Падая и поднимаясь

And I'm on my way, I still remember those old country lanes, when we did not know the answers, and I miss the way you make me feel, it's real (Я уже в пути, я все еще помню эти старые деревенские дороги, когда мы еще не знали ответов на многие вопросы, и я скучаю по тем чувствам, что ты вызывала во мне. Ed Sheeran, Castle on the Hill)

Надрывно звонил механический будильник, ухитрившийся чудом пережить своих собратьев в эпоху повсеместной электрификации. Отвратительной трелью вторил ему какой-то подзабытый сингл Джагета Стоуна, в своё время звучавший почти из каждого утюга Европы. Телефон с противным скрежетом елозил по поверхности полки, норовив вот-вот свалиться и тюкнуть сонного подростка прямёхонько по макушке. К общей какофонии добавился ритмичный стук в дверь, за которой слышались весьма бурные недовольства Натали (однако зайти в юношескую комнату она не рисковала, а то мало ли…). Адриан пробурчал что-то невнятное, неопределённо махнул рукой и повернулся на другой бок. Смешно сморщился, когда длинные космы влезли ему прямо в нос и глаза… И вдруг подорвался с места. Больно треснулся головой о полку, взвился и с грохотом скатился с кровати. Смартфон таки свалился с полки — мощная вибрация глушилась ворохом подушек. Натали флегматично приняла приглушённые ругательства по ту сторону двери за пожелание доброго утра и поспешно уцокала по своим делам. Наконец-то умолкнувший телефон жизнерадостно пожелал хозяину доброго утра и предсказал дождливую, но относительно тёплую для начала декабря погоду. Внимательно, даже неверяще всмотревшись в дату в верхнем правом углу экрана, Агрест обнаружил, что на дворе как ни в чём не бывало стоит XXI век (ах да, он же держит в руках смартфон). (С такими же лицами на свои вновь обретённые гаджеты уставились в своих комнатах трое его напарников.) Адриан обречённо потёр глаза, пытаясь подняться с пола. И как это всё, собственно, понимать? Неужели вся эта тёмная магия была завязана… на чём? На царствовании Моля? Брехня, иначе бы чары развеялись ещё года два назад… Или это всё было просто ночным кошмаром? Но как тогда объяснить отросшие волосы? «Поздравляю, Гарри, ты волшебник», тьфу! Плагг дрых на соседней подушке, свернувшись калачиком словно настоящий кот, и не обращал никакого внимания на грохот и возню. Письмо из Хогвартса, если оно и было, он наверняка уже сожрал — ревниво устранив конкурентов. Адриан задумчиво потёр ушибленный лоб. Склонный считать началом своего кошмара тот день, когда закупорил в банках первые три акумы, он, сам не отдавая отчёта в своих действиях, зачем-то — наверно, потакая забытой привычке — начал прогружать «Ледиблог». Если происходит какая-то сверхъестественная дичь — Аля или её миньоны наверняка уже это дело осветили и накидали с десяток теорий. Теории, конечно, были той ещё конспирологией, но, бывало, пролетали достаточно близко к правде. Возможно, имело смысл начать с этого — но время двигалось к завтраку, пора было окончательно просыпаться и спускаться в столовую. Пришедшая стучаться Натали — последнее предупреждение. И Адриан скрылся в ванной, оставив смартфон на кровати. Когда дверь захлопнулась, и послышался шум льющейся воды, Плагг приоткрыл глазища, мрачно наблюдая за петляющей по экрану божьей коровкой загрузки. Маринетт же лежала на полу по собственному желанию. В своё удовольствие закинув пятки на стену, она вскользь рассматривала пёстрые коллажи из фотографий друзей и одноклассников. В этих множественных разноцветных картинках — которые стали появляться с бешеной скоростью, стоило дяде подарить ей камеру-полароид — была вся её жизнь, каждое мгновение того, о чём порой сильно так скучала девушка. Когда-то пережитые эмоции и впечатления накатывали на неё, как перестоявшее дрожжевое тесто, собиравшееся летально сбежать и устроить на кухне маленькую катастрофу. Это было хорошо — четырёхлетний туман в голове медленно рассеивался. Маринетт лежала — и чувствовала себя человеком куда больше, чем в Китае. Китайская публика вообще изобиловала поверьями и предрассудками, и если человеку постоянно говорить, что он — вышедший из воды жестокий бог-защитник, это, конечно, не станет правдой, но наложит определённый отпечаток. А если в окружении ещё и водится красок лишённый демон, боящийся лучей солнечных и слепнущий от солнечного света… Всё и вправду становилось очень сложным. Маринетт была рада осознать, что и она, при всех её странностях и вот этой внутренней Баг, когда-то родилась простым человеком и росла среди простых людей. Эта вновь обретённая обычность делала всё чуточку лучше и проще, и на душе становилось легче. Где-то рядом валялись дневники, которые Маринетт вела с 13 лет — теперь дневники помогали немного упорядочивать бардак в голове, и она не чувствовала себя совсем уж захлёбывающейся в массивах информации. Немного самозванкой — не без этого. Но Маринетт надеялась, что и это пройдёт. По крайней мере, так бы сказала Тикки, чтобы её успокоить — Тикки больше не было, и брать себя в руки приходилось без посторонней помощи. Дневники жизнерадостно пестрили яркими рисунками на разворотах — Маринетт листала их всё долгое утро в надежде найти что-то из того, что она упустила. Упустила она, судя по ощущениям, немало, а интуиции своей привыкла доверять больше, чем глазам. Родители были свято уверены, что их дочь последние дней сорок поправляла здоровье у родни в Китае. Что именно она там поправляла, никто не уточнял; мама так вообще произносила эту размытую формулировку с таким лицом, будто бы она многое объясняла — и смотрела на Маринетт строго и внимательно, словно заподозрила её в проблемах с головой. Что, вообще-то, было бы очень близкой к правде догадкой, и если бы мама начала задавать вопросы — точно бы докопалась до правды. Поэтому Маринетт поспешила свернуть настораживающий разговор, стащила миску с выпечкой и ускользнула обратно в комнату. Во избежание. Интернет пестрил разношёрстными статьями, так или иначе касавшимися смерти национальной супергероини. «Ледиблог» сменил дизайн на мрачный чёрный цвет, а последняя новость, опубликованная админом-Алей ровно 37 дней назад, рассказывала об окончании похорон (и как будто в издёвку на компьютер падал тёплый луч, подсвечивающий пылинки на мониторе). Маринетт жевала круассан и усиленно размышляла над своим будущим. И что, собственно, теперь делать? Прямо так взять и заявиться в школу с уверенностью в том, что тех почти четырёх лет никогда не было и они остались лишь в её голове? Это было бы неплохим вариантом, если бы существовали только жутковатые воспоминания. Могла даже игнорировать жуткие шрамы — она уже давно смирилась с тем, что не щеголять ей в открытых купальниках, не объяснять же каждому, откуда это всё взялось… Нет, шрамы её не беспокоили — кто-то говорил, что шрамы делают прошлое реальным, а у Маринетт уже сложились достаточно специфические взгляды на жизнь, чтобы такие мелочи её волновали. Больше Маринетт, если честно, волновала её голова. Из зеркала на неё смотрел человек, почти похожий на подростка с фотографии. Девочка-старшеклассница на них задорно смеялась, приподнимая повисшую на шее лучшую подругу. Жаждала получить от мира всё и ещё немного и, даже ведя двойную жизнь, всё равно была достаточно наивной для того, чтобы беззаботно строить воздушные замки. В зеркале же отражался кто-то серьёзный и уставший, кто предпочитал приключениям недоступную для него стабильность и не обманывался беззаботностью детских сказок и бульварных романов. Маринетт глубоко вздохнула, зная, на что способен тот кто-то за стеклом и как он мечтал вернуть всё назад. Нате, получите-распишитесь. Инструкция по применению в комплект не входит, разбирайтесь интуитивно. Всего наилучшего, благодарим за обращение в нашу Небесную Канцелярию. Впрочем, ей всё-таки дали шанс начать жизнь заново, так почему бы не попытаться вернуться в лицей той улыбчивой Маринетт? Флиртовать с Агрестом, который оказался идеальным для той неё другом, строить глазки симпатичным парням (чтобы побесить мамочку-Сезер), может, даже завести несколько мимолётных романов с кем-нибудь из параллели и плевать на то, что на такие фокусы не осталось никаких моральных сил… И не встречать Кота Нуара! Ни в коем случае не перевоплощаться в Ледибаг! Как же ей осточертела бесконечная бойня и борьба за надуманные идеалы, вся эта кровь, а Баг — вечная часть этой войны. Спасибо, конечно, Нуару за то, что все эти годы являлся чем-то вроде жизненной цели, за надежду на лучшее, но с неё хватит. Она уже не та, он — со стопроцентной вероятностью — тоже, будет лучше не встречаться. Хватит с них. Наигрались, налюбились, пора завязывать. Будет новая угроза — она передаст серьги кому-то другому. Маринетт нервным жестом потрогала пустые мочки ушей. Те самые серьги с неё снял ещё Моль — больше она их не видела. Она не знала, почему может по-прежнему обращаться в Ледибаг — Баг вообще теперь была больше похоже не на альтер эго, а на полноценную вторую сущность, изредка берущую главенство над их общим телом. Маринетт использовала маску только для обеспечения безопасности — своей и тех, кто рядом — ведь кто, если не она? Тут же, в Париже, был как минимум Нуар, так что необходимость в Баг отпадала совсем. Пора жить обычную человеческую жизнь — в ней и без магии уже бардак. Маринетт распахнула шкаф в поисках чего-нибудь из немногих вещей, что смогло бы теперь ей подойти и смотреться хотя бы приблизительно по размеру — не факт, что будущему светилу Высокой Моды приличествовало ходить в одежде как будто с чужого плеча; слишком внезапное отступление от сформировавшихся ещё до Моля привычек могло вызвать излишнее любопытство — от чужого внимания хотелось воздержаться. Отступать же от привычек, сформировавшихся теперь, не хотелось уже по собственным эгоистичным желаниям — причин жертвовать своими привычками в такой мелочи, как одежда, Маринетт не видела. Её и так выкинуло из зоны комфорта. Стоило искать компромисс. Примерно в это же время Аля прыгнула в объятья к парню, отношения с которым обычно предпочитала не афишировать. И её вовсе не волновали заинтересованные взгляды тех лицеистов, которые обычно спешат на пары пораньше, чтобы наболтаться с одноклассниками до уроков (причина этих взглядов — увлечение популярным блогом — казалось приветом будто из другой жизни). Сейчас был только молчаливый Нино, которого она явно разбудила своим звонком и который без лишних вопросов пришёл по первому её требованию. Что Аля хотела от него услышать, она не знала сама, но вот это тихое утро казалось наваждением, и Сезар было просто необходимо увидеть спокойного Ляифа прямо сию же секунду. Всё было мирно и до безобразия идеально: земля не тряслась, корыстные фанатики не бросались на них с вилами, с крыши ничего не прыгало, а под стенами не валялись покусанные конечности. И это пугало, пугало так сильно, что святая инквизиция казалась теперь группой безобидных сектантов. И Аля — к своему ужасу — боялась и жаждала одновременно, что именно здесь и сейчас извергнется какой-нибудь Везувий, и миру наступит крышка. Кажется, научиться жить мирно будет гораздо сложнее, чем мечталось долгое время. От гадкого чувства подставы избавиться не получалось. Спокойствие города настораживало и морально выматывало. Нино, глубоко вдохнув, потащил её в ближайшую кофейню — напоить любимым кофе. Может, не всё так ужасно? Буквально через семь минут на этом же месте притормозил белый лимузин — оттуда почти вывалилась дочка мэра, впервые в жизни одетая как простая смертная. Сабрина с непривычки была забыта у себя дома, но это было не важно — за этот промах можно легко извиниться как-нибудь потом. Важно было то, что невозмутимая Хлоя Буржуа ухитрилась влюбиться в рисующего её портрет художника. Она всё утро уверяла себя, что тоскует лишь по незаконченной (или теперь даже не начатой) картине, а никак не по её создателю, но все попытки с треском провалились, стоило блондинке осознать, что вся эта нестандартная, неправильная романтика последнего полугода осталась лишь в её голове, не больше. Верить в это не хотелось категорически. Может, поэтому Натаниэль так вздрогнул, от неожиданности, когда раскрасневшаяся от злости и стыда девушка ударила дверь в кабинет, преграждая ему путь. И вопрос «ты что-то ко мне чувствуешь?» окончательно выбил почву из-под ног. Сервер «Куртцберг» не отвечает, перезвоните позже.

***

Адриан шёл к лицею в приподнятом настроении. Отросшие патлы были безжалостно откромсаны милой парикмахершей и преображены во что-то более приемлемое, что безмерно радовало. Честно говоря, волосы спутались нещадно: с одной стороны они, конечно, не за одну ночь отросли, и раньше парень как-то с ними жил, но с другой — рядом всегда был Нино, вдвоём они как-то справлялись. Да и эти чёртовы колтуны — будь они неладны! — раньше не сваливались тринадцать дней подряд, измазанные в такой гадости, что даже задумываться об этом не хотелось… Сначала вымывая, а потом расчёсывая их, Адриан успел проклясть всё и всех: Моля, из-за которого вся это котовасия началась, Нино, который отказывался пробовать себя в роли стилиста, Плагга, который неслышно ухохатывался где-то сзади, слушая его недовольное шипение, отсутствие в штате прислуги парикмахера или хотя бы просто ножниц… В общем, не важно. В небе что-то пророкотало, предвещая надвигающийся ливень, но подмышкой был зажат зонт, поэтому дождь парню не был страшен от слова абсолютно. День вообще выдавался на редкость удачным: отец проснулся в том приподнятом настроении, которое бывает, когда высыпаешься впервые за долгое время со знанием того, что никуда идти не надо, поэтому на мелочи не обращал никакого внимания и даже перекинулся с сыном парочкой шуточек. Зудящее под самой лопаткой беспокойство беспечно удалось запихнуть куда подальше, и даже вбить себе в голову позитивный настрой получилось почти с первой попытки — чего желать-то? Адриан резко затормозил, взглядом выхватив в толпе знакомую темноволосую макушку: девушка стояла, запрокинув голову. Маринетт — а это точно была она, хвост на отсечение! — подставила лицо моросящим каплям, явно не спеша скрываться под навесом, как это делали другие ученики, и, если судить по лёгкой улыбке, получала от погоды неслыханное удовольствие. В небе снова что-то прогремело, дождь усилился, и Адриан поспешил прикрыть подругу зонтом, чтобы она не вымокла под ливнем. Простынет, будет кряхтеть и кашлять, отвлекать от учёбы… Маринетт вздрогнула и открыла глаза. Внимательно уставилась на нарушителя спокойствия и, бесстыдно разглядывая, смерила его пронзительным взглядом. В её взгляде промелькнуло что-то этакое, но не опасное — больше изучающее, смутно похожее на какое-то совсем немотивированное узнавание. Воспоминание? Впрочем, Адриан тоже её рассматривал с не меньшим интересом — интересно, а как много Маринетт помнит? И что вообще с ней случилось? Не было в городе — и так удачно вернулась? Что же тогда происходило в лесу, когда их с девчонками повязал Моль-недоМоль? Адриан размышлял об этом всём, перехватив зонт поудобнее, чтобы он не прогибался под тяжёлыми каплями — не то, чтобы Агрест боялся намокнуть, просто… И всё же, Маринетт изменилась: последний раз он видел её довольно давно, поэтому какая-то внезапная взрослость подруги казалась открытием — и не была неожиданностью. В чертах лица возликовала европейская кровь, глаза казались невероятно большими для азиатки — и синими-синими, — а коса… Что ж, парень сам только что с удовольствием позволил себя обкорнать, и волосы, заплетённые, но всё равно выбившимися прядями обрамляющие приятное, даже красивое, лицо, вызывали восхищение. — Рад тебя видеть, — выдохнул Адриан, потому что дальше молчать было неприлично, потому что Плагг нервно шебуршился в кармане, потому что размер зонта заставлял их быть в том положении, после которого приличные молодые люди обязаны жениться… — Я соскучился. Маринетт улыбнулась, махнув ресницами, открыла рот, чтобы ответить… Блин, как странно звучит эта фраза! — В-всмысле, не только я, и Нино, и Аля… Мы все скучали, Сезар вот мозг всем подряд выносит… Лучше бы молчал, ей богу! — Я тоже скучала по всем вам, — засмеялась Дюпен-Чен, как ни в чём не бывало закидывая ему на шею руку. — Говоришь, Алья совсем от рук отбилась? Она весело прищурилась, и вся неловкость мигом испарилась. Ну, по крайней мере, Адриан смог нагло притянуть её к себе за тонкую талию, чувствуя, как резинка щекочет руку (интересно, сколько времени подруга расчёсывает волосы по утрам, если даже в косе, перекинутой через плечо, они достают ему до руки?). — Нагоняет тихий ужас на своё окружение, — смешно тараща глаза, поделился он под тихое хихиканье собеседницы. Прицокивая каблуками сапог, Дюпен-Чен лихо перескакивала через ступени, смешно сдувая с лица мешающиеся пряди, и игриво расправила плечи, когда Агрест придержал для неё дверь. — Накурлыкались? — посмеиваясь, задорно прошептала Кагами, стоявшая под лестницей. Адриан подозревал, что она поставила некоторую сумму на Алькин нелегальный тотализатор и никак не хочет расстаться со своими денюшками — отсюда и вечное сводничество. Маринетт, успевшая взлететь вверх по ступеням, опасно перегнулась через перила, выискивая японку в толпе благодарных слушателей. — Мы просто друзья! — косища перекинулась через заграждение и, казалось, вот-вот начнёт подметать ступени. — Но если кто-то захочет повиснуть на его очаровательной шее — я эту гадину лично загрызу и Буржуа нажалуюсь! И, победно улыбаясь, Маринетт поспешила в сторону кабинета, даже не думая — вот зараза! — кого-то дожидаться. Адриан честно пытался не ассоциировать подругу с покойной напарницей, но почему-то в этой чёртовой кожаной куртке — такие вещи надо запретить законом наравне с каблуками! — староста всё больше напоминала Ледибаг. Через считанные секунды холл оглушил её пронзительный визг. Адриан кинул так и не пристроенный зонт прямо в какую-то кучу других вещей и рванул наверх.

***

К великому облегчению, Маринетт даже не пришлось притворяться при общении с одноклассником. Вопреки надуманным страхам, Адриан не стремился выпытывать её местоположение последнее время (хотя, будучи одним из лучших друзей, имел на то полное право). Его радость от общения действительно была искренна, и Дюпен-Чен даже не пришлось напрягаться, чтобы устроить словесную баталию — слова сами слетали с языка, словно она действительно вернулась из незапланированного отпуска, продлившегося чуть более месяца. А ещё, простояв в недообъятьях под зонтом (и ощутив какое-то дежавю от происходящего), Маринетт вдруг осознала, как сильно скучала по школьной подруге. И по её парню. И по Хлое — даже по ней! — и по всем своим одноклассникам. Поэтому девушка с прыткостью молодой козы кинулась к классу, чтобы окончательно избавить себя от утренних пессимистичных настроений. Почему-то теперь ей казалось, что всё будет хорошо — надо только обнять подругу, стукнуться кулачком с бро, съязвить на почти беззлобную колкость от главной занозы коллектива и позволить втянуть себя в какое-нибудь жаркое обсуждение. Может, именно благодаря таким приятным мыслям девушка и не заметила, как оказалась около кабинета. И целующаяся в дверях парочка стала для неё неожиданностью. Весьма внезапной. Маринетт попятилась, нервно хихикнув, и, едва не перелетев через перила, пронзительно завизжала. Потому что — она уверена — визжала бы и в прошлом. Ей вообще захотелось начать создавать вокруг себя много шума — и откуда что берётся? Вот они, прелести безопасной цивилизации. Ну, а дальше как в Голливуде. Поистине олимпийским прыжком Натаниэль отскочил от своей зазнобы куда-то вглубь кабинета (к огромному сожалению Дюпен-Чен, оказавшись вне её поля зрения), Хлоя резко выпрямилась, чтобы принять самый независимый и надменный вид из всех возможных, но, заметив причину всенародного волнения, уставилась на неё точно так же зеркально-ошалело. Впрочем, Маринетт не могла не отметить, что смущённую Буржуа можно даже назвать хорошенькой, стоило смести с её лица выражение непонятно чего и лишнюю тонну косметики. Осталось стереть размазанный блеск, и станет вообще конфеткой. И Маринетт принялась рыться в сумке — утром она точно видела в ней мицеллярные салфетки. Конечно, было всё ещё не совсем понятно, зачем прошлая-она таскала их с собой на постоянной основе, но сейчас они были весьма кстати. Оставалось придумать какую-нибудь шутку, приличествующую ситуации. — Куртцберг, вот от кого-кого, а от тебя я не ожидала… Шутка никак не придумывалась. Примчался Адриан — выглядел так, словно готовился отразить инопланетное вторжение, и Маринетт стало слегка не по себе. Чёрт, да по её воплю можно было решить, что тут орудует зубастый клоун, собирающийся откусить ей руку — только клоуна-то она запросто бы уложила на обе лопатки и обезвредила через отрубание головы раньше, чем он успел бы улыбнуться. А тут… Подумаешь, главная ненавистница простых смертных в простецкой юбке и с причёской в стиле «встала и пошла, я всё равно сногсшибательна» самозабвенно целуется с наисмертнейшем (по уверению этой знатной особы) из людей. Пф, фигня! — Не переживай, мне тоже хочется кричать! — мелькнул в проёме Ким, и кто-то в кабинете поддержал его двухголосным гоготом. Адриан рядом уже расслабился — даже усмехнулся в кулак под испепеляющем взором ещё более красной Буржуа — и ломающимся от сдерживаемого смеха голосом серьёзно уточнил: — А ты не знала, что они встречаются? — Маринетт подавилась воздухом — Встречаетесь же? Хлоя энергично закивала, но не сводила с неё напугано-настороженный взгляд. Маринетт, наконец-то выкопавшая салфетки из сумки, скептически выгнула бровь. Неужели Хлоя боялась, что она встанет в позу и вызовет кого-то из них на дуэль? — Тогда мир и покой… в смысле, совет да любовь, — сыронизировала Маринетт, для пущей придурковатости вида хлопая ресницами и демонстративно не перекрещиваясь. — Аминь. — Угу, — бочком, не спеша перебирая ватными ногами, Буржуа протиснулась в коридор, стараясь держаться от неё подальше и не спуская подозрительного взора. Маринетт устало выдохнула, закатила глаза и скорчила вид святой и задолбавшейся великомученицы. Многозначительно подмигнула с интересом наблюдавшему за фарсом Киму и бесшумно встала у Хлои за спиной. Буржуа набирала в грудь воздух и готовилась голосить. — АЛЬЯ-ЧТОБ-ТЕБЯ-НАЛЕВО-СЕЗАР! КАКОГО ЧЁРТА ДЮПЕН-ЧЕН ЗДЕСЬ, А ТЕБЯ НЕ… Конец визга потонул в салфетке — у Маринетт был чёрный пояс по затыканию буйных барышень. — А теперь давай ты вспомнишь, что находишься в лицее и начнёшь вести себя подобающе, — ласково проворковала она Хлое на ухо, грудью прижимаясь к её спине. — Верещишь как баньши, и в каком хлеву воспитывали? Хлоя хмыкнула — совсем каплю одобрительно — и слегка наклонилась, чтобы компенсировать их разницу в росте. Но вид сохраняла самый гордый и независимый. — Ола-ла-ла! Разврат в священных стенах храма знаний! — раздалось откуда-то сзади каким-то ну совсем не знакомым голосом, пока Маринетт, стараясь не хихикать совсем уж явно, тщательно оттирала размазанный по Хлое блеск. Конечно, было бы проще, если бы Хлоя стояла к ней лицом, но они лёгких путей никогда не искали, лёгкие пути — для людей без фантазии. Решив, что дальше Буржуа справится без посторонней помощи, она всучила ей в ладонь салфетку и благословила на полную самостоятельность. Распрямилась. Развернулась, доверяя свою спину балконным перильцам, и многозначительно сложила руки на груди — «Не подходи, убьёт». От говорящих за спиной непонятных типов всё ещё корёжило — но это следовало бы вытравливать в кратчайшие сроки. Париж — большой город. В нём много людей. И в лес за тишиной и покоем просто так не сбежишь. Придётся убивать в себе дикого волка одиночку, запомнила на будущее Маринетт, отслеживая своё состояние и волну нарастающей паники, и опёрлась поясницей на перила. Какой-то совсем неформатный тип, по возрасту — приблизительно из другого потока — сально усмехнулся и многозначительно подвигал рукой. Губы Маринетт сами собой растянулись в улыбке-оскале — неформат стушевался и сунул руку в карман, справедливо переживая за её целостность. — Корж, ты вроде топал на вышмат, — напомнила подошедшая с ним Аликс. — Топай дальше и не отклоняйся от курса. — И ты, бессердечная баба, отправишь меня, такого-растакого, одинокого и брошенного, на съедение к Лакруа? Я буду грустно плакать над тригонометрией, и ты будешь знать об этом и спокойно слушать кинетику от Роша? — С превеликим удовольствием, и даже рисовать сердечки на полях, а то ведь такой мужчина! — беззлобно огрызнулась Аликс, размахиваясь с ним на прощанье. — Да не кисни, вылезет твой Жубер. Проспится ко второй паре и притащится — небось, не хочет сдаваться деду на опыты за вызовы к Дамоклу. Неформатный Корж голосисто гоготнул в пространство и скрылся за поворотом. — Чё за драма? — тут же, стоило Аликс перешагнуть порог, заинтересовался Ким, протягивая руку для сложного страшно секретного приветствия. — Меняю нашу драму на ихнюю! — Да Корж страдает, что Жубер за всё утро не ответил ни на одну тупую шуточку и на звонки не отвечает. Курц, а чё с мордой? В честь чего глиттер-пати? Натаниэль ответил что-то невразумительное, Ким разгоготался и начал пересказывать утренний перфоманс. Хлоя взвилась, сделала стойку и рванула отстаивать свои и вроде-как-её-парня личные границы. Маринетт задумчиво хрустнула пальцами. Что-то в этом Корже её насторожило. Мелькнула какая-то быстрая мысль — насторожило не в Корже, а в его Жубере, самую малость. — Ты заходишь, или ты вампир и тебя пригласить забыли? — высунулся из класса Адриан. — Так я приглашаю! Маринетт остановилась на том, что это всё её паранойя и что нету в этом всём ничего такого. Может, этот Жубер и правда лежит-трезвеет, дело житейское. Она лихо подняла с пола сумку и мужественно перешагнула порог. — Только будь паинькой, не тыкайся серебром, — усмехнулась она, закидывая сумку на парту. — А то неловко выйдет, если я вдруг пойду пеной и заставлю Роша убираться после своей кончины. Конечно, его не жалко, но всё же… Адриан миролюбиво поднял ладони и тихо прыснул.

***

Стоит признать, что в возвращении к прошлой жизни были и свои минусы. Самый главный, пожалуй — изобилие кинестетиков, которые постоянно нарушали границы личного пространства. Любезные подруженьки, всей толпой набросившиеся на Маринетт, стоило им переступить порог кабинета. Ким, в привычной манере самоуверенного кобеля предложивший сходить «на свиданку» (к счастью, грозный агрестовский взгляд из-за спины подруги быстро перевёл это предложение из состояния «докучливая сволочь» в «дружеский подстёб», и огрызаться самой вдруг не потребовалось). Нино, ворвавшийся в кабинет с метеорной скоростью и заключивший её в удушающие объятья… Ладно, на Нино нагонять не следует. К тому же, этот прелестный человек с криками про защиту адекватных людей подхватил её на руки и бегал так от жутко разобиженной Альи, прибежавшей на две секунды позже. Альи, к которой Маринетт сама прыгнула на шею, убедив парня в том, что сумасшествие не передаётся воздушно-капельным путём. И пока подруги стояли прямо в центре класса, Нино слишком громко восхищался чёткостью своего угорающего бро, теребя его по лицу (потому что очки для близорукого — это страшная сила). Хорошо, нарушение личного пространства было единственным минусом — хотя можно ли считать искреннюю радость от встречи недостатком вообще? Месье Рош не пришёл, и, по словам миз Менделеевой, продлевал больничный. Расстроенный существованием какой-то там внеплановой химии Ким громким шёпотом предположил, что Жубер и Рош трезвеют вместе где-то под мостом. Менделеева его прекрасно услышала и, для поднятия всеобщего настроения, влепила контрольную по физике, заранее обрадовав, что по химии будет полноценная лаба. С задачами. Класс приуныл. Маринетт многозначительно переглянулась с Адрианом, заручаясь его поддержкой в этом сложном деле. Её сердце на секунду сбилось с ритма, когда изумрудные глаза нагло-нагло блеснули под светлыми ресницами, отчего-то напоминая Нуара. Маринетт списала всё на переутомление. В конце концов, кинетика сама себя не решит — и всё своё внимание Маринетт быстро перенаправила на четыре почти одинаковые формулы, силясь вспомнить, что из них что.

***

Стеклянная посуда тихо зазвенела, когда Адриан начал убирать рабочее место. Маринетт довольно сложила толстую стопку листов на стол к миз Менделеевой и развернулась назад, чтобы забрать реактивы в лаборантскую. Подбадривающе подмигнула Алье, когда она подняла на неё обречённый взгляд — их с Нино растворы получили вообще не те цвета, которые были указаны в инструкциях. На самом деле, подруга ещё в самом начале перепутала реактивы из-за опечатки в задании, но подсказка, прозвучавшая бы в могильной тишине, была сравнима с самоубийством. Маринетт потянула рукав белого халата, намереваясь его снять. Вскинула голову, разминая затёкшую шею, сбросила с плеч униформу — и замерла. На секунду в потолке ей померещилось что-то неясное — то ли тень, то ли силуэт, но тень быстро растворилась, стоило постараться сконцентрировать на ней взгляд. Маринетт онемела, отчего-то совсем не имея возможности ни пошевелиться, ни вдохнуть — пространство и время застыло для неё, и ей даже в голову не приходило, что она просто и беспричинно замерла столбом посреди лаборатории. По потолку медленно ползла-ветвилась трещина. Грохот, удар, треск разбитого стекла, чей-то истошный крик. Как-то быстро — в одну секунду — рухнул потолок лаборатории. Адриан нечеловечески быстро среагировал и сбил её с ног, спасая от острого куска арматуры. Теперь же он просто нависал над ней, тяжело дыша, пока снаружи одноклассники никак не могли взять себя в руки и что-то предпринять. Пальцы руки, предусмотрительно подложенной под её затылок — защитить её голову и самортизировать удар о пол — принялись осторожно перебирать её волосы — то ли по неотслеживаемой привычке, то ли проверяя голову на повреждения. Запоздавшая острая боль во лбу и вязкая жидкость, почему-то стекающая по щеке. Тяжёлое дыхание и испуганные зелёные глаза. Их завалило обломками, огораживая от внешнего мира. Утро совсем перестало быть добрым.