Омут

Проблема с жильём, занимавшая ум Токоями всё утро, решилась сама собой к обеду. Возвращаясь в участок, он застал у самых дверей Яойорозу, которая разговаривала — или пыталась — с каким-то стариком. — Я-я не могу вам ничем помочь, — криминалистка, казалось, хотела оттолкнуть мужчину и еле сдерживала себя. Увидев Токоями, она приободрилась. — Даже если бы я хотела, я бы не смогла это сделать. — Нет, вы просто не хотите! — старик всплеснул руками. — Я думал, что, раз вы приезжие, вы… Провались ты! — он со злостью ударил ногой по дверям участка, и следователь ускорил шаг. — Что здесь происходит? — спросил он, переглядываясь с Яойорозу. — Ещё один, — презрительно протянул мужчина, — с вашего приезда в город всё и началось. — Я думаю, вам стоит уйти, — твёрдо сказал следователь, ровняясь с коллегой. Старик смерил его взглядом. — Я добьюсь своего. А вы, — он кивнул Яойорозу, — вы ещё поплатитесь. — Ну знаете ли! — начала было криминалистка, но старик, сделав странный жест рукой, будто окрестив их, сам поплёлся прочь. Яойорозу шумно выдохнула, то ли возмущаясь, то ли пытаясь успокоиться. Она покачала головой, не зная, что сказать. — Кто это был? — поинтересовался Токоями. — Отец Мисаки Ино, — наконец сказала она, — хотел договориться о внучке. «Мисаки Ино?..» — следователь нахмурился, вспоминая вторую жертву. Точно: та, которую нашли повешенной. Женщина, смерть которой символизировала дар то ли ветру, то ли воздуху. — Его же лишили родительских прав? — Да. А после смерти дочери в нём взыграло забытое чувство, — ответила Яойорозу. — Я как раз собиралась звонить тебе, как появился он. Просил меня помочь ему с документами, а когда я отказала, начал возмущаться и проклинать меня. — Почему он обратился к тебе? — Токоями посмотрел в сторону, в которую ушёл старик. — Мы с ним случайно столкнулись. Наверное, подумал, что у меня доброе сердце. — Но у тебя правда доброе сердце, — вздохнул следователь. — Так что ты хотела мне сказать? Зачем ты меня искала? — Поговорим в кабинете, — Яойорозу оглянулась по сторонам, — так будет… лучше. Заинтригованный, Токоями пошёл следом за криминалисткой. Они шли по почти пустому коридору, только несколько стажёров стояли и разговаривали около кофеварки. В их временном кабинете никого не было. Тодороки, возможно, был у патологоанатома или работал вместе с другими полицейскими на месте преступления. Вряд ли они могли найти что-то, ведь со смерти Касуми Яни — всё ещё неопознанной жертвы, погибшей в огне, — прошло уже двенадцать дней. Однако Токоями понимал рвение своих коллег: те и понятия не имели, что последняя девушка в этом деле, обречённая на смерть, сейчас сидела в его гостиничном номере. Для Тодороки, Яойорозу и всех его временных коллег список жертв тянулся десятками имён. И снова Токоями почувствовал укол совести из-за того, что он ничего не рассказал Тодороки и Яойорозу. А ведь они правда могли помочь ему… Но выдавать чужие тайны было не в его правилах. — Я хотела сказать, — криминалистка закрыла дверь и посторонилась, давая ему место, чтобы снять плащ, — что у меня есть некоторые мысли насчёт этого дела. У него внутри всё похолодело. — Может, подождём Тодороки?.. — Незачем, — Яойорозу села за свой стол и, просмотрев некоторые бумаги, подняла на него глаза, — он всё знает. Мы вместе с ним всё обсудили, пока ты был… занят. — Вот как, — протянул следователь, садясь на кресло напротив криминалистки, — я понял. Так что именно ты хотела мне сказать? — Я долго думала о том, что значат порезы и синяки на телах первых жертв, — начала Яойорозу, и Токоями еле сдержался от полного облегчения вздоха. — То, что предлагали историки, ту теорию о… хм, родоспособных жертвах, она, конечно, неплоха. Но синяки были оставлены напротив репродуктивных органов. Как будто им хотели навредить, не думаешь? — Наверное… — медленно кивнул он. — Второе: с чего мы решили, что порезы и синяки связаны? — криминалистка с жаром вложила в его руки фотографии жертв. — Они ведь могли быть нанесены с разными целями, так? Я думаю, что порезы оставили не для того, чтобы пустить кровь, а чтобы… пометить жертв? Я покажу, — Яойорозу указала на тёмно-красные полосы на спине Мирры Каюми и на животе Мисаки Ино. — Их равное количество, их двадцать пять! И, по словам патологоанатома, порезы были нанесены после смерти девушек. Как метка. Токоями не знал, сколько именно порезов было на руках Асуи Тсую. Он также не спросил у неё, что значат порезы и синяки, хотя этим и стоило заняться в первую очередь, а не рассуждать о том, за что были убиты те девушки. — Я… я думаю, что ты можешь быть права, — поспешно ответил следователь — его долгое молчание, очевидно, раздражало Яойорозу. — Но у нас ещё есть третий труп, и с ним не всё так просто, — напомнил он. — Мы можем узнать, была ли жертва отравлена, но как доказать синяки и порезы? — Никак, — вздохнула Яойорозу. Она взяла у него фотографии и сложила в свою папку. — Но не думаешь, что, если один раз был случайностью, второй — совпадением, а третий есть закономерность? — Не в нашем случае, — покачал головой Токоями. — Нам нужны факты, Яойорозу, иначе мы можем совершить непоправимую ошибку, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Однако… ты на верном пути. Криминалистка ничего не ответила ему. Она, похоже, была разочарована, но следователь знал, что она на него не сердится. Скорее всего, Яойорозу стыдилась собственной поспешности и убеждённости в своей правоте. Но она правда заметила то, чего не увидели ни он, ни Тодороки, ни даже патологоанатом. — А… — Токоями подошёл к своему столу и вдруг вспомнил, что хотел спросить у неё с того самого момента, как старик — отец Мисаки Ино — свернул за угол. — А где сейчас та девочка, дочь второй жертвы? — В городе, — немедля ответила Яойорозу. — В детском приюте. Кажется, её дед всерьёз вознамерился добиться опеки. — Думаешь, он будет оккупировать этот приют? — По его словам, да, — пожала плечами криминалистка. — Если не возражаешь, я хотела бы вернуться к работе. — Конечно, — Токоями изо всех сил постарался скрыть свою радость. Он отвернулся от коллеги, обращаясь к своему столу. Отец Мисаки Ино был рыбаком, живущим на отшибе. А также он собирался спешно уехать из городка, чтобы получить опеку над внучкой. Вряд ли это займёт мало времени — больше двух недель точно. Две недели. Старый дом на отшибе. Вот оно, место, где сможет скрыться Асуи Тсую. Токоями поверить не мог, что ему так повезло. Нет, конечно, ещё ничего не решено: он не мог так сразу забрать свои вещи, каким бы то ни было образом вывести Асуи из гостиницы и привести их дом отца Мисаки Ино. Но это было уже что-то, так? Но расслабляться нельзя было. Токоями нужно было ещё съездить в дом Асуи, чтобы забрать некоторые её вещи. К счастью, никто бы не удивился визиту семье, где недавно пропала девушка. Но сначала опознание Касуми Яни. И отчёты.

***

Дверь ему открыла женщина, представившаяся матерью Тсуи, Беру Асуи. Токоями недолго с ней беседовал — большую часть времени он, скорее, успокаивал её. Рядом с ними на кухне сидел Ганма Асуи — отец семейства — но за всё время разговора он не произнёс ни слова, только хмуро и подозрительно смотрел на них. — Я могу осмотреть комнату вашей дочери? — наконец спросил следователь. Женщина тотчас же подскочила на ноги, собираясь проводить его, но муж жестом остановил её: — Что вам там нужно, офицер? Я указал в заявлении всё, что требовалось. — Я не офицер, — мягко поправил его Токоями, — мне нужно осмотреть комнату вашей дочери, потому что так предусмотрено протоколом. Вы не переживайте, её друзей и коллег также опрашивают. Ганма Асуи тяжело вздохнул, но ничего не сказал; его жена, уже не обращая на него внимания, подошла к Токоями и вывела его в узкий коридор. — Простите его, следователь, — тихо сказала она, когда они отошли от кухни на большое расстояние, — мы все в последнее время немного… — Я понимаю, — кивнул Токоями. Беру Асуи поджала в улыбке губы, и следователь едва не вздрогнул, заметив, как были схожи улыбки матери и дочери. — В комнате ещё Сатски, — вдруг сказала женщина, — младшая сестра Асуи. — Хорошо, — пожал плечами следователь, отвлекаясь от своих мыслей. Они остановились перед дверью, и Токоями напрягся всем телом: с собой у него был портфель, в пальто имелись карманы с внутренней стороны. Тсую просила взять деньги из шкатулки, которая, кажется, стояла на комоде, а также он обещал принести ей какие-нибудь вещи из дома. Сперва Токоями обрадовался, что Ганма Асуи остался на кухне: его было бы гораздо сложнее выпроводить из комнаты или незаметно для него вытащить деньги. Однако сейчас, когда он вплотную стоял рядом с дверью, ему снова стало не по себе. Но это же не кража? Он просто возьмёт деньги Тсую и вернёт их ей же. — Проходите, — Беру Асуи открыла перед ним дверь, пропуская вперёд. Первое, что бросилось Токоями в глаза, это разделённость комнаты. По левую руку от него шла стена, и это, должно быть, была половина сестры Тсую. Сама девочка сидела за столом и что-то писала. На постель был накинут жёлтый плед, в изголовье сидели плюшевые игрушки. — Сатски, — женщина окликнула дочь, — это следователь Токоями, он пришёл осмотреть… Девочка оторвалась от тетради и обернулась. — Здравствуйте, — тихо пробормотала она. Сатски, как и Тсую, была очень похожа на мать: тёмные прямые волосы, худоба и — пока она сидела, этого было не видно, но он почти не сомневался, — миниатюрность. Рядом с теми же Тодороки и Яойорозу Токоями выглядел как подросток, но сейчас, стоя рядом с семьёй Асуи, он чувствовал себя непривычно высоким. — Добрый день, — поздоровался следователь, после чего обернулся к Беру Асуи, — вы не против, мне нужно здесь немного… — Конечно, — сразу же поняла его мысль женщина, — Сатски, посиди пока у брата, — девочка послушно встала из-за стола и направилась к двери. Проходя между Токоями и своей матерью, она оглянулась на него и замерла, будто хотела что-то сказать. Но тут Сатски прикусила нижнюю губу, сдерживая себя, и взгляд её вдруг переменился: зелень вспыхнула на мгновение и тут же погасла. Девочка посмотрела на мать, словно спрашивая, и та кивнула. Сатски вышла из комнаты. — Позовёте меня, когда закончите? Я буду в соседней комнате, — Беру Асуи слабо улыбнулась ему и вышла из комнаты, прикрыв дверь. А ведьмин дар не передаётся по наследству? Токоями глубоко вздохнул, успокаиваясь. Сейчас он должен действовать не только как обещавший свою помощь человек, но и как следователь из полиции. Токоями начал работать всего несколько лет назад и сумел набраться опыта только из-за того, что ему попадались на первых порах запутанные и сложные дела. Но в подобных ситуациях он был всего два раза, и то это было случайностью. Тогда Токоями просто наблюдал за своими коллегами за их работой. Однако сейчас ему предстояло справляться самостоятельно. С левой стороны была точно часть комнаты Сатски. Девочке на вид было около десяти-двенадцати лет — о Тсую он знал лишь то, что она совершеннолетняя, — и интерьер соответствовал её возрасту. Яркий плед на кровати, игрушки, стол, заваленный учебниками, плакаты и рисунки — всё это было типичными атрибутами девочки-подростка. Справа была сторона Тсую. На полках, прибитых над кроватью, стояло несколько растений с длинными листьями. Рядом с ними были расставлены фотографии в одинаковых рамках: Токоями разглядел Тсую в школьной форме, а потом её же, но возрастом с Сатски. По полкам были также разбросаны красивые камни и ракушки. На комоде — общем, как подумалось Токоями, — стояло несколько шкатулок. И здесь у сестёр было всё разделено: на одной половине стояли духи в разноцветных склянках, баночка с резинками для волос. На другой стороне были большая, массивная резная шкатулка из дерева и прозрачный пузырёк с туалетной водой. Деньги, как и обещала Тсую, лежали в одном из отделов шкатулки. Токоями приоткрыл комод и увидел стопки футболок и белья. Следователь понимал, что долго проходить в том платье девушка не сможет, и потому, завернув первую попавшуюся пару белья в майку, он быстро положил свёрток в свой портфель. Ещё одной проблемой оставалась обувь: Тсую попала в его номер босиком, и до сих пор ходила так. Но красть домашние тапочки? Это было уже слишком для него. Токоями закрыл комод и замер, думая, что ему делать дальше. Половина Тсую выглядела ужасно пустой или казалась такой по сравнению с обилием побрякушек Сатски. У неё не было стола, стены на её половине украшались лишь календарём с фотографиями водопадов, на кровати были только одеяла и подушки. Не то чтобы Токоями часто бывал в комнатах девушек, но ему казалось, что они должны выглядеть более… жилыми. Нет, он точно что-то пропустил. Место, где человек спит, обычно может многое сказать о нём, начиная от предпочтений в музыке и книгах, заканчивая психологическим портретом. Однако у Токоями не было времени, чтобы анализировать личность Асуи Тсую. Пока всё, что выяснил о ней следователь — не без общения с ней самой — его знакомая была прямолинейной и очень спокойной девушкой, которая не была заинтересована в излишествах. Токоями зажмурился, пытаясь сосредоточиться. Ему нужно смотреть с трёх сторон: как следователю, как помогающему и как человеку, пытающемуся во всём разобраться самостоятельно. То, что тебе ответили молчанием, ещё не значит, что тебе не ответили. То, что сторона Асуи Тсую была пуста, не значит, что она не была полна где-то с другой стороны. Токоями заглянул под кровать, проверил комод на второе дно и тщательно осмотрел шкатулку. В небольшом книжном шкафчике, который также делился сёстрами между собой, он пролистал все книги, но не нашёл ничего, кроме высушенных цветов. Следователь прощупал цветочные горшки и разобрал рамки с фотографиями. И, наконец, нашёл. Зеркало, висящее над комодом, было не единственным в комнате. Да, оно первым бросалось в глаза и больше всего привлекало внимания, но… Под подушкой лежало карманное зеркальце. Оно легко легло в его ладонь, переливаясь чёрной матовой отделкой. Следователь, не думая, открыл его, и на него высыпался целый ворох обрезков бумаги с обожжёнными краями. На каждом из них было написано — одинаковым почерком — его имя. Фумикаге Токоями.