***
Народная мудрость гласит, что лучшее времяпрепровождение с девушкой — сводить её в библиотеку. Нино тоже этой мудрости никогда не слышал и очень удивился, когда Маринетт, одетая к завтраку в нарядное платье, вскользь упомянула, что их ждёт торжественный выход. Совсем вскользь. Очевидно, мстила за что-то — то ли Нино, то ли себе, то ли духам судьбы; с неё станется. Впрочем, Нино был вот совершенно не против развеяться и оказывать хоть какую-то посильную помощь, поэтому послушно оделся в выданный служанками костюм и стоически пережил поездку в капсуле. В наряде Маринетт наблюдалось что-то испанское и роскошное — в пышных маках, которые почти полностью закрывали чёрный фон свободной юбки, в золотых нитях, в лакированных туфельках и неброском, но несомненно стоящем целое состояние гребне, которым были убраны волосы — и всё это ощущалось настолько же естественно, насколько неуютно чувствовал себя в камзоле Нино, привыкший к менее официальному, свободному стилю. И настолько же естественно было то, как они заняли место в общем читальном зале, среди других читающих, пусть и за отдельным (к слову, как и все они) столом. К свободной посадке располагало огромное пространство, заставленное высоченными книжными шкафами, и Нино снова забыл как дышать, потому что как люди вкладывали всё самое лучшее в божественные храмы, так атланты — в храмы вековых знаний многих-многих поколений. И храм знаний, в отличие от храмов божьих, был открыт новому — потому что, насколько неуместно было бы провести вайфай в соборе, в том же Нотр-Даме, настолько же органично смотрелись новые технологии в обители, полной бумажных книг. Понимание природы этой гармоничности завлекающе царапало на самом краю сознания, но Нино предпочёл просто возносить Библиотеке заслуженное восхищение. Маринетт хлопнула в ладоши и показала, что Нино может делать. На хлопок откликнулся андроид (по крайней мере, тем, что видел Нино, он и представлял андроидов), произнёс заложенное программой вежливое приветствие и принялся проецировать экран — такой, каким любят пользоваться в фантастических фильмах. Маринетт вручила Нино какие-то перчатки и одним взмахом кисти превратила значок «меню» в целую галактику различных надписей и иконок. — Главное — не прикасаться к экранам кожей, обожжёшься, — предупредила она, и, раздвинув окутавшее их облако значков, вышла из круга. — Развлекайся! И сквозь мутную плазму Нино видел, как Маринетт исчезает в лабиринтах шкафов, как возвращается оттуда с лавирующей кипой книг, как садится за соседним столом и погружается в беспросветное чтение. Как с каждым разом книг становится все больше и больше, как все они открыты на непонятных таблицах, а сама Маринетт сосредоточенно кусает губы и в задумчивости вытягивает пряди волос, постепенно разрушая причёску. И пишет. Пишет так много, что листы, испещрённые её ровным почерком, слетают на пол из-за резких движений, и их подбирают услужливые дроиды, старательно сортируя по стопкам. Но всё это Нино замечает краем глаза. Потому что — справедливо рассудив, что Маринетт он ничем не в состоянии помочь — начал утолять собственное любопытство. Для начала его предметом для изучения стала инициация. Поиск нашёл несколько тысяч ответов на запрос, поэтому Нино уточнил, что интересуется инициацией в Атлантисе, и принялся взахлёб зачитываться историями древних турниров, которые с развитием технологий были заменены симуляциями и являлись своеобразным экзаменом для вступления во взрослую жизнь. Самое интересное происходило у детей высших сословий, которым было предначертано встать у власти — Нино читал и с каким-то нездоровым восторгом понимал, что вот же они, самые настоящие Голодные Игры. Их результаты были достоянием общественности, поэтому Нино даже не обманывался на счёт безопасности — последняя смерть на «арене» произошла сравнительно недавно, во время выступления одного из царевичей. Ниже была датируемая подпись о том, что Атлантис скорбит вместе с семьёй усопшей бла-бла-бла и надеется, что юный царевич найдёт в себе силы оправиться от такого горя. Нино вспомнил, какой дичью страдал Адриан, считавший погибшей Ледибаг, невольно вздрогнул — и принялся надеяться вместе с Атлантисом. Травмированный псих на троне до добра не доведёт. А у Нино родной мир — соседний. Ниже предлагались ссылки на информацию об инициациях второго царевича и царевны, и Нино зловредно ткнул в последнюю — «мама, мы в телевизоре». «Инициация пройдена успешно» — так же зловредно маячила кричаще-красная надпись и только ниже предлагала подробное описание происходящего. Себя Нино там не нашёл. Нино в принципе ничего знакомого там не нашёл, даже навыки, на этой инициации продемонстрированные не были ему знакомы. Потому что и правда — симуляция. Но Нино всё равно вчитывался внимательно — интересно же. И про какое-то революционно-магическое решение, и про рекордно короткие сроки прохождения, про слаженность и смекалку, незаурядный ум… Читалось удивительно легко. Особенно — следующий раздел, посвящённый замужеству Её Высочества бла-бла-бла (серьёзно, Нино честно пытался выговорить все регалии Царевны, но сломал язык и с чистой совестью пропустил эти две строчки). Её мужу — князю, если верить источникам — была отведена длиннющая страница, занявшая всю площадь опоясывающего Нино экрана. И ему, и его родителям, и его Роду и достижениям этого самого Рода, венчаемые достижениями… Нуара. Точнее — Нюарэ, или что-то в этом духе, у Нино всегда были проблемы с голосовыми помощниками. Это было интересно. Это было о-о-о-о-очень интересно. И Нино уже профессионально ничего не понимал. Поэтому (чтобы отвлечься, ага) он старательно принялся припоминать список вопросов, которые роились в его голове с того дня, когда он вдруг узнал, что его бротаны — супер-бротаны, но не только по жизни, а ещё и по наличию волшебных цацек. С разбегу вспомнились только пресловутые Врата Трёх Миров, открытия которых они нервно ожидали в первый год так точно, поэтому до конца посещения читального зала Нино кропотливо разыскивал информацию. Дело было гиблым: поисковик упрямо исправлял «Врата трёх миров» на «Союз трёх миров», «Экономка Трёх миров сравнительная таблица хрестоматия», «Врата трёх сыров» или «три тысячи передовых мировых экономик». (Врата трёх сыров? Серьёзно? Нино даже тыкнул ради любопытства и залип на интерактивный сайт кисло-молочного завода). И да, этого следовало ожидать, но ответ на его вопрос состоял из одного предложения и нашёлся в какой-то задрипанной презентации-сопровождении к какой-то работе про этнографические фразеологизмы. И да, это был фразеологизм. Да, означал тотальный пиздец. Да, родился из баек о первых экспериментах с межпространственными порталами. Нет, никакой Хаос с титанами не закупоривали — Нино почувствовал себя глубоко обманутым и рассерженно свернул свою деятельность, стоило Маринетт оторваться от своих книг и многозначительно посмотреть в его сторону (и конечно же Нино поторопился и какое-то время просто покачивался на табуретке в ожидании чуда). И во время опрометчивого безделья его мысли сами собой вернулись к Царевне, её замужеству и Нюарэ. Сама «царевна» считала, хм, свои жизненные испытания инициацией, «интернет» глаголил, что то дерьмо она уже прошла (причём с фееричным успехом). Интернет мог врать, но и Маринетт жаловалась на своевольство Баг, так что получалось, что никому из них нельзя было верить безоговорочно. В плюсы к теории «Экзаменационный Апокалипсис» можно было записать только то, что вся дичь определённо имеет решение, только они его пока не видят. В минусы — теория явно притянута за уши, потому что… ну… Нино же не симуляция? И не программа? И вроде пытается действовать непредсказуемо? «Реальность — иллюзия, вселенная — голограмма, скупай зо…» Так, стоп! Он не голограмма, окей? От этого решения стало легче, но проблема непонимания происходящего никуда не исчезла***
В Библиотеку они вернулись на ещё один день, а потом на Маринетт постепенно начали коситься, проявляя интерес, и она психанула, поклявшись больше не покидать кабинета. Нино тот день посвятил изучению общедоступной биографии Баг. И про старшинство среди потомков прочёл, и про пожар в порту, и про легендарную силу магическую, ага. Последний абзац статьи сообщал, что Её Высочество вместе с супругом отправились в путешествие, чтобы поправить её здоровье. И ничего подозрительного в этом вроде как не было, из всего прочитанного ранее Нино сделал вывод, что такие путешествия были нормальной практикой, особенно у высших сословий и особенно после инициаций… Но что-то не складывалось. Потому что между инициацией и путешествием прошло приличное количество времени, а отсутствовала Царевна уже довольно долго и не изволила возвращаться не то что на государственные праздники — на свадьбе младшего брата не появилась, неслыханно! (Это было неслыханно для Нино, источники, официальные заявления императорской резиденции, выставляли её отсутствие в позитивном ключе. Будь Нино обычным обывателем — не стал бы так возмущаться). Источники сообщали, что Её Высочество в путешествии — и Её Высочество, почуяв слишком пристальное к себе внимание, поспешила больше не отсвечивать в общественных местах столицы. На ужине Нино слишком много думал, был крайне молчалив, и определённо вымотавшаяся Маринетт даже спросила, всё ли у него хорошо. Нино вздрогнул и уронил вилку. Он задумался — стоит ли говорить про освещённую прессе болезнь Баг. Говорить очень не хотелось — не из вредности, а чтобы не загружать ещё больше, но потом Нино подумал, что если каждый будет молчать, то их поиски пойдут либо ещё медленней, либо вообще не в ту сторону. Это было плохо. — Я порылся в местных СМИ, чтобы не надоедать тебе тупыми расспросами не по теме, — медленно начал Нино, тщательно формулируя свои мысли. — Нарыл инфу на Баг и Кота. В общем, по официальным данным, они уже прошли свой экзамен. Это правда, я даже смог найти видеозаписи… с твоим пропуском у меня вообще никаких ограничений не было… Так что если ты ещё упираешься в то, что вы с Нуаром экзаменуетесь, то не стоит. Чуда не произойдёт, экзамен взломать не выйдет — надо разобраться с Двойником, а не с системой. Маринетт благодарно кивнула — но ничего не сказала. Нино снова уткнулся в тарелку. Сказать о болезни Баг у него не повернулся язык.***
Маринетт по ночам кричала. И это было жутко. Жутко было не потому, что — точнее, не только потому, что, видимо, её магия при этом фонтанировала как из рога изобилия, и этот фонтан почему-то вводил Вайзза в не менее жуткое подобие транса. Но и потому, что Нино прекрасно слышал эти вопли из соседней комнаты. И стража тоже слышала — она вбегала с оружием наголо на секунду раньше путавшегося спросонья в одеяле Нино, и только то, что охрана своими глазами видела его непричастность к этим крикам, спасало Нино от скорой расправы. «Кошмары», — коротко пояснял он, закатывая длинные рукава пижамы. «Полнолуние», — зачем-то добавлял он, но стражники понимающе кивали, предлагали посильную помощь и покорно скрывались за дверью за ненадобностью. Нино даже научился будить Маринетт так, чтобы никому ничего не прилетело. Она всё так же вздрагивала, но со временем привыкла (и, кажется, смирилась) с его вынужденными вторжениями в её личное пространство, благодарно кивала и, покачиваясь, удалялась в кабинет. Обычно. В этот раз Маринетт было настолько откровенно хреново, что она пошевелиться лишний раз не хотела, скорчилась под одеялом и изо всех сил сжимала виски. Ей пришлось хрипло попросить Нино смотаться до письменного стола, чтобы достать из ящика лекарства — то есть, пустить в ту единственную комнату, в которую путь ему был запрещён, а значит — опять в личное пространство. Нино честно не собирался злоупотреблять. В поисках бутылька он нервно открывал ящик за ящиком, и даже нашёл, на радостях случайно дёрнув за ручку слишком сильно… Письма, выпавшие из грохнувшего ящика, веером разлетелись по полу. В основном запечатанные — но одно выскользнуло из конверта, и взгляд ухватил знакомый почерк — магия браслета расстаралась и непонятная клинопись превратилась в чуть более понятную вязь французской скорописи, которую Нино пришлось научиться разбирать, чтобы списывать конспекты по всякой навевающей тоску общаге или философии. «…идея безусловно богатая…» — выхватывал взгляд почерк Адриана. «…надо просчитать все риски…» — извивались взволнованные закорючки. «Это может сработать» — подытоживала подчёркнутая фраза, но тут же сомневалась: «Это опасно». И, словно извиняясь, шептала: «но другого выхода я тоже не вижу». — Нино! — надрывно позвала Маринетт, и он тут же подорвался на ноги, кидая всё как есть. — Может, врача? Маринетт крепко зажмурилась, с усилием глотая микстуру, и нервно покачала головой: — Всё равно не поможет. Она устало откинулась на подушки, и Нино, повинуясь внезапному порыву какой-то нежности к ней, аккуратно подоткнул одеяло. Он шёпотом признался, что случайно снёс ящик и пообещал вернуться в кабинет только для того, чтобы убрать беспорядок. Маринетт дёргано кивнула, закапываясь в мягкое одеяло и, крепко зажмурившись, перевернулась на бок — к холодной части подушки. Нино постарался сложить письма так, как было изначально. Сверху стопки оставил раскрытое — и решительно задвинул ящик. Это личное. Его это определённо не касается — пока Маринетт не решит иначе.***
Их присутствие во дворце ограничивалось покоями Маринетт, и покидать их не было никакой нужды. Нино даже признавал, что это к лучшему — общения с Императором он бы не выдержал, а слышать, как Маринетт называет каких-то чужих, в первый раз увиденных им парней братьями, у Нино спокойно не получилось бы. Маринетт, похоже, тоже к общению не тянулась. Но её окна выходили на великолепный сад, и Нино натасканным взглядом замечал, как иногда (только иногда) какие-то люди (смутно похожие на царевичей) словно невзначай останавливались под окнами. Но ничего не предпринимали — смиренно и молча уходили спустя какое-то время. «Тоскуют», — скреблась в голове Нино ревнивая мысль, когда он из-за шторы поглядывал за этими передвижениями. Маринетт тоже замечала и поглядывала, но демонстративно читала книгу (и почти не переворачивала страниц, думая о чём-то своём). Нино внимания на всей этой ситуации не акцентировал. Император шпионажем не промышлял — у него определённо не хватало на это времени. Он просто в один день уселся на лавочке в саду, и Маринетт догадливо поспешила к нему присоединиться. Нино остался внутри и честно пытался уйти в недра комнат и подальше от окон, но любопытство пересилило. Он даже придумал себе оправдание: караул никуда не двигался, а Нуар с Плаггом завещали ему охранять Ледибаг и вообще пристально следить за её выкидонами. И Нино был уверен, что Маринетт его манёвр заметила и раскусила, но ничего предпринимать не стала — значит, простительно. Нино не слышал, о чём они говорили, но видел, как. Они сидели на одной лавочке, почти близко друг к другу. Маринетт смотрела куда-то вперёд, выпрямив спину и сложив руки на коленях, Император — на неё, насмешливо-тепло, по-домашнему полурасслабленно опираясь на искусно вырезанную трость. Разговор был спокойный, и постепенно Маринетт — Баг? — расслаблялась, даже улыбаться начала, а под конец и вовсе рискнула посмотреть своему собеседнику в глаза. Император — который вроде как приходился ей отцом и даже был похож на неё — осторожно прикоснулся лбом к её лбу, что-то прошептал и, слегка сжав её ладонь напоследок, скрылся куда-то из зоны видимости. Это было что-то домашнее, глубоко личное, и Нино не решился спрашивать Маринетт о том, как она будет строить отношениях с этой семьёй. Потому что она осталась сидеть на той лавочке с таким потерянно-горьким выражением лица, что сердце сжималось.***
Дни тянулись, муторно и однообразно. В один из таких, в бесконечно долгий и дождливый день, Нино почувствовал, как что-то в душе надломилось. Тоска сжала грудь в тиски, в горле першило, сердце колотилось, скручивало живот и не давало покой ногам. Терпение лопнуло. Нино метался по гостиной загнанным зверем, поминутно выглядывал в окно и посматривал на часы и дверь в кабинет. Почему-то казалось, что последнее время Маринетт там просто прячется — не будили больше крики по ночам, и радоваться бы этому, если бы Нино не слышал, как она сама беспокойно ворочается в кровати, затихая под утро на несколько часов. Бессонница замучила, вынимала душу и травила мыслями и переживаниями. Ждать и бездействовать очень сложно, почти невозможно — когда знаешь, где твои действия были бы весьма кстати. Нино устал. Маринетт нашла его, сидящим на кровати и уставившимся в стену. Нино не слышал, как она вышла из кабинета и зашла в его спальню, просто почувствовал — шлёпнулись домашние туфли, прогнулся матрас, лёгкое тело уселось за его спиной и осторожно коснулась плеча изящная ладонь. — В Париже нас ждут. — Я знаю, — хрипло отозвалась Маринетт и судорожно вздохнула. — Нам есть, что им предложить? — Только себя, — голос её подвёл, дрогнул и надломился, и Нино горько скривился. Её лоб прижался к его лопаткам, она хрипло шептала «прости-прости-прости», постепенно прекращая разделять слова, и Нино ощущал её дрожь. — Что-то удалось узнать? — осторожно спросил он, потому что Маринетт и без его упрёков мучается и всё прекрасно понимает, и ей тоже больно и тяжело, и надо быть милосердным. — Что готовых ответов нет, а если и есть — то точно не здесь, а… Нино вспомнил выпавшее письмо, и разум сам подкинул подленькое предположение — «…а у Нуара». Его квами слишком много знает и даже не пытается свои знания скрыть. Зачем только посылал сюда? (Но потом Нино вспомнил, с каким рвением Маринетт, лишённая необходимости ежесекундно быть начеку и драться, лопатила литературу, и предположил, что это — милосердно подаренная ей передышка. Она ведь не железная). Первая об этом заговорила Маринетт — и Нино обрадовался, что не пришлось её к этому решению подталкивать. — Надо вернуться, — просто прошептала она. «Надо быть рядом с ними», — мысленно договорил Нино, не глядя нашарил на своём плече её ладонь и осторожно сжал. — Когда? — дёргано уточнил он, и Маринетт за спиной хрипло фыркнула: — Как можно скорее. — Она на секунду задумалась и продолжила, быстро и тихо: — Будь готов бежать хоть сейчас — могли навести справки о Париже и тогда закрывать проходы начнут в любой момент. И надо наведаться в Хранилище — а после набега действовать быстро и осторожно. — Кого хочешь ограбить? — О чём ты? — позабавлено прыснула она и принялась осторожно разворачиваться. — Взять своё. У неё были заплаканные глаза, мокрые щёки и потухший взгляд — Нино решительно сгрёб её в объятья, и она даже доверчиво уткнулась куда-то в шею. — Мы разберёмся, — тихо ворковал Нино, поглаживая спину, ладонью пересчитывая позвонки и очерчивая выпирающие лопатки. — Мы попытались, попали в тупик, но обязательно найдём решение. Первая мысль не обязана быть удачной. Маринетт кивала и дрожала, глотая всхлипы. Они сбежали вечером — откопав в недрах шкафа походное платье без изысков и отличительных знаков, она отослала прислугу, уселась в центре зала, и, глубоко вздохнув, решительными движениями отрезала длинные косы. Они, каким-то мрачным прощанием чернея в сумерках комнаты, остались лежать на ковре. Тряхнув неровными, скребущими плечи концами волос, Ледибаг пояснила — так проще отличить её от Двойника. Карапас постарался поверить.