В нос бьёт резкий запах то ли спирта, то ли ацетона, а в голове что-то очень сильно гудит, но Макс никак не может заставить себя раскрыть веки, поскольку яркая лампа под потолком очень сильно ударяет по глазам. Когда он всё же это делает, хмуря взгляд от непонимания того, что с ним произошло, то сразу же замечает склонившегося над собой отца с нашатырем в руках.
— П-пап? — недоуменно произносит Макс, продолжая не понимать, в чём дело.
— Макси, я так разволновался! — вдруг вскрикивает обеспокоенный Гуфи, из-за чего подросток ещё сильней ощущает ноющую головную боль. Он щурится, привыкая к свету лампы, и подносит руку к голове, пытаясь понять, ударился ли он ею. Затем нечаянно нащупывает под ней свой рюкзак, на котором он сейчас лежит.
Вдруг перед глазами появляется фигура второго человека, и Макса будто ударяет обухом. Он тут же подскакивает на локтях и широко распахивает глаза, не в силах сказать ни слова.
— Только снова не падай в обморок, пожалуйста, — с улыбкой произносит гость, а до Макса наконец-то доходит, что с ним случилось. Ему становится чертовски стыдно. — Ты нас с твоим отцом очень сильно напугал.
Подросток недоуменно смаргивает, а затем переводит растерянный взгляд на отца, так и не в силах понять, что делает Пауэрлайн в их доме. И не сон ли это вообще? Макс так часто не высыпается в последнее время, что, быть может, это уже глюки начались от расстройства. Так или иначе, ему всё же необходимо подтверждение от отца, что он не один видит певца, ибо поверить своим глазам до сих пор невозможно.
— Сынок, это Пауэрлайн, — с таким видом произносит Гуфи, будто подросток сам того не знает.
Макс переводит уже не растерянный, но очень любопытный взгляд на Пауэрлайна. Он начинает постепенно приходить в себя, и ему становится интересно, что же будет дальше.
— Но ты, Макс, можешь называть меня просто Майклом, — вдруг дружелюбно поясняет Пауэрлайн, подходя ближе к дивану, и дыхание Макса замирает. Ему приходит осознание того, что он как последний дурак упал в обморок перед своим главным кумиром, а теперь ещё и как ненормальный какой-то растерянно молчит.
— Э-эм, привет… Майкл, — через силу выдавливает из себя подросток. Во-первых, ему хочется провалиться сквозь землю от стыда, а во-вторых, «Майкл» — это настоящее имя Пауэрлайна?! Да Макс, наверное, самый счастливый человек из тех немногих, кто знает о нём, ибо певец всегда скрывает его и выступает только под выдуманным прозвищем и в образе.
Макс видит перед собой те самые черты лица Пауэрлайна, кумира миллионов, и не может даже нормально говорить. Да что там говорить, ему дышать-то с трудом удаётся нормально.
— Макси, ты выглядишь очень усталым, — обеспокоенно замечает Гуфи, наклонившись к приставшему на локтях сыну. Мужчина сидит на краю дивана. — Да и синяки под глазами вон большие какие. — Он оглядывает бледное лицо сына. — Небось не спал всю ночь. Надо было попросить Пэг, чтобы она взяла тебя ночевать к Пи-Джею, пока меня не было.
Гуфи с сожалением вздыхает и неодобрительно качает головой. Он встаёт с дивана и делает всего один единственный шаг, но тут же по своей неуклюжести спотыкается о ковёр и, вскрикнув, чуть не падает, но рядом с ним вовремя появляется Пауэрлайн и тут же подхватывает его под локти, не дав этому произойти. Макс вопросительно вскидывает одну бровь, пока его отец и Майкл — господи, к этому имени надо привыкнуть — обмениваются взглядами, и затем оба начинают тепло улыбаться друг другу. Гуфи в благодарность, а Пауэрлайн… что ж, Макс предполагает, что просто из вежливости. Но этот странный жест откладывается в памяти подростка.
Полнейшее безумие. Отец привёз в их дом самого, чёрт возьми, Пауэрлайна! Вот он! Стоит прямо перед ним! От этого перехватывает дух. Но зачем Гуфи его сюда привёз? Это, наверное, волнует в данный момент Макса намного больше, чем незначительные улыбки и тёплые взгляды отца и их нежданного гостя.
— Знаешь, сынок, — вдруг начинает с улыбкой Гуфи, — может, тебе стоит подняться наверх передохнуть, раз ты себя плохо чувствуешь? А мы пока сварганим ужин и… — он замолкает, задумчиво трёт шею и снова продолжает, — и я уже вижу, что у тебя возникла куча вопросов, но я объясню всё за ужином, хорошо, Макси? — во взгляде отца читается что-то… странное. Неужели это нерешительность? И что он собирается объяснять? Макс уже почти приходит в себя, и он может примерно прикинуть, что это, должно быть, к его предстоящему Дню рождения такой подарочек. Хотя он не уверен до конца. Слова отца звучат как оправдание. Это настораживает.
— Нормально я себя чувствую, — вдруг буркает Макс, встав с дивана и машинально захватив рюкзак, на котором всё это время покоилась его голова. Он искоса смотрит на Майкла, из-за чего тот отводит задумчивый взгляд в сторону.
— Я настаиваю, сынок, — не отступает Гуфи, поставив руки в боки.
Подросток закатывает глаза и шумно вздыхает, как вдруг Пауэрлайн после повисшей над ними паузы предлагает:
— А может, Макс, ты мне экскурсию устроишь? — у подростка от этого голоса, который ему доводилось слышать вживую лишь один единственный раз на концерте и затем тысячу в записи, аж сердце с грохотом падает куда-то вниз. К этому стоит начать привыкать. — Заодно я доведу тебя до твоей комнаты, а то вдруг ещё раз грохнешься.
Максу станет значительно легче, если ему перестанут напоминать о его позоре. А ещё лучше, конечно, если хотя бы просто ущипнут, ибо кумир, за творчеством которого он следит всю свою подростковую жизнь, только что попросил устроить ему экскурсию по его дому. Невероятно так, что аж ноги подкашиваются. Но Макс внезапно находит в себе мужество и решает идти только вперёд. Он кратко кивает и, наконец-то сумев адекватно улыбнуться, перекидывает рюкзак через плечо и идёт по направлению к лестнице на второй этаж. Майкл, улыбнувшись ушедшему на кухню Гуфи, следует за Максом.
Подросток поднимается на второй этаж и слегка неуклюже, но искренне стараясь не выдать своего волнения, проводит Пауэрлайна через широкий коридор и показывает ванную, а затем отцовскую комнату. Майкл практически не отличается от той личности, что мелькает на экранах телевизора — такой же уверенный взгляд, улыбка на миллион долларов и гордая осанка. Однако сейчас он более тих, что ли. Не старается украсть внимание, не ведёт себя, словно звезда. Он просто внимательно слушает Макса и вежливо улыбается, смотря на подростка снизу вверх, пока тот борется с двумя спорными желаниями: первое, конечно, обсыпать Пауэрлайна горой вопросов, а второе — включить в себе режим «фанбоя» и кинуться ему в объятия или побежать за их старым семейным фотоаппаратом и начать фотографироваться с певцом. Однако Макс держит себя в руках, и выдаёт его волнение лишь заметная дрожь, появляющаяся в голосе, и глаза, не перестающие бегать по до дрожи знакомым чертам лица.
Пауэрлайн осматривает скромные апартаменты их семьи, а Макс, подойдя к своей комнате, которая расположена слева от отцовской, останавливается на месте. На двери висит знак «Осторожно, радиация!», на что Майкл реагирует смешком:
— Наверное, ты не любишь, когда тебя беспокоят.
В ответ подросток лишь смущённо улыбается и открывает дверь, но вдруг, сам от себя не ожидая, резко захлопывает её обратно, не дав Майклу и возможности заглянуть внутрь.
— Что такое? — парень недоуменно смотрит на покрасневшего Макса. Тот нервно сглатывает и касается рукой лба, мотая головой.
— Ты не захочешь этого видеть, — обречённо выдаёт подросток, смотря в пол. Он из-за всего этого и забыл, что у него не комната, а фанатичный алтарь поклонения Пауэрлайну, а теперь этот самый Пауэрлайн стоит рядом с ним и собирается войти внутрь. Какой позор.
— Да брось, Макс, неубрано, что ли? — Майкл продолжает насмешливо наблюдать за Максом, пока тот сжимает зубы, обречённо закрывает глаза и медленно открывает дверь. Сегодня величайший день в истории, именуемый как: «Великие позоры Макса Гуфа: два по цене одного».
Пауэрлайн с любопытством заглядывает в комнату, рассматривая то, из-за чего было всё волнение. Он наигранно присвистывает.
— Меня не удивляет количество плакатов со мной, — замечает он, осматривая каждый яркий постер на стенах, посвящённый ему, а затем останавливает взгляд на стоящей в дальнем углу картонной фигуре себя самого в полный рост. Её верхняя часть по каким-то причинам помята. — Я больше удивлён беспорядку.
По-крайней мере, он честен. Макс даже начинает улыбаться одним уголком губ, но бардак в комнате — это ещё одна причина почувствовать себя не в своей тарелке. Он виновато опускает голову, извинившись. Тем временем Майкл аккуратно кладёт ему руку на плечо — из-за чего подросток готов второй раз подряд за день упасть в обморок — и самым успокаивающим и добрым на свете голосом произносит:
— Теперь я друг вашей семьи, — он делает незначительную паузу. — Макс, ты не должен меня стесняться.
Младший Гуф растерян, потому что он, чёрт возьми, чувствует руку кумира на своём плече, и они стоят в его доме, а этот самый кумир говорит, что они теперь друзья. Всё, подростку точно надо прийти в себя. Он поднимает слегка растерянные глаза на парня, и ловит его понимающий взгляд, из-за чего по спине пробегают тысячи мурашек.
— Я, пожалуй, пойду. Спускайся вниз к ужину, и не бойся меня, я обычный человек, — на этих словах Пауэрлайн убирает руку с плеча Макса и, подмигнув ему, уходит по направлению к лестнице, а затем и вовсе скрывается из виду, спустившись на первый этаж.
Подросток несколько секунд ещё стоит в ступоре, а затем шумно выдыхает и бредёт к своей кровати. По пути он не глядя скидывает с плеча рюкзак на пол. Макс соврал отцу, и он в действительности очень сильно нуждается в отдыхе. Поэтому подросток тут же рушится на постель, даже не снимая с себя обуви.
***
Проходит час. Макс лежит на спине, смотря в потолок, и не может заставить себя даже пошевелиться. Он не может поверить. Что делает его кумир здесь? Он всё-таки знаком с отцом? Именно поэтому они сумели спеть с Пауэрлайном, а тот их не выгнал со сцены? Отец ему соврал? Полный бред. Да что вообще, чёрт возьми, происходит?!
Макс тяжело вздыхает. Он тянется к массивному телефону в виде Микки-Мауса, стоящему на тумбочке, и привычно набирает домашний номер Пи-Джея. Спустя несколько длинных гудков трубку берёт Пэг, обеспокоенно спрашивая, есть ли подростку чем ужинать и не закончилась ли приготовленная ею запеканка.
— Всё в порядке, миссис Пэг, отец приехал раньше времени. Спасибо большое, — тут же благодарит женщину Макс. — Я Пи-Джею звоню, можете его позвать?
Через некоторое время у трубки появляется Пи-Джей.
— Ало, Макс, — звучит его голос, и подросток тут же старается прикинуть, как бы объяснить ситуацию вкратце, чтобы того инфаркт не хватил.
— Пи-Джей, ты не поверишь своим ушам, — заранее предупреждает он друга, взволнованно наматывая на палец свободной руки витой телефонный шнур.
— Валяй, удиви меня, — с вызовом бросает Пи-Джей сквозь ухмылку.
— Вместе с моим батей к нам домой приехал Пауэрлайн, и он сейчас находится у нас на кухне! — из-за того, что Макс произносит это вслух, его самого бросает в жар. Уж слишком это невероятное событие. Однако его друг на том конце провода не реагирует на данную новость с должным энтузиазмом.
— Шутник из тебя так себе, Макс, — деловито отвечает он, и у Макса сразу начинает внутри всё гореть синем пламенем от негодования и злости.
— Это правда! Если не веришь, то…
Но Пи-Джея отвлекает его отец и басистым голосом на фоне кричит что-то так, что аж Гуфу младшему становится не по себе.
— Так, Макс, давай с розыгрышами как-нибудь потом, — торопливо произносит приятель. — Меня отец зовёт, надо салон его машины помыть, я же наказан из-за марафона Пауэрлайна, помнишь?
На этих словах он сбрасывает трубку, а Макс нервно сжимает зубы и устало закрывает глаза. В его доме этот самый Пауэрлайн, будь он проклят, а обсудить это не с кем! Но вдруг к нему приходит озарение, и он вновь моментально бросается к трубке, набирая телефон Роксаны. Она точно ему поверит.
— Да?! — ответив на звонок, рявкает отец девушки, из-за чего у Макса аж в ухе начинает звенеть.
— А-аа… Роксана дома? — доброжелательным — насколько это возможно — тоном интересуется подросток, на что ему прямолинейно и очень грозно заявляют:
— Нет её! На дополнительных занятиях она, в отличие от всяких оболтусов!
Не желая больше ничего выслушивать, Макс поспешно извиняется за беспокойство и немедленно кладёт трубку. С отцом Роксаны нельзя пререкаться, а ещё лучше не контактировать вообще. Подросток сам не понимает, как только тот ещё не запретил Роксане с ним встречаться, раз так ненавидит его. Но да ладно. Главное другое: его, Макса, никто не может выслушать в такой важный и, как он наивно — хотя кто его знает — предполагает, судьбоносный момент. Это удручает. Подросток облокачивается о спинку кровати. Он запрокидывает голову и устало обводит взглядом бардак и висящие по периметру всех четырёх стен громоздкие и не очень плакаты. Их, наверное, стоит снять. Затем останавливается на картонной фигуре Пауэрлайна во весь рост. И зачем она теперь ему нужна, если сейчас у него в доме есть, так сказать, живой оригинал? Непонятно.
***
Спускается к ужину Макс не спеша, хотя внутри горит желание выбежать сломя голову, чтобы разузнать все ответы на терзающие его вопросы сразу. Но, посидев немного в своей комнате, он решает, что стоит приберечь свой фанатизм, ибо наконец-то появляется шанс подружиться с кумиром. Нужно действовать адекватно и собранно. Макс приближается к арке, ведущей в столовую, и замедляет шаг. Он слышит мужские голоса и останавливается на месте, внимательно прислушиваясь к ним.
— Думаешь, он отреагирует нормально? — это Пауэрлайн; его тембр ни с кем не спутаешь.
— Макси у меня самый лучший. Он поймёт, — а это, разумеется, отец. Но что Макс должен понять? Вопросов много — ответов ноль. Подросток решительно входит в столовую, с вызовом смотря на отца:
— Что пойму?
Гуфи аж подпрыгивает на месте от неожиданного появления сына. Он переводит растерянный взгляд с Макса на Пауэрлайна и наоборот, а затем бесшумно вздыхает и с улыбкой поясняет как можно спокойным тоном:
— Ты поймёшь, как вкусно мы с Майклом приготовили твои любимые спагетти.
Подросток недоуменно вскидывает брови, наблюдая за тем, как Гуфи поспешно садится за край уже накрытого прямоугольного стола и подзывает к себе жестом Майкла. Тот садится рядом с ним, и Макс замечает, что для него накрыто с другой стороны — прямо напротив них. Он садится на своё место, с подозрением оглядывая присутствующих. Отец чем-то обеспокоен, а Пауэрлайн, напротив, пытается сохранять абсолютную невозмутимость и безмятежность на лице — что у него успешно выходит. Не даром он выступает столько лет на сцене, верно?
— Макси, может, тебе сока налить? — вдруг подскакивает со своего места Гуфи и тянется к фужеру. — Ты же любишь ананасовый!
Он тянется через весь стол к стакану сына и, разумеется, сразу же проливает жидкость через край и неуклюже отдёргивает руку, что приводит к тому, что определённое содержимое стеклянного фужера оказывается на футболке и джинсах Макса.
— Блеск, — подросток с раздражением оглядывает пятная от сока.
Тем временем Майкл, спохватившись, тут же тянется к двум полотенцам, висящим рядом на крючках. Обойдя стол, одно он протягивает Максу, а другим начинает протирать стол. Гуф старший хватается за голову и виновато смотрит на сына, который резкими движениями пытается промочить полотенцем ткань футболки и джинс, чтобы хотя бы не было так мокро.
— Прости меня… я как обычно, — мужчина обходит стол и встаёт около Макса, склонив голову.
Майкл, отвлекаясь от своего дела, поднимает на него полный поддержки взгляд, и подросток это замечает.
— Так, всё, — не выдерживает он. — Я обязан знать, что здесь происходит.
Пауэрлайн всё с тем же невозмутимым видом откладывает промокшее полотенце в сторону и возвращается обратно к противоположной стороне стола. Он и Гуфи молча присаживаются на свои места.
Следующую минуту Макс молча слушает то, что, запинаясь, объясняет ему отец, и теперь для него настаёт очередь сомневаться в корректной работоспособности уже не своих глаз, а ушей. Гуфи говорит тихо, не торопливо. Он запинается и путается в словах, иногда делает неловкие паузы, но всё же основная мысль — если её можно таковой назвать — до подростка доходит. Макс узнаёт, что Пауэрлайн после концерта сразу же достал номер его отца через своего агента, чтобы познакомиться поближе с тем, кто так смело и круто сумел зажечь с ним на одной сцене. Именно к нему Гуфи и ездил всё это время. Макс, замерев, слушает с немым вопросом: «Но зачем?». И тут-то происходит самая странная в жизни почти что пятнадцатилетнего подростка вещь.
— Дело в том, что мы полюбили друг друга, Макси, — выдыхает отец, смотря на Макса с опаской.
Сказать, что того только что оглушила внезапная волна ошеломления — не сказать ни слова. Майкл берёт в свою ладонь руку Гуфи, выжидающе смотря на подростка. Макс растерянно моргает и опускает взгляд на их сплетенные вместе пальцы.
— Не может быть… — одними губами ошарашено выдаёт он.
