В пустыне времени

В основе любой трагедии, которая после кажется неизбежной и предсказуемой, лежит тысяча разрозненных случайностей. Так Антону казалось еще полтора года, прежде чем он понял, насколько заранее и с какой готовностью был спланирован каждый этап. После феста не хотел отпускать его, привык за несколько дней так, как будто снова прожили вместе лето: бездонное, ласковое, дождливое лето, их первое, когда делал все, что хотел, потом делал еще, и никто не говорил «хватит», были собой и были свободны, неисчерпаемо. Сидели за одни столом под навесом, смотрели, как колеблется вода в бассейне, Антон слушал, как они с Сережей обсуждают плохие новости, спорили про схемы и рифмовку, помаленьку окунали в говно Версус, комары сваливали от дыма его сигарет, Антон вытягивал уставшие ноги и мог не смотреть до утра на часы. Взял отпуск по болезни, снял гостевой коттедж с высоким забором, на Высоком Берегу. Хозяйка трижды предупреждала, что для двоих великоват, Антон повторял, что приедут друзья. Она колебалась и тревожилась, но не о том, о чем мог бы тревожиться он. Было смутное непонимание: ну что она, ждет, что они будут водить девчонок? Прекрасно. А то они будут первые в Анапе, кто приедет развлекаться. С монастырем перепутала? В итоге сам хотел отказаться, хозяйку тут же заело, она уступила. Надеялся больше ее не услышать. Переговоры шли нервно и спонтанно в последний день перед разъездом. Денис спрашивал, почему он не плюнет – какая разница, этот дом или другой, да можно вообще махнуть рукой. Этого, конечно, допустить нельзя было никак. Пугало и будоражило то, как просто Денис это предлагал. Махнуть рукой и спокойно разъехаться. И даже не ссорясь, не назло друг другу, а просто не быть друг с другом лишней недели – потому, что какая разница, быть или нет. С этим никак нельзя было смириться, нельзя было поддаться. Так хотелось – жить с ним, утром с ним завтракать, нырять солдатиком в мутную темную воду, пить ночью под звездами. Целовать его, когда захочется, прикасаться к нему, в любом момент. Подержать хоть немного иллюзию безнаказанности, пусть на маленьком клочке «улицы», надежно защищенном и огороженном. Не объяснял про забор Денису. Он, конечно, не понял бы. По ночам было слышно, как шумит море: так же близко, как на базе было слышно чужие шаги и голоса. Целовались в сером сумраке. Целовались вместо всех ответов и вопросов. Пили коньяк из одной бутылки, проливая на грудь, на руки, на постель, и воздух был пьяный, влажный и густой. Денис легко соглашался, что бы он ни предложил. Да, пошли. Да, давай. Да, можно. Ели шашлыки, гуляли по берегу, трахались до рассвета. А как-то раз спросонья Ди его обнял и прижал к плечу его голову. - Ложись, я никуда не ухожу. Честное слово. Потом выяснилось, у Антона был кошмар и он говорил во сне. Денис мало говорил. Реже вставал. Много курил. Антон видел, как ускользает его опустошенный, истерзанный взгляд. Безукоризненно и самозабвенно умел воспроизводить страдание. Едва-едва розовело небо на рассвете, когда нашел его во дворе, он сидел, подобрав под себя ноги, на шатком пластиковом стуле. Антон положил ладонь ему между лопаток. - Тебе нехорошо? Но эту карту еще рано было разыгрывать, и он торопливо покачал головой, потом затушил сигарету. Откашлялся. Антон принес большое полотенце с сушилки, он закутался, осторожно двигаясь, чтобы не задевать сильно обгоревшую спину. - Мне надо с тобой поговорить. А я очень не хочу. Когда Антон заболевал в детстве, мама каждый раз одинаково дергала себя за ворот блузки с досады и одинаково, певучим плачущим голосом тянула: «Ну что ж такое-то!». Как персонаж в РПГ: сколько раз к нему не подойди, он выдаст один и тот же скрипт. Антон подумал: «Ну что ж такое» и на всякий случай сел. Денис рисовал пальцем на влажной от росы пластиковой столешнице. - Ты в курсе же, что Питерские орги сгасились после финала? Антон был в курсе с июня, причем первым об этом ему написал Кочевник. Так и так, это, в общем, не мое дело, но я уже писал, что ребята мутные, и я просто хочу сразу донести, что я прям настаивал: отдайте выигрыш пацанам на месте. Хуй на. Прошла неделя. Организаторы ушли с радаров. Переживаю. Обнял. Антон был занят, еще через неделю позвонил Денису. Сказал ему, чтоб получили с Гноем призовые с оргов и не страдали хуйней. Денис ответил, что он, конечно, рад бы, но с ним никто не связывался: - Может, Славе они писали что-то, я проверю. Спасибо, а то чо-то уже нервно стало. Разговаривать с питерскими оргами Антону не хотелось: лояльность у них была нулевая, их филиал был единственным, где выслушали требования по контрольному приезду верхушки на финал и ответили: - Ага. Ну тогда, в принципе, мы своими силами обойдемся, ничо страшного. Потом начался пожар в Москве, и Антон решил, что раз ему больше не напоминали, все как-то рассосалось. Москва заебывала его полгода, а к финалу там был такой срач, что двадцать человек подряд просили убрать Гора, а Гор строчил огромные простыни в личку с приложенными отчетами и плачем Ярославны на тему того, как тяжело сделать заполнение и как он все силы положил на то, чтобы филиал окупался. Птичка принесла на хвосте, что призовые растрачены. Антон просил не делать преждевременных выводов: финал впереди, наверняка организаторы найдут деньги, даже если прямо сейчас их нет. Теплилась надежда, что выиграет кто-то из орг-команды или кто-то из готовых подождать, хотя понимал, что последних просто не будет. Антону было неловко: Красу Гор заплатил, без напоминаний и с опережением. И, в общем, все понимали, что мог бы сделать наоборот: подкинуть их – но все красиво разрулить поближе к телу. Вопрос, сколько он положил в карман и было ли, что класть, не поднимался: Антон с Сережей понимали, что просто не смогут проверить. Ситуация усугублялась тем, что суммы были равные: тридцать призовых – тридцать фрашизных. Перехода разговора в русло, где обсуждали бы, что филиалу надо выбирать между участниками и оргами, и не лучше ли тогда отменить франшизы, не хотелось. В душную июльскую ночь Антон налил стакан со льдом и написал Сереже, нет ли у него осадочка: с одной стороны, Гор – конечно, ебанат, проебавший призовые, с другой – может быть, отдать чемпиону бабки, а Гор вернет со временем? Его ж вот-вот линчуют. Сережа прислал мемас из Робоцыпа, с подписью «Лучше Шегги, чем меня» Потом позвонил: - Ты ж понимаешь, что «вернет со временем» никакого не бывает? Пусть возвращает тем, кто его ебать готов – ты этим заниматься хочешь, что ли? - Честно? Меньше всего на свете. - Ну и все. В Москве на финале сообщили участникам, что, конечно, теперь, когда все прояснилось и они не получили нихуя, необходима смена орг-состава и они ждут достойных кандидатов. А Гору сказали, что все понимают, все друзья, респект, благодарность за сезон, ждем на фесте, ну так вот получилось, к сожалению, отдохни, переключись на творчество: - Сам тебе завидую, если честно, пиздец. Теперь это как бы все вообще не твоя головная боль, охуенно же. Потом приводил эту историю в пример Денису: ну можно же все мирно решить, было бы желание. Денис взорвался. Долги за Гора выплатил Ники и через десять месяцев: но выплатил же, до копейки (в отличие от Дениса). Так или иначе, к фесту все выдохнули, Гор получил в пару Гнойного для повторной встряски (Питер вообще на старичков подействовал отрезвляюще, Руся после баттла с Денисом резко забыл, что он победитель всех опросов мира, и вспомнил, как сосать с проглотом). И все было отлично. Пока Гной не спросил Антона, держа талончик на еду: - А чо, типа, все, сыта птаха божьей пищей, или кто-то нам заплатит? Не? Нет? Тут и выяснилось, что питерские орги ушли со связи на совсем, и призовых – опять – никто не получил. Антон выговорил Гнойному за то, что он не обратился раньше, и постарался с ним до разъезда больше не встречаться. Дело было не в деньгах, они как раз подсчитали выручку, заработали меньше, чем хотели, но больше, чем рассчитывали, на работе все шло отлично, свою часть франшизных бабок Антон не трогал, в принципе, можно было бы съездить до банкомата прямо с базы. Но делать для Гноя не хотелось ничего, вообще. Передергивало от снисходительной подъебочки в его взгляде, от его желтой влажной ухмылки, от того, что он говорил «нам», как будто кинули не его, а их с Денисом вместе, и Антон был что-то должен им обоим, вообще – как будто они были одна единица. Антон никогда не спрашивал Дениса, знает ли Гной, что у них происходит: не хотел слышать ответ. На Антона Гной смотрел и липко, и брезгливо, и так, как будто знал его лучше, чем в принципе мог, и Антона подташнивало. В Анапе спросил Дениса: - А Слава сам никак не мог со мной поговорить еще раз, если ему так неймется? Он чо дергается-то так, на дозу не хватает? Пошел за бумажником. Денис неожиданно накрыл его руку своей, когда Антон шлепнул им по столу. - Не надо, я ж ничего не… не то совсем, ну что ты. Сжал его пальцы, уткнулся лбом ему в плечо. Антон растерялся. И тут же почувствовал себя виноватым, конечно. Потрепал его по волосам. - Ну а чего тогда ты нагнетаешь, ладно, хорошо? - Ну в общем, они слились с концами. На новый сезон не вернутся. Так. - Короче, ребята хотят, чтобы взялся я. Я знаю, что ты – не поддерживаешь идею эту, это так, чисто для информации. Ну и кого-то другого вам тогда с Сережей подыскать придется. Оглядываясь назад, Антон ни секунды не сомневался: он репетировал разговор. Ни за что на свете так послушно и мирно не отступил бы в тенек, если бы не знал, что Антон поведется. В Питере был Версус. Никто из людей, которых Антон действительно хотел видеть там у руля, не променял бы «главный баттловый проект страны» на филиал Слова. Он проверял, полгода не могли найти туда команду: и это был единственный город, в котором искали сами. Закрыть филиал с концами означало признать поражение: на единственном клочке земли, на который противник вообще позарился. Не хотелось терять участников. Не хотелось самим разгребать говно за сливщиками. Не хотелось заново открывать переговоры и бегать с протянутой рукой. - Филиал единогласно хочет? Денис кивнул. Снова медленно и основательно закурил. Потом сказал. - А я не хочу. Антон подавился своим «Ну так и быть». - Это что за новости? С каким пор, интересно? - С тех пор, как ты не хочешь. Просыпались птицы. Вода в бассейне шла мелкой рябью. - Ты… извини за нашу переписку последнюю, я не прав. Никогда не знаю, когда вовремя остановиться. Он улыбнулся, почесал нос большим пальцем. Антон не мог придумать, что ему ответить. Сказал: - Что правда, то правда. И тут же пожалел, когда он закивал. - Я много думал – помнишь? – про наш разговор… ну как разговор… когда ты сказал, что в общем, не должен мне ничего, тупо потому что мы ебемся – - Я не так сказал! - …и я злился тогда очень, а потом понял, что ты прав. Конечно, прав. И то, что я тебя в койке устраиваю, вообще не значит, что я тебя еще как-то устраивать должен. - Ди. - …если я тебя не убеждаю, ну, нет значит нет, ты ж не начнешь меня считать кем-то, потому что я очень попросил. Что тебе. - Ты закончил? Поразительно, но даже тут он не полез в залупу. - Считай, что ты меня убедил. До вот этого пароксизма самоуничижения. И я хочу. Все, тема закрыта? Он поерзал на стуле и поправил полотенце на плечах. Отдельный актерский талант, между прочим, вымахать до метра восьмидесяти, отожрать ебло, и все равно в нужный момент казаться вдвое меньше. - Ди. Я сам себя не устраиваю. Если тебе от этого – - Я знаю. Повернулся к Антону, сел нормально, полотенце упало в траву. - Никогда не понимал, почему. Хитрожопый, бесстыжий, лживый крысеныш. На три раунда и во все колокола он «не понимал», когда время пришло. Антон коснулся его локтя, и Денис обнял его, крепко, сильно, не за шею, как когда-то, а за спину – одной рукой, и другой прижал к своему плечу его голову. Так обнимал отец, совсем давно, до унизительного редко. Непреодолимо хотелось поверить ему. Нельзя было ему не поверить. Что тут сказать. Хорошо, что вовремя убрал бумажник. Много говорили после этого. Огибали мыс: с другой стороны, там, где кончалась набережная и постепенно иссякал людской поток, под ногами была пыльная, глинистая тропа, ветер трепал сухую траву, высокую, рыжую, а за ней был обрыв, и над водой кричали чайки. Уходили так далеко, что потом, чтоб вернуться, приходилось брать такси. Их незаметно оплетали великодушные, невесомые сумерки. Откровенность перестала быть риском, потом перестала быть роскошью: теперь, когда их история казалась законченной, и они обсуждали ее, как дело минувших дней, ничем уже не способное им навредить и их затронуть. Мягкие пыльные дни были так же далеки от бесконечной череды ссор и примирений, настойчивых попыток и отчаянных требований, прицельных ударов и удушающего вранья, как камни на дне обрыва от мягкой пыльной тропы над ним. И было что-то завораживающее: в том, чтобы смотреть с обрыва. Чтобы открывать свои раны и всматриваться в чужие: без надежды на исцеление, без подготовки к новому бою, без нужды защищаться, без страха, без волнения. Так легко было прощать, так щедро удавалось раскаиваться: когда был уверен, что уже никогда не сделают друг другу больнее. Умел «воспевать поражения» мастерски. Ни в чем другом не чувствовал себя так сладко, так безопасно. Денис никогда бы ему не поверил, но если бы он ушел тогда, Антону не в чем было бы его упрекнуть. Возвращались в темный дом и не зажигали свет. Обнимались в темноте и двигались наощупь. Антон просил его, не умолкая, едва улавливая, о чем, повторялся, путался в словах, мокрый от пота, лишенный кожи, на грани просветления и сна. Ускользал оргазм, затекали ноги, не удавалось до конца провалиться, поймать его, почувствовать, и в ту же секунду казалось, что он повсюду – и что тело Антона распалось на части, и уцелели только те, где они соприкасались, и сны были ярко красными, и захватывало дух, когда стремительно и резко выныривал из них на поверхность. Впервые почувствовал в себе его язык, и дрожь посыпалась от пояса до кончиков пальцев. Не мог подняться по утрам, изможденный и обезвоженный, как после большой игры. Пережидали закат, выходили купаться. Вода покорно расходилась под гребком. Антон представлял, как его ладони вот так же невзначай, без усилия, раздвигают Антону грудную клетку, и там нет потрохов и костей, только теплые красные волны, и уже не придется всплыть, и за все пять лет столько не говорил ему, как сильно – невыразимо – любил его. Родинку на щеке. Вену на шее. Шрам на бритом затылке. - Такое, помутнение как будто, опасное: когда, знаешь, кажется, что все может быть так, как хочется. Ну вот просто быть. Просто быть. Руку протяни, и считай, все схвачено. - Все еще не вижу, почему нет. - Это на тебя так местный климат действует, вековая память просыпается, беззатратного падения кокоса на голову? Или что, или Вера аутотренингу своему обучила под медитации? - Ей они не помогают, кстати. - Тем более, видишь. - Она восемьсот человек через себя за три дня пропустила. В хорошем смысле слова. - Так я и не принижаю, ни в коей мере, да? - Твоих восемьсот человек, если уж на то пошло. - Если ты от меня ее защищать собрался, это какая-то новая веха абсурда, я тебе скажу. - Чем тебе не кокос? - Что, прости? - Ты потряс, он упал. Что еще должно произойти, чтоб оно уже точно считалось, и дальше можно было делать, как хочется? Он улетел в субботу. Последний рассвет в Анапе Антон встречал один. Зашел по колено в море. Помутнение не проходило. - Я просто – ну, еще совсем пиздюк был, так-то, и мне хотелось убедиться, наверное, что я достаточно хорош. Для тебя. Услышать это, открытым текстом, не через пошел нахуй. А потом я понял, что этого никогда не будет, но нихуя не понял, как с этим быть. - Во-первых, это не правда, а во-вторых, ты это прекрасно знаешь. - Но с Хайдом баттлит Вараб, Слава баттлит с Москвой, а я – с Русей 1347. - Тебе не будет достаточно. Никогда, скорее всего. - Он младше меня на три года. - У тебя – я не знаю, пауки и черви в мозгах копошатся, мне иногда кажется. Младше. Я тебя уверяю, это как бы последнее, на что я смотрел. - Вот именно. - Потрясающе. - Но если дело не в возрасте и дело не в опыте, почему ему не надо – довольствоваться малым, вот это все, и ждать, когда время придет? Я не прошу так же, ок. Пиздеж. - Я просто хочу понять. Это-то честно, мне кажется. Вечерние прогулки, осколок гальки на пыльной тропе. Написал ему через две недели: «По-моему, вам нужен мейн на отборы» «Естественно, и не один Погоди О чем речь, еще раз?» Обрисовал ему предложение. «Это в смысле Варабу нужен мейн, я так понимаю Но чо-то не срастается в свободном плаванье» «Не сучись Хотел больше? Бери, что дают» Он не ответил быстро, и Антон добавил: «Победи сперва моего меньшого брата» Знать бы тогда, что для него это будет не шутка. Денис согласился мгновенно. В декабре они отвели первые встречи. И их с Темой баттл Антон ставил в Красе на вечерине перед сезоном. Тогда не нужно было притворяться, что он не заметил, что не придал значения. Тогда очевидно было – не только ему, всем, кто был в комнате: происходит что-то новое, что-то особенное. Настолько, что чуваки у плазмы закончили пиздеть и кидались чипсами в того, кто открывал рот, мешая слушать. «Вараб младше меня на три года». Обосраться. Что бы ты знал, малыш, о долгом пути. Антон смотрел на двух мальчишек в кругу: девять лет разницы с Ди, двенадцать – с Темой. Мотал паблик Слова и казалось, что завис барабан, на два косаря комментов вниз – одно и то же: лучший баттл Слова был Хайд-Сван. Пока не вышел Чейни-Вараб. Помутнение на рассвете, по колено в красном море. Черновики и дэмки в безымянной папке. Что еще должно случиться, чтобы дальше мог делать, как хочется? Сказал Сереже: - Я, пожалуй, отойду на полгода. Разберешься же один, щас все гладко, вроде? Сказал Денису обращаться к нему по всем вопросам. - Делай сезон. Я решил, займусь в этом году… ну, в общем, кое-чем посерьезнее. Сережа обнял его – и чуть не свалил с ног. Денис спросил: - Это альбом? И прыгал так, что было слышно, как у него в квартире трясется пол. - ОХУЕННО, СУКА. Конечно, охуенно: говорили об этом раз за разом, больше года, с тех пор, как с нулевым выхлопом Антон залил В наушниках. И вот наконец Антон уходит, чудно, все по плану. - Блядь – пиздец, я… так рад, если честно, даже хуй знает, что сказать еще… Услышал женский голос на заднем плане и попросил: - Это Вера там? Скажи ей, чтоб она тебя поцеловала от меня. - Да если бы. Мало того, что это была не Вера: девчонку притащил Сережа, и Антон не представлял, как ее зовут. Сережа прожил у него две недели, потом Антон предложил заплатить ему за гостиницу, если денег нет, но: - Давай-ка ты съедешь куда-нибудь, где сможешь дальше продолжать, как тебе нравится, а то я все понимаю, дела житейские, но некоторым из нас еще пятидневку надо отрабатывать – да? Я от недосыпа отъеду скоро. Это был январь, 2015, и всем вроде как уже было понятно, что Сережин брак закончился: а он все никак не заканчивался. Разворачивалась во всем блеске история, которой предстояло тянуться еще полтора года, и Антон наблюдал ее со смесью брезгливости, изумления и надежды. Сережа рыдал у него в кабинете, FIFA стояла на паузе, и мутные крупные слезы падали на джойстик, Антон неловко похлопал его по колену, не знал, стоит ли его обнять, Сережа кивал, бухал с горла, шмыгал носом. - Ну сопли еще напускай в вискарь – давай я стакан тебе принесу, подожди… Это было во вторник, в среду Сережа переживал, как все охуенно не вовремя: и одно за другим еще. Выходила замуж любимая женщина. Если бы Алинка не выгнала к ебеней матери и не потребовала назад ключи до отъезда в Мюнхен, можно было бы спокойно прощаться с любовью дома и на большой кровати, а так что – таскать ее к Антону? И ему не удобно, и ей не очень (только не обижайся – да какие вопросы). Трахал ее в итоге в подвенечном платье, в кабинке, после примерки. Ее подруга его жалела, но у подруги были толстые лодыжки. Толстые лодыжки портят впечатление, но сосать в целом не мешают, если отсос без задних мыслей и дальних планов, само собой, чисто как жест поддержки: - Ты знал, что в лифтах камеры теперь, в офисных комплексах? Пока Сережа не съехал, соседи жаловались на громкую музыку и не закрывалась дверь, Антон себя чувствовал, как будто живет на студии, Ив стирал залитые вином штаны в его машинке, с Хасаном на балконе под звук далеких серен смотрели с планшета советские мультики. Потом Сережа забрал праздник дальше, кочевать по Красу, но раз за разом заваливался к Антону после четырех, когда надоедало бухать. По телке на каждую руку, дорожки на фоторамке, мамин строгий взгляд со снимка, как-то раз Сережина подружка сказала, подвиснув: - Эта женщина меня осуждает. Потом набрала домой, разбудила свою мать в Ростове, та ответила ей трехэтажным матом, Антон жалел, что не может сказать того же всем присутствующим. Почему? Потому, что если бы Сережа свалил совсем и где-то с кем-то другим коротал свои вымученные ночи, Антон сидел бы один дома и не мог бы объяснить себе толком, какого хера он опять не в состоянии уснуть. Трава в жестянке из-под чая, Сережины сменные шмотки в шкафу: с утра после пьянок он ходил на встречи, искал заказы. Макет для филиала Стрит-Бита в Краснодаре. Проект детской площадки для нового жилого комплекса. Вы уже занимались? Мы уже занимались. Антон написал ему рекомендацию от Кубань-Нефти за проект, которого никогда не было. Фиктивное резюме, напряженное въебывание, нужны бабки – всегда нужны бабки – раз уж не хватает на тачку, пусть будут на новые кроссы. Из Москвы к нему приезжала подруга, катал ее на море, взяв у Антона ключи, потом крестницы на заднем сидении тачки нашли длинные женские волосы (что ж она лезла, как кошка, это ж как-то даже не здорово) и блестяшку от презика. Долгие прогоны про особую философию в БДСМ: - Я даже не представлял, между прочим. Поиск в интернете на рассвете – где купить замену сбруи для девчонки, третьей или четвертой, Антон в них путался, потом вышел Восход, и в них стали путаться все, но суть была в том, что игрушки были ее, со всей амуницией, и Сережа порвал там какой-то ремень в процессе, а Сережа хотел быть джентльменом, он искал замену, потому что у девчонки те же игры и те же девайся были с постоянным парнем, и хорошо было бы достать новую сбрую, пока он не вкурил, с кем встречает восходы его принцесса, но в Крас долго доставляли, проще было купить в Москве, Сережа спрашивал, когда у Антона там ближайший суд, Антон сказал: - Ты рехнулся что ли? Я не повезу, даже не предлагай. Потом подумал: а почему нет? На их с Алинкой свадьбе прошлым летом Сережа читал сопливый стишок, как с советской открытки, пока Алинка танцевала перед ним, и гости стояли вокруг, шатер был наполнен надеждами и цветами, они только-только расписались, бегали дети, ветер поднимал ленты, Ив снимал сюжет для СловаТВ, Сэт пришел в костюме – с рубашкой, расстегнутой до ремня, татухи наголо, свежезабрился налысо, к нему после шардоне на жаре подкатывала Алинкина «тетя Женя из Пятигорска», за пятьдесят и в вязанной шали. Когда уже стемнело, они разошлись и плясали лезгинку, он запыхался и говорил Антону: - Блядь, жалко, приличная женщина: я бы ей так в сраку вжарил. «Я иду вперед, чтоб чей-то новый день Вдруг начался с букета орхидей» Подружку невесты, которая блондинка – Настя? Нина? – Сережа не мог найти потом на первом СловоФесте: она приехала утром, они сходили выкупаться, закрылись в бунгало, и Антону до него было не дозваться, запах шмали и секса внутри стоял дикий, когда Сережа все-таки открыл, Антон отвлек его на пару часов, решали вопрос с аппаратурой, а потом оказалось, что девушки нет в постели и нет у бассейна, и только вечером Денис нашел Антона на раздаче и сказал: - Слушай, я не хочу ханжой быть – да? – но ваши пацаны, по ходу, телку уже на третий круг пускают, и она не очень с нами, мягко говоря. На берегу Олрайт смущенно отдавал Сереже голое тело, пытаясь прикрыть его куцым маленьким полотенцем: - Я не знал, что эт твоя, она вообще не говорила ничего… Сереже было тяжело нести ее на руках, и он в итоге потащил ее волоком по песку. Антон не стал ему помогать: ничего не имел против девчонки, но Сереже решил устроить воспитательный момент. Огни у берега. Снежная россыпь, цветки ландыша у Алинки в волосах. - Антох, скажи ей, мы микстейп пишем! Ну это бред, малыш – малыш – ну ты послушай, чо ты говоришь такое, ну ты считаешь, я по каким-то левым бабам буду шляться, когда меня ты дома ждешь? Ну я чо, сам себе враг что ли? Ну вот. За эклерами зайти? А за попкорном? Ну по чуть-чуть если? Нет? Целую крепко. Ты ложись тоже – ты совсем не отдыхаешь. Я вот приеду, проверю. Они мирились в сентябре-15, продержались до Нового Года. Сережа брал кредит на второй телефон, потом оставлял его на студии, чтобы Алинка не нашла, «проверяя» карманы. С первого феста приехала девчушка-волонтер, потом, на втором, во время разборок с Питером, она очень их с Антоном поддерживала. Голубое платье, волосы в пучке. Осенью она говорила, что беременна, но ребенок так и не родился: не понятно было, врала или по-тихому решила проблему. Это никого не парило, парило то, что она позвала Алинку встретиться. Та сорвала голос, разбила круглое зеркало в ванне, в девять вечера Сережа писал, что пиздец, в девять утра врал клиенту, что попал в аварию и ну никак не может приехать на презентацию, потому что еще не закончили сраться. Закладывал часы, покупал цветы, на Алинкин дом – он как-то подсчитал – Антон не смог бы скопить до сорока семи, ее отец обещал, что Сережу отвезут в лес, потом предлагал ему партнерство со вторым рестораном: - Ты же способный парень, с пониманием общественных процессов, можешь развиваться: если будешь принимать правильные решения. Как-то раз Алинка немного увлеклась – потому, что не увлекся Сережа, у него был дедлайн, и не задался их обычный танец. Сломала ноготь, когда второпях выколупывала таблетки из блистера, запивала их из-под крана – вот это действительно жест отчаянный – напихала в рот, проглотила, потом заблевала платье MaxMara (не смогли вывести пятно в итоге), Сережа держал ей волосы, вызывал ей врача: - Жена отравилась – да чо-то съела, наверное, сами понять не можем… не, температуры вроде нет… температура есть у тебя? Но ей не хорошо. Машина – и, главное, права, - были только у Алинки, Сережа вызывал такси и заботливо открывал для нее дверь на каждом светофоре, чтобы рвота лилась на асфальт, а не в салон, таксист просил доплату, и Сережа послал его нахуй за такую спекуляцию на чужой беде: - Вот я сам причем думал предложить на чай, но это уже через всякие рамки, тут какой чай может быть, когда нет элементарного сострадания человеческого? Говорил Антону за стойкой Мистер Дранка: - Ты знаешь, мы все чаще кажется, я ее вообще не любил никогда, да и она меня: это какая-то бесконечная попытка упорядочить то, что упорядочить нельзя. Эта драма началась, когда Антон был уверен, что никогда не окажется на его месте, и еще горела, когда их с Денисом разрыв отгремел, став вчерашними новостями. После второго феста Сережа не смог снять квартиру, они с Алинкой договаривались, как взрослые люди, так уж и быть, дотерпеть друг друга до октября, не продержались "друзьями" двух дней – трахались на кухне, спали в одной кровати. Детали до Антона иногда доходили не в первую очередь: Сережа писал кому-то другому – а ему уже пересылал сообщение. Антон для удобства создал ему конфу «Роман с продолжением», но Сережа то ли не понял, то ли наоборот поддержал подъебку, и охотно добавил туда половину Биг Мьюзик и еще человек шесть по мелочи, чтоб вещать в одном месте. - Вам это все нравится, по-моему. Говорил ему Антон, доставая стаканы, но в декабре под елочку Алинка принесла Сереже подарок, который он уже не потянул. - Я одного не понимаю: зачем? Ну зачем, зачем, зачем, зачем так, - ну если ей похуй уже, то нахуй морочиться, а если ей все еще надо меня достать, значит, я ей нужен до сих пор, ей хочется, чтобы меня взяло, она ж специально выбрала, запарилась – она не понимает, получается, что я… я же уже все, я уже ее простить не смогу? Сережин друг детства в ее постели, под воркование «солнышко, приезжай домой, я запекла свиную шейку»: - Она даже не надела трусы. Мелодрама с мордобоем в хорошо обставленной комнате, недельный запой, в этот раз ушел без вещей, и быстро оказалось, что буквально не во что переодеться, а шмотки провоняли потом, джинсы Антона ему были велики (ему были велики любые джинсы, у кого ни одолжи в тусовке), и он их подворачивал у Антона дома, шутили про хоббита, когда его шмотки просохли после стирки – на трое суток нырнули в угар по клубам: - Свобода! Разбил бутылку шампанского о крышу чужого лендровера. The Weekend, Канье, первокурсницы в караоке орут О боже, какой мужчина, уличные драки, бесконечные торги с ментами, хватит, все, будет с тебя, поехали спать, Антон случайно принял его таблетку вместо своей от больной спины, оплавленные стены, радужные сны, проснись, ты орешь – - Сереж. Ну сколько можно? Ну… я не знаю, ну как-то надо же себя в руки брать уже… ну хорошо, давай тогда, может, еще по одной? Пока оставался с ним рядом и таскал до дивана его пьяное тело, проще было врать себе, что сам давно оправился и встал на ноги крепко. Ничто так не возвращает силы, как вера, что кто-то в еще большем дерьме: а ты что, ты уверенно движешься, ты еще отлично держишься. Тогда казалось, он уже не вырулит. Кто ж мог подумать, что Сережа погрустит немного, выкинет в корзину Землю и напишет Восход, откатает тур и двинет на Песни, пара лет в печали – и уже новые школьницы скачут под сценой, в 18ом брал кредит, чтобы приодеться для шоу (у друзей не брал, потому что уже всем был должен), в 19ом рассказывал: открылись фанклубы, в Москве, Питере и Самаре, ребята спрашивали его, есть ли маза – ну, если не напряжно, - как-то помочь с ротацией, и занимали теперь у него как-то чаще, чем у Антона, невероятно, Сережа читал о том, как его рвут на части рублевские дочери, и даже не приукрашивал, что примечательно, The Flow назвали его создателем проекта Слово, надо же, а Дуня баттлил Антона тем, что в свои тридцать пять он известен, как друг PLC, и больше ничем. Кто бы мог подумать, что в итоге в этой мясорубке уцелеют все кроме – включая – Антона, и жизнь пойдет своим чередом, день за днем отсекая неудобные подробности, и в реалити-шоу Сережа расскажет, как не смог пережить измену, но никто из новых слушателей не вспомнит, что на Восходе он читает про восемь разных телок, нося кольцо на пальце. Алинка обошлась без встречной атаки так никому и не стала рассказывать, во сколько встала ей на самом деле Большая музыка, и как Сережа звонил ей, уже после развода, смущенно: - Не отвлекаю, нет? Удобно? И говорил, что ей нужно сдать анализы, потому что он все понимает – он все понимает – но уже ничего не поделаешь, а он переживает, он сам только-только узнал. Эти звонки вообще из любой рукотворной трагедии вылетают первыми: если женщина разбила тебе сердце – если ты разбил сердце женщине – как-то лишними смотрятся просьбы после диджейского сета: - Можно я приеду? Не могу спать, совсем. Контейнеры с едой из «Бангкока» у Антона на заднем сидении, которые Алинка передавала для Сережи, сообщения в вотсапе: "пожалуйста, не бросай диету", ностальгические комментарии в Алинкиной инсте, «Ты ошеломительно выглядишь, не передать словами», опрокинутый на залетную девчонку стакан майтая (она так жалела бедного поэта и назвала Алину мразью): - Это моя жена, сука больная, ты понимаешь, что это значит? Но все это было после, а зимой-15, пожелав Ди удачного дня, Антон спросил Сережу под похмельный завтрак: - Слушай, ну а с другой стороны, если так посмотреть – может, просто уже не изменять ей? Сережа поднял на него трогательный, беззащитный взгляд. И ответил: - А это причем здесь? И вот под этот карнавал открылся новый сезон в Питере – и не открылся в Красе.