***
Когда Карапас уже хотел подойти и выразить своё восхищение, Кошка-Маринетт, стоявшая до этого в весьма самолюбивой позе, случайно выпустив меч, вдруг на добрый метр отшатнулась от безвольного тела. Её лицо одномоментно побледнело, приобретая не самый здоровый вид, а глаза (кстати, они всегда были такими синими, или же сказывался разительный контраст с чёрной амуницией и почти такими же чёрными моргалками самозванки?) как-то не по-хорошему распахнулись. Опираясь на стену, девушка вдруг почти неестественно выгнулась в спине, и, если бы сам Карапас не был осведомлён об особенностях существования Кота Нуара как такового, то малодушно заподозрил бы подругу в демоническом избавлении или в чём ещё похлеще. Судя по вскрикам-вздохам-всхлипам со стороны одноклассников, которые на мгновение почувствовали себя в достаточной безопасности для преодоления для них же очерченного барьера, — мысли к ним в голову пришли всё же не самые позитивные. Но около Маринетт уже нарисовалась тощая тёмная фигура, ловко подхватившая протеже своего протеже под живот и за плечи. Появления Плагга в крайне непривычной форме девушка, казалось, не заметила вовсе, продолжая неутомимо таращиться на обезглавленное тело, почти полностью повторяющее строение одного неугомонного блондинчика, чьё здравие было предельно важно для определённого круга людей. Карапас дёрнулся, отгоняя ненужные мысли и тем более ненужные жалость и раскаяние, и ревниво оглянулся на человекоподобного квами, продолжающего что-то жарко нашёптывать на ухо Дюпен-Чен. И одноклассница вдруг начала приходить в себя и озадаченно подмахивать ресницами, наблюдая, как в пламени призванного существом Катаклизма рассыпается то, что в этом мире существовать не должно. Она распрямилась, прикрыла глаза на какую-то долю секунды, а когда посмотрела на Карапаса — уже не напоминала загнанного зверька, очевидно, готовая к новым подвигам (что-то в этой уверенности было знакомое и давно забытое, отголосок мысли, образа или воспоминания, но какого — парень вспомнить не мог). Досадливо — хотя, нет, насмешливо — отмахнувшись от почему-то воодушевившегося Плагга, Маринетт подобрала меч, деловито выковыряла из стены более-менее пригодные для стрельбы стрелы, перекинула через плечо лук и, остановившись у порога, многозначительно посмотрела через плечо, как бы предлагая последовать за ней. — И ты просто… уходишь? Ничего не предприняв? — Ага. Карапас впервые за долгое время буквально вскипел от возмущения (и причиной этого в коем-то веке был отнюдь не своевольный Агрест с его специфическими взглядами на собственную безопасность). Девять подростков неуверенно переглянулись, собираясь принять общее и тщательно обдуманное решение… и разделились на две не очень равные группы. — Ты не хочешь помочь, не знаю, Хлое? — герой многозначительно развёл руками, слегка истерично посмеиваясь над сложившейся ситуацией. Какой там по счёту разрыв шаблона? — Мне и отсюда прекрасно видно, что трепыхаться бессмысленно, — добродушие в как-то резко преобразившемся женском голосе даже рядышком не дышало, а сама интонация (будь парень чуточку внимательней — заметил бы) почти ненавязчиво предлагала заткнуться и не блистать героическим максимализмом типичного подростка. Ну, как ненавязчиво — как прижатый к горлу клинок. Нино настаивал — и Маринетт прекрасно знала, почему он это делает, но… Чтобы помочь — нужен толчок; Баг продолжала упрямиться — даже спустила Двойнику с рук удар током. Что-то мешало ей появиться, и смотреть на безвольный труп — только душу себе рвать. И без того хреново. — Там, — предаваясь несвойственному, хм, воодушевлению, Карапас махнул руками куда-то предположительно в сторону «портала», комично вытянув ногу вперёд, — там, вообще-то, находится Адриан. И Алья, которую затащили туда по твоей, кстати, милости. А Хлоя — это, ну Хлоя! Улавливаешь? И она, как бы, спасла тебе жизнь, так что… Он удовлетворённо отметил, что при упоминании подруги Маринетт вздрогнула, а потом и вовсе резко развернулась в его сторону. Это казалось правильным — не со спиной же общаться! — Предлагаешь мне теперь выдрать себе… трахею, дабы вставить её несравненной Буржуа и продолжить её жизнь за свой счёт? И в чём, кстати, моя вина, если это твою девушку похитили у тебя из-под носа? Мне напомнить, что именно ты из нас двоих с самого начала находился здесь как безвольный, хм, жаб в пробирке? Дюпен-Чен говорила это свистяще тихо и пугающе спокойно, поэтому и принявшие её предложение Ким с Аликс и Максом, и оказавшиеся по другую сторону «баррикад» остальные невольно съёжились не столько от язвительно-ироничных слов, сколько от… Это было сложно описать: та, которая так прямо наезжала на — как оказалось — ещё одного сверхнормального из их класса, мало напоминала безобидную Маринетт Дюпен-Чен, предпочитавшую если не беззлобно огрызаться, то отмалчиваться. И вот это «обновление» действительно внушало подсознательный страх. — Интересно, что же я, простая старшеклассница, могу сделать для КвинБи? Неужели предлагаешь вырыть ей могилку на заднем дворе и втихомолку, с доступными нам почестями прикопать? А ты вообще в курсе, что они, — Маринетт выразительным жестом обвела рукой помещение, на самом деле имея ввиду притихших ровесников, — уже засветились. Причём, раз уж тут пошло такое веселье и мы все дружно ищем виноватого во всех смертных грехах наших, заметь, что конкретно я тут ни при чём? Да их прикончат сегодня же, сейчас же, если мы — если ты (это слово она выделила особенно чётко, упираясь в крепкую грудь тонким, рассечённым тетивой пальчиком) — не поможешь им скрыться или не дашь им защиту! Надел браслет — так учись, чтоб тебя, расставлять приоритеты правильно и не дуться как ребёнок, когда что-то идёт совсем не так, как ты продумал это в своей голове! Девушка глубоко дышала, вперившись в оппонента каким-то новым для общественности тяжёлым взглядом и, кажется, вот-вот была готова всё-таки вырвать кому-то глотку… не свою, конечно. И Плагг умом-то понимал, что вот его звёздный час проявить дипломатические способности, отточенные на примирениях рокфора с камамбером, но уж больно стремительно и необратимо Маринетт набирала обороты — и останавливаться не собиралась. — А что до Нуара, так он не маленький мальчик, и я почти уверена, что у него есть какой-то план — неужели у тебя есть повод ему не доверять? Ты что, — Маринетт пакостливо хихикнула, — Ледибаг? Вообще-то, никто не называл Кота Нуара Нуаром, и такое панибратское прозвище (произнесённое почти ласково, но в запале никем из спорщиков сей факт замечен не был) заставляло вольных-невольных слушателей насторожиться. Что, простите? (Нет, Плагг, конечно, всё понимал прекрасно, но попасть под горячую руку ему совсем не хотелось.) На провокацию Нино не отреагировал, уничижительно фыркнул и с самыми решительными намерениями шагнул в сторону портала. Правда, был остановлен требовательным писком истощившегося браслета и железной хваткой одной хрупкой на вид девушки, но это же такие мелочи. Просто все мешают ему идти на помощь, гады! — Ты бы остыл, — сформировавшийся из искр Вайзз честно попытался образумить своего подопечного, но ошарашенный взгляд, устремлённый на одну крайне разгневанную особу, делал маленькую черепашку больше комичной, чем внушающей уважение и авторитет. — Ледибаг в своё время никто не помог — и чем это обернулось? С этим ни Маринетт, ни Плагг с Вайззом поспорить не могли, но, в отличие от некоторых истерично настроенных, девушка обладала куда большим объёмом достоверной информации — из первых источников, так сказать. — Ты, главное, в философские отступления не уходи, — язвительно посоветовала она, продолжая требовательно сжимать ляифское плечо. — Помогать надо живым и пока они живы. А мёртвым, поверь, уже наплевать. Нино одарил её таким горьким взглядом, что Маринетт вдруг захотелось забить на эту отвратительную беседу и не менее отвратительный план по восстановлению жизненных резервов Ледибаг — почему-то казалось, что Баг клюнет на акум; а акумы летят на крупные скандалы. Захотелось плюнуть на всё и обнять, успокаивая и возвращая уверенность, ограждая от всего-всего мира, быть поддержкой, в которой он сейчас так остро нуждался. Но тогда никто из них долго не проживёт: Двойник наверняка пошлёт какую-нибудь противную гадость, чтобы проверить Блана на лояльность — и довершить в случае чего им начатое. — Злая ты, — прохрипел Нино, не найдя в ней тщательно замаскированного отклика. — Совершенно другая. Коварная и бессердечная. Насчёт бессердечной она бы поспорила — скорее циничная, это да. Пора бы уже отвыкнуть делить мир лишь на чёрное и белое, да и не святая она давно, поэтому в чём-то Нино, наверное, прав. Взгляд Маринетт не отвела, но и не усмехнулась, лишь облизала сухим языком сухие губы и сухо процедила: — Злой бы я была, если бы предложила хлоиной кровью прямо тут, на полу, нарисовать пентаграмму и принести в жертву Роуз ради призыва духа Ледибаг — мы же все так привыкли полагаться на её Чудесное Исцеление. Авось мёртвые оживут, жертва жертвой не станет, а мои седые волосы опять будут нормальными! Да не вой ты, на нервы действуешь! Мало кто из супергероев доживает до счастливой***
Из-за долбанного копошения не то, что глаза не открывались — дышать было проблематично. Маленькие лапки отвратительно мельтешили по губам и лицу, вызывая рвотный рефлекс, но акум простым плевком не отпугнёшь. Уже не отпугнёшь. Голова трещала так сильно, будто её ломом раскололи и теперь пытались вернуть как было. Ноющая боль не утихала даже тогда, когда пальцы попытались помочь и стальными тисками обхватили лоб и виски. Пространственное положение определялось девушкой весьма условно — по крайней мере, она была уже не очень уверена, что потолок находится над головой, а спина опирается о бетонную стену. Сердце в панике колотилось где-то в рёбрах, душу охватывал какой-то животный ужас, да и вообще, больше всего на свете хотелось залезть на стену и безвольно кричать от этого неясного, удушающего чувства. Память предательски вытаскивала самые страшные воспоминания, в уши смолой просачивался старательно забываемый голос чешуекрылого и вызывал какое-то тяжёлое желание убивать. Маринетт, плача от адской рези в глазах, постаралась сосредоточиться на чём-то постороннем. Интересно, акумы всегда доводили людей до такого исступления, что возвращаться в нормальную жизнь не хотелось? Может, они эволюционировали, став сами себе хозяевами, или всё же сказывалось их несметное множество? На своей памяти Маринетт видела такое лишь в свой первый день в роли Ледибаг, когда летающая бабочковая рожа не вызывала такой истерики, как сейчас. Но для чистоты эксперимента следует признать, что тогда мерзкие насекомые не нападали всем скопом, а предпочитали разлетаться в разные стороны. Маринетт отстранённо слизнула с сухих губ солёные капли — голова от слёз болела ещё сильнее, по-новому тянуще. Она глубоко вздохнула, отчаянно отыскивая среди беспросветной темноты хоть что-то светлое или, на худой конец, приятное — среди боли, старательно убивая в себе неконтролируемое паническое состояние. Она обязана взять себя в руки и справиться со своими кошмарами. Или не будь она Ледибаг.***
Когда Маринетт откинуло в стену, Нино очень громко чертыхнулся. Потому что его и правда слишком унесло в истеричные дали, и он уж точно не имел права высказывать подруге какие-то претензии — ведь как никто знал, что геройство есть дело чёрное и временами совсем неблагодарное, а про то, через что прошли хотя бы они втроём (Кот считался отдельной песней, его обычно ни с чем не сравнивали), надо, по-хорошему, предупреждать, крупным шрифтом прописав некоторые щекотливые ситуации в трудовом договоре и упомянуть страховым случаем внезапный сдвиг крыши, как полное психическое расстройство, которое последовало бы по истечении определённого срока службы. И он, собственно, вообще не имел права втягивать Дюпен-Чен, гражданское лицо, во всю эту мясорубку, не её это дело — хоть почему-то «предводительница всех неживых» и имела точь-в-точь её облик. Из портала вслед за бабочками нарисовался какой-то недоциклоп, имеющий внушительный рост и необъятные габариты. Циклоп явно был призван зачищать местность от всех, кто был нежелательно сведущ в делах ныне творящихся (как и предсказывала Маринетт), а потому одноклассники вновь решили, что безопаснее толпиться в призрачно защищённом углу, надеясь, что программа Кота Нуара по защите свидетелей не была одноразовой. Самокопания следовало прекращать. Вайзз послушно слился с браслетом, и малахитовый щит многозначительно просвистел в миллиметре от скверно выглядящей башки. От щита чудище досадливо отмахнулось, его дубинка понеслась к припавшим к полу подросткам. По ту сторону портала уже слышались шаги. На решение давалось меньше секунды: либо со временем несметное множество существ вылезают из портала и громят школу с беспомощными учениками, а после — улицы города, но одноклассники остаются в безопасности под упругим куполом. Либо этот самый нерушимый купол закупоривает пространственную дыру, а одноклассники… С характерным звуком зелёная полусфера оградила портал непробиваемой защитой, никому не позволяя её преодолеть. Рука предательски дрогнула, и, звеня, щит полетел наперерез гвоздевидным шипам. Насчёт эффективности предприятия радужных надежд Карапас не питал: заданное ускорение было недостаточным, а оттого троллю-циклопу не придётся даже прилагать каких-то особых усилий, чтобы щит протаранить. Мгновение, в которое дубина и пущенное оружие должны были стукнуться, подкрадывалось долго. Мышцы напряглись, готовые привычно послать тело в полёт. Нужно было попробовать заломить куда-нибудь потенциально опасную лапу (более опасную, чем весь остальной циклоп), повалить эту необъятную тушу наземь, сравняв их силы. Главное — не трястись, хорошенько примериться… Но тут расклад сил неожиданно поменялся. Что-то ослепительно красное просвистело около виска. Чёрная нить прочно обмотала троллье запястье. Зазывно брякнула леска, и Карапас со всей дури потянул её на себя. Краем глаза он заметил смазанный силуэт, метнувшийся в сторону поваленного противника. И, продолжая удерживать йо-йо, ошарашено наблюдал, как внезапная подмога расправляется с проблемами. Тем временем девушка подскочила, подошвами увязла в склизкой коже и от души ударила каблучком прямо в глазницу. Вытянула руку, ловя поданный кем-то его, Карапаса, щит, и играючи позволила бешено вращающемуся диску словно циркулярной пиле, разрубить тело на неравные части идеально ровным распилом. Ярко-алые ленточки вызывающе переливались в тёмных косах, и Карапас мог смотреть только на них, когда помощница легко и бесшумно спрыгнула на пол (хотя, по-честному, кто ещё кому помогал). Он покорно передал йо-йо его законной хозяйке, отрешённо забрал предложенный щит с кровавыми разводами из изящных ладоней, но не сказал ни слова. Прямо за ним находилась гора бабочек, зловеще шуршащая под ногами. Бабочки были абсолютно, девственно-невинно белы и мертвы на столько же, насколько белы — именно эти бабочки стали тем самым, что отпечаталось в памяти также живо, как красные ленты. Туша циклопа рассыпалась в пыль — но как-то не так, как у Кота Нуара, по-новому, но всё же знакомо: примерно так же рассыпалось что-то безобразное около пекарни Дюпен-Ченов, ещё в том мире. А вслед за циклопом замерцало и исчезло ненужное больше йо-йо. — Кажется, теперь у меня больше шансов помочь Буржуа, не находишь? — Ледибаг максимально осторожно пристроила блондинистую голову на своих коленях, не брезгливо, но озабоченно оценивая фронт предстоящих работ. Карапас напряжённо сглотнул, но, подчиняясь доброжелательному (читай: приказывающему) кивку, сделал робкий шажок вперёд, жестом останавливая одноклассников на положенном им месте. Во избежание, так сказать.***
В магии Ледибаг прокачалась знатно. Особенно в целительской — и это было чем-то самим собой разумеющимся, ведь как она иначе б выжила? Магия Ледибаг завораживала — Маринетт делала всё это естественно и непринуждённо. А ещё красиво — если бы не нелицеприятные ошмётки мяса, которые она старательно сращивала, то на творимые ею чудеса можно было смотреть бесконечно долго, прямо как на огонь или на воду. Она делала это играючи, легко перебирая пальцами словно светящиеся струны, потоки какой-то энергии, которая не пойми откуда появилась и куда исчезает. И Карапас мог поклясться, что слышал её тихое пение, напоминающее довольное мурлыканье кошки. (Хотя, у него и правда создавалось ощущение, что Ледибаг действительно ловит кайф от всего этого, но не его всё это, собственно, дело.) Ледибаг напоминала кукловода, нитями заставляющего подвластную ему куклу ожить. Она то лёгким движением запястья прокручивала время назад какому-то клочку, хм, ткани, чтобы посмотреть на его изначальное местоположение, то игривым постукиванием подушечек накладывала светящиеся кресты швов (впрочем, светились они недолго — повинуясь чему-то непостижимому умом, «нити» растворялись в небытии, оставляя заметные — пока — рубцы). В обязанности Карапаса входило держать свою боевую подругу за руку и «мониторить» её общее самочувствие. Рука была теплой, слегка шелушилась, но отвратительно липла к ладони из-за налившейся на неё крови, противно стягивающей не только кожу жертвы народно-магической медицины, но и ткань костюма. Пульса по-прежнему не наблюдалось — оно и понятно, с такими травмами долго не живут, если живут вообще. На что, интересно, надеялась Ледибаг, что-то напевающая себе под нос, и главное — на что надеялся он сам, когда ставил ей в упрёк её жестокость? Одноклассников развлекал Плагг, собравший их в небольшой круг и травивший какие-то байки. Друзья, поначалу относившиеся к худющему долговязому парню с большим подозрением, через какое-то время сами перебивали друг друга, старательно посмеиваясь над очередным чьим-то анекдотом. Карапаса непреодолимо клонило в сон и все лживо-бодрые голоса слились в общий шум. — Умеешь делать массаж сердца? — А? Ледибаг уже покончила с самой кропотливой частью исцеления, даже капли крови подобрала (они шарообразным пузырём висели перед бледным лицом и наталкивали на размышления об легендарном Аанге в общности и его подружке Катаре, как маге воды, в частности). В руке же подруга держала что-то похожее на каплеобразователь обычной больничной капельницы, ещё с детства наводящей страх, только по пластиковой трубке вместо прозрачного физраствора из флакона клубился не то голубоватый газ, не то просто какая-то странная светящаяся жидкость (а будь Карапас чуть повнимательней, то заметил бы, что подобная субстанция полностью заполнила глаза Ледибаг, поглотив собой её зрачки и белки). Да и игла была воткнута не в руку, а прямо в ту же многострадальную шею. — Ярёмная вена, — перехватив его сумрачный взгляд, пояснила девушка, разминая запястье. — Не уверена, что меня не раскритикуют дипломированные медики, но так всё необходимое попадёт туда, куда необходимо. Впрочем, терять ей уже нечего… Карапаса перекосило от этого… этих несерьёзности и легкомысленности, с которыми Ледибаг пожала плечами, но говорить ничего не стал. Ведь она по-своему права. По-страшному, по-жутковатому, но права. — Так массаж сердца?.. Нино честно пытался вспомнить уроки ОБЖ, но кроме того же прощупывания пульса или номера скорой помощи в голову не приходило ни-че-го. — Это когда со всей дури давишь на грудь… ную клетку, заставляя сердечную мышцу сокращаться? — он правда имел лишь смутные воспоминания об издевательствах над разнесчастным медицинским манекеном, прозванном в народе Кеном, и пытался компенсировать нехватку знаний заумными терминами (которые судорожно раскапывал где-то в голове). Судя по досадливому выражению лица девушки, которое в тот же миг весьма красноречиво перекосилось, выстрел в небо не прокатил. Ну, она же сама говорила, что хуже они Хлое уже точно не сделают… — Держи. Сомнительный пакетик перекочевал ему в ладонь, и руку тут же пришлось вытянуть в не самом удобном положении под внимательным прицелом голубых глазищ. Карапас смотрел на эти упругие толчки и искренне не мог понять — что он, собственно, не правильно сказал-то?***
— Ну, по крайней мере, она дышит. Уже прогресс. Ледибаг в своё удовольствие распласталась на полу, раскинув руки в стороны — будь её воля, она бы ещё и ноги на стену закинула, но, увы, приходилось довольствоваться малым. Карапас, пользуясь подвернувшейся возможностью, почти бесстыже её разглядывал. В костюме в первую очередь выделялась не то накидка, не то плащ на восточный манер, такого, вызывающего пыльно-алого оттенка. У накидки были капюшон, длинные полы и свободные недлинные рукава (кажется, две трети, если он ничего не перепутал), были чёрные шнурки-верёвочки, которые фиксировали край и не давали верхней половине распахнуться, и такой же чёрный, широкий и плетённый пояс на талии. Накидка вообще могла бы сойти за платье, невычурное и самое простое на вид — только вот сшита она была из какой-то грубой, жёсткой, но наверняка тёплой ткани. Ниже пояса она распахивалась, не затрудняя быстрых движений, и под ней Карапас обнаружил тёплые штаны с какими-то кожаными вставками на внутренней стороне бедра. — Практикуешь верховую езду? — задумчиво уточнил он, вглядываясь в её лицо. Бледное, почти — болезненно уставшее. С незаметными, но темнеющими кругами под глазами, с едва проклёвывающейся вертикальной складкой между бровями, с белыми, обессиленно-обескровленными губами. И всё равно — точёно-правильной формы, с милым, чуть вздёрнутым носиком и забавными-знакомыми редкими веснушками на щеках. Почти кукольное. — Вроде того, — она усмехается, лукаво приоткрывая глаз, смотрит на него снизу вверх и всё равно — снисходительно, и кукольная правильность оживает. На предплечьях Маринетт (Ледибаг, и Карапас всё никак не поймёт, как к этому факту относиться) наручи, обтянутые кожей, но он уверен — из самой крепкой стали, которую только можно было достать. А на руках перчатки без пальцев — из кожи более тонкой, правильно-неправильные, несимметричные: правая — она целостная, утолщённая на ладони, и у Карапаса такие же, чтобы рукоять меча не намозолила, а вот левая — какая-то неправильная, с оборванными на длину одной фаланги пальцами. А кожа на левых пальцах шероховатее и грубее, чем на правых, и такая перчатка наверняка позволяет сохранить их подвижность и не травмировать суставы тетивой — наверное, незаменимо для стреляющей из лука. Она, Ледибаг, посмеивается беззлобно и тоже его рассматривает — в ответ. Ледибаг, которая всегда была недосягаемой, сиятельной, символом-солнцем, идеальной. С которой он учится в одном классе и в прошлом виделся даже чаще, чем с родителями, которую в этом прошлом считал почти сестрой. Она спокойно дышит, почти засыпая, и в том, как монолитно колышется-поднимается её грудная клетка, Нино замечает скрытые накидкой доспехи — или что-то похожее, наверняка тоже из кожи, что-то, что позволяет ей вертеться, выгибаться и изворачиваться, но всё же защищает от случайных травм в пылу драки. Девушка вздохнула, переводя пустой взгляд в потолок, и Нино-Карапасу вдруг подумалось, что как-то излишне просто выглядит её, светоча-символа, одежда, лишённая даже простой малозаметной вышивки или других украшений, которые подчёркивали бы её близость к языческим богам и которыми изобиловали одежды Кота — будь то отделка мантии или изысканно-резная бляха ремня, или оточенные незаметной издали вышивкой горловины его сапог. У Ледибаг же сапоги были самые простые, с шнуровкой и без всяких изысков, а из украшений наблюдался лишь небольшой янтарный медальон (даже не легендарные серёжки), выпавший из-за ворота и вряд ли предназначенный для посторонних глаз. Над ухом попискивал аппарат ИВЛ, непонятно каким вообще образом подключённый, и, как в насмешку — весёленькой красно-чёрной ледибажьей расцветки. Что ж, Талисман Удачи и правда мог выкидывать что-то полезное, а не только маленькое пёрышко для борьбы с армией вооружённых рыцарей (или ещё что покурьёзней). Только вот вызывал этот факт кое-какие опасения, например… — Это слепок, — как бы невзначай проронила Баг, не меняя ни своего положения, ни обречённой пустоты во взгляде. — Что? Читай она ещё и мысли — Карапас не удивился бы. — У тебя всё на лице написано, — хохотнула девушка, закидывая руку за голову. — Талисманы — это слепки с реальных вещей: прототипы в горошек. И никаких «законов сохранений», гуляющих в прессе, здесь и подавно не наблюдается. Так что расслабься, никто в больнице без жизненно необходимой ему аппаратуры не остался. Ну, по крайней мере, по нашей вине… …А ещё в Ледибаг поменялся взгляд, ставший каким-то недвижным, но пронизывающим насквозь по самую душу и до дрожи в коленках. И, по всей видимости, на жизнь взгляд тоже чуть изменился. — Умеешь же ты сообщать хорошее так, что оно нихрена не радует! — Годы практики, и ты станешь таким же. Карапас отбурчался, что совсем не горит желанием добиться в этом успеха, и они снова замолчали. Хаотичное попискивание вдруг прекратилось — на какую-то секунду, но этого хватило, чтобы взбудоражить всех присутствующих, в едином порыве рванувших в сторону Буржуа. — Трубки не посрывайте, — забормотала Маринетт, которую почтительно пропустили вперёд и которая, пожалуй, единственная сохраняла невозмутимость (как будто эти трубки можно сорвать! Их же магия в воздухе держит!). Наградив аппарат невесомым пинком, она довольно усмехнулась и, беспечно махнув рукой, заставила Талисман рассыпаться искрами, как совсем недавно — йо-йо. — Думаю, надо перетащить всех в квартиру — ты ведь знаешь, где квартира? — и отсидеться там, пока мы с Нуаром не разведаем обстановку, — Ледибаг не спрашивала, скорее, уведомляла о своём решении, аккуратно запахивая разорванную майку и нежно приглаживая растрепавшиеся блондинистые волосы. — И где все эти принцы, когда они нужны, м? Вздрогнувшему Натаниэлю было приказано как можно осторожнее поднять «свою барышню» на руки, пока отошедшие в сторонку Карапас и Баг о чём-то ожесточённо спорили. Вернее, спорил только Карапас — собеседница же сохраняла змеиное спокойствие и, кажется, находила в его раздражении что-то весёлое. Впрочем, они резко замолчали и почему-то насторожились, неслышной поступью подбираясь к кладовой. И именно тогда, когда они почти слаженно пристроились по бокам дверного проёма, купол, созданный Карапасом, содрогнулся от особенно сильного удара, заставив осыпаться штукатурку с потолка, но, к его чести, выдержал. На это происшествие парочка даже ухом не повела, осторожно заглядывая в пыльную темноту. И от этого становилось неловко всем остальным. Чих повторился — теперь его услышали все — и Карапас, недовольно щёлкнув языком, поспешил засунуть щит за спину, миролюбиво поднимая руки. — Что ты здесь делаешь? Кагами предпочла вжаться в коробки, но никак не вылезать на свет — как-то не очень хотелось огрести (пусть и за дело) от Дюпен-Чен. Особенно — в свете последних событий. И не то чтобы Карапас её не понимал. — Сижу. В смысле, тебя долго не было, и ты убежала в каком-то совсем нехорошем настроении, и я… Японка ойкнула, когда Ледибаг рывком подняла её на ноги, и обиженно зашипела, когда бегло осмотрев партизанку любительского уровня на наличие травм или ещё чего похуже, отвесила ей душевную затрещину. — Окей, поставим вопрос по-другому: как давно ты здесь сидишь? Бочком, предпочитая разгневанной Ледибаг более стабильного Карапаса, брюнетка поспешила перебраться под его защиту. Но увиливать от вопроса всё же не рискнула: — Если ты про твоего поехавшего клона и про то, что Агрест — это Кот Нуар (вот уж от кого не ожидала), то я никому не ска… — она прервалась, видя, как меняется лицо собеседницы. Что ж, не высказанное обещание молчать, как могила, можно уже не произносить: в любом случае, трупы, вроде как, не болтают. — Я же о тебе, дуре бесшабашной, пекусь, — Ледибаг устало прикрыла глаза и, обречённо вздохнув, обратилась к Карапасу: — Два вопроса: долго ли ты контролируешь свою способность и в состоянии ли ты донести её, — выразительный кивок в сторону насупившейся Кагами, — до ближайшего бомбоубежища без происшествий? В ответ он открыл уже рот, даже начал тянуть какую-то гласную, но вдруг активно замотал головой. — Ты же не пойдёшь… — Именно так, — всем своим видом Ледибаг являла неколебимую уверенность: такую, что лучше было подчиниться, нежели валяться безвольным телом где-нибудь в подсобке, вырубленным профессиональным хуком, при лучшем из вариантов дальнейшего развития событий. Карапас печально вздохнул, чувствуя, что за него давно же всё решили (и почему он испытывает от этой мысли такое облегчение?) и, не видя смысла сопротивляться, смиренно поднял ладони. — Интересно, как ты себе это представляешь… — Как-как: одну ручку под ножки, вторую — за спинку, а Алье мы ничего не расскажем. Неизвестно когда она это успела сделать, но факт остаётся фактом: парень почувствовал, как какой-то шнурок обвил его шею и с удивлением обнаружил на своей груди деревянную подвеску в виде белой половинки ИньЯна — подобные парные украшения ящиками продавались везде, где только можно, но всё же было в кулоне что-то, что напоминало о его хендмейд-производстве (пусть и профессиональном, с этим не поспоришь). — Парный телепорт или что-то в этом роде — не было времени дать более пафосное название, — пояснила Ледибаг, ловко перекидывая подобный шнурок через свою голову и вытряхивая из петли попавшие туда косы. — При активации половинки — чисто гипотетически — соединятся в целый круг, перенося меня и всех, кто со мной, к тебе, поэтому лучше тебе быть где-то, где нам не придётся тут же отбиваться от кого-то левого и очень голодного. В идеале — в тёпленькой, сухой квартирке, усёк? Она развернулась к остальным одноклассникам и, придирчиво их осмотрев — задержав взгляд на Натаниэле с Хлоей на руках, — театрально повертела запястьем, создавая какой-то висящий в воздухе светящийся шар. — Я же могу быть уверенной, что такое мудрое, долгоживущее существо как ты, Плагг, способно проследить, чтобы шайка жаждущих приключений без оных добралась до места высадки? Квами нахально прищурил свои кошачьи глаза и довольно улыбнулся во все овердофига бритвенно-острых зуба: — Само собой, Вашессство, как Вы можете сомневаться! Судя по ответной улыбочке — такой же ехидной-ехидной — только что эти двое обменялись уж слишком узкопрофильными шутеечками, понятными только им двоим.***
— Ты же тоже словил по ней краш? — Ты чего, у меня, как бы, девушка есть… — Карапас осёкся, видя, что Кагами не шутит (хотя, она и по жизни не создаёт впечатление как человека, который знает, что такое веселье и смех). — А у меня — традиционная ориентация. Но крашу это как-то не очень помешало, — она нахмурилась, старательно подбирая слова. — Согласись, в ней что-то… не то изменилось, не то переродилось, но она совсем не тянет на поверженную силами зла. Знаешь, если бы она позвала в дзигоку, я бы пошла. Такой вот краш. Карапас осторожно спрыгнул вниз, приземляясь около входа в бункер, и, поставив девушку на землю, безмолвно признал её правоту. Только вот слово «краш» как-то не в полной мере описывало это странное и непонятное чувство, но другого, более подходящего, наверное, всё равно ни в одном языке не найти.