В пустыне времени

Заебно в этой поездке было все, и раздражала она бесконечно. Наверное, он должен был думать о Денисе. Конечно, он должен был думать о Денисе. Но думал он о том, как железно закончить с делами до пятницы, в субботу утром вместо отсыпного полететь в Челябинск, из Челябинска добраться до Озерска, а в Озерской области найти поселок Новогорный, там попиздеть с Денисом час в дурдоме, отдать ему сигареты с шоколадкой и сесть ночью на самолет в Крас, чтоб не тратиться на ночевку. Глянув в яндекс-карту, Антон сразу понял, что на автобусе с электричкой он не попрется, а такси туда-сюда вызывать ебиняче напряжно и дорого, и, следовательно, нужно брать тачку. Всадив на это дело еще четыре косаря, он написал матери Дениса: раз уж так все складывается, давайте я вас подвезу, я на машине. Это была еще одна заеба – вероятно, самая крупная, - о которой Антон себе думать не разрешал. Ехать с ней и вообще встречаться лицом к лицу было мучительно неловко, и Антон чувствовал неотвязную вину, которая перетекала в злость и снова в вину, двойной силы. Невозможность побыть с Денисом наедине делала встречу окончательно бессмысленной и убивала все приятное, что в ней могло быть. Но ехать один Антон просто не решался: настолько он не представлял, что делать, с чего начать и как во всем этом двигаться. Впервые за долгое время он сам себя чувствовал нерадивым подростком, и это ощущение донимало его беспрестанно, как гвоздь в ботинке. В Снежинск его бы никто не пропустил, поэтому встретиться договорились у КПП. Это было к лучшему, потому что Антону мучительно не хотелось заходить в дом, который помнил Дениса ребенком, говорить с женщиной, которая этого ребенка вырастила, и думать о том, что он этого ребенка выебал. А его мать знает, что Антон его выебал. И Антон знает, что она знает. И вот как здорово они вдвоем в машине поедут час до Озерска, а потом час обратно, не считая потрясающей встречи на троих с Денисом (которого Антон выебал). У КПП Антон увидел еще совсем молодую женщину, к ней трудно было привязать слово «мама», но Антон узнал ее сразу. У нее было то же, что у Дениса, лицо, те же глаза, даже та же беличья улыбка, только без щербины в зубах. Улыбнулась она потому, что он вышел из машины: в ногах у нее стояло два набитых пакета. - Здрасьте. А Денис дома? А когда он выйдет? - Здравствуйте. - Я Антон… - Я знаю. Я Наташа. Погрузились. Пока он ставил пакеты, она двумя руками сжимала ручку сумочки. Нервничала, старалась не показывать. Антон немного расслабился: потому, что нервничал не один. Ехали в молчании, она смотрела в окно, пыталась быть как можно незаметнее. Антон не знал, уместно ли включить музыку. Полчаса боролся с собой в обе стороны, прежде чем спросил: - Я включу радио? Она активно закивала: - Конечно. Потом у нее зазвонил мобильный. Она тут же схватилась за него, увидев номер, изменилась в лице. Номер был не подписан, Антон испугался, что что-то в больнице (или что откажут в посещении, а он уже приперся хер знает куда хер знает зачем). Она колебалась, ответить ли, потом вдруг сказала: - Извините – а можно машину остановить? На чуть-чуть? Спрашивала, как таксиста. Антон растерялся, запарковался на обочине в чистом поле. Она тут же стремительно отстегнулась и вышла, даже дверь не закрыла толком. Наверное, не стоило, но Антон опустил стекло. - Да? Она отошла шагов на десять, но скоро ее стало отчетливо слышно. - Не знаю, когда ты с ним встретишься, никогда не встретишься. Ага. Ага. Денису восемнадцать лет. Давай, потребуй там, отец-героин. А я не буду его просить. Ну потому что это твои проблемы. Не, только твои проблемы, Жень. Ты просто плохой отец, плохой человек, мужик из тебя никакой, тебе с этим жить как-то... Ну значит я кредит возьму. К этому моменту она обошла машину, не обращая внимания на Антона, который изо всех сил старался не отсвечивать. Открыла багажник, шуршали пакеты. - Квартиру заложу, Жень, авось на первый год хватит. Я знаю? Пусть на бюджет переводится или работу ищет. Ага. Да. Вот поэтому ты к нему не попадешь. Ага, вперед, протестуй. Пять КПП, подъезжай к любому, авось пропустят. Багажником она грохнула так, что Антон слегка подпрыгнул. Когда он увидел ее снова, она потрошила сигаретную пачку, купленную, очевидно, для сына. Нервно прикурила. - Я-то помню все, ты ей когда звонил в последний раз? Я знаю, что у меня дочь есть, она знает, что у нее есть брат, и переживает, между прочим, и только тебя-то тут нам не хватало… ну отлично… пойдет на бесплатное, у тебя второй ребенок не бракованный. Да бога ради. Ага, трагедия, не знаю, как жить дальше. Ну бог весть, Жень, там, алименты заплатить. Да пошел ты к черту. Много от тебя надо – только взять с тебя нехер. Вернулась в машину. У нее даже поза была, как у Дениса, когда он расстраивался. Она сидела и смотрела на свои круглые колени. Антон не решался спросить, все ли в порядке. Думал, стоит ли шутить, что он серийно подслушивает их семейные разборки. Ума хватило промолчать. - Извините. Можно я еще закурю? - Без проблем, я привык. За час до Озерска Антон ни разу не спросил ее, как Денис. Она до проходной не сказала ни слова. У них проверили передачки, посмотрели документы на вахте. Во дворе была давно не кошеная тонкая трава, блеклая и мертвая, и Антону не нравилось, что за спиной остались закрытые ворота. Вся эта история была настолько абсурдна, что мозг отказывался толком обрабатывать информацию. Антон почти ничего не знал. Почти ничего узнать не пытался. - Он немного приболел. По телефону ее голос звучал устало, но предельно осторожно, как будто она тщательно подбирала каждое слово. А Антон слушал ее уральский говор, и момент, когда он услышит Дениса, казался таким близким, что он заранее расслабился. - После Питера простудился что ли?.. - Денис в больнице сейчас. Но ничего страшного. - В смысле он?.. А что стряслось, что такое? - Он когда выпишется, я ему скажу, что вы его искали. - А… когда выпишется? Не важно. Что такое с ним, чем-то помочь надо, может быть? Не знаю, он как себя чувствует вообще? Серьезное что-то? Але? Меня – слышно нормально сейчас? Она долго молчала. Потом ответила готовой фразой: - Я думаю, он вам где-то через месяц позвонит. Не беспокойтесь. - Настолько плохо все? Ладно, хорошо, слушайте, это странно, наверное, мы совсем не знакомы с вами. Но можно его увидеть как-то? - Не очень хорошая мысль. Давайте он позвонит. - Простите за такой вопрос. Из-за меня мысль не очень хорошая, или настолько плохо все? В этот раз она с готовым ответом не нашлась, и ее голос звучал совсем иначе: - Оно вам надо? Потом Антон много раз вспоминал этот вопрос и думал, что мог бы ответить честнее, хотя бы самому себе. - Конечно. Она не объяснила, в чем дело. Она просто скинула адрес и часы посещений. Антон дважды перепроверил, нет ли ошибки, но ошибки не было: это была областная психиатрическая больница №4. - Ну этого же не может быть, я его два года знаю. На это она не ответила, славу богу. На вопросы «что случилось» не отвечала в принципе, и Антон зашел с другого края: - Как он туда попал? Нервный срыв после экзаменов – или – я знаю – или что?.. - Он уснул и не просыпался. На этом моменте Антон как будто вошел в невидимую стену и оставил все попытки вникнуть в ситуацию. Он точно знал, что ответы ему не понравятся. В комнате для посещений стоял гул голосов и пахло не лучше, чем на питерской вписке: только без дошика. Там было одиннадцать диванов. Когда Антон увидел на одном из них Дениса, возникло чувство дурного сна, как будто столкнулись детали из совершенно разных миров и обстоятельств. Денис встал навстречу. На нем была футболка и домашние брюки. Он похудел, это с ним происходило быстро и заметно, волосы были грязные, одной рукой он опирался о диванную спинку, но в остальном выглядел вполне нормально. Это был тот же Денис – которого Антон знал два года. И которому совершенно нечего было делать в дурдоме. Мать подошла обнять его, Антон не решился, хотя Денис сделал к нему шаг. И вернулся на место раньше, чем ответный шаг сделал Антон. На диване было неудобно разговаривать втроем, Антон остался стоять. - Что он сказал? Отца иначе, как «он», Денис не называл, так что Антон сориентировался быстро. Его мать тяжело, но очень буднично вздохнула. - Сам как думаешь? Денис вроде бы воспринял это без реакции, только на них не смотрел: - Ну все правильно. - Не смей раскисать. Ты пойдешь учиться, придумаем что-нибудь. Денис моргнул. Невесело и слишком по-взрослому ей улыбнулся. - Что? Это дырявое ведро. - Не смей, кому сказано. Сильно голова болит? - Вообще нет. Все спрашивают, но – вообще. Это воодушевило, Антон подошел ближе. - Ну тогда давай думать, как тебя вытащить отсюда, значит. - Раньше сентября не выйдет. Наверное. Прости. - Давайте вы будете думать не о том, как удрать поскорее, а о том, как ему поправиться для начала? Антон взглядом обвел комнату для встреч. - По-вашему здесь можно поправиться? - Хотелось бы. Она сказала это с таким нажимом и такой отчетливой злостью, что Антон растерялся. Потом потрепала Дениса по плечу, он мотнулся, как кукла, она обняла его снова и пальцами прошлась по его волосам. - Я с доктором поговорю. Он кивнул, но позвал ее, стоило ей отойти: - Мам? Сигареты открытые есть? - Я тебе блок привезла, не наглей. - Дай две. Она покачала головой, потом, конечно, дала. Когда она оказалась достаточно далеко, чтобы их не слышать, Денис сказал: - Не надо было тебе приезжать. - Вот спасибо. - Здесь отвратно. И все это отвратно, и… - Нужно показать тебя нормальному врачу. Это явно ошибка идиотская, я с тобой говорю, ты в порядке. Денис очевидно замялся. Это его выражение – «ну хорошо бы, чтоб так и было» - Антон знал, как родное. - Ди. Ты ничего не хочешь мне сказать? - Это не первый раз. - Так. Еще раз, пожалуйста? - Я разбил голову, давно. Сильно. Слушай, ну какая разница, я выйду через месяц, приеду, все будет хорошо? - Денис. - Ну, были проблемы, ладно. Бывают проблемы. Вот как сейчас вот. Хуйня всякая у меня не получается. Не знаю, помнишь, как ты учил меня держаться на доске? Но это же не важно все, что – это первый раз за два года, последний, может, это же не значит – - Денис. - Я выйду через месяц. Ты же со мной говоришь, ты сам сказал? Я же в порядке? Ты сам сказал? - Почему ты мне не сказал ничего? Он не ответил. Антон присел на диван: нехорошо себя почувствовал от того, что смотрит сверху вниз на него, сжавшегося в комок. - Я не сержусь. - Я выйду через месяц. - Хорошо. - И теперь что-то изменилось типа? Антон не знал. Надо было сказать: «конечно, нет», надо было много что сказать. Он положил ладонь Денису на затылок и аккуратно погладил его по голове. - Не накручивай себя. Выздоравливай. Почему-то, Антон запомнил, как в конце свидания, уходя, Денис тронул за плечо другого парня и отдал ему сигарету из-за уха. Показал свою оставшуюся. Тот благодарно закивал. Антону потом было очень любопытно: Денис сделал вид, что у него всего две, и он делится последним? Несмотря на блок в передачке? Он выписался через две недели. И хотя Антон, как мог, противился этому, изменилось все. На выходе из больницы его мать сказала: - Кто бы мог подумать. - Что? - Что ничего не будет так, как мы думаем. Если эта реплика относилась к Антону, это было первое и последнее, что он от нее услышал на свой счет. Потом она обернулась к нему и попросила: - Если его отпустят до сентября, сможете забрать его к себе? Антон собирался – но эта просьба в лоб насторожила. - У нас очень маленький город. И всем есть, что сказать. Антон встретил его в Красе и обнял в аэропорту. Привез домой, заказал пиццу с ананасами и ролл с курицей и мазиком, ни того, ни другого сам на дух не переносил, но у Дениса в те времена это была любимая еда. Он ел. Потом его вывернуло. В первый вечер Антон этого не заметил, потому что ему позвонили, а Денис включил Саважа в комнате, и Антон вышел на балкон, закрыв за собой дверь. То, что толком есть он не может, выяснилось на четвертый день. - Это от таблеток. Не бери до головы. Денис бледно улыбался, ковыряя вилкой курицу с овощами. Антон сказал: - Ладно… я доем. И он поспешно передвинул к Антону тарелку. - Это точно нормально? Так и должно быть? Он кивал. Таблеток он пил много. Таблетки не помогали. Он по-прежнему делал все, что делал раньше: спрашивал Антона, что тот хочет есть, готовил еду, прибирал в квартире, слушал его бомбление насчет фин.отдела, смотрел с ним Don`t Flop и слушал чужие демки, ложился с ним в постель. Только с работы его больше не встречал: когда Антон приходил, он спал. Он спал в выходные и Антон по три часа не мог его добудиться, в итоге плюнул. Он не читал свои книжки и не строчил в блокноте. Он двигался, как раньше, когда они занимались сексом, и он знал тело Антона, как свое, так что направлял его безошибочно. Антон кончал быстро и быстро отпускал его. Когда Антон хотел долго, его собранность улетучивалась, а сам он, наоборот, напрягался настолько, что с тем же успехом Антон мог бы трахать манекен. Мышцы во время этих экспериментов у него были деревянные, он не открывал глаза и дышал совсем тихо, как будто старался, чтобы Антон не слышал. - Что с тобой? Что такое? А? - Так хорошо. Все хорошо. Но во сне пиздеть было невозможно, и во сне он теперь вздрагивал, когда Антон к нему прикасался. Вырвался и буквально затрясся, когда Антон обнял его, не просыпаясь. - Ди. С тобой… с тобой что-то произошло? Тебя кто-то… - Что? - Пока мы не виделись. Тебя кто-то… ну, напугал? - С чего ты? - Я же тебя не пугал? - Нет. Нет. Он даже лег Антону на грудь, как делал раньше. И был как будто окоченевший. Твердый и мертвый. Антон не решился его оттолкнуть. Денис откатился на свой край, как только Антон сделал вид, что заснул. Потом слышал он, как Денис вышел из спальни. Его присутствие стало невыносимо тягостным. Он осторожно передвигался по квартире и гораздо медленней брал и переставлял вещи, чтобы не ронять. Ему это казалось важным. Он плакал в ванной, когда работала стиральная машинка и его гарантированно не было слышно, плакал, когда якобы уходил на балкон курить. В какой-то момент слезы хлынули у него просто так, во время вполне оживленного спора насчет ремиксов Канье: причем его мимика ничуть не изменилась и он как будто не заметил, что по лицу потекла вода. Только Антон видел его глаза и видел, что это не побочка от таблеток и не: - Ну что? Ну это херня, не смотри даже. Я к чему – К концу второй недели, он оставил всякие попытки уснуть с Антоном в одной кровати, и стоило уснуть Антону, как он выходил из дома. По пустым улицам он шатался до завтрака. Как-то раз Антон не нашел его, перепсиховал, открыл незапертую дверь – и увидел, что он спит на ступеньках. Вечером того же дня, размешивая несквик в чашке и внимательно глядя на ложку, чтобы не забрызгать стол, Денис сказал: - Мне не надо было приезжать. - Ди, был пиздец замороченный день, только ты щас не выступай еще – В основном Антон завелся потому, что это была правда. И теперь она звучала, как обвинение. Денис оставил ложку в покое, придвинулся к нему – толкнул ножку стола, пролил какао, но положил ладонь Антону на предплечье. - Не переживай. Я поеду, наверное. Отойду немного. И увидимся, ладно? Облегчение, которое на Антона нахлынуло, невозможно было описать, он едва не бросился искать билет. Хотелось сказать ему «спасибо». Стыдно было считать часы, но Антон считал. Денис улетел сразу в Питер, Антон его не отвозил: - Я уже такси вызвал, во дворе оно. Во сне ему приснилось озеро в Новогорном, в кольце ржавой травы, застывшее в величественном смирении. Царила полная тишина. За Антоном шли железнодорожные пути. И когда состав полетел под откос, а обломки и пламя хлынули во все стороны, тишина не нарушилась. Не нарушилась водная гладь. Антон проснулся в ознобе. Рука тут же легла на правую сторону постели, но там, конечно, было пусто. …зато в сентябре они обсуждали Триаду, Денис с восторгом рассказывал о том, что нашел полную группу людей, которым – наконец-то – не похуй на Сталина, читал про смену глав МГБ в 30е и заваливал Антона копипастой, они упоенно срались за двойные рифмы как будущее хип-хопа, Антон заспамил чат с Сережей и Ивом, а потом – рабочий чат, потешными рожами, нарезанными из хроники, думал, идти ли дальше по Девятому Официальному, прошел в четвертый раунд. Денис орал на него в личке, что КОНЕЧНО ДА, а потом позвонил, чтобы сказать: - КОНЕЧНО, ДА. И сбросить, потому что бабок на межгород – не гора. Они много смеялись, когда Антон приехал. Денис жил в общаге, Антон снял квартиру на Петраградке на двое суток, она была маленькая, желтенькая, хранила след старушки, которая в ней померла, прежде чем хата ушла в посуточную сдачу, но там было чисто, там был диван и ванна с обновленной эмалью, Денис запивал водку морсом, и от спиртного у него краснели щеки, его быстро развозило, он лез на руки, как кот, терся лбом Антону о плечо и щеку, и они вместе валялись в ванне, и под водой руки скользили по коже, и мокрые поцелуи не заканчивались, и они не засыпали до рассвета, когда перебрались на диван. Его теплая тяжесть, переплетенье рук и ног. Краткое, но полное слияние, которое у Антона отняли, вернулось небесным даром. Не давал Денису встать из постели. Ели, трахались, заказывали новую бутылку доставкой, только чтобы не обрывать момента и не выбираться наружу. Антон стал суеверным и нервозным. В последние секунды фрикций адреналин ударял в кровь, и он вколачивался в Дениса панически, отчаянно. Денис пьяно улыбался, откидываясь на простыню, Денис гладил его спину и целовал его запыхавшийся рот, и трепал его за волосы, как пса треплют за холку, и вел языком по его груди, слизывая капли пота. Не то, чтобы все стало, как раньше. Не то, чтобы все. Денис по-прежнему быстро уставал, начинал терять нить разговора, иногда забалтывался, особенно пьяный, и пьяный смеялся над этим вместе с Антоном, а трезвый терялся и ощутимо грузился. Он не обижался, когда Антон вставлял его словечки, вроде «разгромили в пух и напрах», зато расстраивался, уронив очередную вилку или войдя в дверной косяк. Как-то раз, когда он курил в постели, на него упал уголек, он не вздрогнул и даже не заметил, а Антон заметил не сразу, и когда подскочил смахнуть, Денис искренне удивился: - Ты чего? Иногда он бормотал во сне, но Антон не мог разобрать слов. Чаще просто тихо постанывал, как от тянущей боли. - Может, тебе к врачу? Ты хорошо себя чувствуешь вообще? - Отлично. С этим приходилось мириться. Антон мирился. В октябре Денис ста хуями крыл местное ПНД и подробно выспрашивал Антона, можно ли применить какие-то юридические санкции к терапевту, который отказался продлевать старый рецепт, пришлось честно объяснять ему, что это худшая возможная затея. Денис дважды облетел вокруг Питера на силе своей ярости, потом, подуспокоившись, писал: «Нахуй тебе валиум, не донимай меня, убей себя, ага» «Ты бы меньше слушал Окса» «?» «Ну я как бы его немного знаю. Он талантливый чувак, все дела, но с его образом жизни вообще не похоже, чтоб у него была какая-то депрессия. Тем более чтобы он там про самоубийство что-то думал и прочую ересь» «Он вообще в другой стране живет. Вот при всем уважении. Тебе откуда знать-то, как он живет?» «Когда люди болеют, они не жалостливые треки пишут, а у стенки лежат. Уж ты-то знаешь как раз» «Я не хочу больше, свернули» «Героя обидели, да?» «Нет, я просто очень злюсь и наговорю сейчас» «Речь не о тебе, речь о тречке для подписоты, которая должна проникнуться. Все такие стряпали» «Не все. По крайней мере, знаешь, ему хватило мужества. Чтоб так потом о нем писали» «Итого возвращаемся к начальному тезису: я обидел героя» «Да ну тебя в жопу, считай, как знаешь» А в ноябре распался Вагабунд. Денис тогда был в Красе, сидел на кухне за ноутбуком, было восемь утра, от дыма еще в коридоре слезились глаза. Антон встал по будильнику, вышел поставить чайник, открыл окно. - Как ты дышишь здесь? Денис не повернулся. Черно-белое видео в окошке ютуба, Дима Шокк на коленях, в съемной московской квартире. Голова мотнулась от удара на стоп-кадре. Антон на что-то наступил. Опустил взгляд, увидел клочок плотного картона. Они были повсюду на полу, он не сразу понял, что это куски коробки от системника, она пылилась с прошлого лета на балконе. - Ладно. Кончай это смотреть, все. Антон похлопал его по спине, Денис сначала не отреагировал, потом резко оттолкнул его руку. - Ты чего взвился? Денис хотел что-то сказать, но не подобрал слова. Потом включил видео сначала, у него задрожала рука над пробелом, и он тут же выключил. - Почему он это залил? У него сильно сел голос, а глаза были сухие, но нездорово блестели, как будто у него был жар. - Чтобы выебнуться – ну что ты хочешь?.. Денис отодвинул его, спрыгнул со стула, на котором сидел с ногами. - Почему он думал, что за это нихуя не будет? Он что – он хвастается этим что ли? Почему все… почему все так, как он думал? Почему ни полиции, ни… нихуя, никого… почему ему ебало не разбили уже? - Кто? Денис вскрыл новую пачку, руки тряслись, сигареты посыпались на пол. - И на форуме – пиздец… - Ты когда выспишься, подмети здесь… это все, что от нового блока осталось, погоди? Ну здорово. - И что теперь? Все, ему еще руку пожмут и «красава» скажут? Что – ему просто… просто… Чайник вскипел. Антон залил пакетик, сдвинул ногой картонные ошметки, которые Денис нарвал за ночь своими дрожащими пальцами, и сел за стол. Честно признался: - Ты пересидел, я не понимаю, что ты пытаешься сказать. - Ты юрист, это же – это… ну незаконно все, это прям улики на весь интернет. - Хочешь, чтоб я тебе, как юрист ответил? Денис быстро, с детской, необъяснимой надеждой закивал. - Незаконно. Он кивнул снова и сел поближе, теперь смотрел на Антона неотрывно, даже заискивающе, а Антон все сильнее раздражался на него: из-за того, как дико он себя накрутил из-за такой хуйни. - Но если они пойдут в ментовку, их сожрут, так что не думаю, что пойдут. - За что сожрут? - …да и не факт, что из этого можно что-то извлечь. Ну что эта съемка доказывает? Что к ним вломились? Нет. - За что? - Ну лещей им дали. Может, на мелкое хулиганство потянет. - За что сожрут? Ну ты ответишь или чо! - Хотя опять же, Жигану Путин приз вручал… давай потише-ка. - Они Мирона на колени поставили. Лицо у Дениса скривилось, как от сильной физической боли. - Ну давай уж начистоту: они сами доигрались порядочно. Денис повторил – тихо, но с какой-то невероятной, фанатичной энергией убеждения: - Они Мирона поставили на колени. Антон подумал: забавно, какие разные получались «они», у него и у Дениса. Потом заметил, что подбородок у Дениса трясется, не так, будто он сейчас заплачет, хуже. Как будто он правда - нездоров. - Ты лекарства свои пьешь, прости? Антон мгновенно пожалел о том, как это прозвучало. Излом его бровей, выражение его лица. Не жалобное даже. Глаза шире раскрылись, неверяще, он застыл, глубоко дышал приоткрытым ртом и выглядел так, как будто Антон его ударил. Он побледнел даже, заметно. Чистое страдание, несоразмерное этому ребенку вчерашнему, смотрелось так гротескно и так непоправимо. Антон протянул руку, чтобы накрыть его ладонь, лежащую на столе. Денис очень медленно ладонь убрал. - Ди… Он забрался обратно на свой стул и прикрыл руками голову. - Они п-поставили Мирона на колени. И так можно. И все рады, и ты говоришь – - Не говорю, ну все, прекращай. - …сами напросились. - Не говорю я так! - И никто не помог. Никого не было, чтоб ему помочь, и никто не помог, и ничего нельзя сделать… нельзя же? Ничего нельзя сделать. И никого не было… - Ди, мне на работу надо собираться, начинай себе вести так, пожалуйста, чтоб мне волноваться не надо было. На самом деле, Антон не знал, какое чудо должно приключиться, чтоб волноваться можно было перестать, потому что Денис раскачивался, в лучших традициях ужастиков про дурдом, и даже когда он остановился, легче не стало. Но он остановился. - Почему меня там не было? Он сказал это так неожиданно спокойно и здраво, что Антон растерялся сильнее. Денис смотрел на него, совсем прежний, серьезный и вдумчивый, Денис, который задавал ему сотни вопросов, заставляя Антона поверить, что тот знает сотню вещей, поверить, что он взрослый, мудрый и важный, и разберется со всем на свете. - Ну что бы ты сделал-то, господи? Денис не ответил, словесный понос, который его одолел от перевозбуждения, сошел на нет. Но по его взгляду Антон понял: если бы Денис в тот вечер оказался не у него, а Мирона на кухне, Рому Жигана он, скорей всего, убил бы. Перегрыз бы глотку зубами, к хуям, вне зависимости от того, что было бы потом и чего бы ему это стоило. Антон поднялся на ноги. - Давай-ка пойдем в кровать. - Не надо. - Надо-надо, ты не спал всю ночь. Антон обнял его за плечи и потянул к себе, а Денис взял его за руку, мягко и бережно. - Не надо со мной так. Я же тебе нравился, ну раньше, хотя бы. Антон нагнулся, уперся лбом ему в лоб. - Ди… - Я не хотел. Диагноз получать не хотел. И таблетки пить. И дрожать нижней челюстью, и слоняться по дому сутками без сна. - Я ж не злюсь, я беспокоюсь за тебя. Ну? Ты болеешь, и не осторожно так обходишься с собой. - Не болею. Не в том… - Ну а в чем? Где таблетки твои? - Не в том. - В чем? В чем дело? Что Окси на колени поставили? Ну плохо. Хорошо, уебищно - - Неужели вообще ничего против них нет? Никого нет? Неужели ничего нельзя противопоставить грубой силе, которая придет в твой дом, сядет за твой стол, нахлещет тебя по щекам и уничтожит твой мир? Отнимет у тебя – тебя, твое достоинство, твое будущее, твои малые победы и смелые надежды? Это был, в общем, совсем не безумный и даже не такой пустой вопрос. Это не был плод его невроза и внутреннего раскардаша, и Антон соврал бы, убедив себя, что сам себе его не задавал. - Я не знаю, Ди. Серьезно. Антон погладил его по голове, стараясь этим как можно внятнее сказать – давай помиримся, давай ты поверишь мне и простишь меня? И Денис его понял, и поцеловал внутреннюю сторону его локтя, и как всегда – Антон почувствовал, что хочет остаться с ним, и никогда в жизни не переступать порог. - Ты меня любил, чуть-чуть хотя бы? Пока не началось это все? - Ну клянчишь же сейчас. - Я серьезно. - Мне наплевать на то, что началось. Денис устало прижался головой к его животу, и Антон отнес его в спальню, как в их первый раз, налил ему воды и принес его колеса, проследил, чтобы он выпил, и укрыл его одеялом, сходил в душ и почти вовремя вышел на работу, позвонил домой в обед и порадовался, что он спит и не берет трубку, а вечером пришел и обнаружил, что постель заблевана, а Денис лежит, белее простыни, и упаковка пуста целиком, и его крупным корявым почерком в блокноте, который Антон купил ему в Анапе под записи, накарябано «Я правда не хотел», и Антон не знает, куда бежать и кому звонить, и боится проверить у него пульс.