***
Всё шло совсем по плану, пока в магическую дуэль не вклинилась дуэль боевая: КвинБи, яростно отбиваясь от своего соперника, в какой-то момент была вынуждена прижаться спиной к спине слегка увлёкшейся Баг. Словно из ниоткуда появился Тот Мерзкий Парень с повязкой на голове, и Маринетт уже подсознательно не ждала от него ничего хорошего. Отвлёкшись на неприятное себе лицо, она пропустила момент, когда маленькая Маг банально рванулась вперёд и совершенно по-простецки сорвала с её шеи медальон, немедля откатившись в сторону. Девочка надеялась таким образом разрушить хотя бы часть плетений, раскиданных по всей квартире, сбить противницу с толку, лишив стабильности, и ознаменовать этим трофеем свою победу. Маринетт почти не обратила на это внимания. Ведомая предчувствием, она дёрнула Хлою на себя, обнимая и закрывая банально собственным телом — ничего более продуманного она уже не успевала. Пришла боль. Множество маленьких осколков пробили правую лопатку и теперь обжигали кожу, мясо и кость каким-то крайне неприятным ядом. Маринетт взвыла, смаргивая слёзы. Магия Баг, лишённая каких-то ограничителей в виде амулета или банального самоконтроля, сырой волной смела остатки диверсионной группы обратно в Атлантис. Просто подальше. Просто потому, что Маринетт не любила афишировать моменты своих слабостей при посторонних и предпочитала зализывать раны в логове и в одиночестве. Кругом стало почти оглушающе тихо — где-то сверху взволнованно вполголоса переругивались родители. — У т-тебя кровь, — прохрипела Хлоя, испуганно замерев на месте. — Ага. — Её много. — Ага. — Она не останавливается. Маринетт зажмурилась, пытаясь восстановить дыхание, и сосредоточилась на том, чтобы попробовать регенерировать. Баг медленно тонула в её сознании. Растворялась. Уходила на глубину парализованным трупом. Странный яд почти внезапно больнее всего ударил именно по магической сущности. Регенерировать не получалось. «Разрывная пуля с нейтрализатором», — мрачно подумалось Маринетт, потому что какая-то часть её затухающего сознания прекрасно разбиралась в атлантском оружии. — «Запрещённое». Её скрутило судорогой, и Хлоя помогла ей сесть на пол и опереться на стену. Она уже хотела рвануть за помощью, но это не понадобилось. — Насколько всё плохо? — тихо уточнил Адриан, прибежавший первый, и подсел рядом, позволяя на себя опереться. — Надо вытащить, — невнятно забормотала Маринетт, не рискуя дёргать правой рукой. — Не срастить — осколки мешают. Так по-дурацки попасться, конечно, ещё ухитриться надо, но Хлоя… — Чшшш, — зашипел Адриан, убирая волосы с её лица. — Спокойней. Чем больше паникуешь, тем быстрее травишься, помнишь? Маринетт помнила и молчала. А потом в комнату, которую они с магом разносили, бесшумно вошла Сабин. Щёлкнул затвор — мама, вскинув руку с пистолетом, абсолютно безэмоционально спросила: — Что ты такое? Спросила таким голосом, что Маринетт была уверена — выстрелит, если сочтёт опасной. Маринетт бы точно выстрелила. Как говорится, яблоко от яблони… — Сабин, Вы… — Хлоя, отойди! — рявкнула Маринетт. Рявкнула — и тут же об этом пожалела, потому что, дёрнувшись, вновь потревожила рану. Рана болезненно запульсировала, и влажная рубашка ещё плотнее прилипла к коже. Но взвинченная мать была нервной и непредсказуемой, взгляд у неё — совершенно тёмным. Безумным. Вряд ли она была в состоянии здраво оценивать ситуацию. Она просто защищала себя и своих близких от сверхъестественного дерьма — потому что кто-то должен принимать быстрые сложные решения. А Хлоя совершенно не ощущала моменты, когда следовало бы заткнуться и не отсвечивать. Адриан вот ощущал. Утянул Хлою в угол, послушно сваливая с линии предполагаемого огня, и уже оттуда светил своим настороженным взглядом, готовый вмешаться, если ситуация станет совсем ужасной. — Что ты такое? — повторила мама немного другой интонацией, и Маринетт медленно поджала ноги, собираясь с силами, чтобы встать. Вставать не хотелось, на это почти не было сил, но Маринетт мрачно подумала, что если не встанет — ещё больнее будет гудеть пробитая пулей голова. Она прижалась к стене, опираясь — в глазах темнело и светлело, и так был шанс хоть как-то удержать баланс. — Я Ледибаг, — просто и прямо сказала Маринетт. Направленное на неё дуло испуганно дёрнулось. — Врёшь, — хрипло отрезала мама, облизывая губы. — Или нет. Ледибаг похожа, но не Маринетт. Итак, где Маринетт? Она ещё не доверяла, но уже начала сомневаться в правильности своих поспешных выводов. Зная её характер — это уже было маленькой победой. — Здесь Маринетт. Здесь, и ты даже в какой-то момент действительно думала, что я Ледибаг. Оказывается, Камень Лисы легко может одурачить всё человечество, — Маринетт задумчиво закатила глаза и добавила: — Здравомыслящее человечество. Те чокнутые фанатики конспирологических теорий не в счёт, они даже в Священную Котлету поверят, если захотят. Слабость возрастала, путались мысли, и чувствуй Маринетт себя в безопасности — уже давно бы потеряла сознание. Безопасности не было, но было стойкое чувство, что всё идёт если не правильно, то хотя бы в том направлении. Осталось только заболтать мать и сделать всё для укрепления квартиры. Осталось совсем чуть-чуть. Сознание медленно уплывало — внутренняя Баг барахталась в нём, как в штормовом море, из последних пытаясь сконцентрироваться. Маринетт с ослиным упорством пыталась сосредоточиться хотя бы на маме. — Позволь мне доказать, — спокойно попросила она с осторожностью дрессировщика львов. Ледибаг вообще очень смутно помнила, как проводила Чудесное Исцеление раньше — это было что-то инстинктивное, рефлекторное, абсолютно не контролируемое разумом действие. Помнила только, что был рой божьих коровок — как визуализация свершённого колдовства, чтобы убедить в нём абсолютно не чувствующих магию людей. От себя Баг добавила ещё немного — щитовые чары (несколько классов барьеров), чары на сокрытие местоположения и тщательная иллюзия, чтобы восстановившаяся квартира с улицы прекрасно сочеталась с разгромленным домом и кварталом; были границы, чтобы Исцеление коснулось только необходимого им пространства, появились сигналки — чтобы никто из посторонних не смог прийти без предупреждения. Божьи коровки радостно метались по квартире, подсвечивая темноту, отстраивали стены, убирали мусор, залечивали незначительные ссадины попавших в их рой людей. Незримой завесой вместе с стенами сплеталась непробиваемая защита и прочнейший морок, заставляющий видеть с улицы всё то же потрёпанное нашествием здание, не отличающееся от таких же потрёпанных зданий соседних. Сабин смотрела на них, опустив оружие, с каким-то совершенно нечитаемым лицом. Маринетт подумала, что надо сказать что-то ободряющее, даже собралась как-то пошутить… Но мир вдруг померк. Первым к рухнувшей Маринетт добежал Адриан — проскользил последние метры на коленях по чистому свежеотстроенному ламинату. Он бережно откинул волосы (криво отрезанные, почти обломанные волосы, заметил он, она безжалостно избавилась от своих шикарных кос), и его рука и рукав тут же испачкалась в крови. Чёрный свитер, который Баг выпрашивала несколько месяцев до Моля, как губка впитал её кровь, белая (когда-то белая) рубашка, которую она просто стащила без спросу (а он, сидя в их квартире на их кухне в окружении их друзей и видя её живой, в тот момент был готов простить ей все её странности), была тёплой и влажной от её крови. Он когтями разорвал и свитер, и рубашку, напрочь забыв о существовании ножниц или ножей. Выглядело хреново. Магия молниями искрила в крови, но раны не затягивались — не могли. Требовалось вмешательство. — У вас есть медицинские инструменты? Нужно вытащить осколки и зашить рану. И нужны ещё одни руки. Месье Дюпен молча ушёл куда-то и вернулся с большим кейсом. В нём — аптечка для выживания как минимум в зомби-апокалипсисе, медикаменты и набор хирургических инструментов, и Адриану подумалось, что родители Маринетт — такие же параноики, как его отец с особняком-крепостью, и это всё очень интригующе. — Знаешь, что делать? Я помогу, — прогрохотал над его плечом Андре, скидывая пиджак. — У Сабин шок, вот и сделайте с этим что-нибудь! Нечего тут толпиться. Кыш-кыш! Адриан подозревал, что всеобщий галдёж и выяснение отношений Маринетт героически отсрочила своим падением. Убить её за это мало. Твёрдым отточенным движением он смочил поверхность стола медицинским спиртом. Одиннадцатая Жизнь Нуара и Баг выпала на Первую Мировую. Диплом полевого хирурга внезапно оказался весьма кстати.***
Констанс Октавьен, младшая дочь Восьмого Лорда и первая наследница его дел и владений, лучшая на своём курсе Академии при Ковене, задумчиво рассматривала оказавшийся в её руках кулон и усиленно размышляла над тем, какими именно словами объяснить старшей сестре глубину задницы, в которую их пихнул её супруг. Кулон, сорванный с шеи той девушки-мага, на которую они так неожиданно напоролись, оказался медальоном, хитровывернуто открывался и хранил белоснежную прядь детских волос. Констанс судорожно вдохнула и нервно захлопнула крышку. Тёмное убежище, ставшее командным пунктом, продолжало гудеть и суетиться. Констанс нервно поправила парламентскую звезду отца на своём плаще и принялась судорожно оглядываться. Формально она была обязана присутствовать на генеральском совещании, так как старшая сестра по брачным клятвам могла претендовать на королевский престол и не имела права вступать в отцовское наследование до оглашения королевского завещания. По факту же Констанс продолжала быть несовершеннолетним подростком без надлежащего образования и воинской обязанности. А ещё она была умным несовершеннолетним подростком, поэтому старалась никому не мешать. Военный Совет, экстренно собранный после вторжения и последующей смерти Правителя и половины Палаты Лордов, был абсолютно беспомощен против захватчиков. Захватчицы. И её армии. Потому что вторжение определённо готовилось не один год, его предводительница была прекрасно осведомлена о возможностях атлантов, а ещё своей похожестью на наследную царевну связывала защитников столицы по рукам и ногам клятвами верности. Над этим магическим сбоем уже вторую неделю бился весь Ковен. Безрезультатно, впрочем. Фру — Франсин, в девичестве Октавьен, а в недавнем замужестве отказавшаяся от фамилии в пользу правящей династии, законная супруга царевича Сириуса и капитан элитного и жутко секретного подразделения императорской разведки — бесшумно встала рядом, привычным домашним жестом взъерошивая сестре рыжие растрёпанные кудри. — О чём думаешь? Констанс нервно перебирала цепочку трофейного медальона, заламывая пальцы, и истерически захихикала. — Напомни, что там твой новоиспечённый деверь про девчонку, за которой послал, говорил? — невинно уточнила она, мягко взмахивая ресницами. — Действовать быстро, бесшумно, без жертв и желательно без травм. Остерегаться высокого светлоглазого блондина средних лет, поджарого телосложения. Превосходный боец ближнего боя, великолепный стратег, умён, хитёр, куда опытнее нас, — покорно повторила Фру, и Констанс ехидно фыркнула. — Если честно, меня куда больше напряг тот, что помладше. — С магами вообще всё неоднозначно, — пробормотала Констанс, зная, что её услышит только сестра. — Особенно — с архимагами. Особенно — с такими скрытными, если слухи не врут. — Танси? — насторожилась сестра, и Констанс злорадно заулыбалась. Сдаётся ей, что блондинов они в том доме всё-таки перепутали. Поставили не на того, а тот самый, требующий пристальной осторожности, виртуозно этим воспользовался. До правды надо было докопаться — команда, с которой они рванули в недалёкое прошлое, выглядела совсем не ахти. Интуиция истинного, природой одарённого мага дурниной орала, что скачок во времени тут далеко не первостепенная причина недомоганий. — Тебе девчонка никого не напомнила? — уточнила Констанс, поворачивая сестру к так удачно висевшему портрету императорских наследников. На их изображение она медитировала уже довольно долгое время, чтобы возникшие на задании сомнения начали подтверждаться с пугающей скоростью. Фру с присущим ей скептицизмом хотела начать возражать. Не получилось. Уж больно нарисованная царевна была похожа на их строптивую цель. — И мы на неё напали, — продолжала нагнетать Констанс, злорадствуя, потому что Фру лучше неё знала, чем их выходка может для них же обернуться. — Вторглись в её дом, угрожали здоровью её окружения, а то трепло осыпал оскорблениями и пустил кровь запрещённым оружием. Всегда хотела посмотреть на то, как подыхают клятвопреступники. Говорят, занимательное зрелище. Франсин не стала даже дослушивать — рванула обратно в переговорную, чтобы на правах беспокойной супруги вытащить одного из царевичей — пусть прояснит некоторые щекотливые моменты. Благо, что с его братом прошла военное училище — поэтому в неформальной обстановке имела полное моральное право орать на обоих. Констанс такого права не имела, поэтому дисциплинированно склонилась в положенном по протоколу реверансе и заинтересованно грела уши о разворачивающийся скандал. Интуиция не подвела, и маг постаралась не слишком злорадно ухмыляться, когда вспылившая сестра крыла насторожившихся царевичей неподобающими выражениями. Потому что подстраивать похищение царевны чужими руками — точно убийственная затея. — Дайте ей дня четыре, — нерешительно подала голос Констанс, когда эмоции утихли, сообщение о встрече было передано, а один из близнецов смиренно обсуждал со старейшинами Ковена ещё один межвременной портал, на этот раз для него и Франсин. Портал хотели открыть в тот же момент, как было распущенно плетение прошлого, и это вдруг показалось не самой светлой идеей. Удивительно, но её услышали. Констанс смутилась, плотнее закутываясь в плащ, но, ободрённая всеобщим терпеливым вниманием, робко продолжила: — Ну, она ранена, отравлена и лишена стабилизатора. Ей нужно вылечиться и отоспаться, дайте ей на это время. В конце концов, у нас ещё четыре промитеррских месяца в запасе, если верить девочке-Пчеле. Убежище тряхнуло. Времени оставалось не так много, как хотелось бы. Ощущение, что что-то идёт совсем не так, испытывали всем Ковеном, но ничего не могли с ним поделать. Как не могли и обезвредить клятвы, которые отчего-то подло работали только в одну сторону. Как не могли и вскрыть ларец с последней волей, чтобы знать, кому переданы бразды правления — древнее хранилище испокон веков могло открыться только в присутствии всех потенциальных наследников престола, и, учитывая обстоятельства, выкручиваться приходилось самыми странными способами.***
Адриан задумчиво смотрел на свои руки, пытаясь собрать в кучу бушующие мысли. Его больше не отвлекали — смиренно ждали, пока он начнёт говорить. Где-то за стенкой, в просторной родительской кровати, завёрнутая в теплейшие одеяла, спала Маринетт. Спала крепко, но беспокойно, временами порываясь говорить во сне — на неразборчивом китайском — и ворочаться. Плохо спала, но лучше уж так, чем вообще никак. Дверь в спальню была приоткрыта, и вызвавшаяся сидеть с ней Хлоя, избавленная от трансформы, могла прекрасно слышать каждое слово, сказанное на кухне. — Может, для начала расскажешь, как Маринетт ухитрилась выжить? — осторожно подсказала мадам Чен, подавая чашку какого-то благоухающего чая. Андре залпом допил свой коньяк. Месье Дюпен скептически хмыкнул, прикладывая замороженные овощи к подбитому глазу. Глядя на него, сам Адриан машинально вытер разбитую губу. — Это уже конец истории, мадам Чен, — мягким спокойным голосом откликнулся он, благодарно кивая, и замученно закрыл глаза. — А вам надо рассказать с начала. Первый шок прошёл, когда Адриан со всей осторожностью уложил бессознательную, зашитую и перебинтованную Маринетт в кровать. Максимально оттягивая тяжёлый разговор, он с излишним усилием обработал каждую ссадину и порез, с медлительной старательностью забинтовал порезанную разбитым стаканом ладонь. Он с Андре не знал, чем занимаются остальные, слышал лишь приглушённые голоса. Да и не до этого ему, собственно, было. Различных отметин — шрамов — на теле Маринетт оказалось куда больше, чем было отражено в отчёте патологоанатома. К этому не был готов ни он сам, ни Андре. Андре вообще вызвался только потому, что единственный из присутствующих имел хотя бы смутные представления о том, что оставил на её теле Моль. Как тихо признался Андре, он до последнего надеялся, что никаких следов не осталось вообще — уж после посмертия и крематория-то, — но подозревал, что в просторном свитере Маринетт расхаживает не просто так. Потом Адриан ухитрился повздорить с месье Дюпеном — завелись с пары слов и банально схлестнулись в драке. — Ты клялся защищать её, так какого чёрта ты допустил всё это?! — Какого чёрта всё это допустил родной отец?! Родной отец, который даже не понял, что с его ребёнком что-то случилось! Я хотя бы пытался её найти, а Вы?! Диалог получился неуклюжим и беспощадным и быстро перерос в мордобой — остальные даже не успели вмешаться. Месье Дюпен был грудой мышц и профессиональным бойцом — когда-то боксёр, он, очевидно, поддерживал себя в форме, что навевало ужас на большинство потенциальных ухажёров Маринетт. Адриан же с поразительной везучестью довольно часто сталкивался с противниками намного больше себя, а ещё не желал, чтобы всю вину за состояние Маринетт сваливали на него одного. В порыве ярости, они обменялись несколькими точными ударами, снесли пару полок и навесной шкаф, но в итоге, кажется, пришли к некому подобию взаимопонимания, на уровне «ты виноват, но я не меньше» и «я понимаю». — Да Маринетт вас обоих разнесёт, — шёпотом ярилась Хлоя, копаясь в морозилке. — Я серьёзно, вам конец. Нашли, блин, время. Сомнений в этом не было ни у кого — характер Маринетт был бурным коктейлем холодной расчётливости матери и взрывного огня отца, и, если честно, никто никогда не знал, какая сторона рванёт и в чём это будет выражаться. — А что тогда начало всей этой истории? — хрипло спросил отец, избегая прямого взгляда. — День, когда вам дали Талисманы? Древний Египет? По крайней мере, именно древнеегипетские Баг и Нуар считаются Первыми. А ещё ты говоришь, что помнишь, как строились пирамиды. Почему? Маринетт считала, что то, что для всего мира Нуар не погибал, должно сомнительно облегчить его признание родному отцу. В итоге оказалось всё несколько сложнее — долгое время владевший брошью Мотылька Габриэль Агрест очень слабо поддавался чарам Моля и Исцелению Баг. От того слишком хорошо для постороннего человека помнил события Петли (и Адриан мысленно отметил, что когда они разберутся с Двойником, надо будет проконтролировать процессы возвращения Парижа в нормальное русло, не полагаясь во всём на одну только магию). Мозг Нуара — к серой зависти Баг — всегда очень изобретательно анализировал информацию, и некоторые жизненные моменты он переживал куда легче, чем она. У отца ко всем его талантам плюсовалось богатое воображение, поэтому Адриан честно не хотел знать, что он там себе надумал, имея знание о том, что Нуара арестовали и жаждали казнить далеко не самым гуманным способом. Не хотел и думать о том, что, что бы отец себе там не вообразил — вряд ли ушёл далеко от правды. Ну к чёрту. — Нет, всё началось немного раньше Древнего Египта, — эхом откликнулся Адриан, кивком давая себе разрешение начать с несколько отдалённой темы. Чашка благоухающего чая уютно помещалась в ладонях, грея своим жаром. В окна восстановленной магией квартиры лениво скрёбся дождь. — Жизнь существует не только на Земле, — медленно начал Адриан, тщательно подбирая слова. — Они есть на других планетах и в других мирах. Развитие земного человечества по сравнению с другими расами почти сопоставимо с разницей между человеческим развитием сейчас и в Средневековье. Но активно учится, так что вполне возможно, что ещё лет триста такого же стремительного темпа — и человечество выйдет на междомирную арену. Баг говорит, что вселенная — слоённый пирог. Слои накладываются друг на друга, и, освоив перемещение между ними, можно освоить и перемещения по космосу, банально сокращая расстояния. Слой… хм, ну, представьте нашу Солнечную систему. Есть звезда-Солнце, центр с огромной массой, планеты, двигающиеся по её орбитам… С нашей точки зрения она поистине космических масштабов, с точки зрения другого мира — настолько крохотная, что считается атомом. Это работает и в другую сторону, системы, которые считаются атомами, могут оказаться вполне себе жилыми мирами, со своими законами и… ну, жизнью. Адриан заинтересованно поднял голову, пытаясь вычислить, понятно ли он выражается или нужно что-то другое. — Типа, квантовый мир населён разумными существами и можно уменьшиться настолько, чтобы быть с ними одного размера? — Именно. — А разве это не открывает возможность путешествия во времени? — задумчиво уточнила Сабин. — Ну, есть же теория про телескоп и динозавров? Если посмотреть из космоса на Землю… — Мысль верная, но это не совсем так, — подтвердил Адриан. — Суть Вы уловили. Получается, что если научиться перемещаться между слоями — то огромные космические расстояния одного такого слоя уже потенциально преодолимы. Ну… в том смысле, что если брать одно и тоже расстояние АВ и сравнить время и затраченную энергию для прохождения у какой-нибудь коловратки и цапли — усилия будут несоизмеримы. Цапле понадобится три больших шага, коловратка… если честно, я без понятия, с какой скоростью перемещаются коловратки, но подозреваю, что ей не хватит и всей жизни. Для большей сложности жизни Вселенная ещё и не однородна, она искривляется, изгибается и мнётся под действием больших масс. В местах таких сгибов образуются «изломы», в изломах — порталы, и так может оказаться, что из одного мира в другой можно добраться, сделав один шаг в этот портал-прокол. А можно веками бороздить космос «по прямой» — потому что космическое пространство плоское и подчиняется евклидовой геометрии, а не Лобачевского… не важно, в общем. Миры, связанные проколами, лежат в одной плоскости-слое. С разными слоями проблем нет, их защищает друг от друга из несоизмеримые размеры, но для проколов есть такой вот природный закон, по которому соседние миры имеют склонность смешиваться. Сильный пожрёт слабого, забредшее зверьё одуреет от перемен и будет вести себя неадекватно — такой вот кровавый Армогидец и Судный день для менее заселённого мира. Но смешивание не произойдёт, если этому будет препятствовать природный хитровыверт — грубо говоря, магия. Для мира, откуда Баг и Нуар родом, магия так же естественна, как для нас — электричество. Как она работает и на что влияет я рассказывать не буду — на Земле её нет и не было, я при всём своём желании не смогу объяснить, что это такое. Потому что а как объяснить существам, у которых не просто не открыто, а вообще не существует упорядоченного движения электронов, что такое электричество и почему работает компьютер? Для них это будет той же магией. С другой стороны — а как вообще может существовать мир без электричества? Магнитное поле, все дела, все зачатки не то что цивилизации — жизни будут выжигаться Солнцем, верно? Значит, в том мире что-то как-то приспособилось и теперь живёт, наплевав на знакомые законы. Похожий диссонанс вызывает Земля, например, у тех же атлантов. Земля лишена магии, и, теоретически, ничто не может помешать соседним мирам пробивать бреши и смешиваться. В любом случае — соседние миры просто пожрали бы Землю ещё пять, может, две тысячи лет назад, если бы не появилось магическое вмешательство. Наше с Баг вмешательство — мы принесли сюда Талисманы. Это преамбула. Адриан залпом выпил полчашки, смачивая горло, и задумчиво потёр нос. — Теперь, собственно, что мы такое, — он замолк, избегая прямых взглядов на кого-либо, и безопасности ради предпочёл смотреть в чайную гущу. — Те странные ребята, которые непонятно зачем сюда вломились и так же непонятно почему скоропостижно сбежали — это атланты. Очень молодые атланты, официально совершеннолетние, но по факту, сами понимаете, не прям чтобы взрослые. И Баг с Нуаром тоже — атланты. Мир, откуда мы родом — Атлантис, когда-то давны-ы-ым давно он был связан с Землёй портом Атлантида. О нём писал ещё Платон, как о затонувшей цивилизации; было дело, но затонул не материк, а только местный выход. Со стороны Атлантиса порт сгорел знатным пожаром, там вообще всё очень трагично, поэтому восстанавливать суеверно ничего не стали. Хотя предполагалось, что Земля станет чем-то вроде красочного курорта, насколько я знаю. Из-за таких туристов появились почти все сказания о языческих богах первобытных цивилизаций. Но с курортом не срослось, и попасть сюда стало гораздо сложнее. В Атлантисе Землю называют Промитерра, от этого названия потом пошло promissa terra — «земля обетованная». На атлантском смысл примерно тот же, и, учитывая, что Земля не имеет никаких источников магии, даже чтобы банально не допустить разрастающейся бреши между мирами. То, что тут зародилась разумная жизнь, было тем ещё артефактом. Но после взрыва порта на Промитерру все забили, так что она стала прекрасным полигоном для испытания Камней Чудес. Нас, ну, Баг и Нуара, держит тут Колесо Тринадцати Жизней — древняя как мир штука, когда-то использовалась для наглядного обучения многим жизненным аспектам и накопления разного жизненного опыта за более короткий срок. Баг с Нуаром рождаются как часть этого мира, живут тут, чему-то учатся, умирают и снова рождаются спустя какое-то время — новый чистый лист. Так что если говорить по-буддистски, то Маринетт — аватар Ледибаг, временное воплощение перерождающейся сущности. Она остаётся вашей дочерью, мадам Чен, вся эта брехня с атлантами ничего не должна значить. Вы нужны ей, понимаете? Мадам Чен понимала. Она задумчиво мяла салфетку и всё не решалась спросить. — Я не знаю, как она выжила после Моля, — тем временем продолжил Адриан, бессознательно обводя края фарфоровой чашки. — Эта жизнь для нас — тринадцатая, и даже если бы в ритуале что-то поменялось, то Баг бы переродилась в другом времени под другим именем. Так это работает. Другое дело, что древние люди были очень проницательны. Они не просто так назвали нас Созиданием и Разрушением, наверно, что-то такое заметили. Ещё они назвали Баг фениксом, позже — Божьей Коровкой. Я не могу вспомнить причину таких прозвищ, слишком много всего произошло с того времени. Но фениксы возрождаются из пепла, божьи коровки притворяются мёртвыми в момент смертельной опасности. Ещё может сыграть то, что пепел попал в воду — она не просто символ, времени, жизни… памяти… она — элементаль, с которым у Баг особые и очень хорошие отношения, так что… Возможно, Тикки бы что-то прояснила, но мы не можем у неё спросить. — А Тикки это?.. — задумчиво переспросил месье Дюпен, отведя руку с заморозкой от синяка. — Квами, наверно, — пожала плечами Сабин. Она принялась беспокойно ходить по кухне, выплёскивая в этом хождении жажду разрушать. Адриан медитативно смотрел, как мечется туда-сюда скользкий шёлк её домашнего кимоно и лениво размышлял над тем, насколько противоречивы могут быть впечатления о человеке. Все знали, что месье Дюпен громок и вспыльчив, излишне эмоционален, обладает тяжёлой рукой, но в принципе — славный малый, покладистый отходчивый весельчак. Мадам Чен же казалась собранной и спокойной, иногда — безэмоциональной, с холодной головой и деловой хваткой. И если месье Дюпен мог пришибить и забыть, мадам Чен действовала куда изящней, постепенно, тщательно продумав каждый свой шаг. Отец после того, как впервые познакомился и поговорил с Маринетт — нормально поговорил, основательно, что произошло, когда им было примерно по пятнадцать лет, — сказал Адриану, что Маринетт страшна в своей непредсказуемости. Сам Адриан почти не принял это замечание всерьёз — единственный раз, когда он по-настоящему испугался одноклассницу, произошёл в его первый учебный день в коллеже, когда натянутые нервы добавляли остроты в восприятие мира. Отец, как оказалось, опирался на опыт близкого знакомства с четой Дюпен-Ченов, а ещё был прав. Как всегда, когда дело касалось людей. Сейчас же Адриан наблюдал, как рушится выстроенный портрет. Мадам Чен металась загнанным зверем, не зная, куда выплеснуть ярость и отчаяние, беспомощность. Мадам Чен нервно заламывала руки, что-то бормотала на китайском. Выла волком, когда оставила дочь на её одноклассника, чтобы ей смогли помочь. На пару со старшим Агрестом распила бутылку креплённого вина в ожидании результатов. И почему-то (совсем неподобающе беспокойной матери единственного ребенка) безропотно верила ему, Адриану, по сути, такому же ребёнку. Месье Дюпен на её фоне был оплотом спокойствия и скептицизма. — Твоя бабочка может запустить тебе автосохранение? — иронично спросил он у старшего Агреста, и тот лишь пожал плечами. — Что-то не сходится. Плагг, лениво свернувшийся в углу барной стойки, за которой они сидели, лениво потянулся, лениво зевнул, по-кошачьи выгнул спину и, моргнув зелёным глазом, снисходительно пояснил: — Наша с Тикки природа отличается от квами внешнего круга. Мы — отражение носителей, часть их магии и слепок сознания, сделанные настолько давно, что обзавелись характерами и мышлением, отличными от оригинала. Нууру — разум и душа первого промитеррского человека, согласившегося принять Камень и Силу Мотылька, принявшего Талисман в свой род и передавшего своим потомкам. — То есть — тоже часть магии? — Сама душа, здоровяк. Душа человека. Нету магии в людях, только её зачатки, то, что вы называете интуицией и шестым чувством. Месье Дюпен иронично усмехнулся. — То есть магии в нас нет — все сверхспособности Габа родом из проклятой броши. Магия Баг идёт от серёжек, магия Нуара — от кольца, и эта магия — ресурс другой планеты. Бледная немочь — целая душа какого-то агрестовского пра-пра-пращура, а ты — лишь осколок, но сильнее мотылька. Потому что в тебе есть магия и часть души Первого Нуара, при том, что магии в нём быть не могло. Где-то тут сюжетная дыра, парень. Плагг заинтересованно распахнул свои зеленющие глазища. Адриан, предчувствуя, что в приступе азарта маленький дух может разбуяниться и что-то натворить, успокаивающе почесал его за большим кошачьим ухом. Плагг глухо мурлыкнул и покорно завалился на бок, пытаясь игриво, по-кошачьи, сцапать его пальцы. С громким урчанием на барную стойку запрыгнула рыжая кошатина, но Одри сразу же прекратила её похождения по столу и дёрганно прижала к груди. Кошатина довольно завибрировала, прищуривая ехидный глаз. — Он пытается нас развести как маленьких котят, — довольно заметил Плагг. — Подловить и вывести на чистую воду. — Увы, на его беду нам не выгодно что-то скрывать. Адриан чувствовал себя очень уставшим. Будь его воля — он бы сидел где-нибудь в углу и никого не трогал. Будь в городе поспокойней — вообще бы вырубился, урвал хотя бы пару часов сна. Но Маринетт чувствовала себя откровенно хреново — и никто из обитателей квартиры не решался расслабиться раньше времени. Но Андре Буржуа периодически отвлекался на рабочие звонки, потому что, как мэр, был целиком и полностью задействован в системе урегулирования чрезвычайной ситуации — а Кот Нуар при необходимости давал толковые советы касательно мистической стороны вопроса. Адриан знал, что сейчас Париж находится в осадном положении — жителей, которых не успели вывезти за пределы города, рассадили по убежищам, которые продолжали тщательно маскировать две лисицы-кицуне. Сам Париж окольцевал непреодолимый барьер, отрезая его от остального мира. Живность Двойника лениво рыскала по улицам, не имея никакой чётко поставленной цели. Двойник не стремилась к активным действиям — вообще ни к каким действиям, если честно. Не стремился к ним и Нуар. Потому что оставалось неясным, какими эти действия должны быть. Такая вот патовая ситуация, решение которой отложили до того момента, пока Маринетт не придёт в себя и не сможет ясно соображать. — В мире магии есть Маги — носители редкой генной мутации. И помимо способности этой магией управлять, маги получили ещё один бонус — они сами по себе являются её источниками. Если вернуться к аналогиям с электричеством, то представьте, что здесь появились мутанты-электрокинетики. Жутковато звучит, если подумать — мы настолько полагаемся на гаджеты, что человек, способный взмахом руки вывести из строя буквально всё, что ему заблагорассудится, становится угрозой национального масштаба. Но нельзя и отрицать, что такой человек может принести той же нации немало пользы, значительно облегчить жизнь в определённых аспектах, просто надо найти способ, который поможет обычным людям его контролировать (ну, раз он может контролировать их) и при этом позволит одарённым и неодарённым держаться на равных. Можно, конечно, грохнуть этого человека-мутанта — но если родился один, будут появляться и другие, вряд ли он был причиной генетической ошибки. Магов в Атлантисе сдерживает тщательно проработанный комплекс клятв, как обычных людей — свод законов, маги довольно востребованы и уважаемы, так что все при своей выгоде. Адриан глубоко вздохнул и принялся машинально крутить кольцо на пальце. Теперь, когда оно стало перстнем, камень уютно грел ладонь теплом давно потухшего вулкана. — Моль был зациклен на легенде об объединении Камней Баг и Нуара. Хотел исполнить желание, — продолжил Адриан, ловя световые блики на гранях обсидиана. — Он промахнулся лишь в одном — слишком буквально воспринял поэтические метафоры древних наблюдателей. Сами по себе Камни исполнять желание, моделировать реальность, по сути, не могут — в них нет столько энергии. Но они могут найти нас с Баг, потому что индивидуально для нас сделаны и на нас завязаны. Желание исполняем мы, не Камни… Снятое кольцо тихо звякнуло о столешницу. Повинуясь щелчку пальцев и мысленному образу, костерком вспыхнула на ладони, обвила запястье и бодро вскарабкалась по руке, усевшись на плече, ящерица-огонёк. Не подпаливая ткань, не обжигая кожу. — …потому что магия в нас. Не в Камнях. И другие Камни — Павлина, Мотылька, Лисы, Пчелы и Черепахи — напитываются так же за наш счёт. Серьги и кольцо по своей сути сравнимы с конденсаторами, они купируют спонтанные неконтролируемые всплески, накапливая энергию до действительно нужного момента, и не позволяют растрачиваться по пустякам, просто из-за зашкаливающих эмоций. Нет спонтанных выбросов — не будет и неожиданных порталов, пожаров, эпидемий, наводнений… Зато если нам вдруг захочется что-то такое отколоть намеренно — результат превзойдёт все ожидания. Адриан замолчал. Желание что-то объяснять и куда-то двигаться закончилось так же резко, как началось, погребённое под напомнившей о себе усталостью. Чай был очень вкусным, но вкуса Адриан почти не чувствовал. Запаха — тоже. Почему-то пропало желание лечь и уснуть, сил что-то делать тоже не появилось. Дурацкое состояние полнейшей апатии, Адриан его не любил. — Просто для справки — вы новый Век Костров не собираетесь организовать? Не то чтобы поможет, но нервов нам с Баг добавит, да и гореть… Он не закончил — семья сбросила оцепенение и заворочалась, задвигалась, начала как-то криво-косо жить. Мадам Чен почти неслышно пришла из-за спины, мягко опустила руки на его плечо и макушку. — Эй, — хрипло позвала она, вынуждая поднять голову и посмотреть в глаза. Её тонкие холодные пальцы осторожно, расслабляя, принялись перебирать его волосы. — Я не знаю, что тебе там нашёптывает твоя тысячелетняя душа, но вы остаётесь нашими детьми, слышишь? Придурочными балбесами, которые со своим шилом в одном месте во что-то влипли. Сейчас мы успокоимся, переварим, осознаем, потом ещё наорём за безрассудство — да-да, молодой человек! Время взбучки обязательно настанет, и не мечтайте отвертеться! Адриан блекло усмехнулся, чувствуя, как потихоньку разжимает свои тиски и растворяется колючая удушающая тревога. — Но даже не надейся, что мы бросим вас разбираться с этим в одиночку, — тем временем продолжила Сабин. — Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Так что заруби это себе на носу и в самую подкорку и следи, чтобы не забыла Маринетт. Что бы ни произошло, что бы вам ни угрожало и что бы с вами не происходило, вы всегда приходите к нам, к любому из нас, кто симпатичней, и мы все вместе все возникшие проблемы решаем. Усёк, Агрест, да? Усекай, давай. Она устало улыбнулась, подвижностью мимики добавляя несколько лет к вечно молодой скупой на эмоции маске, и мягко провела ладонью по его щеке. Странно, но от холодных пальцев было обжигающе тепло. Сабин точным движением сцапала со столешницы кольцо. Мимоходом засмотрелась на блики электрической лампы в обсидиане и мягко вложила в его ладонь, предлагая надеть. Адриан устало потёр глаза, слушая, как тихо переговариваются между собой мужчины где-то со стороны левой руки, и… всё стало решаемо? Пожалуй так. Просто это решение надо было найти. А потом в другой комнате закричала Маринетт. Закричала и Хлоя, выбегая на кухню, замахала руками, пытаясь вдохнуть и объяснить происходящее. Маринетт кричала от кошмаров, грызущих её сознание и душу. В попытках защитить, её магия вихрями металась по полу и стенам, нагревая пол до лавообразного состояния. Приносила больше вреда, чем пользы. Адриан решился — ей стабилизатор был очевидно нужнее, чем ему. Быстрым движением надел кольцо ей на руку — и заклинания рассыпались, пол остыл, и Маринетт, тяжело дыша, затихла. Сабин положила свою холодную руку ей на лоб и совершенно несчастно поджала губы.