***
Ногти клацнули, когда пальцы, обведя весь контур лица, соскользнули с подбородка. Нуар брезгливо скривился, всем своим видом показывая, насколько ему омерзительны эти лживо-ласковые прикосновения. Ну, терпеть не мог, когда какие-то посторонние люди мацают его по коже — в конце концов, модель он или не модель? Тонкие пальцы на ощупь были словно наждачная бумага, да и псиной от них несло нехило — а собак он, как истинный кот, на дух не переносил. Оборотень, ни на секунду не терявший бдительности, предупреждающе зарычал, когда неудачно расположенную ногу сократило судорогой, и Коту вдруг непреодолимо захотелось оскалиться в ответ. — Адриан Агрест. Маринетт, усевшаяся напротив — настолько привычно-правильно скрестив ноги по-турецки, что аж выть хотелось, — озадаченно хмурилась, сдвинув чёрные, как смоль, бровки и прикусив губу. — Подумать только. Её голова с какой-то змеиной плавностью качалась из стороны в сторону, а глаза (почему-то — чёрные-чёрные) жадно блуждали по собеседнику (который мало того, что был добротно скручен, связан и охомутан занозистыми путами за шею, да ещё и держался на прицеле у трёх бойцов). И когда эти бледные, такие неприятные пальцы начали снова тянуться к носу и к зудящей ссадине на лбу, Адриану, чья подвижность ограничивалась бесполезным клацаньем челюстями, очень захотелось эти пальцы укусить. Укусить и откусить. — А я-то думала, что этот Моль окончательно крышей поехал, когда так жизнерадостно сообщил мне твою личность, — девушка говорила спокойно, бесцветно, словно программа озвучивала записанные слова (с одним лишь отличием — голос звучал в вполне человеческом тембре, усыпляя своей монотонностью). На это Нуар никак не отреагировал, предпочитая пялиться на неё таким же бесцветным взглядом — стоя на коленях, он над ней всё же возвышался. Мозг, инстинкты, душа — всё вопило о неправильности происходящего, выискивая какие-то несоответствия, изъяны в предоставленной глазами картинке. Но… Впрочем, почему бы и нет? Он — воплощение неудачи, ходячая катастрофа, и следовало ожидать чего-то подобного. Удара под дых. Причём не столько физического, сколько морального. Риск получить подобную подлянку был велик, ведь человек, уже раз предававший, запросто сделает это снова, и снова, и снова… Наверняка у неё есть мотив так поступать, собственная правда, одобряющая ныне происходящее — только вот какая? Какая цель может позволить человеку переступить через многолетнюю дружбу (даже если он, Нуар или Адриан, не в счёт — Алья-то была Дюпен-Чен едва ли не сестрой)? — Забавно. Угольные локоны дёргались в такт движениям, иногда щекоча нос и губы, и Адриан их уже ненавидел. Почему он сравнивал Маринетт с Ледибаг? Может, потому что они обе — и Маринетт, и Ледибаг — были ему одинаково дороги? Но они же совсем не похожи! Багибу (впервые за долгое время он вспоминал покойницу тёплым прозвищем, привязавшимся когда-то невозможно давно) сильная, смелая, честная… Ведь что бы там с ней не творил этот чёртов садист — её напарник до последнего оставался в относительной безопасности. И именно благодаря ей, напарнице, не сказавшей ничего. Почему он смог предположить, что они являются одним человеком? Маринетт было до Ледибаг невероятно далеко. Нет, дело даже не в внешности — хотя вроде бы настолько же чёрные волосы по оттенку своему напоминали больше токсичную нефть, чем ясную ночь, а голубые глаза почему-то, кстати, и голубыми-то не были. Подруга — бывшая подруга, если когда-то таковой являлась — на фоне героини в красном оставалась слабой, несмотря на доминирующее нынче положение. Но почему же так больно?***
Дюпен-Чен двигалась с исключительной лёгкостью и быстротой, бесшумно, словно бы перелетая с места на место. И именно она безошибочно находила слабые места этих странных монстров, моментально продумывая наиболее безопасные варианты дальнейших действий. Когда очередное склизкое, противоречившее в своём телосложении законам физики и природы существо повалилось замертво, Кагами мысленно пообещала ударить каждого, кто посмеет назвать Маринетт неуклюжей, потешной или другими словечками такого рода. И если судить по непривычно серьёзным лицам парней — те думали о чём-то похожем. А вот о чём думала сама Маринетт, было неясно. Вообще, произойди вся эта ситуация месяцами раньше — и никто бы из тех, кому посчастливилось видеть её такой, не усомнился, что перед ними Ледибаг собственной повседневной персоной. Потому что можно было лишь восхищаться смелостью, с которой эта девушка шла вперёд, давая возможность ученикам скрыться за пределами учреждения или временной команде — собраться с мыслями. Можно было восхищаться спокойствием, восхищаться невозмутимостью, способностью здраво мыслить в тот момент, когда хочется малодушно кричать и забиться в угол — словно это помогло бы спастись… Теория разбивалась о главную новость дня: массовые беспорядки начались ровно на сороковой день после смерти национальной героини. Маринетт же была здесь и сейчас, она была такой же уязвимой и такой же человеческой, как и сама Кагами, и гораздо, казалось бы, слабее подготовленных изнурительными тренировками парней, но… Если не трусит миролюбивая (чтобы не сказать — пугливая) Дюпен-Чен, не должны трусить и те, кто называет борьбу делом своей жизни. А вот боевые навыки (действительно навыки, а не нелепое подражание таким же нелепым героям из американских фильмов) главной растяпы лицея стали приятной неожиданностью. Но, в конце-то концов, и у Кагами были свои семейные традиции, касающиеся искусства ведения войны, так почему бы Маринетт не могла получать подобное домашнее образование в своём семейном кругу? Такие вещи, само собой, не афишируются. Хотя, Адриан как-то обмолвился, что рукопашкой Маринетт владеет на довольно высоком уровне — вроде бы, это даже связано с месье Дюпеном. «Владеет, но предпочитает не пользоваться», как-то так сказанул Агрест. Видимо, где рукопашный бой — там и фехтование… Резинка всё-таки лопнула, и тяжёлая коса рассыпалась. Маринетт забавно зафыркала и зашипела, отплевываясь от лезущих в глаза и рот прядей, а потом скрутила длинные волосы в тугой жгут и растерянно оглядела разгромленный кабинет в поисках чего-то, что помогло бы убрать их с лица. Её взгляд скользнул по медленно рассыпающемуся чудищу, осмотрел горстку ошарашенных пятиклассников и их учительницу, зацепил надтреснутый с недавнего времени стол, где валялась скинутая толстовка, а потом наткнулся на зеркало. Оставалось только гадать, что из увиденного в нём настолько испугало девушку, что она вдруг вздрогнула всем телом, молниеносно отскочила на добрые полметра и напряжённо вытаращилась в отражающую поверхность. И это при том, что Маринетт явно была не из тех, кто трясётся над своим внешним видом до такой степени, когда ссадина на лбу приводила бы в полуобморочное состояние. А вот если учитывать события последнего часа (ощущаемого, ни много, ни мало, как проведённый на шахтах целый день), то высовывайся эти пришельцы и из зеркал тоже — никто бы не удивился. Поэтому Жак вскинул предназначенный для возгораний, но использующийся в борьбе за выживание топор и как можно тише подошёл к раме, чтобы, не раздумывая, рубить и забивать насмерть то, что оттуда вылезет. Однако Дюпен-Чен озадаченно моргнула, потом удивлённо посмотрела на замахнувшегося в забавной позе парня, шутливо подняла руки и, вновь приняв наиспокойнейший вид и добродушно посмеиваясь, заверила, что всё в порядке и она, цитата, «просто кое-что вспомнила». Это «просто» Кагами почему-то совсем не понравилось, но докапываться она не сочла нужным — пока. Маринетт тем временем начала быстро переплетать волосы, беззаботно болтая о какой-то ну совсем чепухе. Провела почти ровный пробор, стянула волосы в чуть кривоватые и растрёпанные, но тугие косы и с самым пофигистичным видом завязала их бинтами, найденными в аптечке (такими, старыми, которые крепче любых ниток в современной одежде). После, немного подумав, накинула толстовку, застёгивая её до самого горла, успокаивающе потрепала по голове совсем уж запуганную девочку и потянулась к колчану. — Это последний класс, да? — задумчиво уточнила она. Учительница кивнула. Они единственные на этаже не смогли выбраться из своего кабинета: сначала — сочли тревогу учебной, потом — не смогли вписаться в непрерывный поток людей, а после и вовсе оказались загнанными в угол какой-то жуткой нежитью-недоакумой. Маринетт скептически хмыкнула, продолжая поглаживать так и жавшуюся к ней девчонку, но благоразумно ничего не сказала (Кагами мрачно подумала, что расстреливать таких любителей диктантов надо, но тоже помалкивала). — Значит, поступим так, — медленно начала Дюпен-Чен, мягко подталкивая ребёнка к остальным. — Вы доведёте этих к бункеру и там же останетесь. А я быстренько кое-что заберу и потом к вам присоединюсь. Она подхватила лук, добавила напоследок «честно-честно!» и раньше, чем кто-то успел её остановить, скрылась в лабиринте коридоров. Замыкая строй, Кагами замешкалась возле зеркала. Обычного, в общем-то, ничем не примечательного, такие во всех кабинетах висят. Но что-то в этом «просто» до сих пор цепляло слух и память — что-то, что стало причиной настолько скорого побега Маринетт.***
Маринетт замерла в максимально удобной позе, прицеливаясь и слегка прищуривая глаз. Вдохнуть, выдохнуть и прислушаться к пульсу. Очень мешало то, что её цель сидела ровнёхонько перед Нуаром. Лук был не её, не был изучен досконально, а любая непредвиденная в такой ситуации осечка могла бы стоить кому-нибудь снизу жизни. Хорошо, не просто кому-нибудь — одному конкретному герою, который находился в абсолютно плачевном положении и состоянии, и, что было горько-забавно, опять из-за неё. Маринетт поймала себя на мысли, что пора бы менять традиции, а ещё лучше — прекратить их вообще, но снова лишь тряхнула головой и, прицеливаясь, прищурилась и замерла в не самом удобном положении. Плохо обтёсанная балка под самым потолком зала не только зазанозила ладони, но ещё и не внушала особого доверия в плане своей практичности. Поэтому Маринетт ещё раз взглянула на вроде бы надёжно обмотанную вокруг этой балки и её соседки верёвку, прикидывая экстренные пути отступления. Очень не хотелось потерпеть фиаско и грохнуться тогда, когда каждая секунда будет на счету. Гордо называемое мечом, ещё в музее избавленное от хлипких ножен, лежало тут же, в зоне досягаемости, и бояться вроде бы было нечего. Наверно. В конце концов, там, внизу, есть Нуар, вдвоём они справятся — всегда справлялись. Ладно, если быть предельно честной — вернуть свободу напарнику будет слегка проблематично. Но КвинБи же не просто для красоты гребень носит? И Карапас (которым очень мило оказался Нино), — правда, сначала надо передать ему браслет, но с этим справиться можно. Можно же? И всё-таки сердце колотилось как бешеное, а совсем не думать о месте нахождении Рены Руж не получалось. Не помогало даже самовнушение на тему «если реальность имеет границы (в данный момент, конечно, не совсем обозримые, но всё же), то воображение — никаких», и Маринетт снова — в который уже раз — опустила лук и закрыла глаза, считая на китайском от сорока семи до нуля. Не хватало ещё для полного счастья распсиховаться и призвать Баг со всеми её спецэффектами. И залить что-то не то или хотя бы не тогда, когда это стратегически выгодно. Наконец-то эта стерва медленно поднялась, надменно расправляя плечи, и у Маринетт появилась прекрасная возможность выстрелить. Внезапность наше всё, так ведь? Раз. Тетива жалобно загудела, больно рассекая кожу подушечек, но пущенную стрелу в перманентном шуме никто не услышал и — тем более — не заметил. Наконечник несильно, слегка выпадая из стены, пришпилился чуть ниже локтя КвинБи. С её места сидевшая где-то сверху впотьмах Маринетт оставалась невидимой, но слегка туповатое — и всё же — лезвие без внимания не осталось. Бесшумно поворачиваясь с уже другой стрелой на изготовке девушка отрешённо отметила, что следовало бы после всего этого извиниться за царапину. Два. Стрела с сладостным чмоком попала прямо в шею ходячей копии, заставив её неестественно запрокинуть голову, и жизнерадостно заторчала окровавленным остриём прямо из глотки. Три. Под чьи-то вопли, крики и рычания, смешавшиеся для Маринетт в единый шум, последняя стрела под углом вонзилась в красную кнопку, ломая оборудование. Общий свет померк, электрический ток начал питать красные лампы и сигнализацию, и вся эта неожиданная свето-музыка породила среди пришельцев неконтролируемую панику. Судорожно уцепившись за верёвку, девушка схватила клинок и прыгнула вниз. Приземлилась ровно между одноклассниками и паникующими (а оттого — неуправляемыми) монстрами. Впихнула в руки Нино скомканную кожанку в надежде, что он догадается её распотрошить. А после — резким рывком обрушила ту несчастную балку на разъярённый зверинец. Откашлялась. Для финального аккорда — расслабленно повела плечом (шов рубашки, выглядывающий из-под великоватой для неё толстовки, был распоротым и живописно окропленным сукровицей и грязью, добавляя какое-то мрачное послевкусие). Лихо — неторопливо — перепрыгнула образовавшуюся баррикаду и так же не спеша прекратила чьи-то конвульсивные трепыхания, с размаху засадив меч между рёбрами и пригвоздив к полу. А потом, иронично ухмыльнувшись, Маринетт стряхнула несколько пылинок с плеча и застыла, терпеливо ожидая, пока очаровательная Двойник соблаговолит обратить на неё своё высочайшее внимание.***
Честно — Кот Нуар вздрогнул, когда кровь смачным плевком едва не попала ему в глаз. Хотя мгновенная карма, конечно, восхищала своей действенностью. Нуар душил в себе жалость, когда капли тягучей вишнёвой жидкостью падали с наконечника (который был виден ему слишком хорошо, до мельчайших подробностей) на пол, но даже та часть его сознания, остающаяся трезвомыслящей в любых ситуациях, со всеми своими справедливыми замечаниями о двойственности натуры погибшей на его глазах ну вот ни капельки не помогала. Он всё равно испытывал какие-то смешанные чувства, распахнутыми глазами наблюдая за происходящим. Звуков временно оглохший Кот почти не слышал, но видел, как включилась пожарная сигнализация, как что-то спрыгнуло откуда-то сверху и к месту приземления этого «что-то» рванули все «дикие», в слепой ярости не разбирающие своих и чужих. Куклы, лишившиеся управления, покорно замерли в исходно-стоящем положении. А потом почему-то оглушительно рухнула балка, поднимая клубы пыли и мусора, и, откашливаясь, Нуар пообещал выполнить любую прихоть находчивого бро. Дважды. Привыкнув к светящейся перед глазами круговерти, парень снова посмотрел на почему-то оставшуюся в вертикальном положении — вопреки законам природы — Дюпен-Чен, своей безвольностью напоминающую что-то давно забытое, и позволил непонятно как выпутавшейся КвинБи беспалевно орудовать подобранным ножом. Поймал себя на тягучей мысли, что чёрные глаза — это ненормально даже при всей правильности движений, и, может быть, следовало предложить Маринетт помощь. Потом потряс головой, напоминая себе, что Моля уже нет, а беспредел остался, и кому-то он явно выгоден. Например, кому-то, кто только что с лёгкой подачи Карапаса получил стрелу в шею (интересно, когда он только ухитрился научиться стрелять?). Би за спиной свирепо сопела, пытаясь разобраться с хитрыми узлами. Спешить было некуда — уже некуда, и Нуар принялся всматриваться в эту пыльную завесу, чтобы в нужное время подтрунить над наверняка очень довольным собой-любимым бро. Когда пыль осела, Кот озадаченно моргнул, справедливо полагая, что опять надышался каким-нибудь ядовитым газом. Потом потряс головой, стряхивая с лица и ресниц капли воды, и снова уставился перед собой. Картинка не менялась. Через завал, сверкая уверенной, до воя знакомой улыбкой, лукаво прищурив глаза, перепрыгнула Маринетт Дюпен-Чен. Маринетт Дюпен-Чен — а не Карапас! — самодовольно расправила плечи, упиваясь всеобщей растерянностью. Маринетт Дюпен-Чен подобивала всех недобитых балкой и потолком монстрообразных животных, рискнувших сунуться слишком близко. И именно Маринетт Дюпен-Чен терпеливо замерла, ожидая, пока кто-то её заметит. Чернильные косы слегка покачивались, длинная чёлка опять мягко обрамляла лицо, грозясь помешать в самый неподходящий момент, а вечно холодные руки зарывались в карманы его, то есть Адриана, толстовки. КвинБи напряглась вслед за ним. Распрямилась. Дернулась, резко выдохнув, едва слышно произнесла красочное нецензурное — её давно следовало отучить материться, но это было точнейшее описание и ситуации, и его, Нуара, состояния одним словом. Тем временем другая Маринетт, которая всё равно почему-то как Маринетт воспринималась, отмерла, зашевелилась, запрокинула руку и с громким в могильной тишине чавканьем вытащила стрелу из горла. — Телекинез? И как давно ты обзавёлся такими… специфическими умениями? — она, которая другая Маринетт, заинтересованно прищурилась и, казалось, совсем не злилась. Только небрежно махнула рукой, перезагружая своих кукол, и насмешливо подняла бровь. Совсем как… Почувствовав подвох, она, которая другая, повернулась, совершенно не опасаясь удара в спину, и дёрнулась, едва не навернувшись на высоченных шпильках. — Вопрос от человека с идентичным… всем. Как ты на них ходишь? — участливо уточнила Маринетт-в-его-толстовке, удобней переставляя ноги. — Не падаешь? — Всегда есть, кому поймать, — откликнулась Маринетт-со-своей-игрой таким же приветливым тоном. — Рада видеть тебя в добром здравии. Как самочувствие? Маринетт-в-толстовке понимающе улыбнулась. — К твоему сожалению, замечательно, — она сделала несколько шажков вперёд так, чтобы меч оставался в зоне досягаемости, и слишком по-маринеттовски скрестила руки на груди. — По жутким местам не шарахаюсь, веду почти трезвый образ жизни, ратую за ЗОЖ, не принимаю всякую гадость из рук сомнительных барышень… — О да, жизнь отучила и бла-бла-бла, — съязвили ей в ответ, и Нуар видел (или просто знал), как свирепо дрогнуло, буквально на доли секунды, лицо Маринетт-в-толстовке. — Сколько там ты в агонии билась? Часов шесть? Или семь? Маринетт перестала улыбаться — начала скалиться. Нарочито-расслабленно повела плечами. Нарочито-игриво согнула ногу. Нарочито-любезно рассмеялась — тихо, нехорошо. Опасно. — О да, я, не отрываясь, смотрела на часы. Мысленно прокляв всю эту дурацкую ситуацию, Нуар, чтобы отвлечься, перевёл взгляд на одноклассников. Нашёл Нино — по-прежнему без браслета, — откровенно таращащегося на Маринетт-которую-в-толстовке. На всякий случай взглянул и на девушку тоже. И уж точно случайно поймал — буквально на секунду — взгляд ответный. День становился всё интересней и занимательней, и Кот принялся выпутываться — незаметно, без резких движений, пользуясь удачным расположением КвинБи как прикрытием от бдящих кукол. — Слушай, — весёлость Маринетт неуловимо исчезла под маской терпеливого спокойствия. — Перед тобой стою я, за тобой сидит Кот Нуар. Отпусти гражданских. Её двойник удивлённо хмыкнула и пожала плечами. — То есть то, что я в любой момент могу прибить твою подругу, тебя не волнует? Эту, твою… Алю, кажется? Маринетт слегка дёрнулась — этого не было видно со стороны, но Нуар прямо физически ощущал, что девушка борется с собой. Как забавно — во всех существующих смыслах. — Она знала, — постороннему человеку даже в голову не пришло, что она растерялась (и это было настолько знакомо, что Кот Нуар почти угадывал каждое её последующее слово, жест, вздох), — уже знала, чем грозит обладание Камнем, и пошла на это добровольно. Не мне, как ты понимаешь, противиться её воле. Повторяю: отпусти гражданских. Двойник расправила плечи, вдохнула полной грудью и блеснула отработанной улыбкой. — Занятно, конечно, видеть тебя в добром здравии, но… ты ничему не научилась, — время игр, если они были, явно закончилось, и пришло время максимально напрячься, — убить. Теперь всё зависело от скорости действий. Поправочка: скорости их совместных действий. Двойник кивнула куклам, поспешно отходя в сторону. Маринетт вытащила меч, но обнажать его не спешила. КвинБи отшатнулась к Нуару и настороженно смотрела на потенциальных противников. Куклы плавно налились этой своей светящейся жижей, а потом, вскинув оружие, синхронно встали в исходно-боевую позицию. Большинство из них кинулись к Дюпен-Чен. Слаженно, отработанно. Грамотно. Так, чтобы не мешаться друг другу и при этом гарантировать численное превосходство. Маринетт не то, что не дрогнула — бровью не повела. Отработанным движением вскинула клинок. Не разоряясь на лишние телодвижения, наискось рубанула по ближайшей к ней кукле. И когда меч ещё летел, она уже знала — манёвр бесполезен. Поэтому, словно танцуя, принялась изворачиваться от ударов ответных. Удачно подпрыгнула, взбегая по одному из противников. Уронила одного, ткнула прямо в глаз другого. Победоносно ухмыльнулась, когда тот вышел из строя, и на радостях элементарно свернула шею третьему. Подобрала его меч и сразу же опробовала тот на остроту. Маринетт явно знала, что делает: извиваясь, она ящерицей вертелась среди кукол, чередуя твёрдость удара и гибкость — защиты. Прекрасно зная свои возможности, она не тратила силы на парирование, предпочитая уворачиваться, но, тем не менее, выводила из строя соперника за соперником. Интересно, где только научилась так драться? Когда и почему? Нуар был уверен — он слышал, как сложились кусочки пазла в его голове. «…Занятно, конечно, видеть тебя в добром здравии…» «…знала, чем грозит обладание Камнем…» «…Давно не виделись…» Мысли проносились в голове с огромной скоростью, складывая невнятные, интуитивные образы в целостную картину. «Телекинез?» Ну конечно же пущенная стрела была записана в его заслуги! Ведь Двойнику даже в голову не пришло, что стрелял кто-то другой. Кто-то, кто находился вне её поля зрения. Нет, можно было свалить всё на Карапаса, которого (из-за его же раздолбайства) здесь не наблюдалось, но уж очень вовремя Маринетт решила себя обнаружить. Причём, стоит заметить, — так, что у её копии не осталось никаких сомнений о личности стрелка. А как она вообще откуда-то сверху попала в тревожную кнопку? Как туда забралась? Как, дьявол её дери, не пристрелила Би и вообще решила, что не промахнётся?! «Та девчонка, которая охотится за Молью, превосходная лучница», — эти слова Нино он слышал словно во сне. Но кто знает, что реально, а что — нет? Кажется, тогда другу кто-то даже ответил, что девчонки-то рядом нет. Куда эта пресловутая лучница могла податься? Очевидно, по Молью душу — откуда же ей знать, что изначального Моля нет в живых? А ещё во сне присутствовала Ледибаг (она вообще была во снах завсегдатаем), которая жаловалась на память и на главных фигурантов её воспоминаний — Моля и самого Нуара, то бишь него, соответственно. Был у Ледибаг мотив мстить чешуекрылому? Это был не просто мотив, это были божественный долг и святая обязанность! А ещё Маринетт уехала примерно в одно время с исчезновением Багибу. Хотя нет, она никуда не уезжала — она… Ледибаг была не просто жива — она находилась здесь и сейчас! И, судя по всему, нехило прокачалась за то время, что они не виделись. Нуар разрывался между желанием обнять напарницу и никуда её не отпускать и желанием надавать ей по шее, чтобы не совалась в пекло лишний раз. «Теперь мы квиты, Котёнок», — он бы не удивился, если Ледибаг сказала именно так (сколько раз она злилась, когда он совершал опрометчивые поступки без хорошо продуманных планов?). Тем временем Двойник зарычала. Призвала какую-то жуткую жуть, вязкой жижей стягивающуюся к ней отовсюду. Широко взмахнула руками… Нуар растопырил пальцы и вместе с ними длинные когти. Прыгнул в её сторону, надеясь отвлечь. Хлоя замахнулась ножом, целясь в глотку волчары. Тот сильным прыжком сбил её с ног, подмяв под себя. Хорошенько оттолкнувшись, Маринетт свечкой взмыла под самый потолок. Поудобней перехватила меч, примерилась, собираясь приземлиться на балку… … Когти полоснули по обтянутому в чёрный боку и почти до основания вошли между рёбрами. Нуар не знал, что Двойник хотела сделать, но рваные раны от начатого её явно отвлекли. С коротким криком она упала на колено, зажимая раны рукой, чёрными глазами посмотрела на навредившего ей и очень нехорошо улыбнулась. Быстрый крик Маринетт сорвался в хрип. Дёрнувшись всем телом, она промахнулась и больно ударилась об столб. Рухнула на пол, проехалась на предплечье ещё с метр, прикрывая живот рукой. Нет, не живот — когда, жутковато всхрипывая, она встала на колени, её ладонь зажимала бордовое пятно на некогда белой рубашке. Чёртово такое же пятно, как и у кого-то с её лицом. Дерьмо. Нуар, абсолютно уверенный в том, что под потолком не было ничего настолько опасного, растерянно посмотрел на свои руки. Рефлекторно увернулся от летящего предмета. Предмет кинула КвинБи — это был один из метательных ножей, — и предназначался он какой-то не пойми откуда вылезшей недогиене. Метивший в глаз, нож прошёл по касательной, но всё-таки отпугнул тварь от неспособной защищаться Дюпен-Чен. Когда Нуар повернул голову в сторону Пчелы, ему в ответ кровавой маской оскалился оборотень. Хлоя просто физически не успевала достать запасной клинок, и ей понадобилась ровно секунда, чтобы сделать выбор между ней и Маринетт, причём явно не в свою пользу. Дьявол! Глотая какую-то совсем чёрную ярость, Нуар сильным ударом разбил ещё одну куклу, подвернувшуюся, в щепки. Потом повернулся и злобно наблюдал, как, торжественно улыбаясь, поднимается Маринетт в чёрном, словно ничего не произошло, и как настоящая Маринетт пытается сделать то же самое. Видел, как Двойник плавно взмахнула ладонями и сковала Дюпен-Чен. Как та скривилась, но промолчала, излишне покладисто склоняя голову. В тот же миг придумалось что-то очень дурацкое, имеющее от плана одно название. Но Нуар уже чувствовал неприятную резь в глазах, появившуюся из-за по-кошачьи сужающихся зрачков. Руки — ладони — обдало позабытым жаром, и та часть его сущности, которая отвечала за авантюры, в предвкушении затаила дыхание. — Катаклизм. Сила разрушения заклубилась вокруг него чёрным дымом, неотвратимо надвигаясь на окружившую Маринетт нежить. Оно выкосило несколько особей, окончательно доломало вновь поднявшихся кукол и непроницаемым куполом нависло над одноклассниками, превращая в труху всё, что стремилось этот купол преодолеть. Костюм осыпа́лся на пол чёрным песком, стекающим в направлении выроненного меча (он выпал всего лишь минут десять назад, а казалось — очень давно). Ещё не до конца продумав свои действия, Адриан рвано выдохнул, чувствуя, как неприятно «отдирается» Плагг, и со всей дури, которую можно было нагрести в белобрысой головушке, вогнал лезвие в пол. Меч, застрявший между половицами, стоял подобно