облепила худое тело, сползла с голого мокрого плеча, и мелкие капли блестели на его ресницах, и Антон медленно, как будто спрашивая, положил руки ему на бока, потянул вверх края, и когда они занимались любовью под мерный тихий плеск, это было безупречно, и просто, и ничего лучше Антон не мог вспомнить. В июне Денис приехал до начала его отпуска. И запрыгнул на него с ногами в аэропорту, ощутимо хлопнув сумкой по спине. Никто косо не смотрел на них тогда: Антон с настороженностью и удивлением посматривал по сторонам, но как было здорово длить эти моменты, пока жизнь позволяла. В машине, пока Антон искал диск, Денис зачитывал стартовый парт Шестого Чувства и пытался раскачать его, Антон сдался и прочел с ним до припева, а потом и, конечно, припев. Признался на подъезде к дому: - Я ненавижу этот трек. Денис возмутился, даже поймал его за руку, не давая выйти из машины. - Почему? - Я с ним СД проебал, например? - Когда? Три года назад? Они шли по двору, Денис догнал его и повис на плечах. - Это что, ебать должно кого-то? Он отличный, иди в жопу. - Да? Между лавочками у подъезда Антон подловил его, резко обернувшись, и щекотал за ребра, сумка упала, Денис выворачивался в его руках. - Да! А! Пусти, ну чо ты - - Скажи тогда тему из Шестого чувства? Давай, скажи, не пущу никуда. Дал ему отдышаться, но не отнимал ладоней от его теплого тела. - I see.. прикалываешься надо мной, да? - Нет. И Антон пощекотал его еще раз. Денис заорал, отбился в этот раз и перепрыгнул через лавочку. Там выпрямился солидно. - Весь настрой сбиваешь, погоди. I see dead people. They are everywhere… ща, как там дальше по-английски-то, забыл. Он серьезно и собрано почесал нос большим пальцем, невозможно на это было взглянуть без смеха. Но эту скороговорку из первого парта они потом повторяли раз за разом, по утрам, когда Денис вставал, чтоб накормить его завтраком до работы, по вечерам, когда после секса Антон ставил чайник и собирался сесть за документы, в редкие моменты, когда захаживали гости, и нужно было привести хату в не-подозрительный вид. - Шестое чувство – - Поможет вам увидеть нужное. - Отбросить ложное. - Принять, как должное… сука! - Хуевый из тебя фанат, скажу я тебе по секрету. - Понять, как должно и что можно. За тем, что снаружи, какая тайна обнаружена? - Зачем она окружена моим голосом простуженным. Денис ездил с ним за продуктами, взял себе блокнот с ручкой и спросил: - Можно? Его тетрадка по алгебре, где было занято ровно шесть листов из сорока восьми, быстро исписалась за время ночных бдений в одиночестве, но он относился к времени, которое они проводили порознь, с абсолютным спокойствием и редким, взрослым уважением. Антон все ждал сперва, когда же оно закончится, а хотел тормознуть, но не тормознул, конечно: какой в этом был смысл, если – наконец – всех все устраивало? Когда Антон работал или писал, Дениса можно было вообще не замечать в квартире. Однажды, засидевшись до трех, Антон тихо шел в спальню, думая, что он уснул, а Денис сидел на кровати в его наушниках, с его айподом, осторожно спросил, стащив наушники на шею. - Ничего, что я?.. Он слушал старый-старый лист с командного баттла, когда их с Негативом и Сережкой команда еще называлась TRUE, а Сережа подписывался playaCritical, доказывал, что это охуенный ник, и переубедить его не смог бы даже Вутанг Клан всем составом, построившись у Антона на кухне. Антон сел рядом, посмотрел плейлист. - Ты где раскопал это? - Где ты залил, не кокетничай давай уже. - И как тебе? - Охуительно. - «Охуительно». Тебе все охуительно! Мы уже ебемся, давай что-нибудь конструктивное. - Иди нахуй – я тебе врать должен что ли? Антон водил ладонями по его голым лодыжкам, пересохло в горле. Денис так сжимал его стояк через джинсы, как будто этим что-то кому-то как-то можно было доказать. Антон трахал его, задрав его худые легкие ноги до ушей, и «Нерв» в пятнадцатом году был первой работой, которую Антон не показал ему до дропа, и то потому главным образом, что половина "Нерва" была про Дениса, а вторая – про то, как мучительно и абсурдно было искать себя, потеряв его. За неделю до отпуска у Вити Ивлева заболел ребенок, серьезно, и он не вышел на работу. Повез сына в Питер на обследование. И, естественно, о том, что к слушанию он не вернется, никого предупреждать не стал до последней секунды. - Охуенно просто. Душной ночью, потный, не успев переодеться и сгонять в душ после офиса, Антон мерил шагами комнату и превращал галстук в мочало. - У тебя ж есть второй, да? - Еще к чему приебешься? Господи, - да открой ты окно уже, дышать нечем вообще! Денис потушил сигарету, пока тушил, видимо, поразмыслил, стоит ли отвечать, и к его чести молча пошел открывать окошко. - Ну что я должен делать, хорошо? - Вы же вместе готовились. - Документы я готовил! Не выступать перед московским офисом! - А почему, раз ты готовил, кто-то другой должен выступать? - Ты вообще слушал, что я рассказывал? Потому что коллегушка мой охуительный слился нахуй, это не я на него свою работу перекидываю – - Нет, почему он должен в Москву лететь, а не ты? Денис забрал у него галстук и сжал его руки, изо всех сил, до боли. - Это ж отличные новости. - Что у него у сына рак? - Ты понял, что я сказал. Еще одно особое качество: в ключевые моменты его смутить совершенно было невозможно. Антон хотел отстраниться, но поддался и сжал его руки в ответ. - И как ты себе это видишь? - Сейчас ляжешь спать. Утром встанешь. Слетаешь в Москву. - Ага, заебись, как два пальца. - И вернешься домой. Потом откроем по пивку и выпьем за то, какой ты распиздатый. В теории это было похоже на ад. Антон был уверен, что не заснет, в аэропорт нужно было выдвигаться в четыре часа утра, тезисы Витя нихуя не оставил, в доках Антон ковырялся до трех с лишним, так что спать просто не пришлось, духота усиливалась, комкались и плавились слова, ускользала мысль, Антон чувствовал, что начисто теряет внятность, не отличает удачной фразы от ебени, такое случалось, когда на баттлы писал в последнюю ночь текста, вот только это был не баттл, и облажаться он не мог никак. Денис постучался к нему: - Ну не сейчас, блядь! И в ответ на это только спросил: - В чем едешь и с чем кофе? Ответа не получил, поэтому молча собрал ему сумку, молча достал его второй костюм, погладил галстук с рубашкой (вытолкав Антона в душ, в полукоматозе), залил в него сладкий адски крепкий нескафе, сгреб документы вместе с паспортом и вместе с Антоном влез в такси. Посадив его на самолет, два часа в аэропорту прождал автобус и вернулся назад. Вечером открыл ему дверь, забрал портфель, сунул в руки пятьдесят вискаря и затолкал в постель. Сережа шутил, что Антон отхватил себе пробивную грамотную бабу. Антон качал головой и ничего не отвечал, но правда была в том, что утром, когда Денис плотней задернул шторы, чтобы его не будило солнце, и поцеловал его плечо, прежде чем откатиться на другую сторону матраса, Антон понял, что ни за что бы в одиночку не справился. Пусть это все были мелочи, пусть подпорки для него Денис делал из спичек, пусть его поддержка состояла из банальностей, с ними было настолько проще, чем без них, и, может, он купил Антона задешево, но как же хотелось за это «дешево» сдаться. В Анапе играли в догонялки в аквапарке. Хасан, Сережа, Денис и Антон, больше никогда в таком составе никуда не мотались, а тогда сняли квартиру в десяти минутах от Высокого Берега, ребята таскали девчонок, покупали «Изабеллу» на разлив, Сережа учил Дениса делать колесо на пляже (ничего не вышло), толкались на съезде с самой высокой горки, Антон остался последним и никак не решался съехать, пока Хасан не поднялся второй раз и не зарядил ему пинка. Денис шутил: - Я уж думал, священника звать придется. А Сережа смеялся. Холодное пиво, черное море, дым от шашлыков. Они оба на редкость хуево фристайлили вечером у мутного бассейна, и Денис, как следует набравшись, даже показал видос со своих Снежинских экспериментов, звук по счастью был хуевый, Антон потрепал его по волосам и сказал: - Ну не Нойз. Да и никто здесь не Нойз, чо уж там. Антон запретил давать ребенку траву. Не могли уснуть от женских стонов. Среди ночи отправлялись в круглосуточный за мороженым, десантом. Крались по пустой темной улице, в Анапе попадались клочки абсолютной, непроглядной тьмы, и с пьяного сознания страшно было попасться в них. Чтоб отогнать загруз, на два голоса распевали опенинг Розовой Пантеры. Денис старался повторять его движения, шаг в шаг, спотнулся и упал, рассадил колено. Антон спрашивал, набравшийся и одуревший, в пятне полной темноты, сидя перед ним на земле: - Поцеловать? А Денис спросил: - У меня никогда не получится по-нормальному, да? Но через пять минут, когда они ели клубничный "экстрем" из рожков под фонарем, а мороженое таяло, и розовые капли падали у Дениса с загорелого локтя, этот вопрос просто растаял вместе с ответом. За очередным поворотом Антон кусал его сладкий липкий рот, а потом они забрались на заднее сидение тачки во дворе, Антон раз за разом ударялся головой о потолок, ноги торчали наружу, светало, казалось, что их видит вся Анапа, но они не останавливались. Трахались неудержимо в то лето, по три, по четыре раза за ночь. Денис тогда был хрупким и тонким, занимал меньше места, мог запросто сесть на Антона верхом, когда тот сидел на стуле или в кресле, и его было так просто удержать. В неумолкающей летней ночи время текло без счета, Денис медленно, выверено двигался, и Антон не мог отвести от него глаз. Утром на кухне, когда он пил воду из чайника, струя текла по подбородку, по голой гладкой груди, он стоял в боксерках, капелька пота блестела у него под коленкой, Антон осторожно положил ладонь ему на ягодицы, он опустил чайник на место, прикрыл глаза, и Антон драл его, как в последний раз, у кухонного шкафа, под звон посуды в сушилке, под хриплое дыхание и его невнятные рваные стоны. Потом чуть не заснули под душем. У Дениса губы все время были зацелованные, веки полуприкрытые, как будто от жары или таблов, его охуевший, одурманенный взгляд Антона одновременно заводил и тревожил, но все как будто смотрели мимо них. Кроме боксерок или шортов Денис дома почти не одевался. Снесли полку для обуви в коридоре, когда он, лениво шаркая ногами, вышел встретить Антона с работы, жили в постели, Антон вырубался в обеденный перерыв, клевал носом на летучках, один раз даже чуть не уснул за рулем. Укусы на Денисовой шее, на его бедрах и боках. Лежа рядом с ним, опустошенный и успокоенный, Антон даже спросил однажды: - Ты остановишь меня? Если будет не так? Волшебное, непередаваемое движение его ресниц, и Денис подвинулся ближе, чтобы поцеловать, но был так заебан и разморен, что только едва коснулся его губ своими. - Я серьезно. Денис собрал ладонью его остывающую сперму и сжал его член, а потом настойчиво задвигал кулаком, постепенно ускоряясь, и Антон был уверен, что его ни на что уже не хватит, но снова был внутри него и вырубился в переплетенье его рук и ног, даже не выходя. Так и не начали толком юзать резинки. За год не купили Денису в Красе отдельную зубную щетку. Когда его не было, воспоминания наполняли Антона неотвратимо, с каждым днем просыпались все новые, и он не в силах был из-под них выбраться. Вспышки на теле, картинки в расфокусе. Жаркое тугое давление, указательный и средний палец Антона внутри него, упругий скользкий бугорок его простаты. Денис сидит на нем, ладони - у Антона на животе, Денис сводит пальцы и несильно тянет волосы у него над пупком, продолжая двигаться, и двигаться, и двигаться. Денис стоит на коленях, член Антона у него во рту, Денис сглатывает, как будто пьет воду мелкими глотками, и его руки жадно стремятся захватить как можно больше чужого тела. Бассейн в Анапе. Невесомое пронзительное скольжения кожи по коже в светящейся воде. И очередное: - Нас увидят сейчас, не дури – Всплеск, и он оттолкнулся от бортика у Антона за спиной, всего на секунду его раздвинутые колени задели Антону бедра. Волна по телу, и не дотянуться до него рукой. Пустой письменный стол, перед распаковкой нового компа. Денис лег сверху, положил ногу на ногу, чтобы не свисали, иначе было не удобно. Откинул голову. И Антон входил в его рот, как хотел, смотрел на него сверху вниз и не мог поверить, что все это никуда не денется. Родинки у него на животе. Его ребра и мирно, мерно поднимавшаяся грудь. Окрыляющее, неописуемое доверие, с которым он на Антона смотрел. А Антон рассматривал его в ответ и гладил, и не мог налюбоваться, и так разошелся, что Денис стал затылком биться о дерево, и Антон подстраховал его ладонью, и перебирал его волосы. В дверь позвонили, Антон кончил раньше, чем хотел, от неожиданности, и момент был запорот. - В спальню иди, оденься. Антон непослушными пальцами застегивал джинсы. - И не выходи лучше вообще. Распахнул дверь – Сережа зашел слить демку. Но Денис никуда не делся. Преспокойно сел на столе в трусах, крикнул Сереже: - Здорова. И Сережа ответил: - Привет. Потому что больше не знал, что делать. Денис соскочил со стола и ушел в комнату, а потом вернулся в футболке. Это были ебеняче неловкие двадцать минут пустого трепа на кухне. Когда Сережа, натянуто улыбаясь, свалил, Антон так оттолкнул стакан от себя, что он долетел до другого края стола и разбился вдребезги. - Это что вообще было? - А что такое? Ответа вроде как не требовалось, но Денис не вник. - Ты думаешь, он не в курсе что ли, что мы ебемся? Он у меня в Анапе гондон стрелять пытался – Антон не дал ему договорить, поймал его за шиворот, совсем как тогда, в Геленджике, когда Денис беспечно едва-едва не шагнул под машину. - Плевать, что он знает. Плевать, что ебемся. Я сказал тебе уйти в комнату. - Я не… - Ты оглох? - Почему? - Потому что я так – - И хули? Что, почему? Я прятаться должен? Мы две недели в одной хате прожили, да я тебя умоляю – Денис смахнул его руку как будто играючи – как всегда – а когда Антон схватил его снова, ударил по-настоящему. - Чо-то я не помню, чтоб из них кто-нибудь хотя бы одноразовых блядей своих так стыдился. - Ди – - За что ты так ненавидишь меня? - Это из каких глубин маразма выплыло сейчас? - Ты меня хочешь? - Это причем здесь? - Хотел, чтобы я был здесь? Антон неопределенно пожал плечами, ответ они знали оба. - Ну так в чем дело-то? - Ну даже и не знаю. Мир так устроен, нет? - Да похуй миру десять раз. И Сереже похуй, и Диме, хоть построй их на линейку и объяви с трибуны… - Ага. Ну давай тогда уж заодно маме твоей расскажем, да? Денис медленно, с абсолютно нечитаемым лицом моргнул, дожидаясь, пока до Антона дойдет, но само до него не дошло, и тем же стопроцентно ровным, невозмутимым тоном, как будто не было всего остального срача, Денис произнес: - Она знает. - В каком… в каком, блядь, смысле знает? Хотел схватить его снова. Денис увернулся, проворно и настолько привычно, что это даже зацепило внимание, но в тот момент Антону было плевать. Между ними был кухонный стол. Денис постарался – чтобы между ними был кухонный стол. А у Дениса за спиной – единственная дверь. И совершенно не важно было, что они провстречались год или что этим утром Денис спал, положив голову Антону на живот. - Я ей сказал, давно. А как она меня должна была на два месяца отпустить неизвестно куда? Он говорил так, будто это предполагалось само собой, и Антон не выдержал, рванул к нему, вовремя поймал и бросил на стул. - Значит, слушай еще раз. Слушай-слушай, ничего, не спешишь никуда. Тебе семнадцать лет. Ты ни за что не отвечаешь здесь. И нихуя здесь не решаешь, следовательно. И если тебя тянет взять да и открыть рот на эту тему, не лишним было бы спросить разрешения – - Чо-то когда я обычно рот открываю, ты нихуя не против. - Ты думаешь, это игрушки все? - Я думаю, тебе яиц не хватает, чтоб на двух стульях разместить. Он вырвал руку, Антон понял, что неплохо так ее заломил, еще понял, что на ней будет синяк. - Так, давай-ка успокоимся оба, в себя придем… - Билет возьми мне на завтра. - Денис! Ну детский сад, бога ради – - Нахер иди. Только теперь в его голосе Антон расслышал напряжение, и бессилие, и обиду, которую ждал от подростка и которую сам испытывал гораздо отчетливей, а контролировал по итогу гораздо хуже. Денис ночевал на балконе. Светало, когда Антон принес ему чай и постучал в дверь, в собственной квартире. Не спал этой ночью никто. - Ди. Наговорили всякого, ладно… Я… можно к тебе? Он обнял голые колени и сильней забился в угол. - Ну не надо так, ты знаешь, я тебе никогда ничего плохого не сделал бы. - Обязательно. - Прости за руку. Сильно болит? - Переживу. - Ну и... да. Я, в общем, извиниться пришел. Есть, за что. Денис так метнулся вперед, что Антон не успел сориентироваться и поставить чашки. Денис повис у него на шее, чай пролился. - Ты меня прости. Звонко расцеловал Антона, в шею и в щеку, крепко обнял его, стояли в луже, вставало солнце, и Антон не мог поверить, что едва-едва все не проебал. В августе добивали студию. Рабочая бригада, которую подогнал Сэт, на диво обосралась и слилась с полной суммой от незаконченной работы. Сорокаминутный срач с прорабом ни к чему не привел, с деньгами после отпуска было впритык, с Сэтом ссориться было и накладно, и, главное, бессмысленно. В результате Антон перевернул пустое ведро из-под краски и остался сидеть на ступеньках и смотреть на подъезд с Красной. Денис присел рядом. - Сделаем. - ЧТО сделаем, блядь? - Что надо. - Так. Ты ебешь, что делать? - Разберемся. - Разберемся, отлично. Ты строитель у нас теперь? В ремонте разбираешься? Я не знаю, ты как, кисточку сколько сможешь не ронять? Минуту продержишься? - Слей говно давай, ты там чо-то через неделю открывать собрался. В итоге они с вечера пятницы все выходные красили студию в четыре руки, были настежь распахнуты окна, и Дениса все равно вело от запаха краски. Перешучивались, баловались как дети в начале, потом стало не до того. Ездили за двумя добавочными баками, на парковке у строительного ели беляши, сев на открытый багажник. Антон был загруженный, надышался краски и заебся по жаре. Денис лайтово пинал его кроссом по кроссу, мол: я здесь, о чем помышляешь? Антон украдкой глянул на него. Потом пнул в ответ, на четвертый раз. Денис заулыбался. Антон тоже, никогда не мог удержаться. Взлохматил ему волосы. - Ну чо ты – ну – у тебя руки в масле. - Ничего не знаю. - Не нашел, где вытереть? Антон поймал его за нос, жирной масляной рукой. Открылись вовремя, тусили до утра, собрали почти всех местных, кто хоть что-то из себя представлял. Сэт обнимал Дениса за плечи, походя прихватив могучей пьяной рукой, Денис курил в окошко, к нему клеилась подружка Сережиной телки, кругом были пластиковые стаканчики, в первый же день чуть пульт не залили, а Антону все не верилось, что они открылись и студия настоящая. Когда народ разъехался или посрубался, он бродил по ней, касаясь ладонью белых стен, которые совсем недавно закрашивал, а потом уложил Дениса на диван, сселив с него кого-то понаглее, и заснул рядом, в запахе дыма от Денисовых волос, в море кроткого белого шума. Всю ночь прощались, когда настало время возвращать его домой. Поздравил его с первым сентября. А двадцать третьего числа поздравил с совершеннолетием. Ставил будильник, чтобы точно разбудить его звонком, а Денис лег спать с трубкой у подушки. Заснул обратно посреди задушевного признания, еще до фразы: - И что в тебе особенно отлично, так это то, что с этих пор за наши развлечения я точно не присяду. Проспал благополучно: - Ди. Не знаю, как передать… насколько я рад, что ты со мной. Денис летал на первый концерт Юга, таскал ящики, из которых собирали сцену, подрался в середине выступления, стаскивая с ящиков вниз чувака, пытавшегося выдрать у Сережи микрофонную стойку. По-прежнему писал стихи в блокнотах. По-прежнему первым слушал каждый тречок, который Антон накидывал. По-прежнему с полуслова, по оттенку голоса понимал, что у Антона творится и как говорить с ним. Но уже не обнимал его руками и ногами в аэропорту, прилетая в Крас, конечно. И в мае прежде, чем Антон сказал: - У меня знакомый есть на истфаке Кубани, тебя возьмут без проблем. Заявил: - Я поступаю в Питер. И Антон – славу богу – не успел ему сказать ничего о том, как идеально они прошлые три месяца вместе прожили. О том, что, в общем, Антон так собирался жить дальше, все свое счастливое будущее.